Ипостаси любви. Продолжение
Я немного увлёкся описанием психологических оттенков, но описанное чувство внутреннего согласия с происходящим на экране очень важно для понимания моего восприятия в том числе и этого фильма. А чувство это далеко не всегда просыпается во мне с такой силой. При всём восхищении фильмом и решением затронутой проблемы отношений между священником и женщиной, сопоставления и переплетения двух видов любви, меня сильно смущает одна вещь. А именно, что подобный сюжет очень характерен при изображении священников в кино, где их слишком часто показывают страдающими, метущимися, сомневающимися в своей вере, а хуже всего - встречающихся с женщиной. Далеко не везде, конечно, подход таков, как в картине Мельвиля. Но всё равно это идеально тонкое и манящее развлечение для светских умов. Людям ведь не показывают, как священник обрёл свою веру, почему избрал такой путь, какая он вообще личность. А если и показывают, то очень поверхностно и скорее для соблюдения приличий в рамках истории о духовном лице. Да им бы и скучно было смотреть на твёрдого и спокойного истинно верующего священника, которого ничем не сломишь и которому все соблазны равно не опасны. Зато как преображается зрелище, когда на пути духовного лица, давшего обет безбрачия и обет служения Творцу, появляется такое страшное искушение - женщина, и, конечно, женщина красивая, необыкновенная, способная прорвать любую преграду, любой обет. Тут уж каждый начинает строить догадки, сломается ли он или нет, и если сломается, то как долго это будет происходить и так далее. Возможны самые разные варианты для самых разных натур, чтобы усладить жажду мысли каждого.
Я говорю это исключительно потому, что меня и самого вдруг начали мучить сомнения. Ведь мне же именно что интересен этот момент измены себе, своей вере, это удивительно тонкая грань между любовью духовной, общечеловеческой и любовью к женщине, к конкретному человеку. Интересны мысли этого внешне спокойного человека не от мира сего, в котором тем не менее, я уверен, начинает просыпаться самое естественное земное чувство. От осознания этой мысли испытываешь почти наслаждение, даже радость, что вот и священник тоже - обычный человек. Плохо же то, что я по сути не верю в силу его личности, которая всё способна преодолеть. Боюсь, мы не представляем, насколько иные эти люди, насколько они невосприимчивей даже к самым необоримым страстям. И вот в кино, по-моему, всегда показывают таких священников, которые обязательно поддадутся или у нас точно возникнет такая мысль, что поддадутся, нас к этому обязательно подведут. Мне не по себе от этой мысли, но я действительно думаю, что в глубине души даже у такого человека что-то должно колебаться, он должен ощущать, как грех подступает к нему и как он опасен. Но попробуем разобраться в конкретной ситуации.
Конечно, Барни - не просто красивая и духовно пустая обольстительница, хотя Эммануэль Рива с каждой минутой очаровывает всё больше своим чувственным взглядом и покоряет его какой-то необыкновенной теплотой и добротой. Она - женщина всё-таки умная, ей явно вправду интересны нравственные вопросы и вопрос веры, и она сомневается. Иначе бы она просто не стала говорить про «религию - опиум для народа». Это была шутка, чтобы обмануть себя, выставить на показ видимое равнодушие и даже торжествующее презрение, что она не верует. В ходе же частых бесед с Мореном Барни осознаёт, что её слова и глупые на первый взгляд признания вовсе не были шуткой, а это самые серьёзные и естественные сомнения, а главное - интерес и желание решить для себя проблему. Она берёт у Морена книги о христианстве, где с самых разных сторон трактуются догматы веры, заповеди Христа и все сопутствующие вопросы. Мне трудно судить о важности прочитанных ею книг, из тех что были названы в диалогах, так как в этом вопросе я абсолютно не компетентен. Она читает, затем приходит к нему, обсуждает прочитанное и уходит. Этим встречам Барни, как рассказчица, поначалу не придаёт особого значения. Её жизнь протекает по-старому, мы видим всё ту же школу, всё те же разговоры с подругами о коллаборационизме. Эпизоды разговоров отрывочны, мы не видим её эмоций и не знаем её мыслей после выхода от Морена.
Но постепенно она сама начинается признаваться, что встречи с аббатом стали для неё жизненной необходимостью. Ей ужасно тяжело от обновления своих мыслей, от узнавания вещей, которых и вовсе бы не хотелось знать о себе. Но тяга к истине, похоже, неодолима, и отступить уже нельзя. В определённый момент Барни испытывает что-то наподобие озарения (а, может, просто ей в голову приходит шокирующая мысль, ведущая к неизбежному выходу), разбираясь у себя на чердаке. После этого она признаётся Морену, что теперь просто не может не сменить веру, то есть заново стать истинной католичкой. Вот тут и заключается главный вопрос: что с ней произошло и что начинает происходить после? Во время разговора Морена с одной из приведённых ею девушек Барни вдруг обращает внимание, что он молод и красив. Мысль рассматривать своего духовного наставника в качестве красивого мужчины видится ей постыдной. Правда, в тот же миг она разумно объясняет себе, что Бог создал и Красоту, что от неё нельзя отвернуться, нельзя не замечать её. Значит, всё только к лучшему. Но где же для неё границы любви духовной и любви плотской? Ведь с этого момента становится окончательно ясно, что она любит Морена, хотя раньше и не отдавала себе в этом полного отчёта. Так не потому ли она прониклась его наставлениями, не потому ли встала на путь очищения, что увидела в нём не просто проводника, но человека, которого способна полюбить, который сможет заменить ей мужа и отца для её девочки? Вопрос, казалось бы, простой и даже праздный, но способна ли женщина вообще на любовь духовную, если в её основе не лежит простая человеческая любовь? Если всё же способна, то что движет ею, и в чём вообще разница между этими видами любви - вот чего я не понимаю.
С этой точки зрения интересен и взгляд самого Морена на сложившуюся ситуацию. Наверняка, он быстро догадался, к каким последствиям могут привести его встречи с Барни, какие чувства могут вызывать в ней. А в нём? Но тут говорить что-то определённое трудно, потому что Морен, несмотря на свою молодость, кажется как раз вполне стойким в своей вере. Да и сам режиссёр не позволяет нам следить за его чувствами, потому что не акцентирует на нём внимание, когда тот перестаёт говорить. К тому же закадровый монолог и роль рассказчицы принадлежат Барни. Он же для нас - фигура отстранённая, чьи желания и мысли нам знать необязательно. И хотя мы догадываемся, что и Морен не может не испытывать противоречивых чувств, особенно в конце, всё-таки Мельвиль разумно расставляет акценты, не давая заглянуть в душу к своему герою. Из всех его откровенных душевных порывов - только взмах топора, который он опускает красноречиво резко, потому что слышит из уст Барни признание, которого так опасался. О его стойкости говорят и частые беседы с другими девушками, которые не то что не способны соблазнить и сбить его с пути, но которые сами во всём подчиняются его строгой воле и изменяются порой до неузнаваемости. И есть в картине какая-то смешливая и игривая нотка, которая подчёркивается, во-первых, этими всё-таки забавными разговорами и, во-вторых, странной шутливой мелодией, которую кто-то начинает отыгрывать на губной гармошке, отчего на экране все вдруг начинают дурачиться. Но более всего настроение задаёт священник - на вид совершенный мальчишка, в котором нетрудно узнать большого хулигана (о чём Морен и повествует в рассказе о своём детстве). Тем не менее мальчишка этот серьёзен как никто другой, и именно ему доверяют все персонажи фильма, даже дочка Барни, которая особенно сильно его любит.
Конец фильма воспринимается болезненно тягостно и в то же время - как единственно возможный исход заведомо невозможных отношений. Морен уходит из города, чтобы нести веру в народ, а Барни остаётся одна, всё так же мучимая горящим внутри огнём любовной страсти и в то же время, хочется думать, - любовью более возвышенной, уважающей и принимающей выбор Леона Морена. В общем, картина Мельвиля явно неоднозначна, и вопрос о разных видах любви (к которым можно отнести так же и чувства Барни по отношению к Сабине) остаётся всё так же непонятым и не позволяющим провести границы между невозможными друг без друга и одновременно - противоречивыми чувствами.
Я говорю это исключительно потому, что меня и самого вдруг начали мучить сомнения. Ведь мне же именно что интересен этот момент измены себе, своей вере, это удивительно тонкая грань между любовью духовной, общечеловеческой и любовью к женщине, к конкретному человеку. Интересны мысли этого внешне спокойного человека не от мира сего, в котором тем не менее, я уверен, начинает просыпаться самое естественное земное чувство. От осознания этой мысли испытываешь почти наслаждение, даже радость, что вот и священник тоже - обычный человек. Плохо же то, что я по сути не верю в силу его личности, которая всё способна преодолеть. Боюсь, мы не представляем, насколько иные эти люди, насколько они невосприимчивей даже к самым необоримым страстям. И вот в кино, по-моему, всегда показывают таких священников, которые обязательно поддадутся или у нас точно возникнет такая мысль, что поддадутся, нас к этому обязательно подведут. Мне не по себе от этой мысли, но я действительно думаю, что в глубине души даже у такого человека что-то должно колебаться, он должен ощущать, как грех подступает к нему и как он опасен. Но попробуем разобраться в конкретной ситуации.
Конечно, Барни - не просто красивая и духовно пустая обольстительница, хотя Эммануэль Рива с каждой минутой очаровывает всё больше своим чувственным взглядом и покоряет его какой-то необыкновенной теплотой и добротой. Она - женщина всё-таки умная, ей явно вправду интересны нравственные вопросы и вопрос веры, и она сомневается. Иначе бы она просто не стала говорить про «религию - опиум для народа». Это была шутка, чтобы обмануть себя, выставить на показ видимое равнодушие и даже торжествующее презрение, что она не верует. В ходе же частых бесед с Мореном Барни осознаёт, что её слова и глупые на первый взгляд признания вовсе не были шуткой, а это самые серьёзные и естественные сомнения, а главное - интерес и желание решить для себя проблему. Она берёт у Морена книги о христианстве, где с самых разных сторон трактуются догматы веры, заповеди Христа и все сопутствующие вопросы. Мне трудно судить о важности прочитанных ею книг, из тех что были названы в диалогах, так как в этом вопросе я абсолютно не компетентен. Она читает, затем приходит к нему, обсуждает прочитанное и уходит. Этим встречам Барни, как рассказчица, поначалу не придаёт особого значения. Её жизнь протекает по-старому, мы видим всё ту же школу, всё те же разговоры с подругами о коллаборационизме. Эпизоды разговоров отрывочны, мы не видим её эмоций и не знаем её мыслей после выхода от Морена.
Но постепенно она сама начинается признаваться, что встречи с аббатом стали для неё жизненной необходимостью. Ей ужасно тяжело от обновления своих мыслей, от узнавания вещей, которых и вовсе бы не хотелось знать о себе. Но тяга к истине, похоже, неодолима, и отступить уже нельзя. В определённый момент Барни испытывает что-то наподобие озарения (а, может, просто ей в голову приходит шокирующая мысль, ведущая к неизбежному выходу), разбираясь у себя на чердаке. После этого она признаётся Морену, что теперь просто не может не сменить веру, то есть заново стать истинной католичкой. Вот тут и заключается главный вопрос: что с ней произошло и что начинает происходить после? Во время разговора Морена с одной из приведённых ею девушек Барни вдруг обращает внимание, что он молод и красив. Мысль рассматривать своего духовного наставника в качестве красивого мужчины видится ей постыдной. Правда, в тот же миг она разумно объясняет себе, что Бог создал и Красоту, что от неё нельзя отвернуться, нельзя не замечать её. Значит, всё только к лучшему. Но где же для неё границы любви духовной и любви плотской? Ведь с этого момента становится окончательно ясно, что она любит Морена, хотя раньше и не отдавала себе в этом полного отчёта. Так не потому ли она прониклась его наставлениями, не потому ли встала на путь очищения, что увидела в нём не просто проводника, но человека, которого способна полюбить, который сможет заменить ей мужа и отца для её девочки? Вопрос, казалось бы, простой и даже праздный, но способна ли женщина вообще на любовь духовную, если в её основе не лежит простая человеческая любовь? Если всё же способна, то что движет ею, и в чём вообще разница между этими видами любви - вот чего я не понимаю.
С этой точки зрения интересен и взгляд самого Морена на сложившуюся ситуацию. Наверняка, он быстро догадался, к каким последствиям могут привести его встречи с Барни, какие чувства могут вызывать в ней. А в нём? Но тут говорить что-то определённое трудно, потому что Морен, несмотря на свою молодость, кажется как раз вполне стойким в своей вере. Да и сам режиссёр не позволяет нам следить за его чувствами, потому что не акцентирует на нём внимание, когда тот перестаёт говорить. К тому же закадровый монолог и роль рассказчицы принадлежат Барни. Он же для нас - фигура отстранённая, чьи желания и мысли нам знать необязательно. И хотя мы догадываемся, что и Морен не может не испытывать противоречивых чувств, особенно в конце, всё-таки Мельвиль разумно расставляет акценты, не давая заглянуть в душу к своему герою. Из всех его откровенных душевных порывов - только взмах топора, который он опускает красноречиво резко, потому что слышит из уст Барни признание, которого так опасался. О его стойкости говорят и частые беседы с другими девушками, которые не то что не способны соблазнить и сбить его с пути, но которые сами во всём подчиняются его строгой воле и изменяются порой до неузнаваемости. И есть в картине какая-то смешливая и игривая нотка, которая подчёркивается, во-первых, этими всё-таки забавными разговорами и, во-вторых, странной шутливой мелодией, которую кто-то начинает отыгрывать на губной гармошке, отчего на экране все вдруг начинают дурачиться. Но более всего настроение задаёт священник - на вид совершенный мальчишка, в котором нетрудно узнать большого хулигана (о чём Морен и повествует в рассказе о своём детстве). Тем не менее мальчишка этот серьёзен как никто другой, и именно ему доверяют все персонажи фильма, даже дочка Барни, которая особенно сильно его любит.
Конец фильма воспринимается болезненно тягостно и в то же время - как единственно возможный исход заведомо невозможных отношений. Морен уходит из города, чтобы нести веру в народ, а Барни остаётся одна, всё так же мучимая горящим внутри огнём любовной страсти и в то же время, хочется думать, - любовью более возвышенной, уважающей и принимающей выбор Леона Морена. В общем, картина Мельвиля явно неоднозначна, и вопрос о разных видах любви (к которым можно отнести так же и чувства Барни по отношению к Сабине) остаётся всё так же непонятым и не позволяющим провести границы между невозможными друг без друга и одновременно - противоречивыми чувствами.