Ангел Сарстроя
Этим утром мне явился ангел. Он был одет, как и многие другие ангелы, в рваную телогрейку, и, как многие другие, пребывал с бодуна.
Чуть раньше, этим же утром я поклялся себе никогда больше не думать на ночь "о щеночках". Эти "щеночки" вместо умиротворения и безмятежности принесли мне стойкую галлюцинацию, преследовавшую меня всю ночь. Мне мерещилось, что соседи завели себе детеныша собаки, и этот детеныш, через равные промежутки времени посылает в акустическое пространство свой жалобный сигнал, как затерянный в космосе "Вояджер" посылает позывные в эфир.
Когдя я отзавтракав выволокся на улицу, ибо суботний день у меня рабочий, галлюцинация накрыла меня с новой силой. Более того, я осознал, что это не галлюцинация вовсе, что это реальная собака скулит где-то на стройке возле моего дома. Да так жалобно, так, ну я прямо не знаю, как, душепереворачивающе, что я, молодецки перемахнув забор, вторгся на территорию и пошел на звук.
Этот грязно-белый шарик закатился под бетонные балки, и скулил там одиноки, голодный и замерзающий (-24 С). Он распушился как мог, и если бы не его жалобный визг, был бы забавен. Я инстинктивно протянул к нему руки, и он сначала выкатился из бетонного укрытия мне навстречу, но потом то ли испугался, то ли снаружи было холоднее, чем в его убогой норе, где он, может быть, успел "надышать", но он взвизгнул особым образом и забился обратно под балку. Оттуда его достать было практически невозможно. Это дало мне время подумать.
И тут началась трагедия интеллигенции. Чистый Чернышевский. Как я временами это ненавижу! Слава Богу, я не задумал ся над тем, "кто виноват?", но вопрос "что делать?" встал в полный рост. Я завидую людям, для которых это был бы "не вопрос". Я их уважаю специальным уважением, но сам не такой. У меня, видите ли, жесткая позиция относительно собак в доме, плюс еще и кот. Я на своем веку пережил не одно животное, и соглашусь: "зверь должен жить в лесу". А этот клочок смерзшегося пуха почему-то оказался не в лесу, почему-то оказался у меня почти под окном, в почти тридцати градусный мороз. Уж хоть бы лето! Вынес колбаски с молочком, и душа спокойна! Я начал безвольно размышлять, куда бы, к чьему бы чужому жилью поближе, было бы сподручней подбросить щенка, но тут мне явился ангел.
Он был одет, как и многие другие ангелы, в рваную телогрейку, и, как многие другие, пребывал с бодуна. Он принял облик сторожа, вышедшего из сторожки по своим утренним надобностям.
- Ваш? - махнув рукой в сторону плит глупо спросил я. Чтобы как-то привлечь внимание ангела, чтобы он не исчез... Чтобы как-то завязать разговор... Проклятый Чернышевский! Я даже за спички на улице говорю "спасибо", а не "угу", а назвать водителя маршрутки "шеф" или "командир" могу только только под угрозой расстрела!.
Визг не прекращался ни на минуту, поэтому тема моего вопроса была очевидна.
- Не... - покачал головой ангел - где?
- Под плитами...
- Придавило?
- Нет, замерз наверное...
Как хотелось затянуть: нет-нет, не придавило, целенький, здоровенький, а красавец какой, поглядите, шерсть-то, шерсть, а хвост?! Но в общении с ангелами это лишнее, они все знают уже тысячи лет. Небесный комиссар просто спустился в котлован к плитам, по-своему, по-телогрейко-бодунски заворковал утренним голосом:
- Щас согреем, ты, ну-ка сюда иди! Иди, иди! - протягивал он к зверьку грубые рукавицы.
И тот, после недолгого осторожного времени, которое показалось мне вечностью: вот плюнет ангел и уйдет, не станет уговаривать упрямую скотинку, выскочил из укрытия прямо в эти рукавицы, был прижат к этой телогрейке и, с приговорами: "щас, согреем, согреем", унесен по направлению к сторожке.
И я, червь, улыбнулся вслед ангелу, и душа моя взмыла на миг в морозное небо, блеснув литературной чешуей, а потом побежала ко мне на работу, попеременно переставляя мои нелепые ноги.
Чуть раньше, этим же утром я поклялся себе никогда больше не думать на ночь "о щеночках". Эти "щеночки" вместо умиротворения и безмятежности принесли мне стойкую галлюцинацию, преследовавшую меня всю ночь. Мне мерещилось, что соседи завели себе детеныша собаки, и этот детеныш, через равные промежутки времени посылает в акустическое пространство свой жалобный сигнал, как затерянный в космосе "Вояджер" посылает позывные в эфир.
Когдя я отзавтракав выволокся на улицу, ибо суботний день у меня рабочий, галлюцинация накрыла меня с новой силой. Более того, я осознал, что это не галлюцинация вовсе, что это реальная собака скулит где-то на стройке возле моего дома. Да так жалобно, так, ну я прямо не знаю, как, душепереворачивающе, что я, молодецки перемахнув забор, вторгся на территорию и пошел на звук.
Этот грязно-белый шарик закатился под бетонные балки, и скулил там одиноки, голодный и замерзающий (-24 С). Он распушился как мог, и если бы не его жалобный визг, был бы забавен. Я инстинктивно протянул к нему руки, и он сначала выкатился из бетонного укрытия мне навстречу, но потом то ли испугался, то ли снаружи было холоднее, чем в его убогой норе, где он, может быть, успел "надышать", но он взвизгнул особым образом и забился обратно под балку. Оттуда его достать было практически невозможно. Это дало мне время подумать.
И тут началась трагедия интеллигенции. Чистый Чернышевский. Как я временами это ненавижу! Слава Богу, я не задумал ся над тем, "кто виноват?", но вопрос "что делать?" встал в полный рост. Я завидую людям, для которых это был бы "не вопрос". Я их уважаю специальным уважением, но сам не такой. У меня, видите ли, жесткая позиция относительно собак в доме, плюс еще и кот. Я на своем веку пережил не одно животное, и соглашусь: "зверь должен жить в лесу". А этот клочок смерзшегося пуха почему-то оказался не в лесу, почему-то оказался у меня почти под окном, в почти тридцати градусный мороз. Уж хоть бы лето! Вынес колбаски с молочком, и душа спокойна! Я начал безвольно размышлять, куда бы, к чьему бы чужому жилью поближе, было бы сподручней подбросить щенка, но тут мне явился ангел.
Он был одет, как и многие другие ангелы, в рваную телогрейку, и, как многие другие, пребывал с бодуна. Он принял облик сторожа, вышедшего из сторожки по своим утренним надобностям.
- Ваш? - махнув рукой в сторону плит глупо спросил я. Чтобы как-то привлечь внимание ангела, чтобы он не исчез... Чтобы как-то завязать разговор... Проклятый Чернышевский! Я даже за спички на улице говорю "спасибо", а не "угу", а назвать водителя маршрутки "шеф" или "командир" могу только только под угрозой расстрела!.
Визг не прекращался ни на минуту, поэтому тема моего вопроса была очевидна.
- Не... - покачал головой ангел - где?
- Под плитами...
- Придавило?
- Нет, замерз наверное...
Как хотелось затянуть: нет-нет, не придавило, целенький, здоровенький, а красавец какой, поглядите, шерсть-то, шерсть, а хвост?! Но в общении с ангелами это лишнее, они все знают уже тысячи лет. Небесный комиссар просто спустился в котлован к плитам, по-своему, по-телогрейко-бодунски заворковал утренним голосом:
- Щас согреем, ты, ну-ка сюда иди! Иди, иди! - протягивал он к зверьку грубые рукавицы.
И тот, после недолгого осторожного времени, которое показалось мне вечностью: вот плюнет ангел и уйдет, не станет уговаривать упрямую скотинку, выскочил из укрытия прямо в эти рукавицы, был прижат к этой телогрейке и, с приговорами: "щас, согреем, согреем", унесен по направлению к сторожке.
И я, червь, улыбнулся вслед ангелу, и душа моя взмыла на миг в морозное небо, блеснув литературной чешуей, а потом побежала ко мне на работу, попеременно переставляя мои нелепые ноги.