О том, как становятся двоечниками, или Как я докатился до такой жизни (часть 5).
Часть 1.
Часть 2.
Часть 3.
Часть 4.
После того, как где-то 26 января 1992 года на пересдаче я закрыл алгебру, начались мои последние свободные от долгов каникулы. Они пролетели, как почти всегда, незаметно и, скорее всего, совершенно бессмысленно: во всяком случае, ничем вообще не запомнились, кроме того, конечно, что были последними. Думается, я просто их, что называется, "просадил", причём, вполне возможно, что какими-нибудь важными и нужными делами, но, по всей вероятности, всё-таки бездельем под предлогом усталости и необходимости "полноценного" отдыха. Возможно, я занимался церковными делами (иногда я отдавался им на дни и недели) или читал, лёжа на кровати, что-то интересное (без сомнения, совсем не относящееся к математике), а, скорее всего, ездил по всем московским книжным -- это было тогда любимым занятием 19-летнего старого книжника (и фарисея, как, быть может, добавил бы какой-нибудь острослов и... не факт, что сильно бы промахнулся). Время наступило бедное, хотя совсем нельзя сказать, что наша семья бедствовала по-настоящему. Но ограничиваться приходилось во многом, и потому, имея проездной билет, я иногда объезжал все известные мне магазины, прежде чем покупал нужную (или не очень нужную, или даже совсем не нужную, но чем-то "зацепившую") книгу. Времени на это тратилось очень много, но мне нравилось копаться в книжных развалах, отбирать и приобретать книги, ставить их бережно на полку и любоваться ими (читал я тогда, хоть и много, но гораздо меньше, чем покупал книг). Так что время я не берёг. Не понимая, что именно оно -- главная ценность, особенно в том возрасте, в котором я находился. С другой стороны, совсем бессмысленная его трата -- например, хождение на лекции, на которых я ничего не понимал, -- стала мной восприниматься как серьёзная потеря. Не то, чтобы я совсем перестал на них ходить, но всё-таки перестал, почти перестал. Хотя иногда всё же захаживал туда -- то ли, чтобы "оценить обстановку" (что происходит? сильно ли я отстал? что надо учить, чтобы не отстать?), то ли просто по инерции -- раз уж был в университете, то почему бы не зайти? Причём, я вовсе не принимал решения, ходить или не ходить (как разумно делали многие мои однокурсники, намеренно не посещая иные предметы или же, напротив, столь же намеренно их посещая) -- всё шло как будто бы само собой. Просто теперь для меня каждый локальный выбор: пойти на непонятную и потому совершенно бесполезную лекцию или сделать какое-то другое, вполне понятное и казавшееся нужным, дело решался автоматически и однозначно в пользу последнего. И в голову не приходило, что и дело можно отложить, и лекцию вполне можно для себя сделать понятной (опыт-то был, с той же алгеброй семестром ранее, но отчего-то голос этого опыта в себе я, намеренно или нет, заглушал). А лекции-то, кстати, были хорошие...
***
4-й семестр начался семинаром по теории функций и функциональному анализу, который я пропустил по какой-то -- сейчас совершенно не могу вспомнить, какой именно, но казавшейся тогда очень важной, -- причине. Как следствие -- весь семестр я так и не смог "войти" в этот курс. Сейчас мне кажется по-грустному смешным и непонятным, как такое вообще могло произойти -- скорее всего, тут сработала мягкость преподавателей, никогда не отмечавших пропускающих и не интересовавшихся ими, а также отсутствие зачёта перед экзаменом, -- но я за весь семестр ни разу не открыл книги и не решил (даже не брался) ни одной задачи по этому курсу. Тем не менее, как выяснилось ближе к экзамену, что-то я по нему знал. Просто потому, что параллельно читался (кстати говоря, Я.Г.Синаем) курс теории вероятностей, в котором-то я и изучил некоторые, самые необходимые, главы теории меры и интеграла Лебега, по существу и составлявшие (в большей полноте, конечно) курс теории функций того же семестра. И вообще, теория вероятностей шла неплохо: имея к ней некоторое предубеждение и относясь к ней же с заметной опаской, как к не совсем чистой математике, я изначально решил ею ни в коем случае не пренебрегать, вследствие чего и изучил её первую часть относительно неплохо (для человека, не стремившегося никогда ею заниматься), и смог относительно хорошо сдать по ней экзамен. На нём, правда, был забавный эпизод: я где-то посредине ответа попросил экзаменатора (который одновременно был нашим преподавателем в группе и начальником 2-го курса) разрешения заглянуть в конспект, так как не мог вспомнить какую-то деталь. На что он, после выяснения, что именно я хочу подглядеть, не только дал разрешение, но и поставил, в конце концов, пятёрку, впервые при мне произнеся свою замечательную фразу, которую я от него потом слышал ещё два раза и которую сам иногда, став преподавателем, использую в требующей того ситуации: "Ну, вы как хотите, а по моим критериям это пятёрка".
Экзамен, снова письменный, по продолжению дифференциальных уравнений, сошёл на этот раз очень удачно, хотя я вновь ничего бы не знал, если бы экзамен оказался устным. Набрав 16 баллов из 20 возможных (то есть снова не решив одно задание из пяти) я получил пятёрку уже по "официальным" правилам (пятёрка начиналась именно с 16 баллов). Помню, впрочем, одну яркую и не очень приятную деталь: в одном из заданий требовалось, помимо решения задачки, привести определение устойчивости по Ляпунову, и у меня возникло навязчивое и неприятное желание это определение списать. Списать лишь из страха, что могу забыть какую-нибудь мелочь, вроде требования иксу не совпадать с икс-нулевым в определении предела функции, которая обнулит балл за это задание. Не могу вспомнить, поддался ли я соблазну (скорее всего, нет, так как списывать строго запретили и следили за пытавшимися), но само гадкое ощущение не проходило долго после экзамена, да и сидит в памяти и сейчас. Однако на следующий день (или, впрочем, через несколько дней, когда пришли результаты экзамена и проставлялись оценки) оно выветрилось, отдав место эйфории: ух-ты, я так плохо (а я вполне сознавал, что плохо) учился, но уже две пятёрки. Неужели оставшиеся три экзамена не удастся сдать так же хорошо?!!
... Не удалось. Причём, это стало ясно сразу, как только я попытался начать готовиться к теории функций. Вмиг стало понятно, что всё это мне не выучить за оставшиеся до экзамена дни. И тогда я совершил две очень большие ошибки, одна из которых доставляет мне, пожалуй, самые печальные и неприятные воспоминания за все прошедшие с рождения годы. О первой из этих ошибок, впрочем, я уже говорил: она происходила от неумения верно расставлять приоритеты. Вместо того, чтобы начать методично готовиться, пусть и разобрав к экзамену лишь десятую долю вопросов, я стал, понимая, что всего не успею, делать что угодно, но не заниматься теорией функций. В итоге те два или три дня, что у меня были, прошли совсем впустую и, придя на экзамен, я решил... что просто не пойду на него. Мне было очень стыдно показываться преподавателю в таком состоянии, пусть он меня не знал и не помнил и вообще на меня (как на хорошего студента) не рассчитывал. Это, как мне кажется, был всё-таки хороший стыд (в отличие от описанного в прошлой записи "пижонского"). Более того, я вполне чётко рассчитал, что успею подготовиться к пересдаче, если не к июньской, то уж к августовской точно, так что, сообщив ребятам, что не приду (где-то на подсознательном уровне я понимал, что это надо сделать -- чтобы они передали экзаменатору, что меня ждать не нужно), поехал домой. Собственно, вторая, самая неприятная и печальная моя ошибка состояла не в этом, не в том, что я на экзамен не пошёл -- она состояла в том, что я честно рассказал, вернувшись домой, родителям, что не пошёл на него и почему это сделал. Тут нужно сказать, что до того момента, я никогда не обманывал родителей и доверял им всегда и во всём, и во мне даже намёка на мысль сказать им, что, скажем, я просто получил двойку, не было... Несмотря на то, что, в общем, это было правдой (неявка по неуважительной причине официально приравнивалась к двойке, да и, приди я на экзамен, двойки мне было не избежать). Но я сказал всю правду и... тут же об этом пожалел. ...Так мама не кричала на меня никогда (ни до, ни после этого случая), папа тоже был невероятно рассержен. Я было пытался что-то объяснить, но... куда там: меня никто не слушал. Всё время "разговора" во мне боролись два противоположных чувства: глубокой обиды (серьёзно обижаются ведь только на самых близких людей, на их непонимание) и желания как угодно, каким угодно способом, это остановить. Второе чувство было сильнее, и я потому сразу сдался, ни секунды не споря, когда родители решили, что сейчас папа меня отвезёт обратно и, быть может, я ещё успею взять билет. Пробок в те годы в Москве не было, и мы докатили на нашей ещё не такой старой "шестёрке" до университета не больше, чем за полчаса, вместе со всеми недолгими сборами и походом в гараж (обычно у меня на дорогу уходило несколько меньше часа). Я действительно застал в аудитории своего преподавателя, который собирал билеты и заполнял ведомость. Извинившись перед ним и не найдя ничего лучше, чем рассказать всю историю с самого начала, я попросил его принять у меня экзамен, "потому что этого... то есть, того, чтобы я хотя бы сдавал.... требуют мои родители, но я почти ничего не знаю, простите, пожалуйста; я бы не приходил, но... то есть я и не приходил, но..." -- и история уже готова была пойти по второму кругу. Он предложил мне вытянуть билет, которого, конечно, я не знал, после чего спросил меня, знаю ли я хоть что-нибудь. Я сказал, что знаю определение меры, измеримой функции, могу построить интеграл Лебега, после чего, по его заданию, проделал указанное построение и, не могу сказать, что очень сильно удивляясь, получил в зачётку тройку. До сих пор вспоминаю этого преподавателя с огромной благодарностью, хотя ни разу с ним после не сталкивался (разве что в коридорах случайно) и, увы, не помню, как его зовут (хотя знаю, как узнать, и несколько раз узнавал, но потом всякий раз почему-то снова быстро забывал), он тогда погасил очень серьёзное пламя и, вместе, многому меня научил, правда, не совсем в математике... А с родителями, конечно, всё поправилось в тот же день, но... какое-то детское доверие ушло с того дня навсегда, и после я уже всегда очень серьёзно обдумывал всё, что собираюсь им рассказать. Конечно, они остались самыми лучшими друзьями и советчиками, самыми любимыми и дорогими людьми (к слову, любовь и дружба проверяются ровно тем, насколько много мы можем простить любимому и другу; вот только, конечно, никому и никогда не следует устраивать намеренно своим друзьям и любимым такие проверки), но... именно тот день, пожалуй, я считаю окончательным концом своего детства.
***
На оставшиеся два экзамена я, конечно, пришёл. На матанализе "мой" преподаватель в ответ на моё: "Извините, Евгений Николаевич, я ничего не знаю, не подготовился. Поставьте мне двойку, пожалуйста, а я приду на пересдачу, хоть немного готовый," -- сказал после нескольких простеньких вопросов: "Ну, что с вами делать? -- Вы совсем не хотите отвечать," -- и поставил двойку. К пересдаче я был тоже не готов, но всё-таки что-то разобрать успел. В итоге лектор, С.Б.Стечкин, долго спрашивавший меня, наконец, резюмировал: "Вы вынуждаете меня поставить вам "три"," -- имея в виду, что собирался поставить больше (он помнил меня по лекциям). История же со сдачей продолжения комплексного анализа заслуживает, пожалуй, отдельного рассказа и, быть может, я его когда-нибудь решусь написать, однако сейчас она... слишком длинна для того, чтобы включать её в и так начинающее слишком затягиваться повествование. Скажу коротко: на основном экзамене я пошёл сдавать первым, чтобы не мучить ни себя, ни преподавателей, и быстро получил двойку. А к пересдаче 31 августа успел подготовить значительную часть курса, так что, неожиданно для себя, получил даже пятёрку.
Казалось бы, полученные жизненные уроки должны были заставить меня изменить отношение к занятиям. Но, увы, этого не произошло, и мне предстоял самый ужасный год за все учебные годы...
Часть 2.
Часть 3.
Часть 4.
После того, как где-то 26 января 1992 года на пересдаче я закрыл алгебру, начались мои последние свободные от долгов каникулы. Они пролетели, как почти всегда, незаметно и, скорее всего, совершенно бессмысленно: во всяком случае, ничем вообще не запомнились, кроме того, конечно, что были последними. Думается, я просто их, что называется, "просадил", причём, вполне возможно, что какими-нибудь важными и нужными делами, но, по всей вероятности, всё-таки бездельем под предлогом усталости и необходимости "полноценного" отдыха. Возможно, я занимался церковными делами (иногда я отдавался им на дни и недели) или читал, лёжа на кровати, что-то интересное (без сомнения, совсем не относящееся к математике), а, скорее всего, ездил по всем московским книжным -- это было тогда любимым занятием 19-летнего старого книжника (и фарисея, как, быть может, добавил бы какой-нибудь острослов и... не факт, что сильно бы промахнулся). Время наступило бедное, хотя совсем нельзя сказать, что наша семья бедствовала по-настоящему. Но ограничиваться приходилось во многом, и потому, имея проездной билет, я иногда объезжал все известные мне магазины, прежде чем покупал нужную (или не очень нужную, или даже совсем не нужную, но чем-то "зацепившую") книгу. Времени на это тратилось очень много, но мне нравилось копаться в книжных развалах, отбирать и приобретать книги, ставить их бережно на полку и любоваться ими (читал я тогда, хоть и много, но гораздо меньше, чем покупал книг). Так что время я не берёг. Не понимая, что именно оно -- главная ценность, особенно в том возрасте, в котором я находился. С другой стороны, совсем бессмысленная его трата -- например, хождение на лекции, на которых я ничего не понимал, -- стала мной восприниматься как серьёзная потеря. Не то, чтобы я совсем перестал на них ходить, но всё-таки перестал, почти перестал. Хотя иногда всё же захаживал туда -- то ли, чтобы "оценить обстановку" (что происходит? сильно ли я отстал? что надо учить, чтобы не отстать?), то ли просто по инерции -- раз уж был в университете, то почему бы не зайти? Причём, я вовсе не принимал решения, ходить или не ходить (как разумно делали многие мои однокурсники, намеренно не посещая иные предметы или же, напротив, столь же намеренно их посещая) -- всё шло как будто бы само собой. Просто теперь для меня каждый локальный выбор: пойти на непонятную и потому совершенно бесполезную лекцию или сделать какое-то другое, вполне понятное и казавшееся нужным, дело решался автоматически и однозначно в пользу последнего. И в голову не приходило, что и дело можно отложить, и лекцию вполне можно для себя сделать понятной (опыт-то был, с той же алгеброй семестром ранее, но отчего-то голос этого опыта в себе я, намеренно или нет, заглушал). А лекции-то, кстати, были хорошие...
***
4-й семестр начался семинаром по теории функций и функциональному анализу, который я пропустил по какой-то -- сейчас совершенно не могу вспомнить, какой именно, но казавшейся тогда очень важной, -- причине. Как следствие -- весь семестр я так и не смог "войти" в этот курс. Сейчас мне кажется по-грустному смешным и непонятным, как такое вообще могло произойти -- скорее всего, тут сработала мягкость преподавателей, никогда не отмечавших пропускающих и не интересовавшихся ими, а также отсутствие зачёта перед экзаменом, -- но я за весь семестр ни разу не открыл книги и не решил (даже не брался) ни одной задачи по этому курсу. Тем не менее, как выяснилось ближе к экзамену, что-то я по нему знал. Просто потому, что параллельно читался (кстати говоря, Я.Г.Синаем) курс теории вероятностей, в котором-то я и изучил некоторые, самые необходимые, главы теории меры и интеграла Лебега, по существу и составлявшие (в большей полноте, конечно) курс теории функций того же семестра. И вообще, теория вероятностей шла неплохо: имея к ней некоторое предубеждение и относясь к ней же с заметной опаской, как к не совсем чистой математике, я изначально решил ею ни в коем случае не пренебрегать, вследствие чего и изучил её первую часть относительно неплохо (для человека, не стремившегося никогда ею заниматься), и смог относительно хорошо сдать по ней экзамен. На нём, правда, был забавный эпизод: я где-то посредине ответа попросил экзаменатора (который одновременно был нашим преподавателем в группе и начальником 2-го курса) разрешения заглянуть в конспект, так как не мог вспомнить какую-то деталь. На что он, после выяснения, что именно я хочу подглядеть, не только дал разрешение, но и поставил, в конце концов, пятёрку, впервые при мне произнеся свою замечательную фразу, которую я от него потом слышал ещё два раза и которую сам иногда, став преподавателем, использую в требующей того ситуации: "Ну, вы как хотите, а по моим критериям это пятёрка".
Экзамен, снова письменный, по продолжению дифференциальных уравнений, сошёл на этот раз очень удачно, хотя я вновь ничего бы не знал, если бы экзамен оказался устным. Набрав 16 баллов из 20 возможных (то есть снова не решив одно задание из пяти) я получил пятёрку уже по "официальным" правилам (пятёрка начиналась именно с 16 баллов). Помню, впрочем, одну яркую и не очень приятную деталь: в одном из заданий требовалось, помимо решения задачки, привести определение устойчивости по Ляпунову, и у меня возникло навязчивое и неприятное желание это определение списать. Списать лишь из страха, что могу забыть какую-нибудь мелочь, вроде требования иксу не совпадать с икс-нулевым в определении предела функции, которая обнулит балл за это задание. Не могу вспомнить, поддался ли я соблазну (скорее всего, нет, так как списывать строго запретили и следили за пытавшимися), но само гадкое ощущение не проходило долго после экзамена, да и сидит в памяти и сейчас. Однако на следующий день (или, впрочем, через несколько дней, когда пришли результаты экзамена и проставлялись оценки) оно выветрилось, отдав место эйфории: ух-ты, я так плохо (а я вполне сознавал, что плохо) учился, но уже две пятёрки. Неужели оставшиеся три экзамена не удастся сдать так же хорошо?!!
... Не удалось. Причём, это стало ясно сразу, как только я попытался начать готовиться к теории функций. Вмиг стало понятно, что всё это мне не выучить за оставшиеся до экзамена дни. И тогда я совершил две очень большие ошибки, одна из которых доставляет мне, пожалуй, самые печальные и неприятные воспоминания за все прошедшие с рождения годы. О первой из этих ошибок, впрочем, я уже говорил: она происходила от неумения верно расставлять приоритеты. Вместо того, чтобы начать методично готовиться, пусть и разобрав к экзамену лишь десятую долю вопросов, я стал, понимая, что всего не успею, делать что угодно, но не заниматься теорией функций. В итоге те два или три дня, что у меня были, прошли совсем впустую и, придя на экзамен, я решил... что просто не пойду на него. Мне было очень стыдно показываться преподавателю в таком состоянии, пусть он меня не знал и не помнил и вообще на меня (как на хорошего студента) не рассчитывал. Это, как мне кажется, был всё-таки хороший стыд (в отличие от описанного в прошлой записи "пижонского"). Более того, я вполне чётко рассчитал, что успею подготовиться к пересдаче, если не к июньской, то уж к августовской точно, так что, сообщив ребятам, что не приду (где-то на подсознательном уровне я понимал, что это надо сделать -- чтобы они передали экзаменатору, что меня ждать не нужно), поехал домой. Собственно, вторая, самая неприятная и печальная моя ошибка состояла не в этом, не в том, что я на экзамен не пошёл -- она состояла в том, что я честно рассказал, вернувшись домой, родителям, что не пошёл на него и почему это сделал. Тут нужно сказать, что до того момента, я никогда не обманывал родителей и доверял им всегда и во всём, и во мне даже намёка на мысль сказать им, что, скажем, я просто получил двойку, не было... Несмотря на то, что, в общем, это было правдой (неявка по неуважительной причине официально приравнивалась к двойке, да и, приди я на экзамен, двойки мне было не избежать). Но я сказал всю правду и... тут же об этом пожалел. ...Так мама не кричала на меня никогда (ни до, ни после этого случая), папа тоже был невероятно рассержен. Я было пытался что-то объяснить, но... куда там: меня никто не слушал. Всё время "разговора" во мне боролись два противоположных чувства: глубокой обиды (серьёзно обижаются ведь только на самых близких людей, на их непонимание) и желания как угодно, каким угодно способом, это остановить. Второе чувство было сильнее, и я потому сразу сдался, ни секунды не споря, когда родители решили, что сейчас папа меня отвезёт обратно и, быть может, я ещё успею взять билет. Пробок в те годы в Москве не было, и мы докатили на нашей ещё не такой старой "шестёрке" до университета не больше, чем за полчаса, вместе со всеми недолгими сборами и походом в гараж (обычно у меня на дорогу уходило несколько меньше часа). Я действительно застал в аудитории своего преподавателя, который собирал билеты и заполнял ведомость. Извинившись перед ним и не найдя ничего лучше, чем рассказать всю историю с самого начала, я попросил его принять у меня экзамен, "потому что этого... то есть, того, чтобы я хотя бы сдавал.... требуют мои родители, но я почти ничего не знаю, простите, пожалуйста; я бы не приходил, но... то есть я и не приходил, но..." -- и история уже готова была пойти по второму кругу. Он предложил мне вытянуть билет, которого, конечно, я не знал, после чего спросил меня, знаю ли я хоть что-нибудь. Я сказал, что знаю определение меры, измеримой функции, могу построить интеграл Лебега, после чего, по его заданию, проделал указанное построение и, не могу сказать, что очень сильно удивляясь, получил в зачётку тройку. До сих пор вспоминаю этого преподавателя с огромной благодарностью, хотя ни разу с ним после не сталкивался (разве что в коридорах случайно) и, увы, не помню, как его зовут (хотя знаю, как узнать, и несколько раз узнавал, но потом всякий раз почему-то снова быстро забывал), он тогда погасил очень серьёзное пламя и, вместе, многому меня научил, правда, не совсем в математике... А с родителями, конечно, всё поправилось в тот же день, но... какое-то детское доверие ушло с того дня навсегда, и после я уже всегда очень серьёзно обдумывал всё, что собираюсь им рассказать. Конечно, они остались самыми лучшими друзьями и советчиками, самыми любимыми и дорогими людьми (к слову, любовь и дружба проверяются ровно тем, насколько много мы можем простить любимому и другу; вот только, конечно, никому и никогда не следует устраивать намеренно своим друзьям и любимым такие проверки), но... именно тот день, пожалуй, я считаю окончательным концом своего детства.
***
На оставшиеся два экзамена я, конечно, пришёл. На матанализе "мой" преподаватель в ответ на моё: "Извините, Евгений Николаевич, я ничего не знаю, не подготовился. Поставьте мне двойку, пожалуйста, а я приду на пересдачу, хоть немного готовый," -- сказал после нескольких простеньких вопросов: "Ну, что с вами делать? -- Вы совсем не хотите отвечать," -- и поставил двойку. К пересдаче я был тоже не готов, но всё-таки что-то разобрать успел. В итоге лектор, С.Б.Стечкин, долго спрашивавший меня, наконец, резюмировал: "Вы вынуждаете меня поставить вам "три"," -- имея в виду, что собирался поставить больше (он помнил меня по лекциям). История же со сдачей продолжения комплексного анализа заслуживает, пожалуй, отдельного рассказа и, быть может, я его когда-нибудь решусь написать, однако сейчас она... слишком длинна для того, чтобы включать её в и так начинающее слишком затягиваться повествование. Скажу коротко: на основном экзамене я пошёл сдавать первым, чтобы не мучить ни себя, ни преподавателей, и быстро получил двойку. А к пересдаче 31 августа успел подготовить значительную часть курса, так что, неожиданно для себя, получил даже пятёрку.
Казалось бы, полученные жизненные уроки должны были заставить меня изменить отношение к занятиям. Но, увы, этого не произошло, и мне предстоял самый ужасный год за все учебные годы...