Картошка! Сколько в этом слове...
Картошка!
Даже не жившие в советские времена, но смотревшие советские фильмы, должные помнить, что слово "картошка" тогда было многогранным и многопонятийным. Картошка была не только вторым хлебом, не только пунктом в отчётах о посевных площадях и перевыполнении плана, определяемого ёмкой единицей "центнер на гектар", не только объектом экспорта и импорта. Картошка была и средством трудового воспитания, которому подлежали студенты училищ и вузов, бездельники из НИИ, КБ, итээровские тунеядцы и всякие прочие граждане, густо расселившиеся на 1/6 части суши.
Надо отдать должное нашим тогдашним хозяйственникам, они не могли доверить столь важное дело людям неподготовленным, поэтому помимо выезда в поле существовали ещё и овощебазы. Например, на картошку в совхоз нас, студентов, отправили на месяц только в начале 4 курса, но подготовительная работа к этому выезду велась все три предыдущих года.
Она заключалась в регулярных экскурсиях на овощебазу. Так сказать, на подготовительные курсы по правильному обращению с картошкой перед глобальным знакомством с данной сельхозкультурой в местах её естественного обитания.
Помимо знакомства с картошкой и способами её хранения, на овощебазе мы общались с другими культурами, требовавшими сортировки, но почему-то это были культуры исключительно произраставшие плодами в земле - морковью, редькой, свёклой. К яблокам и прочим апельсинам нас не допускали. По всей видимости, любовь к труду на земле должна была прививаться при непосредственном контакте с землёй и из земли же и выходить. А райские кущи с зарослями сочных плодов доставались тем, кто уже обладал настоящей трудовой закалкой и соответствующим уровнем политический и боевой подготовки.
Стоит ли говорить, что кроме плодов земных мы приобщались и к соли земли - труженикам овощебазы. Так укреплялся союз работников умственного и физического труда.
Креп и мужал, мужал и креп.
А укреплять его лично я начала аккурат на третьем месяце учёбы в институте.
Уж и не помню, кто явился обрадовать нас сообщением о первом визите на овощебазу - сам ли декан, или кто-то из методистов, а может, это был Арзамасцев, наш потоковый комсорг, пришедший на первый курс после армии уже в кандидатах в члены партии. Но объявлено это было перед всем потоком и обсуждению, конечно, не подлежало. Нужно было явиться в воскресенье в рабочей форме одежды, имея с собой перчатки, и чтобы на ногах была правильная обувь - овощебаза вам не бальный зал.
И мы явились. Собрались у метро и поехали.
Приехали, вышли из метро, потом поехали на автобусе, потом чапали по грязи пешком, наконец пришли. Прошли через проходную - всё как положено на режимном предприятии. Правда, перед самой проходной нас предупредили, чтобы мы не пытались что-либо унести с овощебазы - видимо, это было в порядке вещей. Впрочем, вряд ли кому пришло бы это в голову. Всё-таки в первый раз, и обстановка неясна, и надо разведать, что есть и стоит ли брать.
Как только мы зашли на огромную территорию с здоровенными ангарами, нам тут же предложили разделиться на бригады по пять человек и разойтись по этим самым ангарам.
Методистка из деканата, сопровождавшая нас на базу, скомандовала:"Работаем ровно до шести вечера, после чего можете быть свободны!" - и растворилась в дверях местной администрации.
Мы разделились, конечно, по группам - кто с кем учился, с тем на трудовой фронт и пошёл, - и приступили к выполнению задания.
Наше с девчонками место оказалось между штабелями из сложенных мешков с картошкой. Это было некое подобие перегородок высотою метра в полтора, ограничивающие кусок ледяного бетонного пола, на котором высилась гора картошки. Задание было простым: сортировать эту картошку на годную и негодную. Негодную надо было кидать в одну тачку, а годную в другую, после заполнения которых, местные грузчики, их было двое, откатывали тачки и высыпали содержимое в кучи - одна куча из картошки годной, а другая куча из гнилой и резаной. Та куча, в которую попадала картошка годная, горделиво называлась буртом. Куча с гнильём была безымянной и из-под неё текли ручейки вонючей жижи.
Поскольку картошка гнила в этой куче вечно, запах в ангаре был сильный и своеобразный, почище, чем в анатомичке.
Мы пристроились внутри нашего "офиса" и приступили к облагораживающему труду. Но вскоре ноги наши заледенели, носы посинели, а окоченевшие пальцы перестали гнуться.
Один из грузчиков, увидев наши приплясывания вокруг горы картошки, притащил нам паллеты. Но и на этих деревянных подставках теплее не стало. Куча картошки при этом почему-то не уменьшалась, а время тянулось безумно медленно.
Пока мы ковырялись с картошкой, местный рабочий класс постоянно куда-то отлучался. В какой-то момент нам показалось, что в ангаре остались только мы, такая была в нём тишина и слышно было только наше пыхтение над картофельной кучей. Пару раз мы выходили из ангара на улицу погреться и опять возвращались в ледяное хранилище. Нам, добросовестным идиоткам, и в голову не могло прийти свалить с овощебазы домой. Тем временем тачки наши наполнились, а грузчики так и не появились. Тогда мы сами откатили эти здоровые тачки, кое-как вывалив из них картошку. И опять принялись за перекладывание из пустого в порожнее. Когда тачки очередной раз оказались полны, появились грузчики. Они встали в стороне, скептически гладя на плоды наших трудов.
- Ну, не пора ли перекур устроить? - спросил один из них.
- А можно? - наивно спросили мы.
- Нужно! - ответили грузчики
На этих словах доблестный труд закончился и началась смычка города с деревней рабочего класса с представителями будущей интеллигенции. Широким жестом мы были приглашены в угол ангара, где за высокой стеной из мешков был накрыт импровизированный банкетный стол - на деревянном ящике, аккуратно застеленном газетой, центральное место композиции занимали бутылка водки и два гранёных стакана, а вокруг сего великолепия в живописном беспорядке были разложены куски чёрного хлеба, яблоки, видимо, из райских кущ, солёные огурцы, помидоры, которых не было в магазинах, и ещё что-то растительного происхождения - всё-таки мы были на овощебазе, а не в мясном цеху, поэтому ассортимент закуски был соответствующим.
Мы скромно стояли при входе в "кабинеты", не зная, как тут положено отмечать первый трудовой подвиг.
Грузчики тем временем скинули насколько мешков с картошкой на пол, побросали поверх них телогрейки и предложили дамам занять места в партере. Вскоре появилась, как из воздуха, маленькая закопчённая кастрюлька с горячей варёной картошкой и празднование смычки перешло на новый виток, так как с кастрюлькой материализовалась ещё одна бутылка.
Наличие только двух стаканов смущало лишь в самом начале. Водка наливалась на глоток, и её требовалось выпить немедленно и передать стакан разливающему, так как остальные ждали своей очереди.
Первый глоток на холодный и голодный желудок был обжигающе острым. Водочное тепло быстро бежало по венам, согревая окоченевшие руки и ноги. Вдогонку водке отправлялась закуска.
И пока варёная картошка с яблоками и огурцами укладывались в желудке, опять подходила очередь водочного глотка. Стаканы быстро наполнялись, быстро передавались. Негоже было задерживать стакан, когда на тебя внимательно смотрят хозяева - свою порцию они выпивали последними. Тост на этой вечеринке был всего один и в начале: "за знакомство". Дальше пили по-деловому и без тостов.
Когда откуда-то появилась третья бутылка, уже очень тёплые "дамы" поняли, что вечеринку пора заканчивать. В противном случае им грозило обернуться тыквами, а кавалерам жабами.
Под благовидным предлогом мы вывалились из ангара и стараясь идти ровно, переправились через проходную. Сразу за проходной на нас напал смех. Мы смеялись до колик в животе, до икоты.
Как добрались до метро, не помню. Ехали в вагоне пьяные, грязные, и почему-то погрустневшие. То ли стыд накатил, то ли начали потихоньку трезветь.
Но стыдиться, как оказалось, особенно не стоило. Уже в понедельник все, не свинтившие с овощебазы во главе с Арзамасцевым сразу после ухода сопровождавшей нас методистки, поделились впечатлениями, на основании которых появилось предположение о неких традициях работников подшефной овощебазы и был сделан только один вывод: картошки без водки не бывает!
Даже не жившие в советские времена, но смотревшие советские фильмы, должные помнить, что слово "картошка" тогда было многогранным и многопонятийным. Картошка была не только вторым хлебом, не только пунктом в отчётах о посевных площадях и перевыполнении плана, определяемого ёмкой единицей "центнер на гектар", не только объектом экспорта и импорта. Картошка была и средством трудового воспитания, которому подлежали студенты училищ и вузов, бездельники из НИИ, КБ, итээровские тунеядцы и всякие прочие граждане, густо расселившиеся на 1/6 части суши.
Надо отдать должное нашим тогдашним хозяйственникам, они не могли доверить столь важное дело людям неподготовленным, поэтому помимо выезда в поле существовали ещё и овощебазы. Например, на картошку в совхоз нас, студентов, отправили на месяц только в начале 4 курса, но подготовительная работа к этому выезду велась все три предыдущих года.
Она заключалась в регулярных экскурсиях на овощебазу. Так сказать, на подготовительные курсы по правильному обращению с картошкой перед глобальным знакомством с данной сельхозкультурой в местах её естественного обитания.
Помимо знакомства с картошкой и способами её хранения, на овощебазе мы общались с другими культурами, требовавшими сортировки, но почему-то это были культуры исключительно произраставшие плодами в земле - морковью, редькой, свёклой. К яблокам и прочим апельсинам нас не допускали. По всей видимости, любовь к труду на земле должна была прививаться при непосредственном контакте с землёй и из земли же и выходить. А райские кущи с зарослями сочных плодов доставались тем, кто уже обладал настоящей трудовой закалкой и соответствующим уровнем политический и боевой подготовки.
Стоит ли говорить, что кроме плодов земных мы приобщались и к соли земли - труженикам овощебазы. Так укреплялся союз работников умственного и физического труда.
Креп и мужал, мужал и креп.
А укреплять его лично я начала аккурат на третьем месяце учёбы в институте.
Уж и не помню, кто явился обрадовать нас сообщением о первом визите на овощебазу - сам ли декан, или кто-то из методистов, а может, это был Арзамасцев, наш потоковый комсорг, пришедший на первый курс после армии уже в кандидатах в члены партии. Но объявлено это было перед всем потоком и обсуждению, конечно, не подлежало. Нужно было явиться в воскресенье в рабочей форме одежды, имея с собой перчатки, и чтобы на ногах была правильная обувь - овощебаза вам не бальный зал.
И мы явились. Собрались у метро и поехали.
Приехали, вышли из метро, потом поехали на автобусе, потом чапали по грязи пешком, наконец пришли. Прошли через проходную - всё как положено на режимном предприятии. Правда, перед самой проходной нас предупредили, чтобы мы не пытались что-либо унести с овощебазы - видимо, это было в порядке вещей. Впрочем, вряд ли кому пришло бы это в голову. Всё-таки в первый раз, и обстановка неясна, и надо разведать, что есть и стоит ли брать.
Как только мы зашли на огромную территорию с здоровенными ангарами, нам тут же предложили разделиться на бригады по пять человек и разойтись по этим самым ангарам.
Методистка из деканата, сопровождавшая нас на базу, скомандовала:"Работаем ровно до шести вечера, после чего можете быть свободны!" - и растворилась в дверях местной администрации.
Мы разделились, конечно, по группам - кто с кем учился, с тем на трудовой фронт и пошёл, - и приступили к выполнению задания.
Наше с девчонками место оказалось между штабелями из сложенных мешков с картошкой. Это было некое подобие перегородок высотою метра в полтора, ограничивающие кусок ледяного бетонного пола, на котором высилась гора картошки. Задание было простым: сортировать эту картошку на годную и негодную. Негодную надо было кидать в одну тачку, а годную в другую, после заполнения которых, местные грузчики, их было двое, откатывали тачки и высыпали содержимое в кучи - одна куча из картошки годной, а другая куча из гнилой и резаной. Та куча, в которую попадала картошка годная, горделиво называлась буртом. Куча с гнильём была безымянной и из-под неё текли ручейки вонючей жижи.
Поскольку картошка гнила в этой куче вечно, запах в ангаре был сильный и своеобразный, почище, чем в анатомичке.
Мы пристроились внутри нашего "офиса" и приступили к облагораживающему труду. Но вскоре ноги наши заледенели, носы посинели, а окоченевшие пальцы перестали гнуться.
Один из грузчиков, увидев наши приплясывания вокруг горы картошки, притащил нам паллеты. Но и на этих деревянных подставках теплее не стало. Куча картошки при этом почему-то не уменьшалась, а время тянулось безумно медленно.
Пока мы ковырялись с картошкой, местный рабочий класс постоянно куда-то отлучался. В какой-то момент нам показалось, что в ангаре остались только мы, такая была в нём тишина и слышно было только наше пыхтение над картофельной кучей. Пару раз мы выходили из ангара на улицу погреться и опять возвращались в ледяное хранилище. Нам, добросовестным идиоткам, и в голову не могло прийти свалить с овощебазы домой. Тем временем тачки наши наполнились, а грузчики так и не появились. Тогда мы сами откатили эти здоровые тачки, кое-как вывалив из них картошку. И опять принялись за перекладывание из пустого в порожнее. Когда тачки очередной раз оказались полны, появились грузчики. Они встали в стороне, скептически гладя на плоды наших трудов.
- Ну, не пора ли перекур устроить? - спросил один из них.
- А можно? - наивно спросили мы.
- Нужно! - ответили грузчики
На этих словах доблестный труд закончился и началась смычка города с деревней рабочего класса с представителями будущей интеллигенции. Широким жестом мы были приглашены в угол ангара, где за высокой стеной из мешков был накрыт импровизированный банкетный стол - на деревянном ящике, аккуратно застеленном газетой, центральное место композиции занимали бутылка водки и два гранёных стакана, а вокруг сего великолепия в живописном беспорядке были разложены куски чёрного хлеба, яблоки, видимо, из райских кущ, солёные огурцы, помидоры, которых не было в магазинах, и ещё что-то растительного происхождения - всё-таки мы были на овощебазе, а не в мясном цеху, поэтому ассортимент закуски был соответствующим.
Мы скромно стояли при входе в "кабинеты", не зная, как тут положено отмечать первый трудовой подвиг.
Грузчики тем временем скинули насколько мешков с картошкой на пол, побросали поверх них телогрейки и предложили дамам занять места в партере. Вскоре появилась, как из воздуха, маленькая закопчённая кастрюлька с горячей варёной картошкой и празднование смычки перешло на новый виток, так как с кастрюлькой материализовалась ещё одна бутылка.
Наличие только двух стаканов смущало лишь в самом начале. Водка наливалась на глоток, и её требовалось выпить немедленно и передать стакан разливающему, так как остальные ждали своей очереди.
Первый глоток на холодный и голодный желудок был обжигающе острым. Водочное тепло быстро бежало по венам, согревая окоченевшие руки и ноги. Вдогонку водке отправлялась закуска.
И пока варёная картошка с яблоками и огурцами укладывались в желудке, опять подходила очередь водочного глотка. Стаканы быстро наполнялись, быстро передавались. Негоже было задерживать стакан, когда на тебя внимательно смотрят хозяева - свою порцию они выпивали последними. Тост на этой вечеринке был всего один и в начале: "за знакомство". Дальше пили по-деловому и без тостов.
Когда откуда-то появилась третья бутылка, уже очень тёплые "дамы" поняли, что вечеринку пора заканчивать. В противном случае им грозило обернуться тыквами, а кавалерам жабами.
Под благовидным предлогом мы вывалились из ангара и стараясь идти ровно, переправились через проходную. Сразу за проходной на нас напал смех. Мы смеялись до колик в животе, до икоты.
Как добрались до метро, не помню. Ехали в вагоне пьяные, грязные, и почему-то погрустневшие. То ли стыд накатил, то ли начали потихоньку трезветь.
Но стыдиться, как оказалось, особенно не стоило. Уже в понедельник все, не свинтившие с овощебазы во главе с Арзамасцевым сразу после ухода сопровождавшей нас методистки, поделились впечатлениями, на основании которых появилось предположение о неких традициях работников подшефной овощебазы и был сделан только один вывод: картошки без водки не бывает!