о руке и сердце
Грех было бы прибедняться, предложение выйти замуж мне в моей жизни делали трижды, разные мужчины.
Впервые дело было лет пятнадцать назад, летом. Сердце мое было разбито, оказалось разбито посреди улицы, и я, рыдая в три ручья, забежала в дружественную странненькую контору по соседству, чтобы выреветься там спокойно на кого-нибудь, кто согласится слушать, или хоть умыться, если не согласится никто. Добрый человек нашелся, и я в деталях и подробностях расскащывала ему, насколько безнадежно кончена моя жизнь, пока он пытался все-таки работать. Дело было в разгар рабочего дня -- как раз начинало темнеть, в разгар лета, то есть часов в десять вечера, возможно даже, что и в выходной. И тут в дверях появился, покачиваясь, приятель моей тусовочной юности, который оказывается спал пьяный в соседней комнате. Постоял на пороге, колышась от сквознячка, оценил ситуацию. Вероятно, спросил, почему я плачу (а не виделись мы к этому моменту, наверное, год или два). Жизнь кончена, ответила я спокойно и хлюпнула носом. Пустяки, дело житейское. Он еще постоял, осмысливая. И спросил: у тебя паспорт с собой? Зачем тебе мой паспорт? -- удивилась я. Ну... подали бы заявление, поженились бы, ответил он. Чтобы ты не плакала. Заинька, сказала я, вся трезвость и здравомыслие, ночь на дворе, все закрыто. А... -- покивал он и ушел досыпать.
Когда потом я ему этот эпизод напомнила, он очень удивился.
Второй раз был зимой, десять лет назад. Мне позвонил человек, которого я любила, но в общем считала, что это факт моей биографии, а его грузить такими подробностями незачем. Едва ли не впервые позвонил. Сказать, что я удивилась, будет недостаточно. Он опять-таки был очень пьян, но дозу держал хорошо, поэтому мы совершенно спокойно и интересно проговорили около часа, а потом он вдруг сказал -- выходи за меня замуж, а то получается так, что мне придется жениться на Тане (или Лене, или Свете, я не помню, я не знала эту Таню-Лену-Свету), а я не хочу. Не хочешь -- не женись, сказала я, для этого в общем причин в виде меня не нужно, но вообще-то давай ты меня потом спросишь, когда будешь трезвый? Позвонишь завтра?.. Как ни странно, он позвонил, сказал -- у него записано на каком-то клочке, что надо мне позвонить, но он не может вспомнить, зачем, пьян был чудовищно. Да ты мне вроде вчера предложение сделал, сказала я вроде бы даже светским тоном. Он очень удивился. Попросил прощения. Конечно-конечно, сказала я, -- а на Тане тоже не женись, если не хочется. На какой Тане? -- озадаченно ответил он.
Вчера я узнала, что, оказывается, был еще и третий раз.
Это было пять лет назад -- какая-то нездоровая закономерность, -- опять-таки летом. Позвонил тот самый человек, из-за которого я так ревела в первом эпизоде. Мы, разумеется, уже давным-давно к тому моменту расстались, хотя отнюдь не в тот вечер, когда мое сердце было так громко разбито, а парой лет позже, -- но тоже очень, очень давно. И вдруг позвонил, и я даже узнала его голос. Я не ждала от этого звонка совершенно ничего хорошего, я вообще как-то не привыкла ждать от него хорошего. Не выработалось у меня такой привычки. И вот позвонил и крайне мрачным голосом сказал без особых предисловий, что время идет, лет и ему, и мне уже много и пора бы уже перестать делать вид, что мы -- молодежь, срывающая там и тут цветы мимолетных удовольствий. Понятно, подумала я, его отшила очередная студентка, -- а в трубку сказала, что я сейчас занята, меня ждут (что было правдой) и я не готова в данный момент обсуждать с ним проблемы его кризиса среднего возраста. Он попросил разрешения позвонить завтра. Завтра меня тоже дома не будет, злорадно ответила я.
Вчера этот же самый человек позвонил снова и сказал, что в тот раз, оказывается, сделал мне предложение, а я ему отказала.
Я очень удивилась.
Впервые дело было лет пятнадцать назад, летом. Сердце мое было разбито, оказалось разбито посреди улицы, и я, рыдая в три ручья, забежала в дружественную странненькую контору по соседству, чтобы выреветься там спокойно на кого-нибудь, кто согласится слушать, или хоть умыться, если не согласится никто. Добрый человек нашелся, и я в деталях и подробностях расскащывала ему, насколько безнадежно кончена моя жизнь, пока он пытался все-таки работать. Дело было в разгар рабочего дня -- как раз начинало темнеть, в разгар лета, то есть часов в десять вечера, возможно даже, что и в выходной. И тут в дверях появился, покачиваясь, приятель моей тусовочной юности, который оказывается спал пьяный в соседней комнате. Постоял на пороге, колышась от сквознячка, оценил ситуацию. Вероятно, спросил, почему я плачу (а не виделись мы к этому моменту, наверное, год или два). Жизнь кончена, ответила я спокойно и хлюпнула носом. Пустяки, дело житейское. Он еще постоял, осмысливая. И спросил: у тебя паспорт с собой? Зачем тебе мой паспорт? -- удивилась я. Ну... подали бы заявление, поженились бы, ответил он. Чтобы ты не плакала. Заинька, сказала я, вся трезвость и здравомыслие, ночь на дворе, все закрыто. А... -- покивал он и ушел досыпать.
Когда потом я ему этот эпизод напомнила, он очень удивился.
Второй раз был зимой, десять лет назад. Мне позвонил человек, которого я любила, но в общем считала, что это факт моей биографии, а его грузить такими подробностями незачем. Едва ли не впервые позвонил. Сказать, что я удивилась, будет недостаточно. Он опять-таки был очень пьян, но дозу держал хорошо, поэтому мы совершенно спокойно и интересно проговорили около часа, а потом он вдруг сказал -- выходи за меня замуж, а то получается так, что мне придется жениться на Тане (или Лене, или Свете, я не помню, я не знала эту Таню-Лену-Свету), а я не хочу. Не хочешь -- не женись, сказала я, для этого в общем причин в виде меня не нужно, но вообще-то давай ты меня потом спросишь, когда будешь трезвый? Позвонишь завтра?.. Как ни странно, он позвонил, сказал -- у него записано на каком-то клочке, что надо мне позвонить, но он не может вспомнить, зачем, пьян был чудовищно. Да ты мне вроде вчера предложение сделал, сказала я вроде бы даже светским тоном. Он очень удивился. Попросил прощения. Конечно-конечно, сказала я, -- а на Тане тоже не женись, если не хочется. На какой Тане? -- озадаченно ответил он.
Вчера я узнала, что, оказывается, был еще и третий раз.
Это было пять лет назад -- какая-то нездоровая закономерность, -- опять-таки летом. Позвонил тот самый человек, из-за которого я так ревела в первом эпизоде. Мы, разумеется, уже давным-давно к тому моменту расстались, хотя отнюдь не в тот вечер, когда мое сердце было так громко разбито, а парой лет позже, -- но тоже очень, очень давно. И вдруг позвонил, и я даже узнала его голос. Я не ждала от этого звонка совершенно ничего хорошего, я вообще как-то не привыкла ждать от него хорошего. Не выработалось у меня такой привычки. И вот позвонил и крайне мрачным голосом сказал без особых предисловий, что время идет, лет и ему, и мне уже много и пора бы уже перестать делать вид, что мы -- молодежь, срывающая там и тут цветы мимолетных удовольствий. Понятно, подумала я, его отшила очередная студентка, -- а в трубку сказала, что я сейчас занята, меня ждут (что было правдой) и я не готова в данный момент обсуждать с ним проблемы его кризиса среднего возраста. Он попросил разрешения позвонить завтра. Завтра меня тоже дома не будет, злорадно ответила я.
Вчера этот же самый человек позвонил снова и сказал, что в тот раз, оказывается, сделал мне предложение, а я ему отказала.
Я очень удивилась.