Реконструкцию Русского музея обосновала чудо-экспертиза за 60 тысяч рублей
Михайловский дворец
В статье "Росси. Деньги. Два двора" обозреватель "Новой газеты" Татьяна Лиханова всесторонне анализирует ситуацию, сложивщуюся вокруг проекта реконструкции Русского музея. Наше внимание в первую очередь привлекла та часть статьи, где говорится о проведённой государственной историко-культурной экспертизе проекта. Читая об этом лишний раз убеждаешься, что вопиющее беззаконие с государственными экспертизами стало обыденностью, нормой прежде всего по вине Минкультуры, которое абсолютно не справляется с надзорными функциями федерального органа охраны культурного наследия. Приводим текст статьи полностью.
Проект реконструкции Михайловского дворца оценивается как неоправданно дорогостоящая, опасная и противозаконная затея.
К концу марта Всемирный банк должен определиться, участвует ли он в софинансировании проекта. Информация о том, что за одобренный им ранее вариант выдается совершенно другая версия, согласованная с нарушением законодательства, едва ли добавит аргументов в пользу положительного решения.
Средства оправдывают цель
Как и в случае с Главным штабом, проект перекрытия внутренних дворов Михайловского дворца был включен в программу, реализуемую в рамках соглашения о займе, заключенного между Российской Федерацией и Всемирным банком в 2004 году.
Концепция готовилась загодя, победителем открытого конкурса стала поданная ЗАО "ЛенПолпроект" работа архитектора Михаила Филиппова 2002 года. Она была одобрена привлеченными Всемирным банком экспертами (в том числе зодчими, среди которых был и главный архитектор Версаля). В Петербурге отношение к проекту было не столь однозначным. Так, назначенный рецензентом Александр Марголис на Совете по сохранению наследия отказался оценивать представленный вариант как противоречащий законодательству. Но Совет в целом одобрил работу Филиппова, рекомендовав устранить ряд высказанных замечаний и представить откорректированный вариант (чего так и не было сделано).
Эскизный проект Михаила Филиппова. Разрез, демонстрирующий существующее положение с двумя внутренними дворами
Однако Русский музей не смог тогда реализовать своих планов (из-за отсутствия средств на оборудование альтернативного хранилища, способного принять на время стройки особо ценные фонды), и они оказались заморожены.
К ним вернулись в 2014-м, включив предложения по допфинансированию в рамках нового соглашения между РФ и ВБ. Был объявлен тендер на проектирование, который ожидаемо выиграл "ЛенПолпроект" (с ним заключили контракт на 73,3 млн). Но из-за экономических санкций опять возникла пауза.
К концу прошлого года ВБ согласился рассмотреть возможность своего участия, если проект сумеют реализовать за три года (2016-2018). Общий объем финансирования составит не менее $30 млн, ВБ готов предоставить кредит лишь в размере $2,5 млн. Остальная сумма ложится на бюджет РФ. По словам директора Фонда инвестиционных строительных проектов (госзаказчика российских проектов Всемирного банка) Алексея Васильева, Минэкономразвития уже дало добро, сейчас вопрос рассматривается Минфином и Правовым управлением. После чего уже на этой неделе пакет необходимых документов может быть отправлен в Вашингтон.
Российская сторона не теряла времени даром. Министерство культуры согласовало историко-культурную экспертизу (ИКЭ) и сам проект, к концу февраля он успешно прошел и Главгосэкспертизу. Проект продвигался в обстановке строгой секретности. Пока о реанимации планов реконструкции с сопутствующей эвакуацией фондов и закрытием музея на несколько лет не сообщил коллегам на ученом совете и. о. замдиректора ГРМ по научной работе Григорий Голдовский; широкой публике об этом стало известно благодаря публикации Михаила Золотоносова.
Тем временем Михаил Филиппов рассказал журналистам, что фактически отстранен от проекта, а поданный на согласование в Главгосэкспертизу вариант имеет мало общего с его работой, которую выхолостили до уровня "торгового центра" и "абсолютно проходной халтуры".
Когда скандальная новость заняла топовые позиции не только в городских, но и в федеральных СМИ, а питерские депутаты обратились к премьеру Медведеву с призывом пресечь "преступные и коррупциогенные действия Министерства культуры по уничтожению Русского музея", Владимир Гусев решился встретиться с журналистами.
Но ни показывать проект, ни рассказывать о нем не стал. Ограничившись обещанием "хоть сто раз его опубликовать" и "обсудить все хоть с градозащитниками, хоть с депутатами", когда будут приняты окончательные решения по финансированию. То есть когда уже ничего нельзя будет изменить.
Всемирный банк вводят в заблуждение?
На пресс-конференции Алексей Васильев сообщил о двух выдвинутых Всемирным банком условиях: "Во-первых, это должен быть тот же проект, который одобрили в 2002 году эксперты Всемирного банка. Во-вторых, на этот раз Русский музей обязан осуществить перемещение фондов в установленные сроки. Для этого Министерство культуры должно гарантировать, что такой переезд состоится уже в этом году, выделить на него деньги".
Именно поэтому, пояснил Алексей Васильев, и появилось письмо Минкульта руководству Русского музея с предложением определить, в каком объеме и куда перемещать фонды, какое потребуется финансирование на осуществление этой операции "в максимально сжатые сроки".
Окончательное решение Всемирного банка надеются получить до конца марта.
У корреспондента "Новой" возникли сомнения в соблюдении первого из выдвинутых ВБ условий. Ведь одобренный в 2002 году проект не единожды изменялся самим Михаилом Филипповым. А в том варианте, что согласовала Главгосэкспертиза, его фамилия даже не упоминается - разработчиком архитектурной части значится мастерская Сахновского.
Алексей Васильев, Владимир Гусев и его заместитель Владимир Баженов наперебой принялись уверять, что "проект остался тот же", просто его привели в соответствие современным требованиям пожарной безопасности, охраны и прочая. Но эти заверения никак не увязывались с их же признаниями в том, что от многих "красивых, изящных, но не функциональных" решений Филиппова отказались (в части облика световых фонарей, обильного использования дерева и стекла, характера и объемов преобразования чердачных пространств и еще по целому ряду позиций) - потому что "непонятно было, как все это делать", и вообще выходило, что это уже "Филиппов плюс Росси".
Из всего сказанного, на наш взгляд, следует: согласованный нынче проект - вовсе не тот, что одобрил ВБ, с оговорками поддержал Совет по наследию и Научно-методический совет при Минкульте (НМС). Последний рассматривал 3 февраля 2015 г. откорректированный Филипповым третий вариант. В протоколе указывается, что именно он был одобрен и экспозиционным советом Русского музея. Представленную концепцию НМС в целом поддержал, с рекомендацией "уменьшить участки нового остекления на внешних скатах крыши". Заказчику также рекомендовали принять данную концепцию как основу для дальнейшего проектирования, выразив пожелание продолжить работу "тем же авторским коллективом".
Один из разработанных архитектором Михаилом Филипповым вариантов реконструкции дворов Михайловского замка
Беспредметная экспертиза
В этом протоколе есть и еще одна важная фраза: "Проект предмета охраны памятника выполнен, но не утвержден".
А ведь он должен лежать в основе проекта приспособления. По закону к памятнику вообще нельзя подступаться, пока предмет охраны не утвержден. Государственная ИКЭ, призванная оценить соответствие проекта требованиям законодательства, в том числе исследует, не приведет ли его реализация к изменению предмета охраны.
Смотрим материалы ИКЭ, выполненной группой экспертов во главе со Светланой Шуньгиной 17 июня - 9 августа 2015 г. Там указывается, что "предмет охраны объекта составлен специалистами ООО "Ренессанс" в 2015 году". Такая формулировка (без ссылок на соответствующее распоряжение госоргана охраны) породила сомнение в том, что предмет охраны к моменту проведения экспертизы был утвержден законным порядком. Но в таком случае ИКЭ и сделанный ею вывод (о том, что проект не нарушает предмета охраны) нелегитимны. Однако департамент Минкульта эту формулировку согласовал.
В голове не укладывается, что для такого памятника первой величины до сих пор не был определен предмет охраны. На протяжении десятилетий полномочия по охране Михайловского дворца были закреплены за КГИОП. Распоряжением Правительства РФ от 09.06.2010 эти полномочия были переданы Министерству культуры. А распоряжением за подписью Дмитрия Медведева от 17.10.2015 снова возвращены КГИОП. После того, как департамент Минкульта согласовал и ИКЭ, и сам проект реконструкции дворов Михайловского дворца.
То есть, сделав во всех смыслах грязную работу, ответственность за ее последствия Минкульт перевесил на КГИОП. В комитете утверждают, что проекта до сих пор не видели. И даже не получили всей полагающейся документации по памятнику, за который отвечают с октября прошлого года.
Аналогичную операцию Минкульт ранее провернул с нашим Никольским рынком: полномочия по его охране федералы на время забрали у КГИОП, а согласовав губительный проект, обернувшийся сносом значительной части памятника, - вернули.
Михайловский дворец Минкульт скинул КГИОПу даже без утвержденного предмета охраны. "Такого распоряжения не только не было на момент проведения экспертизы, но не издано до сих пор", - подтвердила "Новой" главный архитектор ГРМ Ирина Тетерина.
Согласно календарному плану в составе техзадания к тендеру на проектирование, победитель обязан составить и утвердить список предмета охраны в первые три месяца с даты заключения контракта - 20.06.2014 (не исполнено до сих пор - а контракт закрыт, деньги выплачены).
Только после этого можно было приступить к проектированию, затем провести ИКЭ. Однако телегу поставили впереди лошади.
Будь Светлана Шуньгина добросовестным беспристрастным экспертом, вообще не взялась бы за проведение ИКЭ в отсутствие утвержденного предмета охраны. Но, судя по плодам ее деятельности последних лет, такие характеристики тут едва ли уместны. Так, с участием госпожи Шуньгиной была выполнена подтянутая под интересы застройщика экспертиза по Дому Мордвиновых - которая, как сказано в решении Куйбышевского районного суда Петербурга, "не может быть признана законной".
Особый интерес надзорного ведомства может вызвать сопоставление сумм на проведение ИКЭ, указанных в документации к тендеру и в договорах подряда, заключенных "ЛенПолпроектом" с экспертами. В сметах к тендеру отводится на ИКЭ без малого 15 миллионов. А если верить договорам, каждый из трех членов экспертной группы получил по 20 тысяч рублей.
Нас же пока больше интересует содержательная часть ИКЭ. Прежде всего потому, что позволяет составить хотя бы общее представление о скрываемом проекте.
Новостройка под видом "сохранения"
Из описанных в экспертизе проектных предложений следует: речь идет не о создании парочки атриумов над двумя внутренними дворами музея, а об их застройке - с созданием новых помещений в нескольких этажах. В первом дворе устанавливается четыре, а во втором - три монолитных железобетонных перекрытия. Которые будут заведены в капитальные стены дворца на глубину 25 см. Дополнительной нагрузкой на капитальные стены лягут и сами стеклянные колпаки. "Дворы перекрываются шатровым остеклением, опирающимся на парапет, возводимый поверх существующих стен", - сказано в экспертизе.
В результате всех преобразований музей, по оценкам Владимира Гусева, получит дополнительно 1500 кв. м.
Факт нового строительства признается и экспертизой, там так и написано: "Настоящим проектом предусматриваются решения по застройке внутренних дворов". Что не помешало экспертам сделать вывод о соответствии проекта 73-ФЗ. Хотя статья 5.1 этого закона запрещает в границах памятника или ансамбля работы по новому строительству и увеличению габаритов имеющихся объектов.
Недопустимость проведения таких работ под видом "сохранения объекта культурного наследия" подтверждена недавним решением Куйбышевского районного суда по Дому Мордвиновых.
Проектом предусматривается как закладка нескольких существующих оконных и дверных проемов, так и пробивка новых входов из оконных проемов (в первом дворе в итоге получается восемь дверных проемов, включая имеющиеся, во втором - 14). В ряде случаев речь идет о разборке самого массива стен: например, одно из занятых сейчас под фонды помещений трансформируется в холл, "для этого устраиваются два новых дверных проема (пробиваются в капитальных стенах)".
Помещение реставрационной мастерской "подвергается реконструкции - с устройством балкона на уровне мансардного этажа", "для этого предполагается разобрать часть чердачного перекрытия в помещениях". Для их освещения на обращенных во двор скатах устанавливаются окна.
Во дворах предусмотрено устройство трех лифтов и вентиляционных шахт.
Для обеспечения дополнительных путей эвакуации предлагается прорубить два выхода из музея в сад: раскрыв якобы существовавший ранее исторический дверной проем и прорубив второй в имеющемся окне. Оно, признается экспертизой, включено в перечень предмета охраны. Но данным досадным обстоятельством предлагается пренебречь. Новые выходы оснащаются приставными металлическими лестницами. Что, по мнению экспертов, тоже допустимо - поскольку лестницы "вплотную не примыкают к фасадам, то есть не повредят их декоративную отделку".
Изменяется и вид на центральный вход по главному фасаду: к лестнице со львами и двумя крыльями гранитных каретных въездов добавят "повторяющий их материал и форму" современный пандус - "техническое удобство для колясочников". В отличие от исторических, ведущих к дубовому тамбуру первого этажа, этот ведет к входу в цокольном этаже. По мнению экспертов, такое изменение парадного входа "не повлечет искажения восприятия композиции дворца".
Чего ради?
Эти и другие агрессивные внедрения в тело памятника, изменение объемно-пространственных характеристик выдаются, разумеется, за работы по сохранению объекта культурного наследия. Хотя использованные в экспертизе формулировки указывают на совершенно иные цели: одна из новаций представляется как необходимая "для удобства посетителей", другая - "для устройства технических помещений", какие-то проемы закладываются "за ненадобностью", новые прорубаются "для взаимодействия вновь создаваемых помещений".
Ради чего уникальный памятник предлагается подвергнуть столь серьезной и опасной операции? По словам Владимира Гусева, из 1500 кв. м, получаемых в результате реконструкции, 600 отдается под "рекреационное пространство". Еще там будут конференц-зал на 100 человек, магазины, кинозал, технические и служебные помещения - ну и кое-что останется на собственно экспозиционные площади.
Хорошо бы поглядеть на обоснованный расчет, подтверждающий их необходимость: сколько квадратных метров и для чего именно не хватает. И сопоставить с оценкой эффективности использования имеющихся площадей по всем переданным Русскому музею объектам. Подсчет субарендаторов того же Строгановского дворца говорит скорее об излишках, которыми ГРМ с кем только не готов поделиться. Тут тебе и кафе, и ресторан с пятью обеденными залами, винными погребами и "тайными комнатами" (желающим остаться после сытного ужина предлагаются апартаменты в "самом маленьком дворцовом отеле", цена вопроса - 30 тысяч рублей в сутки), Музей восковых фигур и Музей шоколада с бойкой торговлей, магазины подарков и сувениров, банковский офис с обменником.
Владимир Гусев любит напоминать, что коллекция Русского музея вчетверо превышает собрания Третьяковской галереи. Если масштаб дефицита помещений для ее экспонирования так велик - может, разумнее было бы приспособить Конюшенное ведомство, а не городить железобетонные этажерки в тесных (площадью 10 на 14 м) двориках Михайловского дворца?
Концы в воду
На пресс-конференции так и не прозвучало внятного ответа на тревожные вопросы о том, что будет с фондами, в каком объеме, куда и когда их переместят. Владимир Гусев лишь сообщил, что прорабатываются "разные варианты". И выразил робкую надежду на то, что хоть какую-то часть удастся оставить на месте - "если найдем компромиссные варианты со строителями; но ведь они будут отключать отопление и электричество, а мы не можем оставить экспонаты без сигнализации".
Между тем в техзадании к тендеру прописано:
"Создание условий сохранения коллекции музея в фондовых помещениях с обеспечением изоляции от проникновения и пыли со стороны строительной зоны - возведение выгородок, перегородок с применением технических средств охраны";
"разработка проекта технологической последовательности ведения работ по реконструкции инженерных сетей с учетом непрерывного функционирования инженерных систем здания".
Похоже, идея о необходимости тотальной эвакуации фондов, обтекаемо оцениваемая в "сотни миллионов рублей", это чья-то импровизация (едва ли рожденная в стенах музея). Ее реализация способна принести пильщикам дополнительный навар. А ответственным за сохранность фондов - реальные сроки. Владимир Гусев явно не горит желанием разделить судьбу экс-директора Военно-морского музея, которому история с переездом обошлась в "девяточку". И когда Владимир Александрович называет идеальной ту ситуацию, при которой "реконструкции не будет, и я проживу жизнь спокойно без обвинений в коррупции", - это тот редкий случай, когда ему веришь.
Пока же все выстраивается так, что спросить за катастрофические последствия безумного проекта "улучшения" Росси потом будет не с кого. Минкульт слился, переложив на КГИОП ответственность за то, что насогласовал. Глава комитета Сергей Макаров с двумя выговорами в анамнезе и малоприятными результатами проверок Минкульта - в шаге от отставки. Не факт, что будет продлен истекающий к 2017 году контракт с нынешним 71-летним директором Русского музея. Гендиректор ЗАО "ЛенПолпроект" Сергей Костерин, подписавший контракт на проектирование, сменил место работы (трудится первым замом гендиректора АО "Ленгидропроект" экс-депутата Владимира Пехтина). И вообще, к планируемому сроку окончания реконструкции, глядишь, и падишах сдохнет.
Не дожидаясь такой развязки, градозащитники намерены уже теперь обращаться в прокуратуру и в суд.