будь ты рокер или инок
Для меня "Песня без названия" Александра Градского, как и "Перемен!" Виктора Цоя или антитоталитарные буффонады АВИА, ассоциативно связаны с порубежной эпохой конца 80 - начала 90-ых годов. Тогда было много граждански-ангажированных стихов и песен, выбивающихся как из приторной попсовой стези, так и из пафосной традиции гражданской поэзии.
Сейчас уже мало кто вспоминает о Матиасе Русте, умудрившемся 28 мая 1987 года просочиться через систему советской ПВО на двухместной "Сессне", пролететь от Хельсинки до Москвы и ко всеобщему обалдению приземлиться на Красной Площади. О литовском политике, публицисте, искусствоведе Витаутасе Ландсбергисе или бывшем премьер-министре Литвы Казимире Прунскене тоже говорят не часто. Но сарказм Градского, пожалуй, к сегодняшнему дню относится так же, как и тому времени, когда соотечественники, вымокшие в советской луже, сделанные Сталиным из стука и Лениным из кумача, искренне надеялись сладить с эпохой и выйти за порог.
Хоть и позади век, что "рычал звериным рыком, обличал, вещал и тыкал / и стучал по рельсным стыкам и стелился под скотом", однако судьба демократического транзита, укрощения номенклатуры, создания страны, уважаемой как изнутри, так и снаружи, по-прежнему остается под вопросом. Сегодня - очередной такт в этой истории. Не последний.
Александр Градский - Песня без названия
Мне несладок, неприятен дым сгоревшего Отечества
Но его золой и пеплом не посыплю я главу
Суть не в качестве лекарства, все равно недуг не лечится
Ни за плату, ни по блату, ни во сне, ни на яву
Кое-как по свету мыкались, привыкали, да не свыкнулись
Лыко в строку, срока лихо и с киркою и с кнутом
Век рычал звериным рыком, обличал, вещал и тыкал
И стучал по рельсным стыкам и стелился под скотом
Мы Россию просвистели и проспали на постели
В статистических простатах оказалася моча
Воспитать себя успели полу-сукой, полу-стервой
Нас из стука сделал Сталин, а Ильич из кумача
Слышишь, Ваня, шелест скатов. То с рассвета до заката
Депутат бьет депутата покаянным кулаком
И по данным Госкомстата, ты, Иван, не просто стадо
Ты ступень и степень спада. Но не ведаешь о том
Сопричастны этой участи, не участвуем, не учимся
Не работая - завидуем, а завидуя - гнием
И живем мы как получится, ну чуть хуже, чем валютчица
Ну чуть хуже, чем политбюро, но все-таки живем
Не важны нам беды русские, а Лансбергис и Прунскине
Мы их, сдохнем, не отпустим. На миру красна нам смерть
И вписался Руст искустно в ложе площади прокрустово
Да, что нам Русты и прокрусты и прохвосты всех мастей
Мы не сладили с эпохою, потому, что все нам... (все равно)
Разгильдяи, плуты, рохли. Невдомек кому мы в прок
Будь ты рокер или инок, ты в советской луже вымок
И прибудешь таковым ты, даже выйдя за порог
Знаю я, что эта песня не к погоде и не к месту
Мне из лестного-бы теста Вам пирожные печь
Ох ребята, это мука, да что-бы с голосом и слухом
Раздражать народу ухо, пробуждая дух и речь
Сейчас уже мало кто вспоминает о Матиасе Русте, умудрившемся 28 мая 1987 года просочиться через систему советской ПВО на двухместной "Сессне", пролететь от Хельсинки до Москвы и ко всеобщему обалдению приземлиться на Красной Площади. О литовском политике, публицисте, искусствоведе Витаутасе Ландсбергисе или бывшем премьер-министре Литвы Казимире Прунскене тоже говорят не часто. Но сарказм Градского, пожалуй, к сегодняшнему дню относится так же, как и тому времени, когда соотечественники, вымокшие в советской луже, сделанные Сталиным из стука и Лениным из кумача, искренне надеялись сладить с эпохой и выйти за порог.
Хоть и позади век, что "рычал звериным рыком, обличал, вещал и тыкал / и стучал по рельсным стыкам и стелился под скотом", однако судьба демократического транзита, укрощения номенклатуры, создания страны, уважаемой как изнутри, так и снаружи, по-прежнему остается под вопросом. Сегодня - очередной такт в этой истории. Не последний.
Александр Градский - Песня без названия
Click to viewМне несладок, неприятен дым сгоревшего Отечества
Но его золой и пеплом не посыплю я главу
Суть не в качестве лекарства, все равно недуг не лечится
Ни за плату, ни по блату, ни во сне, ни на яву
Кое-как по свету мыкались, привыкали, да не свыкнулись
Лыко в строку, срока лихо и с киркою и с кнутом
Век рычал звериным рыком, обличал, вещал и тыкал
И стучал по рельсным стыкам и стелился под скотом
Мы Россию просвистели и проспали на постели
В статистических простатах оказалася моча
Воспитать себя успели полу-сукой, полу-стервой
Нас из стука сделал Сталин, а Ильич из кумача
Слышишь, Ваня, шелест скатов. То с рассвета до заката
Депутат бьет депутата покаянным кулаком
И по данным Госкомстата, ты, Иван, не просто стадо
Ты ступень и степень спада. Но не ведаешь о том
Сопричастны этой участи, не участвуем, не учимся
Не работая - завидуем, а завидуя - гнием
И живем мы как получится, ну чуть хуже, чем валютчица
Ну чуть хуже, чем политбюро, но все-таки живем
Не важны нам беды русские, а Лансбергис и Прунскине
Мы их, сдохнем, не отпустим. На миру красна нам смерть
И вписался Руст искустно в ложе площади прокрустово
Да, что нам Русты и прокрусты и прохвосты всех мастей
Мы не сладили с эпохою, потому, что все нам... (все равно)
Разгильдяи, плуты, рохли. Невдомек кому мы в прок
Будь ты рокер или инок, ты в советской луже вымок
И прибудешь таковым ты, даже выйдя за порог
Знаю я, что эта песня не к погоде и не к месту
Мне из лестного-бы теста Вам пирожные печь
Ох ребята, это мука, да что-бы с голосом и слухом
Раздражать народу ухо, пробуждая дух и речь