Две краткие истории будущего, одна из которых уже принадлежит прошлому
Британский классик Герберт Уэллс, американский стратегический аналитик Жорж Фридман и обложка журнала “The New Republic”. Причем здесь журнал, будет сказано в самом конце.
В ходе беседы с ув. fvl1_01 при обсуждении последнего поста был упомянут цикл статей Герберта Уэллса, опубликованный в 1901-ом году. В истории он остался под заголовком “Попытка пророчества”.
Почти одновременно ув. bohemicus, пересказывая некоего чешского публициста, написал у себя в журнале следующее: “после выхода из Евросоюза Великобритании стремление Германии и Франции построить централизованное европейское сверхгосударство усилилось… всерьёз ему противостоят лишь два правительства - польское и венгерское.”
Что же связывает британского фантаста столетней давности и современную геополитику? Сейчас увидим.
Начнем, пожалуй, с того, что в далеком 2009-ом году в США вышла книга содержания, скажем прямо, в высшей степени занятного: “The Next 100 Years”. В ней Россия завоевывает страны бывшего СССР, а затем переживают коллапс под спудом внутренних проблем. В ней распадается Китай, а Япония создает великую азиатскую империю, в то время как Турция возглавляет арабский мир. На страницах сего труда Германия и Франция плетут интриги в духе Макиавелли, натравливая на Вашингтон агрессивные азиатские страны. По прихоти автора османские корабли бороздят просторы вселенной, схлестываясь в головокружительных баталиях с американским космическим флотом. Там благородная Польша, некогда спасшая Вену, приходит на помощь Соединенным Штатам и удостаивается права возглавить Восточную Европу. Как по щучьему велению к концу столетия вырастает значение Мексики, готовой взять на себя бремя мировой гегемонии.
Приношу извинения за возможные ошибки при изложении содержания книги - я знаком с ней только по краткому пересказу. Тогда - одиннадцать лет назад - она производила впечатление шутки, работы переигравшего в стратегию школьника. Тем не менее, ее автором являлся Жорж Фридман - знаменитый американский публицист и основатель аналитического центра “Стратфор”, прозванного теневым ЦРУ.
Возникает закономерный вопрос: зачем взрослому человеку - при том с докторской степенью - нести подростковый геймерский бред? Зачем называть конкретные даты, вроде нападения на Америку японо-турецких космических армад в 2050-ом году? Конечно, случаются, что даже заслуженные мужи впадают в маразм, но тогда от них отворачиваются коллеги, а бывшие сторонники - за вычетом наиболее странных - наперегонки открещиваются от их взглядов. С Фридманом ничего подобного не произошло. Насколько могу судить, он остается весьма уважаемой фигурой в американском аналитическом сообществе.
В чем же дело? Все вопросы отпадают в одном случае: бывший глава “Стратфор” не пишет прогнозов. Он озвучивает деловые предложения.
Прогнозы Герберта Уэллса на 20-ый век увидели свет в “North American Review” - старейшем литературном журнале США, выходящем с 1815-го года. В 1901-ом году автор пребывал на пике славы: уже написаны “Машина времени”, “Остров доктора Моро” “Человек-невидимка”, “Война миров”. Что скажет лучший писатель коварного Альбиона о грядущем столетии? Американская публика затаила дыхание.
Спокойно и дотошно Уэллс разбирает технические новинки, объясняя, как именно они повлияют… нет, не на ведение войн, а на организацию общества. Рассказывает, как прогресс транспорта приведет к созданию огромных городов, где можно будет ездить на работу даже за 10 километров от дома. Описывает, как домашняя техника позволит поддерживать в чистоте меблированную квартиру, не прибегая к помощи слуг. Показывает, как будет расти доля квалифицированных работников, часто играющих роль мелких акционеров. Расписывает, как культура буржуазии с одной стороны упростится, с другой же - станет доступной массам. Дает понять, что основой государства станет многочисленный и хорошо образованный средний класс, населяющий крупные агломерации.
По ходу изложения Уэллс приводит несколько примеров подобных агломераций: Север Италии, Лондон, район Рейна - крупнейший в Старом Свете урбанистический регион, разделенный между Францией, Германией и Нидерландами. Плюс его американский аналог, лежащий между Чикаго и Атлантическим океаном.
Наконец, писатель делает выводы, какие именно государства окажутся в лидерах в новом мире.
Разумеется, не обходится без курьезов: наш автор свято верит в распространение самодвижущихся тротуаров, но не допускает и мысли о появлении летательных аппаратов тяжелее воздуха ранее 1950-го года. В качестве главного инструмента морской войны он видит легкобронированный корабль-таран, опасающийся мин не более чем пехотинец боится наступить на иголку. Подлодки не получат распространения, ибо являются пыткой для собственного экипажа.
Описав экономическую базу, Уэллс переходит к войне. Из 1901-го года он видит позиционный тупик - что не так уж странно, ведь Блох опубликовал свои труды на несколько лет раньше. Оптимальным способом борьбы с ним Уэллс полагает нарушение вражеского целеуказания. Здесь ключевую роль будут играть аэростаты, и война перенесется в воздух, став противоборством дирижаблей.
Подчеркивается значение грамотного, способного к самостоятельному мышлению солдата - такой сможет действовать вне рамок сомкнутого строя, недопустимого в эру пулеметов. Разумеется, страны, покрытые огромными городскими агломерациями, не будут испытывать в них недостатка.
Самодвижущиеся тротуары, корабли-тараны, пялящие друг по другу дирижабли. Иногда за мишурой ошибок прячется железная логика.
Пропущу разговоры о языковом влиянии и перейду к тому, ради чего и замышлялся весь цикл- к рассуждениям о геополитике. Уэллс отмечает наличие в мире 5-ти глобальных проектов: Латинского, Панславянского, Пангерманского, Англосаксонского (вокруг США) и Британо-имперского. Указав на возможность появления “Желтого движения”, автор предвосхитил внешнюю идеологию Японской империи, хотя в качестве возможного лидера подобного начинания он увидел Китай.
Любопытно, насколько точно Уэллс предсказывает судьбу каждого из проектов.
1. Победа латинского сценария во главе с Францией или Италией маловероятна. В частности, поскольку эти страны плохо скреплены экономически. Так северо-запад Франции тяготеет к рейнской урбанистической агломерации, а север Италии заинтересован в связях не с Римом, а югом Германии и Швейцарией.
Более того, государства Латинской Америки, способные питать проект топливом, находятся под фактическим покровительством США.
[На языке оригинала эти суждения выглядят так]The best elements of the French people lie in the western portion of what must become the greatest urban region of the Old World, the Rhine-Netherlandish region; the interests of North Italy draw that region away from the Italy of Rome and the South towards the Swiss and South Germany, and the Spanish and Portuguese speaking halfbreeds of South America have not only their own coalescences to arrange, but they lie already under the political tutelage of the United States.
2. Переходя к перспективам Панславизма, автор становится еще более пессимистичным. Мрачными тонами рисуется будущее России, где по ряду причин не сможет сложиться ни одной крупной агломерации. Петербург имеет ограничители роста и останется лишь административным (но не коммерческим), центром. Некоторые надежды подает Одесса, однако для огромной страны сего недостаточно. Континентальной Москвы автор не замечает в принципе.
По мнения Уэллса, Россия не проявляет ни малейшего стремления к созданию образованного среднего класса - основы будущего государства, - став таким образом “пастбищем для неграмотного крестьянства”. В результате западные славяне попадут под влияние агломераций Западной Европы, отдаленные же уголки Империи превратятся в оторванную от цивилизации Бездну (с большой буквы).
Не будем забывать, что перед нами будущий автор “России во мгле”. Но, как ни странно, Уэллс допускает, что Империя сумеет подчинить Китай. При этом рано или поздно технический прогресс обесценит численное превосходство на поле боя - главный козырь России.
[Следующие отрывки помогут лучше понять мысли автора]Russia, which should form the central mass of this synthesis, stagnates, relatively to the Western states, under the rule of reactionary intelligences; it does not develop, and does not seem likely to develop, the merest beginnings of that great educated middle class, with which the future so enormously rests. The Russia of to-day is indeed very little more than a vast breeding-ground for an illiterate peasantry, and the forecasts of its future greatness entirely ignore that dwindling significance of mere numbers in warfare which is the clear and necessary consequence of mechanical advance.
To a large extent, I believe, the Western Slavs will follow the Prussians and Lithuanians, and be incorporated in the urbanization of Western Europe, and the remoter portions of Russia seem destined to become-are indeed becoming-Abyss, a wretched and disorderly Abyss that will not even be formidable to the armed and disciplined peoples of the new civilization, the last quarter of the earth, perhaps, where a barbaric or absentee nobility will shadow the squalid and unhappy destinies of a multitude of hopeless and unmeaning lives.
3. Германия обладает вторым по численности (после США) образованным средним классом, что дает ей серьезные козыри. Однако во главе пангерманской идеи стоит не республиканское начало, а придворный бюрократизм. Политические традиции восходят к Пруссии с ее муштрой. Данное обстоятельство мешает развитию интеллектуальных сил страны, являющихся в настоящий момент ее козырем. Более того, оно отпугивает от пангерманизма иные германские страны, например Швейцарию.
Германия напоминает империю Наполеона III, и за ее триумфами может последовать падение. Географически страна зажата между Францией и Россией, посему не сумеет навязать свою волю Европе военной силой.
В результате, империя будет либо сломлена, либо ослаблена войнами на суше и на море. Ей придется пойти на уступки своему рационально мыслящему среднему классу. Скорее всего, к концу 20-го столетия на континенте возобладает республиканская идея, основанная на синтезе французской и германской культур. Возможно, к началу 21-го века воплотится мечта о европейской федерации.
[На языке оригинала]I imagine that the German Empire-that is, the organized expression of German aggression to-day-will be either shattered or weakened to the pitch of great compromises by a series of wars by land and sea; it will be forced to develop the autonomy of its rational middle class in the struggles that will render these compromises possible, and it will be finally not Imperial German ideas, but central European ideas possibly more akin to Swiss conceptions, a civilized republicanism finding its clearest expression in the French language, that will be established upon a bilingual basis throughout Western Europe, and increasingly predominant over the whole European mainland and the Mediterranean basin, as the twentieth century closes. The splendid dream of a Federal Europe, which opened the nineteenth century for France, may perhaps, after all, come to something like realization at the opening of the twenty-first.
4. Англосаксонский сценарий, построенный на втягивание англоязычных народов в орбиту США, имеет по мнения автора наилучшие шансы на реализацию. Будучи построенным вокруг гигантской агломерации северо-восточного побережья Соединенных Штатов, он подомнет под себя и Британо-имперский проект.
[Дадим слово Уэллсу]the head and centre of the new unity will be the great urban region that is developing between Chicago and the Atlantic, and which will lie mainly, but not entirely, south of the St. Lawrence. Inevitably, I think, that region must become the intellectual, political, and industrial centre of any permanent unification of the English-speaking states.
Автор заканчивает цикл призывом к американской публике начать работать над мирным созданием объединенного англо-американского государства.
Подведем итоги. Чем примечателен прогноз Уэллса?
Во-первых, несмотря на досадные технические ошибки, он осуществился. Могущественная Германия не смогла навязать свою гегемонию континенту. Возник Евросоюз, причем как франко-германский синтез. Панславянский и Латинский проекты не сложились. Наконец, мы живем в мире, возглавляемом США, состоящими с Британией в “особых отношениях”.
Во-вторых, писатель нащупывает “первопричину” - источник будущего величия государств в лице развитого и образованного среднего класса и беспощадно игнорирует иные факторы. Сей метод приводит его к успеху. Уэллс не смог предвидеть ни появления плановой экономики, ни замены панславизма идеями коммунизма, однако данное обстоятельство почти не сказалось на точности прогноза.
В-третьих, автор не только прогнозирует, он призывает. Обращение к американской публике - это предложение о заключении договора, позволившего старому гегемону бескровно сойти со сцены, уступив место наследнику. Естественно, писатель не обладал дипломатическим мандатом, но трудно поверить, что его идеи не разделяла значительная часть власть имущих. Во всяком случае, в 20-ом веке Англия и США так и не сошлись в открытом бою.
Захотим ли мы после всего сказанного иронизировать над Фридманом? Что, если он не только оценивает шансы геополитических игроков, но выступает с конструктивными предложениями? Их адресаты - элиты стран, на которые Америка (на сей раз не Англия, а Америка) решила сделать ставку.
В эпоху мягкой силы Польша будет более эффективна, чем Россия, в сдерживании германского влияния в Восточной Европе. На ближнем Востоке, где сила осталась жесткой, экспансию Франции остановит блеск турецкого ятагана. Наконец, когда противостояние с Китаем наскучит американцам уже окончательно, можно будет спустить на него Японию.
С момента выхода в свет книги Фридмана минуло 11 лет. С тех пор произошло многое. Япония построила свои первые со времен ВМВ авианосцы и готовится окончательно сбросить послевоенные политические ограничения. Турция вторглась в Ливию, Сирию и Ирак и первой в мировой истории применила на поле бое лазерное оружие. О действиях Польши, пожалуй, умолчу. Любопытно, насколько продвинутся эти страны за следующие 10 лет.
P.S. Свой проект англо-американского сверхгосударства Уэллс назвал “The New Republic”. Название прижилось в американской политической культуре и дало имя журналу.