Надо сказать, что детство моё прошло в таком месте и в такое время, где было не принято нецензурно выражаться на публике. Нечаянно оброненное мерзкое слово вызывало у сказавшего это самое слово приступ неловкости и стыда.
Можно сказать, что мой слух, вплоть до поступления в иногородний вуз, был девственно чист и непорочен. А когда к моей соседке по общежитской комнате Маринке К. стал захаживать дружок Димка Ш, случилось страшное: мой цензурированный девственный слух был грубо дефлорирован - Димыч, не стесняясь чьего-либо присутствия, не просто мог матернуться в сердцах, что в общем-то еще можно было понять. Нередко он сдабривал матом свою речь на вдох и выдох. Мое возмущение, требования и просьбы следить за своим языком Димыча только раззадоривали, и бонусом он выдавал еще словечко-другое. Скажет эдак, скосит глаз на мою реакцию и похохатывает.
Не знаю, что случилось в тот день. Димыч заявился не в духе. Очередная попытка укоротить его язык, и в ответ: "А меня не *бёт!" Та ёжкин же ж кот! Сколько можно??? Поворачиваюсь и говорю этому хаму: "А меня тем более не волнует, *бёт тебя это, или нет". Димыч замер. Пауза. И потом тихо так:"...Лена заматерилась..." Занавес. После этого случая Дима Ш. в моем присутствии никогда больше не матерился.