Природа религиозного чувства (окончание)
Иерей Георгий Чистяков
Мирча Элиаде подчеркивает, что между элементарной иерофанией, то есть явлением божественного, например, проявлением священного в каком-нибудь объекте - камне или дереве, - и иерофанией высшего порядка, какой является для христианина воплощение
Бога в Иисусе, есть очевидная связь преемственности: и в том и в другом случае речь идет о таинственном акте проявления чего-то потустороннего, какой-то реальности, не принадлежащей нашему, видимому, миру в предметах и событиях, составляющих неотъемлемую часть нашего естественного мира, то есть в мирском.
На II Ватиканском соборе в 1965 году была принята декларация под названием «Nostra aetate» - «В наше время». Это документ, посвященный нехристианским религиям, в котором отцы II Ватиканского собора говорят, что «от самых древних времен по сей день существует у различных народов некое ощущение той таинственной силы, которая присутствует в ходе вещей и в событиях человеческой жизни». Это ощущение той таинственной силы, что присутствует в жизни, -это и есть как раз та вызывающая трепет тайна, mysterium tremendum, о которой говорили Рудольф Отто и его последователи: «некое ощущение той таинственной силы, что присутствует в ходе вещей».
Не случайно в этом кратком тексте такой блестящий стилист, каким был Алексей Федорович Лосев, два раза употребляет слово «только». Оно звучит здесь подобно колоколу. Молитва - это не повторение, пусть даже благоговейное, каких-то определенных слов, это прямой, если так можно сказать, выход на Бога. И для мистика ясно, что никакая вера невозможна без ощущения Божьего присутствия, ибо только это ощущение, а не какие-то, пусть даже самые возвышенные, доводы разума, делает нас верующими.
Вспоминается знаменитый епископ Жак Боссюэ, который ввел в оборот слово «фанатик». Для него-то как раз христианство было высокой моралью и призывом к высокой жизни, а в каждом, кто воспринимал Бога как живую действующую в нас и в мире силу, он видел непросвещенного фанатика. Поэтому можно сказать, что уже в XVII веке в Европе начинает складываться рациональное христианство, которое оперировало именно моральными и умственными установками и как бы отметало ту живую силу Бога, которая есть в мире, и то живое Божье присутствие, которым жив человек и которое ощущает человек как тайну, приводящую в трепет и завораживающую, как присутствие тайной и зачастую непостижимой силы.
Порою приходится читать в записках людей нашего времени, которые были воспитаны в атеистической среде и никогда ничего не слышали о Боге, как они переживали восторг от ощущения Божьего присутствия, не зная, что это такое и не понимая, к чему они неожиданно прикоснулись и чего коснуться дала им жизнь. Эти переживания неверующих и воспитанных вне Бога людей, живые переживания Божьего присутствия блестяще и полностью опровергают одну из основных установок советского атеизма, которая гласила, что чувствовать Бога, думать о Боге и ощущать Божественное может только тот, кто таким образом воспитан, кто нацелен на переживание Божественного воспитанием, родителями, темной и малограмотной бабкой или установками школы и буржуазного общества, в котором он живет.
Нет, оказывается, что религиозное чувство посещает человека вне зависимости от того, как и в каких установках он воспитан, вне зависимости от того, каков его культурный уровень, и вне зависимости от того, к какой именно культуре в плане национальном он принадлежит. Это абсолютно живое чувство, которое посещает человека в лучшие мгновения его жизни, совершенно независимо от того, что мы пережили раньше и как мы были к этому переживанию Бога подготовлены или, вернее, не подготовлены.
Действительно, сердце знает свои резоны, которых не знает разум, - как говорил Паскаль. Действительно, сердцем мы можем почувствовать без всякой подготовки и абсолютно неожиданно то, что никогда не усвоим ни из какого учебника и никогда не выучим ни по каким книгам, как бы прекрасны и как бы глубоки они ни были.
По окончании лекции о. Георгий ответил на вопросы слушателей:
- Вопрос, может быть, немного не по теме выступления: складывается такое впечатление, что любой вид мистического опыта позитивен. Но, скажем, мистика Блаватской, Штейнера, Гурджиева, наверное, все-таки имеет какой-то другой знак?
- Очень важно, что названные три имени здесь прозвучали. Потому что эти авторы до предела рациональны. Я бы сказал, что в случае с ними мы имеем дело не столько действительно с мистическим опытом, сколько, если так можно выразиться, с мистическим дискурсом. Они размышляют на тему мистики, мистических переживаний - но оставаясь при этом до предела рациональными и строя систему.
Все-таки настоящие мистики - как Нил Сорский или Симеон Новый Богослов, как Франциск или Анжела из Фолиньо - никогда не строят систему. Они всегда очень просто и, как правило, очень коряво и малопонятно говорят о своем опыте и пытаются быть только свидетелями того, что пережили, но ни в коем случае не учителями, не наставниками, не теоретиками, не создателями систем. Наверное, в этом и заключается коренная разница.
- Если не посещает человека ощущение Бога, то как быть?
Мы уже говорили сегодня о том, что это чувство - чувство Бога - вызвать в себе невозможно. Наверное, это значит, что этот опыт еще впереди. Люди зачастую признаются, что переживали это чувство один или два раза в жизни в течение нескольких мгновений. Но эти мгновенья были настолько яркими, что потом ими можно было жить годами. Так же, как, наверное, не всегда переживал чувство Божьего присутствия и апостол Павел. Но то, что им было пережито на дороге в Дамаск, было настолько ярким, настолько запечатлевшимся во всем его существе - не только в памяти, не только в сознании, но во всем его «я», во всей его личности, - что он уже мог жить дальше, как бы раскручивая жизнь из этого особенного мгновения. Вообще-то, если мы задумаемся, - наверное, в жизни практически каждого из нас были эти мгновения посещения Божьего и ощущения Божьей близости. Но только иногда бывает так, что человек об этом почему-то забывает, это почему-то выпадает из памяти. Все-таки предательская вещь - наша память...
- Может ли человеку что-нибудь помешать почувствовать Божье Присутствие?
- Я уже практически ответил на этот вопрос: наше рациональное может нам помешать, иногда даже наши религиозные убеждения и установки нам могут помешать - когда нам кажется, что такого быть не может и такого быть не должно. Поэтому опыт показывает, что по-настоящему глубоко переживают близость Божью либо люди очень простые, очень некнижные, либо люди, которые умеют обратиться и стать как дети - как святой Франциск; люди, которые умеют как-то полностью раскрыться и отказаться от неких умственных, рациональных установок для того, чтобы дать сердцу чувствовать. Потому сердце человеческое очень часто бывает заперто этой темницей разумности, темницей целесообразности, темницей тех или иных установок.
- Я с Вами согласна во всем, но меня мучит один вопрос. Правильно ли я Вас поняла, что христианство - не единственный путь к Богу, хотя в Евангелии от Иоанна написано, что «никто не приходит к Отцу, как только через Меня»? Мне кажется, что многие религии касаются Бога, касаются Его тайны, но они дают узкий путь. Иначе жертва Христа обесценивается. Меня как христианку это очень волнует. У меня есть друзья: буддисты, мусульмане, - я сама пришла из мусульманского мира. Моя мама имела этот опыт: у нас в Баку не было Евангелия, у нас не было ничего - она пришла к Богу один на один, в квартире, и молилась часами, и говорила: «У тебя все будет хорошо, потому что я пришла к Богу, я Его чувствую». Я понимаю: у нас не было Евангелия, у нее была безвыходная ситуация, и Бог так коснулся ее сердца. Но когда сейчас на каждом перекрестке мы можем купить эту книгу, можем коснуться тайны... Я, наверное, очень многосложно объясняюсь, но ответьте мне, пожалуйста: христианство - единственный верный путь к Богу? Настоящее, живое, истинное христианство, не религия, а путь жизни? Или есть другие пути?
- Я думаю, мы должны говорить о том, что для нас христианство - это единственный путь к Богу. И наверное, многие из нас ощущают, что вне Евангелия и вне нашего личного опыта встречи со Христом для нас религиозность невозможна. Но это не значит, что она так же невозможна и для других. А кто больше или меньше приблизился к Богу - приборов, чтобы определить это, конечно же, не существует. Еще Данте очень ясно сказал об этом (а до него кто-то из итальянских писателей XII века-в более общей форме), что, конечно, когда человек живет в какой-то далекой стране, такой, например, как Индия, живет, соблюдая Божьи заповеди, но не зная ничего о Христе, - он может спастись и приблизиться к Богу, потому что ему не от кого было узнать о Христе. Сегодня, конечно, ситуация иная.
Но для того чтобы почувствовать Иисуса, недостаточно прочитать Евангелие. Однажды мне пришлось столкнуться с одним ученым-историком, блестящим специалистом по истории ранней Церкви. Под конец нашей встречи я решился задать ему вопрос: лютеранин он или католик? Оказалось, что он - неверующий человек, который любит эту тему, которого привлекает история ранней Церкви. Оказывается, можно даже быть глубоким специалистом, но при этом не быть задетым чем-то глубоко личным, что делает человека верующим. Поэтому кто-то из нас приходит к Богу какими-то иными путями, а уж каковы они, эти пути: сложные, непрямые, доводят ли они до конца, - об этом, конечно, не нам судить. Как мы можем судить, скажем, такого человека, как Ганди? Нам всем надо расти и расти, чтобы достигнуть такого уровня, на котором находился этот человек…
Начало здесь.
25 ноября 2003