ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ. ВИНТАЖНЫЙ
В детстве я любила клей Момент.
До одури и трясучки в руках.
Не нюхать. Потому что у меня уже тогда было строгая уверенность в том, что клей нюхают неудачники. Здоровые люди пудрят нос кокаином или как его там, но только - не клей. Боже упаси. А кокаин я и в глаза не видела, да и никто из пионеров его не видел - кокаин лежал далеко, белый и искристый, словно снег Килиманджаро. Где-то, что ли, в Америке.
А любила я взять тюбик, выдавить немного клея и намазать на ладонь, и потом, когда подсохнет, сдирать образовавшуюся плёнку будто вторую кожу, наслаждаясь моментом постепенного отслаивания этого фотографичесого слепка ладони. Никто не знал об этом моём "хобби" и единственный человек, с которым бы я могла разделить своё увлечение - был Сашка из шестого"бэ". Но Сашка дружил с Машкой из шестого "А" , а на меня, малявку, внимания, зараза такая, не обращал.
Пару раз родители заставали меня за этим странным занятием и, конечно, говорили, что я "плохо кончу".
В то время я думала про себя: "Господи, как плохо быть маленькой девочкой. Дай мне побыстрее вырасти - и я куплю себе столько клея, сколько захочу. Потому что клей ПВА, конечно, тоже клей, и отлично ложится и отдирается, и пахнет удивительно до щекотки в ноздрях, но всё же, это не то, Господи. Мы с Сашкой поженимся, купим много клея и я кончу не так уж и плохо".
Давным давно думать забыла про клей - естесственно. А тут собрались мы с Подполковником в ресторацию. Минут за 10 до выхода( я стояла в прихожей и чистила обувь) взгляд мой падает на знакомый с детства жёлто-чёрный тюбик, только поменьше в размерах, а так - как говориться, аутентичный. Пока Подполковник споласкивает своего бобра, беру тюбик, выдавливаю несколько капель на пальцы и растираю.
Даже не успеваю растереть, собственно, так как пальцы вязнут в жидком цементе и приклеиваются друг к другу- вот так, намертво.
В ресторан пошла со сжатым склеившимся кулаком в кармане бархатного френча. Подполковнику ничего не сказала, так как не придумала сходу как объяснить мои заебатые игры с клеем - за пять минут до выхода в свет.
В машине удалось кулак кое-как разжать, но большой палец всё ещё был насмерть приклеен к среднему в области сустава таким нелепым образом, что всякий раз выходила фига. Другие же пальцы были страшно изъедены клеем навроде паршивого лишая. Очень я тогда пожалела, между прочим, что дамы сейчас перчаток не носят. С ужасом представила минуту, когда придётся вытащить аццкую руку на свет и как от меня отшатнётся чопорный официант, а может быть, и предложит покинуть заведение, решив, что я страдаю кожной болезнью.
Кое-как дождались напитков. И так мне худо и неудобно, знаете ли, что я всё это время в потолок гляжу, будто там какой плафонный живописец работает, узоры кисточкой выводит и мне подмигивает. Только и я начала вскорости подмигивать в пустоту. Подполковник это заметил и подозрительно спрашивает:
- Что у тебя в левой руке? Апельсиновый Орбит? Брось в пепельницу. Сколько можно жевать...(Это он знает мою дурацкую привычку пожевать баббл-гам, а потом мучаться философским вопросом: куда его присобачить - выплюнуть официанту на ботинки или прилепить за спинку стула)
-Нет - отвечаю - то не баббл-гам, мой Подполковник, то обезображенная едким универсальным расствором длань, персты коей слиплися безстыдно и образовали подобие срамной фигуры Ficus carica.
- Какой фигуры?
- Дык кукиш у меня там. Изъеденный химическим огнём бесовский кукиш.
И я рассказала Подполковнику всю правду. Мол, у меня бусинка на сумке отклеилась (а у меня, к счастью, есть сумка с бусинками), я решила её быстренько приклеить, но обляпалась и приклеилась сама. Вывернулась. Подполковник, конечно, сказал, что я осёл, но, вообщем, пожалел и налил ещё портвейну.
Фортепьянный проигрыш для offа... ( off читается приятным женским голосом а ля прогноз погоды)
Муж и жена, оказываясь в непривычной для себя обстановке (а обстановка увесилительного заведения для молодых родителей, без сомнения, это агрессивная чужеродная среда) имеют шанс испортить себе вечер. Запросто.
Потому что разговор, простите, не клеится, мысли скачут, путаются и возвращаются бумерангом. А если разобраться, то и мыслей никаких нет, кроме одной - фигли мы сюда, старые хрен-морковка, припёрлись и кто эти счастливые улыбающиеся люди вокруг? Беспечные наркоманы, у которых нет детей?
Всё дело, разумеется, в нём - в вашем оставленном дома с нянькой или бабушкой - ребёнке.
Маленький ребе незримо присутствует и не даёт, никак не даёт - расслабится до состояния порвавшей поводок таксы.
Это, по всему, ненормально, когда мужчина и женщина, оставшись, наконец, вдвоём, (в кои-то, мамочка, веки!) - в сотый раз начинают вспоминать начало преждевременных родов, с детальным описанием расрытия шейки матки, количеством отошедших на мягкий ковёр вод и названием всех лекарств, которых вам безжалостно вкололи: но-шпа, иммуноглобулин, окситоцин, глюкоза, промедол...
Я список кораблей прочёл, ага, до середины. Гомер и Мандельштам со своими горе-парусами отдыхают.
Так почему романтизьм потихоньку, можно сказать, на цыпочках, уходит из отношений?
Я отвечу. Потому что мы - superstars.
Добрые, как говорили в старину, муж и жена сыграны, как "Чикаго буллз".
Это, кстати, легко проверить - добрые вы супруги или ориенбургские соколы черноземья из тридесятой лиги. Возьмите ряд произвольных предметов. К примеру: яблоко, скрученные носки, тарелку. Теперь попробуйте застать партнёра врасплох и метнуть ему, например, тарелку. Добрый партнёр, будучи сыгранным в доску и находясь в любую секунду в состоянии "универсального игрока" (swingman), легко эту тарелку поймает. Потом поменяйтесь местами и перехватите распасованное яблоко. Добрая жена, будучи настоящим Чикаго буллз, успешно завершит комбинацию перехвата.
И это не просто физическая притирка, но и абсолютно духовное олимпийское, я бы сказала, етить-единение.
И говорить о романтизме, плакать о нём, так же бестолково, как и впаривать "романтизьм", например, Майклу Джордану, готовящемуся к трёхочковому броску из-за средней линии. Вот стали бы вы спрашивать у могучего Майка, вылетающего за пределы невесомости что-нибудь вроде "любит ли он хэммингуэя?"
Точь в точь как зыркнул бы на вас из поднебесья (hang time ) великолепный чёрный Майк, так и я делаю страшные глаза а ля Майк Джордон, когда мне задают вопросы о романтизме.
Игровой фанатизьм. Самопожертвование. Стойкость. Вот три кита, на которых зыждется жизнь добрых супругов.
Мы похожи на двух огромных негров, изо дня в день вколачивающих в корзину тысячу мячей и хлопающих друг друга огромными чёрными кистями: "Wow, чувак!"
Какой, к чёрту, романтизм может быть между двумя здоровенными неграми?
То-то же.
Дык вот, возвращаясь к вашему оставленному дома ребёнку.
Сидите вы, значит, в ресторации, два чернокожих Чикаго буллз. Внутри у вас стойкое желание сладкой инъекции: пустить острой иглой под кожу этот чёртов фортепианный блюз- ритм. Какой-нибудь "Стон чёрной змеи" или " Мой бекон на раскалённой сковородке". Но всё дело в том, что у вас за спиной, в том самом месте, где обычно после 50 коньяка вырастают маленькие тёплые крылышки, у вас - два медвежьих короба. Помните Машеньку, которая кричала медведю: "Не садись на пенёк, не ешь пирожок!" Точно так же из "короба", в самую неподходящую секунду, когда вы уже нормально так надкусили свои поводки, отрастили по пол-пинты ангельских крыльев, почти отравились фортепианными синкопами Би Би Кинга, и вам хорошо, как двум обдолбанным чайкам, которых покачивает на одной льдине - в тот самый момент открывается короб. Хрясь!
Оттуда появляется ваша "маша" и толстым голосом выводит: "Не ешь, бля. И не пей, бля. И ширинку застегни, бля. И сиськи убери, бля. И не дыши, бля..." Вы успеваете только перекреститься и падаете со своих пеньков в полном смятении.
О, эти мысленные прыжки с шестом, когда вы пытаетесь преодолеть пропасть, которая разделяет двух медведей с коробами от остальных посетителей, продолжающих успешно дрейфовать на своих пнях-льдинах в море ритм-энд-блюза, так утомляют, что через полчаса вы уже готовы бежать из ресторации, заплатив любые деньги за выход.
Проигрыш, символизирующий конец offa
Дык к чему это я...
Нелегко ходить добрым супругам по кабакам без благодатной темы для неторопливой беседы. Но меня осенило и я заговорила про клей.
- Говно клей. Говорят, что к 300 летию на него чугунные столбы сажали. Врут.
- Отчего же, душенька?
- Дык если я не приклеилась "моментально", а уже через пару часов вполен себе и отклеилась - какие, к чёрту, столбы?
- А где это ты про столбы читала?
- Все говорили. А кому-то один такой столб даже на ногу упал. Невзорову вроде.
- Какая ерунда. Если бы Невзорову такой столб на ногу упал, он бы без ноги остался.
- Ну, может рядом упал. Невзоров всё-таки бывший журналист, не забывай. А клей - говно.
- Хороший клей.
- А почему он меня не приклеил? Там же написано, что он всё клеит!
- Мамочка, ты же не столб чугунный.
- Нет, я решительно не понимаю. Если он не может склеить элементарное...
- Ты жирная, мамочка...
- Чего?!
- Кожа жирная. К тому же нарастает быстро.
- Всё равно - говно. Вот раньше...Знаешь какой клей был раньше?
- Ну, и какой ?
- Охра и перламутр - вот какой! Не этот бесцветный жидкий ацетон, а густой, как смола и тягучий, как карамель, на свету переходящий в стронциановую жёлтую. Это было вулканическое стекло, лунный сицилийский обсидиан, текущий по склону горячего вулкана. С тонким обжигающим запахом формальдегидной смолы, с которым может сравнится только восхитительный запах просроченных чернил Epson.
-Ого!
Само собой, Подполковник ни разу не поверил, что я не нюхала. А ведь я элементарно попробовала описать свою детскую мечту. Немного наркоманскую, но чистую. Мечту, которая сбылась совершенно неожиданно, спустя годы - вот так, впопыхах, в тёмной прихожей и оставила неизгладимый след в виде серой парши.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ. В ПОИСКАХ ДРУГА
В детстве мне отчаянно хотелось друга. Конечно, Собаку. Овчарку. Ну, или колли. Чтоб я с ней шла, а все мальчики стояли и умоляли: "Можно поиграть с твоей Собакой?" Хрен тебе, а не поиграть - и дальше. Она, конечно, вся в медалях, практически говорящая. Как в польском фильме "Три танкиста". А Сашка из 6-го "бе" со мной бы гулять ходил - Сашке бы я позволила подержать поводок.
Но родители упрямо не хотели Собаку. Так не хотели, что даже слышать не могли мои поскуливания. Почему они ненавидели Собак и маленьких девочек, которые мечтают о Собаках - было для меня главной тайной мироздания. И я просила: "Господи, сделай так, чтобы я побыстрее выросла. Я куплю себе немецкую овчарку".
Жажда хоть какого-нибудь питомца иногда принимала витиеваитые, если не сказать больше, обороты.
Мне не покупают Собаку? Ну и ладно.
Тогда я открыла холодильник, вытащила куриное яйцо покрупнее и стала его высиживать. Я была уверена, что если яйцу будет потеплее, чем в холодильнике, то рано или поздно из него вылупиться какой-нибудь Друг. Не Собака, конечно, но тоже ничего. Я положила яйцо в шерстяной носок, носок пришила с внутренней стороны тёплых лыжных штанов с начёсом. Днём я ходила в штанах, на ночь снимала и прятала под подушку. Ночи мои были по-матерински беспокойны и полны ожидания. Казалось, что там, под сероватой скорлупой я слышу голос моего нарождающегося Друга: пи-пи.
Когда идея самой высидеть себе товарища логически завершилась - то есть яйцо стухло, то я, конечно, решила не отчаиваться, а купить готовых цыплят, благо стоили они недорого - 10-15 коп буквально. Около месяца экономила на личных расходах и была в воскресный день у прилавка - с рублём пятидесятью. Хорошо помню глаза той бабки, которая цыплят продавала. Видимо, торговля в тот день не задалась, поэтому семилетку с горящими глазами она заприметила сразу и предложила скидку на опт.
Сказать, что мама пришла в ужас - ничего не сказать. Принести в городскую квартиру коробку с 20 цыплятами - это вам не кот начхал. Мама с папой долго совещались, но оставили коробку, потому что я, в слезах, вопила - на недельку, они же такие мааленькие!
Блин, кто же знал, что это момонские бройлеры. Через неделю с небольшим все двадцать цыплят превратились в кибер-куриц, мускулистые конечности которых не были, слава богу, предназначены для полётов, но для бега в ночное время - очень даже. К тому же курицы получились агрессивные и прожорливые. Особенно отличался один петух, который невзлюбил нас со страшной силой и всегда норовил клюнуть побольнее. А если у него не получалось клюнуть, начинал злобно пинаться. Их закрывали в детской, которая превратилась в свинарник, а, когда я приходила из школы, мне приходилось убирать загаженную комнату и делать уроки в настоящем курятнике. Родители не разрешали выходить из комнаты, надеясь, что, может быть, в припадке гнева, я передушу всех кур. Но я сносила всё - засранную одежду, обписанные тетради. Даже нападки наглого петуха. Это была принципиальная пытка момонскими бройлерами. Я считала, что если доведу дело до конца, если я не сдамся, то родители поймут, что любовь к животным - это серьёзно. И купят мне Собаку. И Сашка, наконец, будет моим. Но дело в том, что никто не хотел сдаваться - ни я, ни родители, ни чёртовы бройлерные куры.
Всё закончилось в один день. Кто-то не закрыл детскую и мутанты разбрелись по всей квартире. Что они там сделали "такого" - я не знаю, так как в тот день у меня была музыка, и, придя домой, я уже "виновников преступления" не застала. Про "такое" причитала мама, хватаясь за голову и закатывая глаза. Папа сказал, что отдал "их" в надёжные руки.
Ну, я погоревала ( учитывая все изнуряющие обстоятельства, не очень, если по чесноку), но ещё долго с опаской смотрела на куриный бульон и даже роняла в него истерическую детскую слезу.
Куры курами, а самым волшебным животным мне виделась Лошадь. Я ставила Лошадь, скажу прямо, даже выше Собаки. Потому что на Лошади у меня были все шансы заполучить Сашку из 6-го "бэ". Если бы Сашка увидел меня на Лошади, он бы не устоял, в этом не было никаких сомнений. К тому же у меня была мистическая предрасположенность к этим животным.
Сейчас объясню. Дома у нас висела ренуаровская Жанна Сомари. Тётка в декольте с заплаканными глазами (это я тогда так думала, теперь-то я понимаю, что Жана, судя по всему, под хмельком). Но я молилась на другую картину - "Всадницу" Брюллова (я её запостила в самом верху). Наверное, это одна из самых популярных в советские времена картинок. Ну, может только "Итальянский полдень" рискнул бы составить ей конкуренцию. Свою "Всадницу" я вырезала из "Юного художника". Именно так я представляла моё поразительное явление перед светлые Сашкины очи. Альбомы для рисования пестрели неумелыми рисунками головы брюлловского коня, чья вдохновенная морда была странно притягательней, чем красивое Сашкино лицо.
Дальнейшие планы были грандиозными. Достать вторую Лошадь - для Сашки и отправиться в ночное. Конечно - в ночное, куда же ещё.
Наши лошади шевелят губами внизу в поисках вереска (не спрашивайте: почему вереска!), вздрагивают склонёнными гривами в унисон...Ох...
Лошадь я искала долго. Даже домик ей во дворе построила из картона. Украсила бисером бабушкин гребень - чтобы расчёсывать шёлковую гриву. Собирала в баночку овёс. Но Лошадь не попадалась.
Наконец, однажды я увидела цыгана, который вёз бидоны с водой. Я подошла к подводе и заговорила с чудесным возницей. Скажу только, что я придумала так. Пока посижу здесь, а там скумекаю, как избавиться от цыгана и забрать Лошадь к себе. Мы ехали минут десять и всё это время мечта моя была на грани исполнения. Но я так и не придумала, как выкрасть у цыгана Лошадь без того, чтобы цыгана не покоцать. Но как коцать людей. о том у меня не было ни малейшего представления - всё же это был Советский Союз, а не Америка, где все друг друга коцали с утра до вечера. Поэтому, когда меня попросили слезть, я спрыгнула и поплелась домой. Я так, знаете ли, расстроилась, что сломала картонный домик и съела овёс. Да.
Тем не менее, мечта про "ночное" сбылась, как всегда, неожиданно.
В монастыре, где мы с Тусей гостили (про Тусю читать тут
http://mrs-majorsha.livejournal.com/31814.html), было хозяйство. В хозяйстве, соответственно, две лошади. Одна возила дерьмо, другая - молоко. Первую звали Лошадь, вторю кобылу - Гнида (она была гнедой, как вы понимаете, масти).
Здесь надо рассказать, разумеется, про Тусю.
Туся, я уже писала, столбовая дворянка, у неё в крови много такого, о чём она и сама не догадывается. Так вот, к моменту повествования Тусины уроки верховой езды ограничивались несколькими днями, проведёнными в, конечно, живописном (каком же ещё!) поместье графа N - старинного приятеля Тусиной матушки, законодателя парижских мод и ярко выраженного пидораса. Где-то под Парижем. Так вот, Туся изъявила желание "а не прокатиться ли нам на коняшке" и граф вывел под узцы красавца фриза, вороного трёхлетнего жеребца - вуаля, мол, мадемуазель Настья! Туся грозно вперилась в очи коню, вскинула ногу в стремя, подтянулась и дала ровно столько шенкелей, сколько надо для мелкой рыси. Она уселась как влитая, изумительно держа спину и крепко прижавшись бёдрами, повинуясь какому-то древнему импульсу, благодаря которому её прабабки-прадедки провели половину жизни в сёдлах. Импульс был конечно, сильно разбавленный vodkoi и дервишем-папашей, но совершенно достаточный для того, чтобы у пидораса отвисла челюсть. Граф не поверил, что эта амазонка - в первый раз сидит в седле. Граф кричал: "Импосибль, Настась-я, импосибль!" На что Туся свесилась с мощной шеи фриза, дыхнула перегаром в лицо графу и прошептала с чувством: "Пидорас, ты ничего не понимаешь, моя прабабка в седле бабку родила, она, пидорас, охоту любила, а седло императрицы Елизаветы я в прошлом годе только пропила. Это гены, пидорас, гены!"
Туся не врёт, я видела её парижские фотокарточки. Жованина с картины Брюллова - просто девочка по сравнению с моей амозонкой!
Так вот, Туся предложила пойти в ночное. Подговорила сирот, живших при монастыре. Епископа, развозящего навоз и Николяшу Угодника (прозванного так самими монахинями за неутолимое желание угождать матушкам). Николяша, между прочим, здорово смахивал на Дольфа Лундгрена - один в один. Только как бы евнух.
Туся обладает исключительным даром убеждения. Епископ и монастырский Лундгрен сдались без боя: отвязали коней и пустили на свекольное поле.
И вот это Туся назвала "ночным". Темень. Свёкла. Совершенно ошалевшие кони, мечущиеся от одного забора до другого.
Туся говорит: "Пойдём, покатаемся, не ссы". Я отвечаю, что как-то не так представляла...Туся закурила, смерила меня презрительным взглядом, сплюнула и почапала по грядкам "ловить мустанга- говновоза".
И тут ко мне кто-то подошёл. Сзади. И начал жарко дышать в спину. А потом этот "кто-то" взял прядь моих волос и начал жевать: чам-чам. Я стояла ни живая ни мёртвая, а меня жевал неизвестно кто. Из темноты вырос Епископ и посоветовал не делать резких движений, так как Гниде может не понравится, если я дёрнусь. Так я поняла, что меня жевала Гнида. Потом Епископ медленно подошёл к нам с лошадью, неспеша вытащил из кармана краюху хлеба и подманил Гниду. Но Гнида была так занята моими волосами, что и не откликнулась. Тогда Епископ сменил тактику: грязно выругался и с силой пнул Гниду в брюхо ногой. Гнида мгновенно выпустила волосы, утробно фыркнула и метнулась вдоль забора.
Я тоже метнулась вдоль забора, только в другую сторону, желая убраться подальше от всех этих, словно сошедших с картины Брюллова, взмыленных морд. Потому что если бы меня пожевали в другой раз - я бы вросла в это свекольное поле намертво. Такой саспенс нам не нужен.
Именно тогда я поняла, что Лошадь - самое страшное животное на земле. Которое может запросто тебя пожевать и выплюнуть. Одно дело, когда на тебя смотрят из Третьяковской галереи, другое дело - когда жуют.
Мимо прогарцевала без седла Туся. За ней пролетел лёгким зефиром Лундгрен. Кое у кого "ночное" вполне складывалось. Я перелезла через забор и затихла в неизвестном мне виде кустарника. Тут-то меня и нашёл, спустя время, Епископ. Мы развели костёр и стали ждать кипятка, чтобы заварить монастырский чифирь. Успокоилась я только тогда, когда выдула две большие жестяные кружки.
Так запалилась моя вторая великая мечта. Когда Подполковник предложил купить Егорычу маленьких морских черепашек, я только покрутила у виска. Хули мне черепашки, самим жить негде!
А картина Брюллова мне теперь кажется более чем очевидной. И чтобы не говорили искусствоведы, как бы не спорили над значением фрагментов, лично мне совершенно ясно, что чёрный конь, которого сдерживает Жованина - суть есть аццкий сотона. Чмоки.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ. ЛЮБОВНЫЙ
Третьей мечтой был Васечкин.
Васечкин - это одноимённый брюнет из фильма про Петрова и Васечкина. Как Татьяна, я выводила на стекле заветные вензели (в данном случае - вензель): В. Сосновой палкой писала на прибрежном песке осеннего Финского залива: Ю+В=Л.
Бойкая пионерка просила боженьку, про которого все говорили, что его нет: "Господи, сделай так, чтобы я побыстрее выросла. Я поеду к Васечкину, к моему милому Васечкину. Хоть бы на Васечкина одним глазком посмотреть. А Машка - дура!" Потому что Васечкин - это даже не Сашка из 6-го бэ, и не Митхунчик Чакроборти, это выше.
Перед сном я разговаривала с "милым сердцу" кумиром: "Зачем тебе Машка? (Машка - это такая девчонка, в которую они с Петровым были влюблены) Она, конечно, красивая девочка, но стерва. И не факт, что отличница - это же, Васечкин, понимаете, кино. А я ко всему прочему, ещё и умная. Нет, я тебя, конечно, тоже помучаю - за Машку. А галстук у меня, Васечкин, импортный, немецкий - не как у вашей Машки. В Клубе Интернациональной Дружбы дали адресок одной немочки и я ловко поменяла шоколадку Алёнка на прекрасный немнущийся галстук цвета бордо. И пенал со счётикамии у меня есть. Ранец с Микки Маусом, опять же. Ты не слышал про Микки Мауса? Дорогой Васечкин, честно сказать, я и сама про него мало знаю. Это мышь такая капиталистическая. Гадость, конечно, но сейчас в Ленинграде мода на ранцы с Микки Маусами. Ну, в прошлом году мне разрешили не носить сменку в холщовом мешочке на резиночке и выдали пакет - я уже, как ты понимаешь, взрослая. У меня даже есть ключ на верёвочке, который я ношу на шее. Я занимаюсь в судомодельном кружке и в студии велосипедного спорта.Папа сказал, что через пару лет отдаст мне свою студенческую джинсовую куртку. В прошлом году у меня, веришь, появились кросовки. Васечкин, у тебя есть кроссовки? Не знаю, как в Москве, а в Ленинграде нет кроссовок. Мне привёз папа из Германской Демократической Республики. Я бы тебе, конечно, подарила, но не могу. На сегодняшний день это всё, что у меня есть, и именно в них я хочу завоевать Сашку из 6-го "бе". Я интересуюсь политикой. Когда я вырасту, то стану Фаридом Сейфуль-Мулюковым. Буду ездить по миру и изобличать капитализм.
Васечкин, скоро мама сошьёт мне штаны-бананы (мы уже выбрали в магазине "Ткани" розовый хлопок). Я надену бананы, перламутровые клипсы в виде ракушек, которые мы купили Прибалтике, попрошу у Светки широкой белый пояс с кругляшом-бляхой и ... (неразборчиво) ...Тогда я приеду к тебе в Москву и ты всё увидишь сам. Целую тебя, мой милый Васечкин (кстати, как тебя зовут?) Незнакомка (пока)".
И тут в прошлом году, весной, выруливаем мы из своей парадной. В графическом обрамлении арки возникает картина - живой Васечкин с младенцем. Абсолютно лысый, маленького роста и - с коляской, в которой вроде маленький-маленький Васечкин. Наши взгляды встретились и я подумала: "Васечкин, какой ты лысый, милый Васечкин. Прощай, Васечкин!" Нет, я даже этого не подумала, вру. Я только запустила руку в шикарную шевелюру Подполковника, потрепала за вихор и задала дежурный вопрос: "За памперсами или пожрём сначала, дорогой?"
ЭПИЛОГ
Сашка закончил 8 классов и поступил в ПТУ. А в ПТУшника я не могла быть влюблённой, так мне, по крайней мере, казалось, и я разлюбила - 1 сентября, прямо на линейке. Вместе с "милым сердцу" Сашкой закончились и великие детские мечты.