План и дело, или русские и кавказцы ( по Ольшанскому)
Закавказские магазинные и ресторанные работники играют в нынешней России ту роль, какую в старой России играли опытные, ловкие выходцы из деревень, составлявшие целые гильдии половых и приказчиков, извозчиков и швейцаров, и, главное, мелких купцов со своими лавками.
Та, прежняя Россия - из Гиляровского и Ивана Шмелева, - это теперь Закавказье.
И любое армянское или азербайджанское заведение - которое сделано не вчера, не в качестве дрянной сети для случайных менеджеров, а сравнительно давно, и там сидят вовсе не менеджеры, а пожилые мафиози или опасные ребята в спортивных костюмах и с бородой без усов, - это и есть единственный оставшийся нам аналог русского трактира, того самого, где "чего изволите-с" и "не извольте сумлеваться, в лучшем виде подадим-с".
И никаких тебе крохотных кусочков еды на огромных тарелках, безумных "хлебных корзин" за триста рублей, которые надо полчаса "разогревать", тошнотворного "стильного дизайна" и бессмысленных девочек, уверенных в том, что они - временно подзадержавшиеся здесь звезды Первого канала.
Только мясо, лаваш, зелень и понимающие улыбки немолодых мужиков, которые, может быть, еще самому Деду Хасану на стол подавали.
Но ведь не только же рестораны.
Около моего дома - четыре магазина. Из них три - условно "русские", а один - закавказский.
И это, конечно, небо и земля.
В русском магазине ты - никто. Тебя просто нет. Продавщицы смотрят буквально сквозь тебя, и тебе даже в бреду не придет в голову обратиться к ним с какими-нибудь "капризными пожеланиями".
Ясно же, что перед тобой - не настоящие торговцы, те, которые в лавках расхваливают свои товары и ловят покупателей, угождая их вкусам, а усталые, несчастные люди, замордованные своей трудной жизнью, бедностью, пьющими мужьями, долгими сменами и дальними дорогами.
Когда ты приходишь в русский магазин, тебе стыдно за то, что ты туда вообще пришел.
Отнял у людей их последние, может быть, силы, которые они потратили на обслуживание тебя - вместо того, чтобы выдохнуть и посмотреть телевизор.
А в закавказском магазине - совсем другой мир.
Там почему-то не стыдно, что ты пришел.
Там - уже буквально со второго раза тебя узнают, и здороваются, и смеются, и помнят, что ты у них покупал, и всем своим видом показывает, как они довольны, что ты купил на эти свои жалкие триста рублей что-то именно у них, и хотят, чтобы ты еще пришел, оченно рады вас видеть, Парфен Макарыч.
А я, знаете ли, люблю шоколадные вафли.
Обычные такие вафли - их на вес продают, но продают редко.
И вот я - ну совершенно уже ошалев от армянской (или, может быть, азербайджанской? в кои-то веки неважно) вежливости и услужливости, тяну им мечтательное:
- А нет ли у вас вафлей шоколадных? Ну, таких... как бы вам объяснить... эх! Жаль, жаль, обязательно надо, чтобы вы такие - (не могу, правда, им рассказать, какие именно), - вафли продавали, а я к вам за ними приду.
И что же вы думаете.
Захожу - а они зовут меня в кондитерский отдел, и показывают те самые вафли, о которых я путано говорил.
Они запомнили и нашли.
Но если бы я был глуп, если бы я был либерал, я бы свел это рассуждение - к обвинению.
Ну, как "у них" принято: закавказские народы, мол, хорошие, а мы плохие.
От них одна польза, а что от нас?
К счастью, я давно разучился так думать.
Советская власть - эта страшная воронка, поглотившая все частное, все отдельное, все собственное в русской жизни, - буквально убила в нашем человеке способности к сервису и торговле.
Выжгла эти таланты и выморила их обладателей, полностью заменив мир лавок, рынков, трактиров, ремесел, хозяев, ярмарок и услуг - унифицированной вселенной завода, райкома и казармы.
От этого проклятия, от этого обвала и сведения всего вообще разнообразия бытия к производству танков, - мы не отошли до сих пор.
Уже и танк заржавел, и завод приватизировали, и райком сначала закрыли, а потом снова открыли, но уже фуфлыжный, поддельный, - а русский человек так и не может уже стать настоящим торговцем, купцом, продавцом, официантом.
"План" убил "дело".
Потом план исчез, а дело все равно не появилось.
Вместо него - хлебная корзина за триста рублей, да и той нету, потому что она "разогревается, ждите".
А Закавказье, которое Советская власть не убила, которое она любила, и за которым ухаживала, - осталось.
И мы заходим в их магазины и рестораны, и видим все то, что когда-то умели мы, что было когда-то русским, - и что теперь умеют только они.
Спасибо им.
Но нашей власти и нашей жизни - по-прежнему советской в высшем каком-то смысле, - нет, не спасибо.
Та, прежняя Россия - из Гиляровского и Ивана Шмелева, - это теперь Закавказье.
И любое армянское или азербайджанское заведение - которое сделано не вчера, не в качестве дрянной сети для случайных менеджеров, а сравнительно давно, и там сидят вовсе не менеджеры, а пожилые мафиози или опасные ребята в спортивных костюмах и с бородой без усов, - это и есть единственный оставшийся нам аналог русского трактира, того самого, где "чего изволите-с" и "не извольте сумлеваться, в лучшем виде подадим-с".
И никаких тебе крохотных кусочков еды на огромных тарелках, безумных "хлебных корзин" за триста рублей, которые надо полчаса "разогревать", тошнотворного "стильного дизайна" и бессмысленных девочек, уверенных в том, что они - временно подзадержавшиеся здесь звезды Первого канала.
Только мясо, лаваш, зелень и понимающие улыбки немолодых мужиков, которые, может быть, еще самому Деду Хасану на стол подавали.
Но ведь не только же рестораны.
Около моего дома - четыре магазина. Из них три - условно "русские", а один - закавказский.
И это, конечно, небо и земля.
В русском магазине ты - никто. Тебя просто нет. Продавщицы смотрят буквально сквозь тебя, и тебе даже в бреду не придет в голову обратиться к ним с какими-нибудь "капризными пожеланиями".
Ясно же, что перед тобой - не настоящие торговцы, те, которые в лавках расхваливают свои товары и ловят покупателей, угождая их вкусам, а усталые, несчастные люди, замордованные своей трудной жизнью, бедностью, пьющими мужьями, долгими сменами и дальними дорогами.
Когда ты приходишь в русский магазин, тебе стыдно за то, что ты туда вообще пришел.
Отнял у людей их последние, может быть, силы, которые они потратили на обслуживание тебя - вместо того, чтобы выдохнуть и посмотреть телевизор.
А в закавказском магазине - совсем другой мир.
Там почему-то не стыдно, что ты пришел.
Там - уже буквально со второго раза тебя узнают, и здороваются, и смеются, и помнят, что ты у них покупал, и всем своим видом показывает, как они довольны, что ты купил на эти свои жалкие триста рублей что-то именно у них, и хотят, чтобы ты еще пришел, оченно рады вас видеть, Парфен Макарыч.
А я, знаете ли, люблю шоколадные вафли.
Обычные такие вафли - их на вес продают, но продают редко.
И вот я - ну совершенно уже ошалев от армянской (или, может быть, азербайджанской? в кои-то веки неважно) вежливости и услужливости, тяну им мечтательное:
- А нет ли у вас вафлей шоколадных? Ну, таких... как бы вам объяснить... эх! Жаль, жаль, обязательно надо, чтобы вы такие - (не могу, правда, им рассказать, какие именно), - вафли продавали, а я к вам за ними приду.
И что же вы думаете.
Захожу - а они зовут меня в кондитерский отдел, и показывают те самые вафли, о которых я путано говорил.
Они запомнили и нашли.
Но если бы я был глуп, если бы я был либерал, я бы свел это рассуждение - к обвинению.
Ну, как "у них" принято: закавказские народы, мол, хорошие, а мы плохие.
От них одна польза, а что от нас?
К счастью, я давно разучился так думать.
Советская власть - эта страшная воронка, поглотившая все частное, все отдельное, все собственное в русской жизни, - буквально убила в нашем человеке способности к сервису и торговле.
Выжгла эти таланты и выморила их обладателей, полностью заменив мир лавок, рынков, трактиров, ремесел, хозяев, ярмарок и услуг - унифицированной вселенной завода, райкома и казармы.
От этого проклятия, от этого обвала и сведения всего вообще разнообразия бытия к производству танков, - мы не отошли до сих пор.
Уже и танк заржавел, и завод приватизировали, и райком сначала закрыли, а потом снова открыли, но уже фуфлыжный, поддельный, - а русский человек так и не может уже стать настоящим торговцем, купцом, продавцом, официантом.
"План" убил "дело".
Потом план исчез, а дело все равно не появилось.
Вместо него - хлебная корзина за триста рублей, да и той нету, потому что она "разогревается, ждите".
А Закавказье, которое Советская власть не убила, которое она любила, и за которым ухаживала, - осталось.
И мы заходим в их магазины и рестораны, и видим все то, что когда-то умели мы, что было когда-то русским, - и что теперь умеют только они.
Спасибо им.
Но нашей власти и нашей жизни - по-прежнему советской в высшем каком-то смысле, - нет, не спасибо.