Любимое кино. «Колумбус». Часть 1
Едва ли данная рубрика будет обновляться часто - но хочется всё же оставить какой-то след от тех впечатлений и мыслей, что вызывают дорогие сердцу фильмы, со временем утрачивающие первоначальный эффект озарения, радости и удивления. Годы проходят, вкусы меняются, и ничто не вечно под луной. Поэтому буду ловить момент. И начну прямо сейчас.
На фоне бестолковой суеты и непрекращающихся конфликтов, находящих своё отражение в современном кино так же, как и повсюду, вселенная «Колумбуса» - настоящая обитель покоя и прохлады, островок спасительной и жизненно необходимой гармонии в бушующем море реальности - неуютной и недоброй. Мир этот как будто тот же самый - но ощутимо отличающийся в деталях, в атмосфере, имеющий свой привкус и цвет, свои особенности разговоров, отношений и событий. Мир немного сказочный и приукрашенный, очищенный и упрощённый - но тем особенно привлекающий и манящий, чарующий и зачаровывающий спокойствием. Спокойствие это истинно восточное - несмотря на то, что события разворачиваются в Америке. В том числе и в этом - уникальность творения корейского режиссёра Когонады, снявшего вещь самобытную и узнаваемую, загадочную и ясную одновременно. Как и Джармуш в недавнем «Патерсоне», он подкупающе искренен и прост в желании рассказать историю обыденную и обыкновенную - но полную незримого волшебства. Только вместо поэзии здесь архитектура, вместо поэта же - студентка.
Зовут её Кассандра, или просто Кейси, и она подрабатывает тур-гидом, а ещё - в местной библиотеке, надеясь однажды уехать и продолжить учиться - пока что же заботясь о матери. В один прекрасный день она сталкивается с Джином, прилетевшим внезапно из Сеула, чтобы навестить больного отца. Судя по его словам, он - переводчик, и занимается переводом книг с английского на корейский - а вот с отцом совершенно не ладит. Всей душой влюблённый в архитектуру, посвятивший себя размышлениям и книгам, тот не очень-то обращал внимание на сына, чуждого его пристрастий, как и вообще всяких философствований, излишне заумных занятий и идей. И сюжет фильма - случайные и не очень встречи этих двоих - студентки и переводчика - их долгие как бы невзначай разговоры - больше о ней и меньше о нём - и текущая размеренно жизнь, однообразная и тихая, у каждого своя - и по-своему нелёгкая.
В пространстве фильма разлито умиротворение и светлое, и печальное одновременно. Режиссёр не хочет, да и не может устранить конфликт совсем - а потому отправляет его на периферию. Отца Джина мы увидим лишь однажды (и только в шляпе и со спины) - после чего тот исчезнет за стенами и за дверьми, за которые камере не захочется заглядывать, разъясняя и подчёркивая и без того слишком явные вещи. Точно так же и мать Кассандры, несмотря на явно проблемную и неустойчивую натуру, не будет мучать её в кадре своими привычными поступками. Разве что - молча, опосредованно, через догадки и взгляды дочери со стороны. Не будет и флэшбеков из детства, которое ни счастливым, ни безоблачным назвать невозможно, ни ссор, ни упрёков, ни выяснений - ни много каких ещё, казалось бы, естественных вещей. В «Колумбусе» вообще нет ничего такого, что выдавало бы взгляд автора или какую бы то ни было позицию. Он уделяет много внимания разговорам - но запросто обрывает их. Не допуская излишеств, не расставляя акцентов, не навязывая миру себя и свою волю, он словно заставляет его дышать самостоятельно, существовать в гармонии недосказанности и неопределённости, не подчиняющихся целиком сюжету и отношениям героев. И всё же поговорить о них интересно и даже важно, так как характер этих отношений довольно удивителен - не говоря уже о том, что редок.
Джина и Кейси многое разделяет. Возраст, пол, взгляды, отношение к миру и своим близким, из-за которых у них и происходит некое подобие ссоры - но лишь только намёк на неё. Он - человек деловой и, скорее, серьёзный, довольно рациональный и циничный, не заинтересованный, на первый взгляд, в искусстве, к которому подталкивает его она - но проявляющий, тем не менее, ум и рассудительность, здравомыслие и остроумие. Она же - невероятно располагающая, необычайно милая и заботливая, в хорошем смысле простая, говоря о внешности - но находчивая и неглупая, неравнодушная к миру и к людям, из-за чего, вероятно, и страдает и не может жить так, как хочет. Сквозь её взгляд - грустно-ироничный и такой ласково-сочувствующий - несмотря на попытки шутить и улыбаться, проступает очевидная ранимость, скрытая боль, возможный страх и неуверенность - в себе, или в людях, или в мире как таковом. Она явно подвержена меланхолии и на что-то надеется, мечтая вырваться отсюда и ища спасения в изучении и наслаждении архитектурой. Но дружелюбная сказочность ситуации быстро даёт знать о себе в разговорах, которые ведут эти двое - неспешных, мягких и вежливых, с обилием извинений с его стороны и очищающей искренностью её заявлений. И, несмотря на некоторую жёсткость и безразличие Джина, он с лихвой искупает их искренним вниманием и даже заботой, какие проявляет к Кейси, терпеливо выслушивая и шутливо наставляя её, задавая вопросы и не давая спуску, вынуждая говорить то, что она думает - а не то, что пытается выдать за своё.
Ситуация напоминает Копполу с её «Трудностями перевода» - но есть и принципиальные отличия. Интонация Софии куда более нежная и интимная, с намёком на близость - пускай и невозможную. Вспыхнувшее мимолётно чувство рационально и мягко подавляется героями, так как в их положении и при всех различиях будущее его обречено. Тот же вывод можно отнести и к «Колумбусу» - но здесь не предвидится и намёка. Легчайший налёт флирта и безобидной романтики кажется неуместным в гармоничной вселенной корейца, не желающего создавать впечатление, будто забыться в объятиях - и есть искомый выход. А потому отношения его персонажей - платонические без подозрений. Даже «дружба» - чересчур ярко выраженное и эмоционально окрашенное слово, учитывая, в особенности, роль старшего товарища и советчика, которую Джин занимает по отношению к Кейси. Не вполне точна и братско-сестринская трактовка - и даже встреча двух страждущих душ, желающих обменяться мыслями, страданиями и впечатлениями, немного перебарщивает с интонацией и теплом. Так как, несмотря на явную охоту, с какой он и она тянутся друг к другу, в отношениях их ощущается элемент случайности, временности, проскакивает лёгкий холодок. Встречи становятся чаще и не прекращаются - но дистанция и не думает сокращаться. Как будто это и не предполагается, и обещаний нам давать не хотят. И всё же есть в их столкновении некоторое утешение - не слишком сильное, но достаточное. Временное, как и всё в этом мире - но необходимое как поддержка. Оба, вероятно, чувствуют это и подозревают о последствиях. И эта ненавязчивая заинтересованность и сострадательность, попытка установить контакт, почувствовать и понять заставляют назвать эти отношения в большом смысле «человеческими» - не более и не менее.
Примечательны и сами разговоры. Пожалуй, житейские и достаточно обыкновенные - и всё же живые и искренние, вызывающие желание вслушиваться - и не воспринимающиеся как условный диалог, написанный по клише сценаристом. Рассуждения же об устойчивости внимания, постоянные обсуждения любимых зданий и топа, составленного Кейси - детали не просто симпатичные, но и совершенно правдивые, взятые из жизни реальной, а не выдуманной. Герои не пытаются умничать - хотя многие замечания их, действительно, умны. Однако разговоры - лишь часть особой атмосферы, создаваемой за счёт кадров, выстроенных с особым намерением. Они никогда не показаны просто так - но всегда определяются пространством. Первый разговор Джина и Кейси происходит у ограды, разделяющей их долгое время, пока они плавно двигаются вдоль неё, соединяясь, наконец, у выхода. Разделяет их и машина, облокотившись на которую они курят и беседуют, и стекло, за которым звуки речи обрываются - и зеркала, отражаясь в которых персонажи устраняются, оставаясь одновременно видимыми. Тем не менее, в этих очевидных приёмах не ощущается формализма и претензий на концепцию, играющую стилем ради него же и задвигающую подальше смысл. Их можно даже не заметить - но ощущение лёгкого волшебства будет присутствовать и незримо. Когонада ненавязчив настолько, насколько это вообще возможно. При этом очевидно, что у него есть цель - и определённый способ воздействия.
Архитектура модерна - не только тема большинства разговоров, но и символ режиссёрского подхода. В каком-то смысле сам фильм можно назвать «модерновым» не меньше, чем все те здания, которыми мы любуемся вместе с Кейси и пытаемся понять вместе с Джином. «Колумбус» почти целиком состоит из статичных планов - симметричных и отстранённых, не считая некоторых диалогов. Но, даже когда центр смещается и угол съёмки оказывается иным, ощущение гармоничности пространства сохраняется неизменным. «Ассиметричная, но остающаяся сбалансированной» как дважды повторяет Кейси заученную фразу из гида. Причём большую часть времени мы наблюдаем за миром издалека, словно из глубины, так что пространство перед нами предстаёт многоуровневым. Это и стеллажи с книгами, и отсеки в офисах, и повороты на улочке, в комнате или в отеле. Люди же, события и разговоры часто растворяются на фоне, становясь лишь одним из элементов удивительного узора, каллиграфически точно и сосредоточенно выписываемого корейским режиссёром. И совершенно не случайны здесь сочетание больших и прозрачных зданий, полных света и простора, обилие кадров с зеленью и водой (в форме дождя, реки или шланга для поливки), интерьеры комнат, украшенных подушечками и столиками, повторяющиеся планы коридора, комнаты, тихой улочки - и других особых мест этого особого мирка, становящегося таким уютным и умиротворённым, замкнутым и бесконечным. Кажется, что вся суть его - в том, чтобы отдохнуть душой, расслабиться, помедитировать, устраниться от суеты, научившись слышать и видеть его в малейших проявлениях. Иными словами - настоящий дзен.
И как нельзя более походящей оказывается здесь музыка Хаммока. Столь же ненавязчивая и отстранённая она всё же содержит в себе частичку тепла, лёгкой улыбающейся грусти, подкатывающей вдруг к горлу и к сердцу в иные моменты встреч героев, но главное - в миг их расставания. Хотя наступает он плавно и незаметно, и нет в нём ничего примечательного и драматичного. Лишь рябь на поверхности, исчезающая вместе с минутами, часами и отношениями, казавшимися важными и уникальными - но слившимися неизбежно с потоком. И всё же мучительно-радостное ощущение покоя, сочувственной нежности и сопричастности подсказывает, что режиссёр не остался равнодушен к своим героям и история их что-то да значила. Но тем и подкупает вселенная «Колумбуса», что разгадать до конца её невозможно. Занавес тайны и красоты бытия лишь слегка приподнимается. Суть же постоянно ускользает, продолжая манить и намекать.
На фоне бестолковой суеты и непрекращающихся конфликтов, находящих своё отражение в современном кино так же, как и повсюду, вселенная «Колумбуса» - настоящая обитель покоя и прохлады, островок спасительной и жизненно необходимой гармонии в бушующем море реальности - неуютной и недоброй. Мир этот как будто тот же самый - но ощутимо отличающийся в деталях, в атмосфере, имеющий свой привкус и цвет, свои особенности разговоров, отношений и событий. Мир немного сказочный и приукрашенный, очищенный и упрощённый - но тем особенно привлекающий и манящий, чарующий и зачаровывающий спокойствием. Спокойствие это истинно восточное - несмотря на то, что события разворачиваются в Америке. В том числе и в этом - уникальность творения корейского режиссёра Когонады, снявшего вещь самобытную и узнаваемую, загадочную и ясную одновременно. Как и Джармуш в недавнем «Патерсоне», он подкупающе искренен и прост в желании рассказать историю обыденную и обыкновенную - но полную незримого волшебства. Только вместо поэзии здесь архитектура, вместо поэта же - студентка.
Зовут её Кассандра, или просто Кейси, и она подрабатывает тур-гидом, а ещё - в местной библиотеке, надеясь однажды уехать и продолжить учиться - пока что же заботясь о матери. В один прекрасный день она сталкивается с Джином, прилетевшим внезапно из Сеула, чтобы навестить больного отца. Судя по его словам, он - переводчик, и занимается переводом книг с английского на корейский - а вот с отцом совершенно не ладит. Всей душой влюблённый в архитектуру, посвятивший себя размышлениям и книгам, тот не очень-то обращал внимание на сына, чуждого его пристрастий, как и вообще всяких философствований, излишне заумных занятий и идей. И сюжет фильма - случайные и не очень встречи этих двоих - студентки и переводчика - их долгие как бы невзначай разговоры - больше о ней и меньше о нём - и текущая размеренно жизнь, однообразная и тихая, у каждого своя - и по-своему нелёгкая.
В пространстве фильма разлито умиротворение и светлое, и печальное одновременно. Режиссёр не хочет, да и не может устранить конфликт совсем - а потому отправляет его на периферию. Отца Джина мы увидим лишь однажды (и только в шляпе и со спины) - после чего тот исчезнет за стенами и за дверьми, за которые камере не захочется заглядывать, разъясняя и подчёркивая и без того слишком явные вещи. Точно так же и мать Кассандры, несмотря на явно проблемную и неустойчивую натуру, не будет мучать её в кадре своими привычными поступками. Разве что - молча, опосредованно, через догадки и взгляды дочери со стороны. Не будет и флэшбеков из детства, которое ни счастливым, ни безоблачным назвать невозможно, ни ссор, ни упрёков, ни выяснений - ни много каких ещё, казалось бы, естественных вещей. В «Колумбусе» вообще нет ничего такого, что выдавало бы взгляд автора или какую бы то ни было позицию. Он уделяет много внимания разговорам - но запросто обрывает их. Не допуская излишеств, не расставляя акцентов, не навязывая миру себя и свою волю, он словно заставляет его дышать самостоятельно, существовать в гармонии недосказанности и неопределённости, не подчиняющихся целиком сюжету и отношениям героев. И всё же поговорить о них интересно и даже важно, так как характер этих отношений довольно удивителен - не говоря уже о том, что редок.
Джина и Кейси многое разделяет. Возраст, пол, взгляды, отношение к миру и своим близким, из-за которых у них и происходит некое подобие ссоры - но лишь только намёк на неё. Он - человек деловой и, скорее, серьёзный, довольно рациональный и циничный, не заинтересованный, на первый взгляд, в искусстве, к которому подталкивает его она - но проявляющий, тем не менее, ум и рассудительность, здравомыслие и остроумие. Она же - невероятно располагающая, необычайно милая и заботливая, в хорошем смысле простая, говоря о внешности - но находчивая и неглупая, неравнодушная к миру и к людям, из-за чего, вероятно, и страдает и не может жить так, как хочет. Сквозь её взгляд - грустно-ироничный и такой ласково-сочувствующий - несмотря на попытки шутить и улыбаться, проступает очевидная ранимость, скрытая боль, возможный страх и неуверенность - в себе, или в людях, или в мире как таковом. Она явно подвержена меланхолии и на что-то надеется, мечтая вырваться отсюда и ища спасения в изучении и наслаждении архитектурой. Но дружелюбная сказочность ситуации быстро даёт знать о себе в разговорах, которые ведут эти двое - неспешных, мягких и вежливых, с обилием извинений с его стороны и очищающей искренностью её заявлений. И, несмотря на некоторую жёсткость и безразличие Джина, он с лихвой искупает их искренним вниманием и даже заботой, какие проявляет к Кейси, терпеливо выслушивая и шутливо наставляя её, задавая вопросы и не давая спуску, вынуждая говорить то, что она думает - а не то, что пытается выдать за своё.
Ситуация напоминает Копполу с её «Трудностями перевода» - но есть и принципиальные отличия. Интонация Софии куда более нежная и интимная, с намёком на близость - пускай и невозможную. Вспыхнувшее мимолётно чувство рационально и мягко подавляется героями, так как в их положении и при всех различиях будущее его обречено. Тот же вывод можно отнести и к «Колумбусу» - но здесь не предвидится и намёка. Легчайший налёт флирта и безобидной романтики кажется неуместным в гармоничной вселенной корейца, не желающего создавать впечатление, будто забыться в объятиях - и есть искомый выход. А потому отношения его персонажей - платонические без подозрений. Даже «дружба» - чересчур ярко выраженное и эмоционально окрашенное слово, учитывая, в особенности, роль старшего товарища и советчика, которую Джин занимает по отношению к Кейси. Не вполне точна и братско-сестринская трактовка - и даже встреча двух страждущих душ, желающих обменяться мыслями, страданиями и впечатлениями, немного перебарщивает с интонацией и теплом. Так как, несмотря на явную охоту, с какой он и она тянутся друг к другу, в отношениях их ощущается элемент случайности, временности, проскакивает лёгкий холодок. Встречи становятся чаще и не прекращаются - но дистанция и не думает сокращаться. Как будто это и не предполагается, и обещаний нам давать не хотят. И всё же есть в их столкновении некоторое утешение - не слишком сильное, но достаточное. Временное, как и всё в этом мире - но необходимое как поддержка. Оба, вероятно, чувствуют это и подозревают о последствиях. И эта ненавязчивая заинтересованность и сострадательность, попытка установить контакт, почувствовать и понять заставляют назвать эти отношения в большом смысле «человеческими» - не более и не менее.
Примечательны и сами разговоры. Пожалуй, житейские и достаточно обыкновенные - и всё же живые и искренние, вызывающие желание вслушиваться - и не воспринимающиеся как условный диалог, написанный по клише сценаристом. Рассуждения же об устойчивости внимания, постоянные обсуждения любимых зданий и топа, составленного Кейси - детали не просто симпатичные, но и совершенно правдивые, взятые из жизни реальной, а не выдуманной. Герои не пытаются умничать - хотя многие замечания их, действительно, умны. Однако разговоры - лишь часть особой атмосферы, создаваемой за счёт кадров, выстроенных с особым намерением. Они никогда не показаны просто так - но всегда определяются пространством. Первый разговор Джина и Кейси происходит у ограды, разделяющей их долгое время, пока они плавно двигаются вдоль неё, соединяясь, наконец, у выхода. Разделяет их и машина, облокотившись на которую они курят и беседуют, и стекло, за которым звуки речи обрываются - и зеркала, отражаясь в которых персонажи устраняются, оставаясь одновременно видимыми. Тем не менее, в этих очевидных приёмах не ощущается формализма и претензий на концепцию, играющую стилем ради него же и задвигающую подальше смысл. Их можно даже не заметить - но ощущение лёгкого волшебства будет присутствовать и незримо. Когонада ненавязчив настолько, насколько это вообще возможно. При этом очевидно, что у него есть цель - и определённый способ воздействия.
Архитектура модерна - не только тема большинства разговоров, но и символ режиссёрского подхода. В каком-то смысле сам фильм можно назвать «модерновым» не меньше, чем все те здания, которыми мы любуемся вместе с Кейси и пытаемся понять вместе с Джином. «Колумбус» почти целиком состоит из статичных планов - симметричных и отстранённых, не считая некоторых диалогов. Но, даже когда центр смещается и угол съёмки оказывается иным, ощущение гармоничности пространства сохраняется неизменным. «Ассиметричная, но остающаяся сбалансированной» как дважды повторяет Кейси заученную фразу из гида. Причём большую часть времени мы наблюдаем за миром издалека, словно из глубины, так что пространство перед нами предстаёт многоуровневым. Это и стеллажи с книгами, и отсеки в офисах, и повороты на улочке, в комнате или в отеле. Люди же, события и разговоры часто растворяются на фоне, становясь лишь одним из элементов удивительного узора, каллиграфически точно и сосредоточенно выписываемого корейским режиссёром. И совершенно не случайны здесь сочетание больших и прозрачных зданий, полных света и простора, обилие кадров с зеленью и водой (в форме дождя, реки или шланга для поливки), интерьеры комнат, украшенных подушечками и столиками, повторяющиеся планы коридора, комнаты, тихой улочки - и других особых мест этого особого мирка, становящегося таким уютным и умиротворённым, замкнутым и бесконечным. Кажется, что вся суть его - в том, чтобы отдохнуть душой, расслабиться, помедитировать, устраниться от суеты, научившись слышать и видеть его в малейших проявлениях. Иными словами - настоящий дзен.
И как нельзя более походящей оказывается здесь музыка Хаммока. Столь же ненавязчивая и отстранённая она всё же содержит в себе частичку тепла, лёгкой улыбающейся грусти, подкатывающей вдруг к горлу и к сердцу в иные моменты встреч героев, но главное - в миг их расставания. Хотя наступает он плавно и незаметно, и нет в нём ничего примечательного и драматичного. Лишь рябь на поверхности, исчезающая вместе с минутами, часами и отношениями, казавшимися важными и уникальными - но слившимися неизбежно с потоком. И всё же мучительно-радостное ощущение покоя, сочувственной нежности и сопричастности подсказывает, что режиссёр не остался равнодушен к своим героям и история их что-то да значила. Но тем и подкупает вселенная «Колумбуса», что разгадать до конца её невозможно. Занавес тайны и красоты бытия лишь слегка приподнимается. Суть же постоянно ускользает, продолжая манить и намекать.