Член "Мемориала" Ольга Трусевич - о гражданской войне 1993 года
Выступление РАНХиГС на научной конференции 18 октября 2003 . Сыылка на программу конференции.
"Как бы я могла оценить свою роль тогда? Роль абсолютно рядового участника, роль рядового библиотекаря Исторической библиотеки. И какие бы вопросы я бы задала себе тогда? Сейчас я рассуждаю с точки зрения человека, знакомого с историческими документами.
Но первый же вопрос, который я задала этому библиотекарю - это каким образом человек, который полностью, 100% поддерживал курс Ельцина в 1991 году, у которого масса знакомых стояла в живом кольце и которым я сильно завидовала, каким образом в 1993 году я оказалась, в общем, в первые моменты событий на стороне Верховного совета.
На это долго отвечать. Но если коротко, то прежде всего влияло, конечно, окружение. Разговоры, которые велись в моей семье, на работе. Телевизор. Когда Яковлева сменил Полторанин, телевизор, Гостелерадио смотреть стало невозможно. Это апология президентства - просто было видно, как журналисты стали заниматься самоцензурой, как начались специально подготовленные передачи и в новостях то же самое: стал нарушаться баланс новостей. Над референдумом смеялись на всех знакомых мне кухнях именно потому, что приходили агитаторы и очень топорно агитировали именно за «да-да-нет-да». А я голосовала «да-да-нет-нет», это, конечно же, ошибка, потому что это какая-то нестабильность - ну, что это значит: не надо переизбирать ни того, ни другого. Но я была и возмущена как обычный гражданин: что это мне так ставят вопрос - «одобряете ли вы экономическую политику?» Ну, она многообразна - что-то одобряю, что-то категорически не одобряю. В частности, зачатки приватизации. 1993 год - это год МММ, всяких пирамид, истерий, безумия. И два вопроса - нужно ли переизбирать. Для меня это была нестабильность - как можно переизбирать обоих? Сейчас мне говорят: почему нет, нулевой вариант хороший. Не очень верилось, что правильно подсчитали референдум. Меня в кулуарах почти убедили, что да, все подсчитали верно. А тогда не было культуры вбросов. Ну, вбросов не было, но культура правильного подсчета, мне почему-то кажется, была.
Особенно в декабре, когда выборы были совмещены с выборами в Совет Федерации, и тогда тогдашние главе регионов должны были продвинуть своих людей в Совет Федерации. Ну и они очень легко добрасывали на явке. Чтобы продвинуть своих людей по второму бюллетеню, в Совет Федерации, они добрасывали эти бюллетени или считали правильно, а чтоб явка сошлась, приходилось увеличивать и, соответственно, Жириновскому добрасывали и коммунистам добрасывали голосов. Это культура к декабрю очень сильно проявилась. Я считаю, что нынешние выборы идут откуда-то оттуда.
Состояние несправедливости, понимание, что люди из исполнительной власти уже позволяют себе гораздо больше, чем то, что они провозглашали в 1991 году, начинало превалировать, поэтому я довольно быстро переориентировалась .
Вопрос второй, который бы я задала этому библиотекарю: скажите, пожалуйста, а в этот период , с 21 сентября по 2 октября, до начала серьезных кровавых событий , участвовали ли вы, так скажем в «массовых беспорядках»? Я сказала бы «да, участвовала». И такие беспорядки были. Было и отмечание каких-то праздников, но были и беспорядки. По той литературной шутке, что сначала началось Рождество, потом казни, потом решили совместить, к сожалению, и до второго числа, например, 28-го, и до этого, народ собирался не только в рамках закона о митингах, не только подавая заявки и соблюдая время и место проведения митинга, но и просто собирался, и в том числе, когда началась жесткая блокада Белого дома, улицы начали перегораживать. Я лично, ища компанию, может быть, ища людей, которые скажут что-то умное, что прояснит в моей голове ситуацию, я ходила с такими толпами и, по-моему, лично волокла какой-то мусорный бак, помогала перегородить Дорогомиловскую улицу. Это потом я узнала, что нами руководил Маляров. И Илью Константинова там я довольно часто видела .
И ОМОН (что меня тоже отвратило от президентской стороны) . Митинги 1980-х, 90, 91 годов проходили при идеально вежливой милиции. А потом - космонавты. Да, невооруженные. Но дубинка для простого человека в руках милиционера - не слабое оружие. И 1 мая разгоряченная толпа с уже неприятными мне лозунгами пошла как раз в сторону моего дома - я живу на Ленинском проспекте. И когда они шли в сторону Ленинского проспекта и гипотетических Лужников (по-моему, они сами не знали, куда шли), их встретили, зачем-то им перегородили дорогу, очень жестко начали наступать на них, и возникла драка. Они положили рядком пять своих людей, всех в крови (но, правда, даже скорую не стали вызывать) .
И 1 мая, история вещь мстительная, был случайно задавлен сотрудник милиции между автобусом и грузовиком. Когда я видела репортаж об этом по телевизору, он был абсолютно извращенный. Хотя, уже тогда милиционеров били и кидали в них камнями из нескучного сада. Куча камней оказалась рядом с этим проспектом… Это были события 1 мая. Потом «Мемориал» о них выпустит доклад.
Но я еще не член «Мемориала», я бегу и 28-го у Краснопресненской попадаю в месилово. Вот в этой атмосфере возникает праздник на Арбате 2-го окттября. 30-го числа я пробираюсь в Белый дом в надежде понять, что происходит и кто там находится. Но я вижу у баррикад уже не 1991-го года людей - веселых, легких, молодых, среднего класса, а людей со сложной судьбой, очень много одиноких, неустроенных людей, пенсионеров, приверженцев Анпилова, коммунистов, тех, кто не любит евреев и так далее. Я все-таки пробралась к ним через оцепление. Я говорила «Пустите меня, там мой муж, я его остановлю». Таким образом, меня пропутсили. А я не собиралась никого уговаривать, я отдала им сумку и взяла их письма. Почему? Чувство справедливости, слабой стороны, которую окружили колючей проволокой. Взяла их письма родственникам. Но ушла. Поняла, что это не моя война, не моя компания.
Когда я потом присоединилась к бригаде имени Волошина, где были мои близкие знакомые по институту, колебаний тоже не было: я считала, что иду защищать Верховный совет, но именно когда их милиция будет бить дубинками: бинтовать, лечить царапины, ну, в крайнем случае, шину наложу. Я понятия не имела, что будут стрелять. Это было настолько неожиданно. То есть, я видела людей с оружием - у Верховного совета иногда (редко) появлялись товарищи, вооруженные автоматами. Но я думала, что это все просто угрозы. Увы…
Не буду пересказывать историю шествия к Белому дому, ее уже осветили коллеги. Но вот действительно, их было довольно много - больше десятка тысяч людей, которые прорвали кольцо оцепления у Белого дома. Какой был социальный состав людей и куда они потом делись? Социальный состав был самый разный. Если у баррикад у Белого дома был тот социальный состав, который я уже описала, то люди, которые тогда со мной бегали и которые были частично и на Смоленке, и на Калужской площади, были самыми разными. Как пожилыми, анпиловцами, коммунистами, так и обычными москвичами разных возрастов. Так же как и пострадавшие, которых мы потом лечили, были самых разных возрастов и социального положения. Так же, как и погибшие…
Тогда начали поступать первые пострадавшие, и это вместе с ними мы сели в эти машины. Это я, без приднестровского флага, без имперок (не видела ни приднестровского флага, ни имперок; ) села в эту машину. Видела пару красных знамен. Повесила наше беленькое знамя - просто на марле написала красный крестик, и поехали мы в Останкино. Когда мы сели в эту машину, с нами забралась вторая отдельная казачья бригада. Казачья бригада состояла человек из восьми. Она была вооружена палками и щитами, отобранными у ОМОНа. Они всю дорогу были увлечены поношением ельцинской стороны и почему-то считали, что чеченская мафия командует и ельцинской стороной. То есть, президентская сторона говорила, что Хасбулатов чеченец, а казаки считали, что чеченская мафия командует президентской стороной. Ну, или еврейская. Мы чуть было не вступили с ними в дискуссию и чуть было не вылетели из этой машины, но наша задача была оказывать помощь пострадавшим, и мы доехали туда. И когда мы уже стояли у дверей телецентра и сгущалась темнота - я не буду приводить много слезовыжимательных подробностей - но это, конечно, был второй шок и стресс. Чудом мне спас жизнь человек, который стоял со мной и имел какой-то минимальный опыт конфликтов, он сказал «давай отойдем чуть-чуть подальше». Да, стреляли из гранатомета. Да, это была очень характерная двойная вспышка света.
Первого выстрела у Останкино я не видела, там снайпер с противоположного дома выцеплял гранатометчика, но, поскольку толпа все время перемещалась, он промазал, попал в другого человека. Его вынесли - в ноги попал. Но этого выстрела я не видела, а выстрел из гранатомета видела очень отчетливо. Дальше, конечно, началась просто жуть. Она продолжалась с 19-30 до примерно 12 часов ночи. А тем временем в 9-м часу Гайдар призвал еще массы народа выйти на улицы. Но я не осуждаю Гайдара, я понимаю, что у него тоже была своя, очень извращенная, может быть, информация.
Мы то что видели? Мы видели красный флаг на БТР-е «Витязь», который сопровождал нас. Им некогда было снимать красный флаг, который случайно кто-то воткнул на БТР. Мы видели, что в 20-00 подоспел еще один отряд БТР-ов. Это был уже шестой отряд спецназа, как я потом уже выяснила. С КПВТ на БТР-е, то есть, был прожектор и крупнокалиберный пулемет. И куда прожектор светил, туда бил пулемет. Поджигали ли Останкино? Да, поджигали. Но это было уже практически после ухода Макашова и его охраны. Они там немножко в дубовой роще покрутились - люди с автоматами - которых было… ну, я не считала, но я их видела. Но поджигать, штурмовать никто не планировал. Это потом, когда на площади легли десятки раненых и убитые, тогда люди стали останавливать машины, сливать бензин из машин, наливать в раздобытые бутылки и кидать их. И таким образом загорелся телецентр.
Этот ужас я помню. Я помню эти большие деревья, за которыми не спрячешься и тебя, как в концлагере, освещают прожектором, и вокруг убитые и раненые, бинты кончаются и все такое… Ну, ладно… А сзади я наткнулась на длинную вереницу машин того самого Васильева. Он стоял и просто «держал периметр». Видимо, оправдывался перед Голубцом и прочими командующими силовиками.
Когда я с трудом добралась домой, вся в грязи и так далее, и стала рассказывать родителям, они тут же стали перезванивать знакомым и уже на следующий день к Белому дому дураков прийти не было в больших количествах. Все уже понимали, что дело решено… А к Останкино-то пошла большая толпа людей. Конечно, не такая огромная, которая стояла на площади Свободной России, когда выступали с безумными речами Руцкой и Хасбулатов, но была большая толпа: кто-то влез в автобус, целая колонна пошла в Останкино. Присоединилось очень много гуляющих поблизости - там рядом все-таки парк. Там было много людей, и то, что они увидели, тот опыт и тот стресс, который они получили, конечно, предупредил следующий день. Уже и участники сопротивления в Белом доме, и зеваки, и прочие понимали, что дело идет к полной и кровавой развязке. «Баркаши» частично вернулись в Белый дом, частично ушли, но притока поддерживающих Белый дом ночью с 3 на 4 (кроме тех казаков, которые привезли раненых), уже не было. И количество людей там катастрофически уменьшалось. Но я подошла туда в районе 11-ти в район Белого дома, тоже выносили раненых… Но я видела избитых людей, не только раненых. Озверелые испуганные сотрудники ОМОНа, внутренних войск… В общем, я видела просто избитых людей. Я слышала о расстрелянном человеке. Я вернулась туда и 5 числа. Я стояла вместе с медбригадой под эстакадой мэрии, и туда выносили останки погибших из Белого дома, которых не успели вынести за предыдущую ночь. Я спросила у медиков, сколько вынесли трупов за ночь, они сказали - 33, и еще 27 лежит с другой стороны. «Мы шли прямо за наступающими войсками», - сказали мне врачи Медакадемии Сеченова и присоединившиеся добровольцы. Скорая не могла подъезжать близко, поэтому очень много добровольцев участвовало в событиях.
При мне принесли еще трупы, с этажей… Я видела парня, который предпочел покончить с собой. После того как женщин и детей вывела Альфа, потом там пошла такая жесткая зачистка, что, мальчик 17 лет предпочел пустить себе пулю в луб. Видела казака в тельняшке, расстрелянного в упор. Ну и я пыталась дозвониться в «Скорую», чтобы эти тела забрали, но мне говорили, что это не дело скорой помощи.
Потом, оценивая события, я понимала, что у меня не было никакой сложившейся позиции, понятия о том, что это происходит. Что нужно делать? Я пыталась следовать импульсивным реакциям - в данный момент я делаю то-то и то-то. Конечно, я не знала того большого массива документов, решений Верховного совета - совершенно безумных. Но интуитивно я понимала, что очень многое недооценено теми, кто пытался руководить операцией или думал, что он контролирует ситуацию. Хотелось бы, чтобы люди, принимающие решения во время такого гражданского конфликта (пусть локального), пореальней оценивали ситуацию.
"Как бы я могла оценить свою роль тогда? Роль абсолютно рядового участника, роль рядового библиотекаря Исторической библиотеки. И какие бы вопросы я бы задала себе тогда? Сейчас я рассуждаю с точки зрения человека, знакомого с историческими документами.
Но первый же вопрос, который я задала этому библиотекарю - это каким образом человек, который полностью, 100% поддерживал курс Ельцина в 1991 году, у которого масса знакомых стояла в живом кольце и которым я сильно завидовала, каким образом в 1993 году я оказалась, в общем, в первые моменты событий на стороне Верховного совета.
На это долго отвечать. Но если коротко, то прежде всего влияло, конечно, окружение. Разговоры, которые велись в моей семье, на работе. Телевизор. Когда Яковлева сменил Полторанин, телевизор, Гостелерадио смотреть стало невозможно. Это апология президентства - просто было видно, как журналисты стали заниматься самоцензурой, как начались специально подготовленные передачи и в новостях то же самое: стал нарушаться баланс новостей. Над референдумом смеялись на всех знакомых мне кухнях именно потому, что приходили агитаторы и очень топорно агитировали именно за «да-да-нет-да». А я голосовала «да-да-нет-нет», это, конечно же, ошибка, потому что это какая-то нестабильность - ну, что это значит: не надо переизбирать ни того, ни другого. Но я была и возмущена как обычный гражданин: что это мне так ставят вопрос - «одобряете ли вы экономическую политику?» Ну, она многообразна - что-то одобряю, что-то категорически не одобряю. В частности, зачатки приватизации. 1993 год - это год МММ, всяких пирамид, истерий, безумия. И два вопроса - нужно ли переизбирать. Для меня это была нестабильность - как можно переизбирать обоих? Сейчас мне говорят: почему нет, нулевой вариант хороший. Не очень верилось, что правильно подсчитали референдум. Меня в кулуарах почти убедили, что да, все подсчитали верно. А тогда не было культуры вбросов. Ну, вбросов не было, но культура правильного подсчета, мне почему-то кажется, была.
Особенно в декабре, когда выборы были совмещены с выборами в Совет Федерации, и тогда тогдашние главе регионов должны были продвинуть своих людей в Совет Федерации. Ну и они очень легко добрасывали на явке. Чтобы продвинуть своих людей по второму бюллетеню, в Совет Федерации, они добрасывали эти бюллетени или считали правильно, а чтоб явка сошлась, приходилось увеличивать и, соответственно, Жириновскому добрасывали и коммунистам добрасывали голосов. Это культура к декабрю очень сильно проявилась. Я считаю, что нынешние выборы идут откуда-то оттуда.
Состояние несправедливости, понимание, что люди из исполнительной власти уже позволяют себе гораздо больше, чем то, что они провозглашали в 1991 году, начинало превалировать, поэтому я довольно быстро переориентировалась .
Вопрос второй, который бы я задала этому библиотекарю: скажите, пожалуйста, а в этот период , с 21 сентября по 2 октября, до начала серьезных кровавых событий , участвовали ли вы, так скажем в «массовых беспорядках»? Я сказала бы «да, участвовала». И такие беспорядки были. Было и отмечание каких-то праздников, но были и беспорядки. По той литературной шутке, что сначала началось Рождество, потом казни, потом решили совместить, к сожалению, и до второго числа, например, 28-го, и до этого, народ собирался не только в рамках закона о митингах, не только подавая заявки и соблюдая время и место проведения митинга, но и просто собирался, и в том числе, когда началась жесткая блокада Белого дома, улицы начали перегораживать. Я лично, ища компанию, может быть, ища людей, которые скажут что-то умное, что прояснит в моей голове ситуацию, я ходила с такими толпами и, по-моему, лично волокла какой-то мусорный бак, помогала перегородить Дорогомиловскую улицу. Это потом я узнала, что нами руководил Маляров. И Илью Константинова там я довольно часто видела .
И ОМОН (что меня тоже отвратило от президентской стороны) . Митинги 1980-х, 90, 91 годов проходили при идеально вежливой милиции. А потом - космонавты. Да, невооруженные. Но дубинка для простого человека в руках милиционера - не слабое оружие. И 1 мая разгоряченная толпа с уже неприятными мне лозунгами пошла как раз в сторону моего дома - я живу на Ленинском проспекте. И когда они шли в сторону Ленинского проспекта и гипотетических Лужников (по-моему, они сами не знали, куда шли), их встретили, зачем-то им перегородили дорогу, очень жестко начали наступать на них, и возникла драка. Они положили рядком пять своих людей, всех в крови (но, правда, даже скорую не стали вызывать) .
И 1 мая, история вещь мстительная, был случайно задавлен сотрудник милиции между автобусом и грузовиком. Когда я видела репортаж об этом по телевизору, он был абсолютно извращенный. Хотя, уже тогда милиционеров били и кидали в них камнями из нескучного сада. Куча камней оказалась рядом с этим проспектом… Это были события 1 мая. Потом «Мемориал» о них выпустит доклад.
Но я еще не член «Мемориала», я бегу и 28-го у Краснопресненской попадаю в месилово. Вот в этой атмосфере возникает праздник на Арбате 2-го окттября. 30-го числа я пробираюсь в Белый дом в надежде понять, что происходит и кто там находится. Но я вижу у баррикад уже не 1991-го года людей - веселых, легких, молодых, среднего класса, а людей со сложной судьбой, очень много одиноких, неустроенных людей, пенсионеров, приверженцев Анпилова, коммунистов, тех, кто не любит евреев и так далее. Я все-таки пробралась к ним через оцепление. Я говорила «Пустите меня, там мой муж, я его остановлю». Таким образом, меня пропутсили. А я не собиралась никого уговаривать, я отдала им сумку и взяла их письма. Почему? Чувство справедливости, слабой стороны, которую окружили колючей проволокой. Взяла их письма родственникам. Но ушла. Поняла, что это не моя война, не моя компания.
Когда я потом присоединилась к бригаде имени Волошина, где были мои близкие знакомые по институту, колебаний тоже не было: я считала, что иду защищать Верховный совет, но именно когда их милиция будет бить дубинками: бинтовать, лечить царапины, ну, в крайнем случае, шину наложу. Я понятия не имела, что будут стрелять. Это было настолько неожиданно. То есть, я видела людей с оружием - у Верховного совета иногда (редко) появлялись товарищи, вооруженные автоматами. Но я думала, что это все просто угрозы. Увы…
Не буду пересказывать историю шествия к Белому дому, ее уже осветили коллеги. Но вот действительно, их было довольно много - больше десятка тысяч людей, которые прорвали кольцо оцепления у Белого дома. Какой был социальный состав людей и куда они потом делись? Социальный состав был самый разный. Если у баррикад у Белого дома был тот социальный состав, который я уже описала, то люди, которые тогда со мной бегали и которые были частично и на Смоленке, и на Калужской площади, были самыми разными. Как пожилыми, анпиловцами, коммунистами, так и обычными москвичами разных возрастов. Так же как и пострадавшие, которых мы потом лечили, были самых разных возрастов и социального положения. Так же, как и погибшие…
Тогда начали поступать первые пострадавшие, и это вместе с ними мы сели в эти машины. Это я, без приднестровского флага, без имперок (не видела ни приднестровского флага, ни имперок; ) села в эту машину. Видела пару красных знамен. Повесила наше беленькое знамя - просто на марле написала красный крестик, и поехали мы в Останкино. Когда мы сели в эту машину, с нами забралась вторая отдельная казачья бригада. Казачья бригада состояла человек из восьми. Она была вооружена палками и щитами, отобранными у ОМОНа. Они всю дорогу были увлечены поношением ельцинской стороны и почему-то считали, что чеченская мафия командует и ельцинской стороной. То есть, президентская сторона говорила, что Хасбулатов чеченец, а казаки считали, что чеченская мафия командует президентской стороной. Ну, или еврейская. Мы чуть было не вступили с ними в дискуссию и чуть было не вылетели из этой машины, но наша задача была оказывать помощь пострадавшим, и мы доехали туда. И когда мы уже стояли у дверей телецентра и сгущалась темнота - я не буду приводить много слезовыжимательных подробностей - но это, конечно, был второй шок и стресс. Чудом мне спас жизнь человек, который стоял со мной и имел какой-то минимальный опыт конфликтов, он сказал «давай отойдем чуть-чуть подальше». Да, стреляли из гранатомета. Да, это была очень характерная двойная вспышка света.
Первого выстрела у Останкино я не видела, там снайпер с противоположного дома выцеплял гранатометчика, но, поскольку толпа все время перемещалась, он промазал, попал в другого человека. Его вынесли - в ноги попал. Но этого выстрела я не видела, а выстрел из гранатомета видела очень отчетливо. Дальше, конечно, началась просто жуть. Она продолжалась с 19-30 до примерно 12 часов ночи. А тем временем в 9-м часу Гайдар призвал еще массы народа выйти на улицы. Но я не осуждаю Гайдара, я понимаю, что у него тоже была своя, очень извращенная, может быть, информация.
Мы то что видели? Мы видели красный флаг на БТР-е «Витязь», который сопровождал нас. Им некогда было снимать красный флаг, который случайно кто-то воткнул на БТР. Мы видели, что в 20-00 подоспел еще один отряд БТР-ов. Это был уже шестой отряд спецназа, как я потом уже выяснила. С КПВТ на БТР-е, то есть, был прожектор и крупнокалиберный пулемет. И куда прожектор светил, туда бил пулемет. Поджигали ли Останкино? Да, поджигали. Но это было уже практически после ухода Макашова и его охраны. Они там немножко в дубовой роще покрутились - люди с автоматами - которых было… ну, я не считала, но я их видела. Но поджигать, штурмовать никто не планировал. Это потом, когда на площади легли десятки раненых и убитые, тогда люди стали останавливать машины, сливать бензин из машин, наливать в раздобытые бутылки и кидать их. И таким образом загорелся телецентр.
Этот ужас я помню. Я помню эти большие деревья, за которыми не спрячешься и тебя, как в концлагере, освещают прожектором, и вокруг убитые и раненые, бинты кончаются и все такое… Ну, ладно… А сзади я наткнулась на длинную вереницу машин того самого Васильева. Он стоял и просто «держал периметр». Видимо, оправдывался перед Голубцом и прочими командующими силовиками.
Когда я с трудом добралась домой, вся в грязи и так далее, и стала рассказывать родителям, они тут же стали перезванивать знакомым и уже на следующий день к Белому дому дураков прийти не было в больших количествах. Все уже понимали, что дело решено… А к Останкино-то пошла большая толпа людей. Конечно, не такая огромная, которая стояла на площади Свободной России, когда выступали с безумными речами Руцкой и Хасбулатов, но была большая толпа: кто-то влез в автобус, целая колонна пошла в Останкино. Присоединилось очень много гуляющих поблизости - там рядом все-таки парк. Там было много людей, и то, что они увидели, тот опыт и тот стресс, который они получили, конечно, предупредил следующий день. Уже и участники сопротивления в Белом доме, и зеваки, и прочие понимали, что дело идет к полной и кровавой развязке. «Баркаши» частично вернулись в Белый дом, частично ушли, но притока поддерживающих Белый дом ночью с 3 на 4 (кроме тех казаков, которые привезли раненых), уже не было. И количество людей там катастрофически уменьшалось. Но я подошла туда в районе 11-ти в район Белого дома, тоже выносили раненых… Но я видела избитых людей, не только раненых. Озверелые испуганные сотрудники ОМОНа, внутренних войск… В общем, я видела просто избитых людей. Я слышала о расстрелянном человеке. Я вернулась туда и 5 числа. Я стояла вместе с медбригадой под эстакадой мэрии, и туда выносили останки погибших из Белого дома, которых не успели вынести за предыдущую ночь. Я спросила у медиков, сколько вынесли трупов за ночь, они сказали - 33, и еще 27 лежит с другой стороны. «Мы шли прямо за наступающими войсками», - сказали мне врачи Медакадемии Сеченова и присоединившиеся добровольцы. Скорая не могла подъезжать близко, поэтому очень много добровольцев участвовало в событиях.
При мне принесли еще трупы, с этажей… Я видела парня, который предпочел покончить с собой. После того как женщин и детей вывела Альфа, потом там пошла такая жесткая зачистка, что, мальчик 17 лет предпочел пустить себе пулю в луб. Видела казака в тельняшке, расстрелянного в упор. Ну и я пыталась дозвониться в «Скорую», чтобы эти тела забрали, но мне говорили, что это не дело скорой помощи.
Потом, оценивая события, я понимала, что у меня не было никакой сложившейся позиции, понятия о том, что это происходит. Что нужно делать? Я пыталась следовать импульсивным реакциям - в данный момент я делаю то-то и то-то. Конечно, я не знала того большого массива документов, решений Верховного совета - совершенно безумных. Но интуитивно я понимала, что очень многое недооценено теми, кто пытался руководить операцией или думал, что он контролирует ситуацию. Хотелось бы, чтобы люди, принимающие решения во время такого гражданского конфликта (пусть локального), пореальней оценивали ситуацию.