Хотела ограничиться кратким отзывом. Мол, говно и точка. Но передумала. Ибо неполиткорректно и непонятно. Посему написалась, как всегда, пространная очеркушка. Абсолютно про всё на свете (даже, как всегда, про поезда).
Я не Ольга, я Антон.
Я не Антон, я Костя.
(Круговорот Хабенского в природе)
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О КРИТИКЕ И КРИТИКАХ
Не люблю высказываться на актуальные темы прежде всего потому, что считаю: критическое, да, вообщем, и любое другое мнение мало говорит нам о предмете рассуждений, и не приближает к истине, но зато даёт исчерпывающую характеристику тому, кто это мнение имеет неосторожность высказывать. Неосторожность - потому что любая рецензия - лишь очередная попытка нарциссического самоанализа, которая любит, как щитом, прикрыться «собственным объективным мнением». Ну, накопает каждый по три мешка СВОЕГО смысла, придёт на торг и начнёт свои мешки нахваливать, а кто не согласен, тому мешком по кумполу и - в ренегаты, дегенераты и прочие -аты. А дальше что? Меня всегда это забавляет, ибо за баталиями и швырянием своего, горячо любимого и единственно возможного мнения в лицо противника, за облёвыванием манишек друг друга - мне видится именно банальная драчка.
Я предпочитаю сама себе давать информационный повод к рефлексии и свои ослиные уши высовывать не тогда, когда над страной колышется армия этих ушей, а чисто эксклюзивно - неожиданно и с душой.
Возьмём кино. Кинорецензии обычно мало говорят о собственно кино, но зато могут многое рассказать о критике - как он любит яйцо на завтрак - в мешочек, молле или пашот, есть ли у него жена, даёт ли ему жена (обычно это мужчина, согласитесь), хватает ли ему денег, дразнили ли его в школе, ест ли он мясо, успел ли вступить в комсомол, и в конце концов - какой у него - большой или маленький. Если у вас приблизительно такой же, к примеру, как у Плахова и на завтрак вы едите приблизительно то же, то вы смело можете доверять его рецензиям, а если как у Аненнского, то Плахов, при всё его уме, покажется вам странным человеком. У меня, если кому интересно, яйца как у критика Тимофеевского.
К чему всё это…Я далека от того, чтобы назвать всех, кто не подавился попкорном во время просмотра творения Бекмамбетова «Ирония судьбы. Продолжение», идиотами. Ну, не могу же я в здравом уме назвать идиотом мужа, которому фильм понравился. Или маму с папой. Скорее идиот здесь я. Потому что только захламлённый литературным багажом чердак, перетянутый паутиной Пруста, наводнённый тенями Джойса и поющими розовыми раковинами Йейтса , мог прорефлексировать подобным образом. Поэтому я смело буду писать, зная, что вы понимаете, что я пишу больше про себя, про свои размеры, про свою глазунню (как хочу, так и разбиваю яйца), что я разглядываю собственное немолодое лицо в зеркале. А к фильму, который многим из вас понравился и это, без сомнения, честно заработанная радость, моё бурчание не имеет - никакого отношения.
ПРОЛОГ
Не хотела идти. Артачилась, упиралась, думала - нет, нет, нет. Но фильм был везде. О, как густо он был разлит в декабрьском влажном воздухе предновогоднего Петербурга - грозовым облаком одеколона «Саша». Облаком, в котором лет тридцать назад любили исчезать советские алиментщики, бегающие от бывших супружниц. Слезоточивым, сладким. Казалось, что город захватили террористы-нинзя с Первого канала. Беспечных граждан отлавливали повсюду, делали под лопатку усыпляющую инъекцию «Таревердиеv» и бросали в воронки-фургончики. О, эти весёлые фургончики, с нежным, в шоколадных оттенках сепии, поясным портретом Моны Лизы Боярской и прижавшимся к этому прелестному довоенному дагерротипу Костей Хабенским, у которого такое лицо, словно из французской комедии про жуликов, и он рукой шарит в кармане её крепдешина (хотя, скорее всего, в крепдешине не может быть карманов) - в поисках ключа. Внутри фургончики изрядно и с любовью обработаны мандаринами. Народ доставляли до ближайших пунктов осчастливливания, выгружали и ехали на отлов дальше. Кинотеатры заполнены, билеты проданы. К 1 января родственники и друзья проели в моей голове плешь: как, ты ещё НЕ ХОДИЛА! Даже Туся (Туся!) позвонила, сделала страшные узкие глаза и изумилась в трубку: «Юля, этого не может быть. Мы с Денисом уже два раза сходили. Идите, не пожалеете. И обязательно прихватите кого-нибудь, обязательно!» Туся, похоже, подписалась на «билеты счастья от Первого» - сходи сам, прихвати пятерых друзей и будет тебе в новом году счастье. А если нет - пеняй, дурачок, на себя. Как минимум - два года.
ПОД КОЛПАКОМ
Всё бы ничего, но тут по телеку Медведев со стаканчиком поп-корна нарисовался: «Юлия Валерьевна, Вы ещё не ходили на новогоднюю премьеру, ай-яй-яй!».
Я говорю: «Фигасе, Дмитрий Анатольевич. Идите в жопу, Дмитрий Анатольевич. Я, хоть всем нашим и симпатизирую, вы знаете, да, но это вы переходите все границы, разве нет? Не можете вы от меня ЭТОГО требовать. Дмитрий Анатольевич».
А Дмитрий Анатольевич насупился на эти мои слова, головой покачал: «Мистер Дженкинс очень, очень расстроится, Юлия Валерьевна».
- Ну, думаю, - совсем хана - МИСТЕРА ДЖЕНКИНСА, по всему, нельзя расстраивать, никак. Ладно, Дмитрий Анатольевич, я подумаю. Но Вы такой пройдоха, такой проныра - всегда сможете уговорить и вывернуться.
Всё утро я пыталась вспомнить кто такой этот мистер Дженкинс и как он может мне навредить, но не успела додумать, так как в дверь позвонили и я проснулась.
ВОЛШЕБНЕГ В ГОЛУБОМ ВЕРТОЛЁТЕ
Ничего, что этого шарлатана я ждала тридцать лет?
Ну, мама, конечно, мама, никакой не волшебник, ма-ма впорхнула в наш серый коридор и вытащила из сумочки 500 эскимо два билета на "Иронию судьбы. Продолжение" Добрая такая мама говорит: "Идите, развейтесь, сколько можно, я посижу". И уселась. Кубики Зайцева рассыпала по столу, как кости: «А мы пока позанимаемся, совсем ребёнка забросили, почему у вас так мало света».
Я говорю: «Нет, не пойду. Я чувствую, что мне оно не надо, лампочка перегорела»
Мама говорит: "Ничего не хочу слышать, это подарок, там буфет есть, лампочку мне перевставьте".
Я спрашиваю: "А сами то вы - были? Лампочки нет".
Мама говорит: "Конечно, а что вы думаете, мы кто. Купите на обратном пути свет".
Я спрашиваю: "И как? Если найдём где, то купим".
Мама почти возмущённо: "Как-как, отлично, а что? Постарайтесь купить лампочку. Это вредно для глаз. Идите уже, пошумите...".
ЖЕНСКИЕ ЧАСИКИ
Не хотела идти. Не из-за назойливой рекламы, нет. Уж чем-чем, а рекламой меня не испугаешь.
Главной причиной, я вам честно скажу, были женские часики.
Женские часики - это такие гламурные часики, все в брюлликах, брюлликах, брюликах, которые навсегда остановилось где-то... где-то на без пятнадцати двадцать. Именно на это легкомысленное число чувствует себя всякая добрая женщина - душа её молода и стройна, стопа узка, волосья длИнны.
Ненавижу стареть. По этой причине не хожу на похороны родственников и друзей. Никогда не была на похоронах. Нет, вру. Один раз в жизни - хоронили гениальную сценаристку Кожушанную. Меня потом полгода мутило, а покойница снилась в кошмарах и всё просила сходить по одному адресу и дать в морду. (Я тогда обиделась страшно, так как рассчитывала, что она хоть стружечкой от своего гения, от своего канардашика поделится, а я стружку высажу, выращу, и она превратиться в волшебное карандашневое дерево, снизу доверху усеянное стами двадцатью разноцветными карандашами ребмрандт - волшебные канардашики, не канардашики даже, а прынцессы в белых гишпанских воротниках. И уж тогда запишуууууууу. Но Надежда совершенно не собиралась делиться стружками, а только требовала: набей ему морду, набей ему морду…)
Перспектива увидеть постаревших героев Рязанова была равносильна очередному могильному холму на арлингтонском кладбище моей юности. Я уже вступила в тот сумеречный возраст, когда время от времени приходится то там, то тут, закапывать землицей свою, вдруг начинающую отваливаться кусками, молодость. То, знаете ли, кусок гладкой кожи куда-то денется, а на его месте пристанет что-то сморщенное, из протёртого холодного кожзама, то заснёшь с изумрудным блестящим глазом-птицей, а проснёшься с чем-то мутным, в бельмеце, и уже вся твоя дальнейшая жизнь будет проходить в поисках «подходящей» для твоего типа лица оправы, то проплешину обнаружишь в ещё вчера густой шевелюре и присвистнешь - ну, не бывает же лысых женщин, это только у Ионеско…беспредел какой-то… невероятно…может пробор на другую сторону сделать? Но самое страшное, это когда у тебя начнёт расти, нет, не попа, чёрт с попой - а соляная косточка на ноге. Как у твоей мамы и бабушки - точь в точь, отчего ношение правой туфли отныне будет приносить острую боль. В один прекрасный день тебя, как и всех женщин по материнской линии до тебя, скрючило: думала, попало что-то в сапог, сбросила прямо в театре, увидела её, соляную косточку, и уже до самого финала сидела белая, с прямой спиной и недоумевала: «Господи, когда же она успела вырасти, такая ножка была, такая ножка...».
Это с одной стороны. Представляете, да? Правый сапог жмёт, я терплю, держу себя в руках, но хожу с лопатой - быстренько закапываю всё, что отваливается и бегу дальше. Потому что стоять нельзя - так ещё больше отваливается.
С другой стороны - я помню Лизу Боярскую маленькой девочкой, играющей в песочнице известного дачного посёлка. Девочка выросла и вышла замуж за кумира потерянного поколения Костю Хабенского, отчего у меня, даже при отсутствии пиетета перед Костей, должен был разыграться ревматизм . Потому что эти девочки, которые «когда мы заканчивали школу - первый раз в первый класс», они тоже крадут наших мужчин, нашу жизнь, разбивают наши женские часики «без пятнадцати двадцать» и переводят их, переводят на холодное зимнее время...
Все эти домыслы, представляете, приходили мне в голову ДО просмотра, всего лишь по нескольким лихим рекламным роликам. Как я не уворачивалась от пиар-потока, работающего исправно и мощно, как слив в новом финском унитазе, тем не менее, несколько колбасных нарезок были мною вынужденно подсмотрены. Страшная пытка - смотреть на оплывшего, как хозяйственная свеча, с белой, похожей на сырную, головой, невкусного, как та самая рыба, любимого актёра. Я говорю о Мягкове. Пытка ещё заключалась в том, что мой папа в молодости - копия Андрея Мягкова. Только у папы шевелюра была погуще. И ямочки. Я смотрела на сухие, съеденные временем губы, шепчущие бессмысленные напыщенные слова про любовь и только и могла что прошептать: «Сука ты продажная, Тимур Бекмамбетов, что ты сделал с папой!»
МОИ ГИПЕРБОРЕЙЦЫ
Господи, они же были ровесники родителей. Мамы в красивом чёрно-белом вечернем платье, тайно сшитом по выкройке из польского журнала. Платье, о боже, оголяло плечи и застёгивалось на шее таким изящным ошейничком, с маленькой серебряной пуговичкой, справа.. Чтобы его расстегнуть-застегнуть, надо было перебросить волосы - налево, подставив папе длинную крепкую шею, с двумя мысками шёлковых завитков и нежной бороздкой - посередине. И ещё в платье был антисоветский разрез до попы. Именно в нём, в этом роскошном платье, мама выходила из ванной комнаты - актриса из гримёрки, не иначе. О, эти крошечные ванные комнаты, господа.
Помните у Булгакова - волшебный крем Азазелло? Миллионы советских женщин, приблизительно на «двадцать девятой минуте десятого», дозаправив салаты и загрузив шампанское в холодильники минск, запирались в своих ванных комнатах. Там наши мамы смывали следы горя и печали: раскручивали тяжёлые бигуди, скидывали ситцевые халаты, мылили свекольные пятна, мыли руки в лимонной воде - чтобы отбить рыбный запах. Потом они доставали свои золотые коробочки, розовые тюбики, серебряные пудренки, хрустальные колбочки с маслом болгарской розы, откупоривали размером с ноготок младенца желейные пробки "Тайны рижанки". В последних чудилось, на самом деле, пропущенное "па" - одни должны были называться "Тайна парижанки" - такие тонкие, загадочные и далёкие были буковки на флаконе, а уж аромат...
Из маленьких ванных комнат мамы вылетали уже с атласной светящейся кожей, ровными дугами-бровями, густыми, будто смазанными алой гуашью губами. В их крови пузырьками вскипала радость, а в глазах горело по свечечке.
"Прощайте навсегда! Я улетаю!"- вслед за Маргаритой могли сказать наши предновогодние мамы, но они никуда не улетали, а наоборот, возвращались - к заливной рыбе, мужьям, друзьям, детям, производя фурор, переворот, революсьон, мультиоргазм.
К платью у мамы всегда были игривые локоны, серо-чёрные немецкие чулки, надеваемые раз в году и фиолетовые замшевые остроносые туфли на высоченной шпильке, с чёрными лакированными ремешками, которые мягко обнимали щиколотку. Стройная, мерцающая фиолетом нога в этих ремешках, робко, ненароком, выставленная из разреза при коротких хлопотливых перебежках - самое прекрасное, что я когда-либо видела по женской части.
У ванных дверей маму уже ждал папа, который неизменно стеклянел от такой красоты и только мог промолвить: "Любочка, Дондукова-Корсакова, княгиня...ёпт...".
Иногда в санкомнате-гримёрке запирались несколько женщин и вылетали оттуда мерцающими стайками, как золотые рыбки и мужчины бегали за ними, смеялись, стараясь поймать, дотронуться до переливающихся чешуек. Но чаще чужие "тётки" приходили уже "нафуфыренные", обдавая с порога, царапая глаза метелью незнакомымых сладких запахов.
Нестареющие герои Рязанова, запертые навечно в комнате со знаменитыми обоями в полосочку (именно так, "заперты с обоями", это не глюк) - были вроде как мои родители, понимаете? Нехило, да. Это был такой глоток, люфт, зазор, морозный воздух, которым можно было дышать, не обязательно веря в старость, в соляную мозоль, артрит, варикоз, остеохандроз, аневризму, давление и прочие неизбежные изменения. Мир, в котором мама с папой живы, молоды, как невозмутимо счастливые гиперборейцы, наслаждающие вечной весной. Я гляжу сквозь праздничную щель и на меня брызжет пузырьками та радость, то счастье, то великое ожидание будущности, которые мне уже, я знаю, никогда не испытать. Как я могу забыть и предать ту минуту, когда папа сдержал обещание и вручил мне на мой шестой Новый Год магический хрустальный шар - набалдашник для ручки передач в форме розы, причудливо распустившейся в оргстекле. Скупаю в диких количествах немецкие рождественские шары с падающим снегом, глупыми грустными снеговиками, ангелами-шарлатанами - это сейчас. Но ни в одном из них не распустится моя прекрасная, цвета спелой малины, роза. Не пошелестит лепестками, не выдаст тайну заточенного в хрусталь чуда.
По сю сторону Борея, одним словом.
Я всё это подробно пишу, потому что мои самые худшие опасения, увы, подтвердились.
На старую гвардию смотреть без слёз невозможно. «Обнять и плакать» - как раз про мои чувства. Из папы и его друзей таки сделали пипец-холодец. Это каким маштабом таланта надо обладать, чтобы поставить блистательных актёров в нищенские условия, когда им нечего говорить, нечего играть и неинтересно смотреть друг другу в глаза? Каким даром надо обладать, чтобы сделать из потрясающих актёров - глазированных зайчиков?!
Про женские часики, правый сапог, мамино платье, розочку - всё гнусным образом сбылось.
Кто-то может сказать, что незачем было себя накручивать. В своё оправдание могу заметить, что накручиваю я себя всегда, но это ничего не значит. Часто тот или иной фильм не оправдывают моих «ужасных» ожиданий. В этом плане я достаточно честный зритель. У меня, например, были «страшные» предчувствия по поводу «Даун-хауса», «Питера фм», даже «Дозоров»…Уже всего не припомнить. Но сама ткань фильма оказывалась настолько симпатичной, точной, что своё предвзятое мнение я засовывала в жопу и чистоконкретно получала удовольствие. И потом, мне кажется, российское кино уже давно выбралось из ямы, оно уже не "загнётся" от плевков и недостатка средств, и мы имеем полное право сказать откровенной халтуре: ф топку, ф корзину, ф пруд, графинюшка.
СЮЖЕТЕЦ
Ближе к теме.
Два часа мы видим, как безумно обаятельному Сергею Безрукову, за которого сразу же хочется: замуж, детей, прижаться, отдаться, ждать его долго, сколь нужно, слушать, открыв рот:оооооооооо и ааааааааааа, не сводить глаз с его горизонта, ехать спасать антенны - вместе ( «так едем-те, едем-те спасать кошку!») - вставляет палки в колёса (серебристой тойоты) мясоед и алкоголик Костя Хабенский, который, хотя и говорит, что у него непереносимость алкоголя, но это он, Надежда Надеждовна, всё врёт, вы только, посмотрите на его физиогномию - нет, не Чехова, но фавна. Да, с харизмой, но какой-то харизмой неправильной, под пизанским углом, харизмой под шафе. Вот этому-то, с харизмой, и противостоит «принц на серебряном коне» - безумно, повторяю, обаятельный Безруков, владелец то ли империи (судя по некоторым деталям: камри в комплектации за полтаху, наличие личного помощника, готового исполнять ЛИЧНЫЕ поручения), то ли выслуживающийся голимый менеджер (судя по тому, что приходится самому лезть в новогоднюю ночь на ёлку крышу), в любом случае - трогательный городской бизнес-сумашедший, не выпускающий из своего бизнес-уха инопланетное устройство хэндс-фри.
Господи, вот этого святого, прекрасно воспитанного молодого человека, практически Деда Мороза - мало того что весь фильм ебёт собственная невеста, спевшаяся с человеком с кривой харизмой, его ещё имеет во все дыры, вы не представляете - Мерзавец Билайн. Про Бекмамбетова много могу слов сказать, но в одном он - гений. Он - ясновидец. Как в воду глядел. В новогоднюю ночь Билайн лежал мертвёхонький, в стельку. Пипикать начал к восьми утра.
Я вам больше скажу. Для меня лично Ираклий - воистину архаический герой. Точно так же, как и древние греки, Ираклий с серьёзным видом, от души, что называется, совершает свои несусветные фантастические подвиги. Практически одиссей. И пусть его геройства какие-то чудесатые и вообще - рассчитанные на целевую аудиторию, но Безруков так искренне хочет спасти антенну и так он прекрасен в этом наивном капиталистическом порыве, что уже забываешь, что смотришь откровенный бренд и хочется ему помочь: дать руку, не дать упасть, убить всех этих злых людишек, души которых поверглись в хаос по причине исчезновения с экранов Максима Галкина и готовых на всё , отмыть кольцо, залапанное горе-пограничником, поправить шарфик, остановить время, чтобы он успел до двенадцати, непременно успел, непременно.
ИРАКЛИАДА
Ночь наступившая землю окутала тьмою, Ираклий
НА небо взор обратил, к Ориону, к созвездью Гелики.
Путь вычисляя к любимой, по улицам града
Мчится стрелою, похищенный злым и насмешливым роком.
Сребродоспешного кОня загнав и почти не погибнув,
Мыслями к деве стремясь лишь одной пышновласой, он слышит
смех Ираклидов ещё не рождённых, и смело взлетает,
головоходу подобный, на кручу, меж сыростью дышащих облак.
Словно орёл небопарный, не ведая страха, он рыщет,
бьётся с врагом меднолицым, желая излить свою доблесть,
Но отступает - числом враг поболе, коварством известен.
Пала твердыня и вздрогнуло небо от павшей громады.
Снова он мчится, моля сребролатного кОня,
Зевса моля и Селену, и смерти избегнув лишь чудом. (
http://www.ljplus.ru/img4/m/r/mrs_majorsha/tojota.gif)
Что узнаёт он - что к деве любезной жених многобуйный
Проникнувший ране, сердце девичье восхитил, коль сладко
Перстами побряцал по лире звонкорокочущей, голосом
Толстым, амброзии полным припел, псообразный, про тётю...
Пот утирая бесплодный с холодного лоба, изменой
И ратоборством вконец истомлённый, так говорил он
Преступникам, вовсе закона не терпящим: «Умилиться душевно
На вас не получиться, сердцем к чужому добру так легко
Безрассудно тянуться. Сам не трудяся, работой решил пропитаться
пчелы хлопотливой? (
http://www.ljplus.ru/img4/m/r/mrs_majorsha/bilajn.jpg)
Не пашущий плугом, руками не сеющий,
на пажити друга решил поживиться? С чужого сосца
молока нацедить на неспешный и сладостный ужин?
Проказник Эрот, несмышлённый малютка, стрелой ты ошибся
Иль грудью! О, Ираклий, горе тебе - вспыхнувший хворост,
бурю смятенья в девичьей груди - не потушишь слезами.
За столь краткое время Илиона прекрасного выстроить
И у Зевеса не выйдет, а крепкий Пергам канет
в Лету... Цикада, пролившая песню ночную, бродяга
Гнусный, муж безобразный, пухом усеянный густо,
Какою травой тебя кормит земля, если так ядовит ты?
Город ваш - брюхо сплошное. Разве мало вам дани,
что отсылаем исправно в столицу, невест подавай вам?
О, несравненный Ираклий, достойнейший муж и защитник
Твердыни, что непобедимой скалой возвышается прочно,
Не грусти черезчур, где дорога с небес начинает спускаться
На землю, есть врата, там пасутся железные птицы. Воздушной
Тропой сокрушённое сердце вези в край родной, океаном
омытый, пусть Афина, дремотою очи смежит, оживит
изнурённые силы. Не оглядывайся на заснеженный город.
Со светом Зари пусть Менада коснётся истерзанных губ.
В снеге слежавшемся деву с перстами пурпурными кинь,
Дура она.
ДАЛЕЕ ПО ТЕКСТУ
Очень, кстати, странно, что в конце сеть умирает (представляю, какие баталии разворачивались в сценарном цеху - убить сеть, не убить). Ну, да бог с ней, может это была дань реализму, привет Трюффо, или такой, наоборот, фантастический приём, привет Кубрику - чёрт их разберёт. Скажу только одно - умирание сети - самый правдивый момент фильма. Антенна свою роль сыграла - великолепно. Верю.
Что мы имеем. Руководитель с причудами, обаятельный, ответственный, в меру циничный, с прекрасным чувством юмора, голубые глазки.
На другой стороне - мясоед Костя, наглый, лживый (он даже врёт, что он доктор!!!!), липкий, человек-ртуть, который разбился в квартире Надежды Надеждовны как градусник и его теперь не собрать, не вымести, никак. Глазки мутные.
Ну, никаких аргументов в пользу Костика и мотивов для «любови». Я, может, «кака друга» женщина, но то, что всё обаяние Лукашина-мл. сценаристы замешали на вранье и лёгком заикании, странно. Такие мужчины-врушки, по определению, должны отталкивать, вызывать жалость. И это не та «лживость», в которой упрекала Надя Лукашина -старшего, просто отказываясь верить в «удивительные совпадения». Нет, это настоящее враньё. Какой Костя романтик?! Да он просто типчик!
Не согласна с тем, что из нынешнего окошка рязановский Ипполит выглядит по-другому. Что он прям «жертва», «самый порядочный в этом фильме», «лапочка». Как и в первый раз, могу сказать, что Ипполит в исполнении гениального актёра Яковлева - кАзёл-зануда. Классический зануда. Практически Бунш. Не понимаю, кого и что, а главное - зачем - здесь можно реабилитировать. Это, конечно, при условии, что вы - не одинокая дама за дцать, которой уже и рак рыба. Но ведь мы не такие, правда,? Да, с возрастом становишься более терпим и на первый план выходят качества, которые ранее вызывали усмешку. Но что молодой казёл - зануда, что старый кАзёл- зануда, один хрен.
А что совсем юные люди отдают предпочтение Ипполиту, так что в этом странного. У этого поколения офисные жабры раньше зубов прорезаются.
Гы, авторы, видать, понимая, что переборщили с «очарованием», сажают Ираклия в машину к Оболдиной, которая выдаёт всем недоумевающим житейскую мудрость на лопате, мол, соколик, любят просто так, жопой об косяк. Вот так всё просто. Ну, ясное дело, тогда всё понятно, всё верно, всё сходится, ёпрст...
Брагинский совершает в гробу пируэты не хуже живого Цескаридзе.
Вообще вся история, вы не поверите, высосана из пальца Ипполита. Помните его знаменитый монолог? «В нас пропал дух авантюризма, мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, мы перестали делать большие хорошие глупости...»(c)
Что сделали авторы? Главным героем назначили Большую Нехорошую глупость, пупса с лицом Калигулы. И пустили в окно Надежды Надеждовны. Всё просто, без затей.
Остальные линии и персонажи полностью отданы на откуп спонсорам. В результате спонсоры прилежно нарисовали много глянцевых зайчиков и белочек. Зайчики пьют пиво, белочки - майонез. Среди этого заливного балета один живой человек - Ираклий, чей персонаж хоть как-то прописан ( есть даже траектория: Владик-Питер-Владик). Но Ираклий так занят своими проблемами, что ему некогда оглянуться и охуеть. У него много работы и помолвка на носу.
ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ (ДА-ДА) МОМЕНТЫ
Первое - это Ираклий. К концу фильма хотелось дать Косте на опохмел, отшлёпать Лизу Боярскую, а Ираклия прижать к груди, погладить по золотой есенинской макушке и сказать: "Не расстраивайтесь, Сергей. Не надо уезжать во Владик. Заберите телефон у Семенович, отдайте мне он Вам пригодится. Есть много женщин, которые будут счастливы разделить с Вами кожаный салон Камри Вашу судьбу и по достоинству оценить упругую попку несметные душевные сокровища. Одна из них перед Вами. Я говорю, как Вы понимаете, не о себе..."
Второй момент - Лиза Боярская. Знаю, что ленивый её не пинал, но мне Лиза понравилась. До сцены, где она вроде как бунтует против родителей (а это, как вы помните, в самом конце), на мой взгляд, она великолепна. Прекрасно ходит. Прекрасно носит платье. Прекрасные крупные планы. Чудесный голос. Фантастические ямочки. Из всех глянцевых персонажей она наиболее органична и даже, не побоюсь этого слова, похожа на человека. Единственное - не покидало ощущение, что всех героев в каждой сцене она видит в первый раз, включая маму, папу, Ираклия и Костю.
Мне нравятся в кино такие девочки. Считаю, что у неё большое кинематографическое будущее и не согласна с теми, кто считает её красоту на-Невском-полно. Неправда. Она очень своеобычна и плёнка, это видно, её любит.
Третий положительный момент - детская сказка про зайчика и принца за пяццот «рублэй». Ну, правда - смешно очень. Хотя я могу ошибаться, так как с собой у меня была маленькая коньяка и к концу могло и померещиться. И потом, как молодая мать, я обожаю всё про зайчиков, понимаете, да?
Вроде всё.
...
Включили свет. Пугачёва пела про метель. Попкорн устлал ряды не хуже снега.
Лизе Боярской хорошо. Она выросла, превратилась в красавицу, вышла замуж за Хабенского. А мы? Замуж за Хабенского поздно, сдохнуть от холестерина, содержащегося в тоннах сожранного майонеза кальве - рано.
Я сидела пришибленная, постаревшая, косточка в правом сапоге ныла.
- Кхе-кхе... - попросила я Подполковника. - Не смотри на меня. Я ужасно выгляжу. Он меня убил. Он всех нас убил. Он из моих весенних геперборейцев, из папы сделал l’aspic du Papa, заливное, понимаешь?!
- Бедная моя девочка! - трогательно уронил Подполковник. - Опять ты расстроилась…
-Ты не понимаешь. Мы все там, в этом желе. Нас закатали. Вот так.
И я чикнула ребром ладони по шее.
- Ого.
- Они на этом не остановятся, вот увидишь. Они будут закатывать и продавать, закатывать и продавать. Нам же!
- Разберёмся. Не надо так расстраиваться из-за ерунды. Не, мне эти фишки с микрофоном понравились, прикольно, да?
Я облокотилась на такого помолодевшего от двух часов здорового смеха, такого красивого мужа и погрозила клюкой в темноту: "Не прощу, папу не прощу!"
PS А теперь про два эпизода, которые меня добили. Тока не смейтесь. Я бы, может, весь фильм проглотила, если бы не они (даже евроремонт простила бы и Аврору)
Ираклий дарит свой «чёртов телефон» маленькому мальчику. Маму мальчика играет Анна Семенович. Типа мы должны обрыдаться и порадоваться за Анну, которая, судя по всему, играет сильно нуждающуюся мать (не может, бедненькая, подарить на НГ ребёнку мобилу). Это Семенович-то, сечёте? То есть играет сильно нуждающуюся, скорее всего, мать-одиночку. Это Семенович-то, мать-одиночка, сечёте во второй раз поляну (я уже устала следить за приключениями её сисек, извините, не помню точно, какой у них сейчас размер)? Я ничего не имею против Аниных сисек, правда, но ПОЧЕМУ на роль нуждающейся одинокой мамы режиссёр взял именно их?! ПОЧЕМУ????????Я вам отвечу - вторым эпизодом.
"Красная стрела" - это такой поезд, который уже много лет отходит от перрона Московского воказала в одно и тоже время. 23.55. Этот поезд даже не переходит, как другие составы, на летнее расписание. Этот поезд ходил по расписанию даже во время войны. Нет, господин Бекмамбетов даже в мечтах не может представить, что его герои отправятся в путь на чём-нибудь другом, не таком брендовом. Действительно, не на дрезине же ехать в первопрестольную? Поэтому поезд у господина режиссёра отходит под утро, после всех коллизий, уносит, ля-ля-фа, счастливых героев в светлую даль. Я всё понимаю, майонез, фаберлик, водка, камри, аэрофлот... Но зачем трогать маленькие красненькие вагончики?
Потому что, отвечу, это такой смешной фантазийный мир, где что ни поезд, то "Красная стрела", что ни прохожая, то сиськи Семенович. Вы знаете КАК делают задроты? Предполагаю (!), что они выдумывают свой задротный мир, а потом дрочат на него, ох да ах. И в этом - весь Бекмамбетов.
Всемирная история. Банк Империал.
Короче, ф топку, ф корзину, ф пруд, графинюшка!....................