Пентархия в богословии преп. Феодора Студита
Для преп. Феодора Студита церковные институты (соборы, пентархия патриархов и проч.) - это не просто исторические формы, в которых существует церковная организация, а элементы внутреннего устройства Церкви как организма, которые, таким образом, выражают ее сущность и становятся богословским развитием (в смысле греческого anaptyxis) догмата о Церкви. Поэтому данный вопрос рассматривается преп. Феодором в рамках экклесиологии, т.е. в рамках учения о Церкви.
Согласно преп. Феодору, Церковь - это Тело Христово, в котором совершается взаимное общение членов между собой и с Главой Христом, «епископом душ и всеобщим архиереем» (Ep. 276, 29-30: все ссылки даны на изд. Г. Фатуроса). Не удивительно, что обращаясь к теме общения членов Тела Церкви между собой, преп. Феодор всякий раз использует христологическую терминологию Халкидонского собора, что говорит о его буквальном понимании аналогии между богочеловеческой природой Христа и богочеловеческой природой Церкви: «Мы взаимно передаем друг другу свои энергии, и дарования каждого (из членов) взаимно проникают через одного к другому, как это видно и на примере членов тела» (Большой Катехизис, 117). Согласно преп. Феодору, единство и взаимопроникновение членов Тела совершается через приобщение к Телу Христову (ensomatosis) в таинстве Крещения и выражается через общение в таинстве Евхаристии, которое суммирует (sygkefalaionei) все домостроительство Бога Слова (Антирритик 1, 10). Вступление в Тело Церкви предполагает единство в вере (Ep. 499, 21), которое заключается в следовании вере Апостолов, выраженной в догматических определениях и канонических установлениях Вселенских и Поместных соборов (см. Ep. 25, 29-35; Ep. 30, 1-18; Ep. 28, 24-34 и др.). Отпадение от Тела Церкви происходит через грех, который лишает человека возможности приобщаться к Телу Христову («оскверняющий тело не есть член Христа … и не достоин участия в таинствах»: Малый Катехизис, 8), и через ересь, поскольку она есть отвержение и упразднение домостроительства спасения (Ep. 71, 14-19).
Институт соборов рассматривается преп. Феодором в том же самом христологическом контексте: в соборной структуре Церкви выражается взаимообщение между членами единого Тела, глава которого Христос. Соборы наиболее полным образом выражают понятие Церкви как единого организма, действующего во всеобщем согласии всех его членов. Отвергающий один из соборов отвергает все, и принимающий один из соборов принимает все соборы, поскольку благочестивое разумение выражается только в учении всех соборов (Опровержение нечестивых сочинений, 30, PG 99, 472A, 473A). Быть единосущным с телом Церкви (omosomos) означает, по преп. Феодору, принимать «икономию, утвержденную в прежние времена святыми» («икономия», в данном случае понимается в широком значении - как следование духу правил, установленных отцами Церкви в перспективе божественного домостроительства спасения; см. Ep. 30, 14-15).
Структура Тела Церкви, по учению преп. Феодора, состоит из местных Церквей, возглавляемых епископами, которых он совершенно справедливо называет «главами» своих Церквей (Ep. 272, 1-10; 275, 5-10; 276, 28-29; 469, 1-5 и др.). Однако следует иметь в виду, что согласно преп. Феодору, местные Церкви не могут быть совершенно самостоятельными и независимыми друг от друга в экклесиологическом смысле: они все вместе через общность в вере и любви восходят к более высокой организации Церкви, а именно к пяти патриархам, которых он называет «пятиглавой властью Церкви» (Ep. 478, 64-65). В составе самой пентархии Вселенские соборы выделяют две ведущих кафедры (Римскую для Запада, Константинопольскую для Востока), а среди этих двух отдают первенство чести и ведущую роль в церковном представительстве Римскому епископу, - все это мы также находим в учении преп. Феодора, который многократно указывает в своих письмах на особую и ведущую роль в мировом православии Римской кафедры (я не буду здесь касаться конкретного вопроса о взаимоотношении теории Римского первенства и пятивластия патриархов в Церкви согласно учению преп. Феодора, хотя этот вопрос и занимает важное место в диалоге с католиками уже с византийского времени, поскольку он несколько выходит за рамки той проблематики, которая рассматривается в данной записи). Во главе мирового православия, согласно преп. Феодору, стоят пять Патриархатов, которые равны между собой и обеспечивают всеобщее единство в вере, составляя «пятиглавое тело Церкви» (Ep. 406, 27-28).
Мы можем видеть в данной структуре два совершенно ясных и очень важных богословских положения, которые, на мой взгляд, определяют смысл экклесиологии преп. Феодора Студита:
1) Церковь устроена как единый живой организм, в котором отдельные члены действуют во взаимном согласии (проникновении энергий), и этот организм в своих действиях руководствуется разумом главы Тела Церкви Христа (поэтому и учение Церкви, выраженное через согласие членов (на Соборах) есть не что иное как учение Христа);
2) Церковный организм, действующий во взаимном согласии, устроен, как и любое тело, иерархически, и это не нарушает равенства членов, но, напротив, утверждает его через иерархический принцип приоритета высших членов над низшими, благодаря чему осуществляется нормальная жизнедеятельность всего церковного организма.
Ко второму пункту следует сделать два существенных примечания: а) в понимании преп. Феодора и др. отцов Церкви, развивавших учение о пентархии, иерархия Церквей, в которой проявляется принцип «власти» (преп. Феодор говорит именно о «власти» пяти патриархов), не подразумевает власть силы (т.е. власть в мирском понимании) и не отменяет, таким образом, относительной независимости и местного самоуправления каждой из Церквей вселенского православия; б) иерархический принцип, лежащий в основании экклесиологии преп. Феодора Студита, выходит за рамки учения собственно о церковной иерархии и объяснения устройства Церкви, соединяя экклесиологию с общим учением о домостроительстве спасения, которое совершается промыслительным руководством Бога, сотворившего наш мир (устройство всего мира имеет иерархический порядок, поэтому порядок Церкви духовно отображает устройство космоса), а также с богословием Троицы, в Которой также действует принцип иерархии, согласно свидетельствам Евангелия и учению отцов Церкви. Эти два момента помогают правильно понять и оценить учение преп. Феодора об иерархической структуре церковного организма. Кроме того, они помогают поместить экклесиологию преп. Феодора в контекст богословия таких Восточных отцов, как св. Дионисий Ареопагит (примечательно, что преп. Феодор часто ссылается в своих Письмах на учение св. Дионисия Ареопагита, ср. Письма 22, 35-36; 25, 53-55; 28, 44-45; 31, 92; 37, 53; 57, 18-19;380, 148-151, 155-156; 386, 25-28; 393, 38-40; 406, 15; 408, 21-22; 409, 46-50; 455, 32-35; 476, 23-25; 478, 93; 489, 33; 492, 11; 524, 37; 528, 48; 532, 110), преп. Максим Исповедник и др., выразивших учение о «космической литургии» всего творения, направляемого промыслительным действием Бога к конечной цели - спасению и обожению во Христе.
Преп. Феодор развивает учение о пентархии, главным образом, в контексте вопроса о критерии православия. И это следующий важный момент в понимании установленного Вселенскими соборами принципа «пятиглавой власти Церкви». Высшим выражением православия, как было сказано выше, преп. Феодор считает Вселенский собор, который, по его учению, есть наиболее полная реализация взаимодействия членов, объединенных в одно Тело. В качестве главного критерия, определяющего легитимность собора, преп. Феодор, следуя здесь почти буквально аргументации преп. Максима Исповедника (см. Диспут с Пирром, PG 91, 352D; К Анастасию монаху, PG 90, 132A; ср. F. Gahbauer, Die Pentarchietheorie, 82-84), указывает принятие решений собора пятью главами вселенского православия. Преп. Феодор говорит, что законность Вселенского собора определяется его рецепцией со стороны пяти патриархов и утверждает, что «в их (пяти патриархов) руках - критерий божественных догматов» (Ep. 478, 65-66). Смысл этого критерия состоит в том, что без участия и последующего одобрения хотя бы одного из пяти патриархов пентархии собор, претендующий на звание Вселенского, не считается законным и Вселенским. Этот же подход можно встретить в аргументации отцов Седьмого Вселенского собора относительно незаконности иконоборческого собора 754 г. в Иерии, претендовавшего на роль Вселенского: «Как [собор этот можно считать] великим и вселенским, если его не приняли и не выразили с ним согласия предстоятели прочих Церквей, но предали его анафеме? В этом соборе не принимал участие папа Римский либо через посредство священников, своих представителей, либо через окружное послание, как это принято законом относительно соборов. Также не были единомысленны с этим собором и патриархи Востока, то есть Александрии, Антиохии и святого града [Иерусалима], с их сослужителями архиереями…[см. и далее]» (Mansi, 13, col. 208-209). Преп. Феодор отстаивал этот принцип еще и потому, что противостоял вмешательству государства (в лице иконоборческого императора Льва) в дела Церкви: как отмечает Ф. Дворник, преп. Феодор признает право императора созывать собор, но также настаивает на главенствующем положении папы на общих Соборах. Если созыв собора не был инспирирован императором, он рекомендует предоставить право решения Римскому патриарху» (Идея апостольства, с. 192). Таким образом, учение преп. Феодора (согласное в этом вопросе с учением преп. Максима Исповедника и отцов Седьмого Вселенского собора), определяет в качестве наиболее важного критерия законности Вселенского собора согласие пяти патриархов, выражающих «пятиглавую власть Церкви». Очевидно, что понятие «власти» (kratos), или «главенства» (koriphe), здесь употребляется в качестве синонима соборного единства всех местных Церквей вселенского православия, доверяющих ведущим престолам полномочия представительства на Вселенских соборах и решения догматических вопросов (это, однако, не отменяет важности участия на соборах представителей других важных митрополий; речь идет только о том, что без представительства пяти «глав» общий собор невозможен в принципе).
Ф. Дворник указывает еще на один важный момент в понимании преп. Феодором принципа пентархии - а именно, на апостольское преемство ведущих кафедр. Ко времени Юстиниана в Церкви уже довольно прочно утвердилось учение, согласно которому особое значение придавалось апостольскому преемству отдельных кафедр, которое не следует путать с апостольским преемством всех епископов Церкви: если второе рассматривалось как власть, принадлежащая всем епископам в частном порядке и в рамках их собственных епархий, то первое толковалось как особое преимущество центральных митрополий, благодаря которым они обладали апостольскими правами в более широком, т.е. общецерковном контексте, состоявшем, главным образом, в ведущей роли в сохранении мирового православия. Преп. Феодор выражает эту позицию очень определенно: «Божественные и небесные решения поручены не кому-либо другому, но тем, кому Бог сказал: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешить на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16, 19). Кто эти люди, которым было дано это указание? Апостолы и их преемники. А кто их преемники? Тот, кто владеет престолом Рима, который есть первый престол, и тот, кто владеет престолом Константинополя, вторым престолом; после них те, кто держит престолы Александрии, Антиохии и Иерусалима. Это - пятиглавая власть Церкви» (Льву Сакелларию, цит. по: Ф. Дворник, Идея апостольства, с. 192). Такая позиция была общепринятой задолго до преп. Феодора при аргументации в пользу авторитета таких древних кафедр, как Римская или Александрийская, но к концу VII - началу VIII в. важность апостольского происхождения начинает осознаваться и в отношении других кафедр пентархии. Так, в Деяниях Седьмого Вселенского собора содержатся послания Константинопольского патриарха Тарасия, который неоднократно подчеркивает апостольский авторитет патриарших кафедр Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима и, обращаясь к своим восточным соратникам, собратьям по борьбе, говорит, что их престолы были утверждены на основании апостолов и пророков, имея самого Христа краеугольным камнем (Mansi 12, col. 1126 C, D; см. также: Ф. Дворник, Идея апостольства, с. 193). С этим, несомненно, тесно связано и предание об апостоле Андрее как основателе Константинопольской кафедры, которому начиная с VII века придавалось большое значение всеми восточными христианами. Преп. Феодор рассматривал связь апостольской веры с авторитетом апостольских кафедр настолько тесно, что напрямую связывал отпадение от пяти Патриархатов с отпадением от Церкви и от Христа: еретики, говорит он, «отделили самих себя от тела Церкви, от главенствующего престола» (т.е. от Римской Церкви, сохранявшей в тот период истинную веру) (Ep. 407, 9-10); «если же они [еретики] отторглись от верховного [престола], то отторглись и от трех других патриархов, то есть от Христа как их главы» (Ep. 410, 34-36).
Важно отметить, что, следуя святоотеческой традиции (см. 33, 64 правила Пято-Шестого собора), преп. Феодор целиком оставлял власть защиты православия за епископским достоинством (в масштабе вселенского православия - за епископами пяти ведущих кафедр). Характерно его письмо к патриарху Никифору, в котором он говорит: «Мы отверзли смиренные уста свои теперь, когда вынуждены к этому. <...> Насколько зависело от меня, я всячески остерегался в последние два года того, что это дело обнаружится, рассуждая сам в себе: так как я, не имея епископского достоинства, не могу обличать, то для меня достаточно оберегать самого себя и не входить в общение с ним и с теми, которые заведомо служат вместе с ним, пока не прекратится соблазн» (Ep. 25).
Еще один момент в учении преп. Феодора Студита о «пятиглавой власти Церкви» связан с эсхатологической стороной церковного бытия. Церковь существует в мире не как мировоззрение, не как личное убеждение и вероучение отдельного человека, не как приверженность идеям и богословию, но как община верующих, объединенная вокруг Единого Главы Христа и представляющая собой видимую организацию, которая имеет совершенно определенную иерархическую и институциональную структуру, в которой полномочия и функции отдельных членов утверждаются на божественном основании. Преп. Феодор неоднократно повторяет, что главам Церквей пентархии ввиду их апостольского происхождения предоставлены полномочия «вязать и решить» (следует иметь в виду, что в данном случае власть «вязать и решить» рассматривается преп. Феодором не в контексте полномочий епископов в отдельных епархиях, а в контексте противостояния ересям в масштабе Вселенской Церкви), связывая существование этой видимой структуры, имеющей все полномочия власти («вязать и решить»), с обетованием Спасителя о том, что врата адовы, т.е. ереси, не одолеют Церкви до скончания века (Ep. 478; Ep. 429, 34-43). Учение о вечном и неразрушимом состоянии существующего Тела Церкви, возглавляемого пятью патриархатами, преп. Феодор подтверждает во многих своих письмах. «Ибо со времени апостолов и впоследствии, - говорит он, - часто вторгались в Церковь многие ереси и возникали нечистые дела, незаконные и запрещаемые правилами, как и ныне, однако она вышесказанным образом осталась нераздельною и непорочною и останется вовек, между тем как дурно мыслящие и делающие отлучаются и отбрасываются от нее, как яростные волны от непоколебимой приморской скалы» (Ep. 28, 128-134; ср. также: 71, 34-35; 407, 11-13; 408, 33-35 и др.).
Данное толкование преп. Феодора особенно важно ввиду уклонения одного из Патриархатов (или отдельной Поместной Церкви) в ересь. В письме к Льву Сакелларию, которое является одним из важнейших свидетельств учения преп. Феодора о пентархии, учитель Церкви говорит: «таково положение: если уклонится [от истины] один из патриархов, то он должен принимать исправление от равных ему» и что «невозможно собрать собор без согласия пяти патриархов» (Ep. 478, 78-80). Как замечает В. Цингу в диссертации, посвященной экклесиологии преп. Феодора Студита, святой объединяет всех патриархов под единым Главой Христом, поэтому в случае разногласия одного из патриархов с другими в вопросах веры Христос не только не разделяется и не умаляется, но происходит лишь отпадение одного из них от остальных как Тела Христа («теперь наша Церковь, отлученная от четырех патриархов… [должна] соединиться с главой Церквей Божиих, с Римом, а через нее с тремя остальными патриархами», Ep. 418, 38-43), но никогда не может произойти отпадение всех вместе, поскольку все вместе они и составляют Тело Христа (это подтверждается и логически, если учитывать понимание преп. Феодором Церкви как Тела Христова - отпадение может совершиться какой-то части от Тела, но само Тело целиком не может отпасть от себя самого, ибо это абсурд, ср. понимание преп. Феодором отпавшего патриархата как «части», отделившейся от остального Тела: Ep. 221, 40-43). Логическим продолжением экклесиологии преп. Феодора стало учение собора 869-870 г., где было повторено и развито толкование Феодора о существовании Церкви «до скончания века» (дошло в изложении Анастасия Библиотекаря, Mansi 16, cols. 317-319; 140-141). Так, представитель Иерусалимского патриарха иерей и синкелл Илия сказал: «Все Вы, друзья и братья Христовы, знаете, что Святой Дух, Который говорил через пророков, также говорил и через апостолов, и что все, что в прошлом было сделано отцами, не только имеет силу закона, но также остается предписанным божественной милостью. И поэтому Святой Дух поставил главами мира патриархов, чтобы через них разногласия, которые множатся в Церкви, могли быть искоренены, дабы мир мог быть восстановлен и защищен» (изложено по: Дворник, Идея апостольства, с. 298). Более определенно данное учение было выражено в речи представителя императора, который сказал, что Бог утвердил Свою Церковь на пяти патриархах и в Своем Евангелии дал обетование о том, что они никогда совершенно не исчезнут, поскольку они «главы тела Церкви» (выражение преп. Феодора), Таким образом, слова Евангелия «и врата адовы не одолеют Церкви» ясно показывают, что если две главы из этих пяти падут, мы должны признавать оставшиеся три; если падут три, мы должны прибегать к оставшимся двум; если падут четыре, то мы должны обращаться к одной, которая не падет никогда, но, пребывая в вере в Христа нашего Бога, Главы всех, восстановит остальное тело Церкви, т.е. остальные патриархаты Церкви (изложено по: B. Tsingou, Ecclesiologikes theseis, p. 327-328; Maximos of Sardes, The Oecumenical Patriarchate, p. 237).
В целом, наиболее важный смысл пентархии как института в богословии преп. Феодора, как отмечает Цингу в своей диссертации «Экклесиологические воззрения преп. Феодора Студита», является первоочередная роль пяти патриархов в восстановлении единства Вселенской Церкви, т.е. в сохранении православия (с. 329). Ввиду этого значение пентархии никоим образом не может быть проигнорировано и сегодня, т.е. ведущая роль пяти патриархатов не может быть сведена к номинальному принципу «первенства», проявляющемуся лишь в диптихах и торжественных «шествиях» и проч.: она, как и в древности, продолжает функционировать в качестве критерия соборного единства Церкви. Следуя святоотеческой традиции, в которой принцип пентархии всегда рассматривался в качестве противовеса тенденции Римских пап к полному и абсолютному главенству над всей Церковью, православное богословие балансирует между римским абсолютизмом и протестантской концепцией федерации местных Церквей, действующей по модели демократических государств-союзников. Как верно было замечено (подробнее об этом см. Х. Яннарас, Истина и единство Церкви, 112-130; 146-165), федеративная концепция единства, замещая подлинное святоотеческое понимание единства как иерархически устроенного организма, легко переносит органический принцип единства Поместных Церквей в сферу идеологического «консенсуса», в котором экуменическое сближение Церквей-федераций заменяет собой подлинное единство в вере и духе. В то же самое время внутри Поместных Православных Церквей в новое время федеративный принцип, выразившийся в национально-государственном понимании принципа «автокефалии», в соответствии с полным пренебрежением церковной традицией, привел к искажению богословского смысла патриаршества, превратив его в простой инструмент административной автономии. Несмотря на вынужденное признание со стороны исторических Церквей новых самочинных патриархатов, возникших либо через расколы, либо через насилие, сознание многих «церковных политиков» не избавилось от протестантских идей, определивших концепцию «федерального» союза автокефальных Церквей, а, напротив, укрепилось в якобы законности искаженного принципа единства (см. подробнее: Яннарас, Истина и единство Церкви, с. 93-96). Ввиду этого сегодня речь уже идет о кризисе единства Поместных Православных Церквей (см. преп. Иустин Попович, Lettre au Saint Synode de l’Église Serbe // Contacts, № 76, 387-394), решение которого не может зависеть от секулярных критериев, основанных на приоритете силы, численности или влияния - он может быть решен только в рамках святоотеческого богословия и возвращения к православному преданию.
Важнейшие тексты из писем преп. Феодора Студита
(перевод - дореволюционный и мой; изменения в дорев. переводе не оговариваются; все ссылки только на издание Г. Фатуроса)
Мы не отщепенцы, святая глава, от Церкви Божьей; да не случится этого с нами никогда! Хотя мы и повинны во многих других грехах, однако мы православны и питомцы Кафолической Церкви, отвергающие всякую ересь и принимающие все признанные вселенские и поместные Соборы, равно как и изреченные ими канонические постановления. Ибо не вполне, а наполовину православный тот, кто полагает, что содержит правую веру, но не руководствуется божественными правилами. <…> Мы отверзли смиренные уста свои теперь, когда вынуждены к этому. <...> Насколько зависело от меня, я всячески остерегался в последние два года того, что это дело обнаружится, рассуждая сам в себе: так как я, не имея епископского достоинства, не могу обличать, то для меня достаточно оберегать самого себя и не входить в общение с ним и с теми, которые заведомо служат вместе с ним, пока не прекратится соблазн (К Никифору патриарху, Ep. 25, Fatouros 67-70).
Мы мыслим в согласии с апостольской и поднебесной Церковью, потому что эта византийская часть - еретическая, которая привыкла часто отделяться от других [Церквей] (Братьям, находящимся в ссылке и в темницах, Ep. 221, 40-43; Fatouros 344).
Не склонимся, хотя бы все пали, да не будет этого! Мы же будем бороться одни, как прежде, так и теперь укрепляемые Богом. С нами Бог и все святые, бывшие от века, с нами Восток и Запад. Не велика часть, отторгшая себя от поднебесной Церкви из страха, ради временных благ… (К Навкратию сыну, Ep. 223, 58-62; Fatouros 352).
О, сколь многих и сколь страшных святынь твое блаженство является главой! Ты, первый из патриархов, хотя и считаешься пятым. Ибо где епископ душ и архиерей все и родился и совершил все божественные дела, и пострадал, и погребен, и воскрес, и жил, и вознесся, там, без сомнения, наивысшее достоинство. Впрочем, об этом я дерзнул сказать по любви и благоговению… (К патриарху Иерусалимскому, Ep. 276, Fatouros 410).
Слушайте небеса, и внимай земля: Моав согрешил, то есть Византия. Она свергла евангельское иго, сбросила ярмо, как бешеная юница… Достиг её увещательный голос, как будто с неба, от верховного от Римского престола взывающий: «Что ты сделала? Ты отреклась от Христа, отвергнув икону Христа, Богородицы и всех святых. Отверзи внимательный слух, прислушайся к словам евангельским, апостольским, пророческим, отеческим». Но она не послушалась, не приняла этого, а оторвавшись от пятиглавого тела Церкви, - ибо жив еще блаженный Никифор, - восстает против Вседержителя Бога, оскорбляя Христа, попирая святыню. Таковы её дела, возлюбленные. А с нами Восток, Запад, север, море… (Оглашение, Ep. 406, Fatouros 562-564).
Не оставил Господь до конца Церковь Свою, но показал, что она имеет в себе силу, подвигнув братьев наших с Запада на обличение безумия здешних и просвещение сражающихся во мраке ереси. И, однако, эти упорные уклонились и не открыли очей сердца. Свидетельствую пред Богом и людьми: они сами себя отторгли от тела Христова, от верховного престола, на который Христос положил ключи веры, которой, по обетованию Неложного, не преодолели и не преодолеют до скончания века врата адовы, т.е. уста еретиков. Итак, да радуется блаженнейший и апостольский и соответствующий своему имени Пасхалий [папа Римский], ибо он исполнил дело Петра. Да восхищается все общество православных, ибо оно своими глазами видело посещение Христово, подобно нашим древним святым отцам. <...> Что могут сказать противники? Восток не на их стороне, Запада они лишились, от пятиглавого церковного тела отторглись, ибо еще жив священный Никифор. Итак, они чужды Христу, следовательно, мертвы и ходят во мраке (К Навкратию сыну, Ep. 407, Fatouros 564-566).
Не избежали они [еретики-иконоборцы] и обличения от верховного престола Церкви, как это случилось, и вы знаете <…> Ибо если они отторглись от верховного [престола], то отторглись и от трех других патриархов, а значит, и от Христа как их Главы (Оглашение, Ep. 410, 28-31, 34-36; Fatouros 571).
Отпав недавно от четырех патриархов, наша Церковь напрасно поступала беззаконно. Но теперь время благоприятное, христолюбивейший владыка, теперь - день спасения (2 Кор. 6, 2), время примириться нам со Христом при посредстве и по благоволению твоей мирной державы, соединиться с верховной из Церквей Божиих - Римской, а через нее - с прочими тремя патриархами, чтобы единодушно едиными устами прославлять Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, с Сыном и Святым Духом… (К Михаилу самодержавному царю, Ep. 418, 38-47; Fatouros 586).
Если встретится что-нибудь сомнительное… то пусть великая и богохранимая десница Ваша, ревнующая о божественном ради общей пользы, повелит принять объяснение от древнего Рима, как делалось издревле и от начала по отеческому преданию. Ибо там… верховнейшая из Церквей, на престоле которой первый восседал Петр, коему Господь сказал: Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её (К Михаилу царю, Ep. 429, 34-42; Fatouros 601).
Здесь речь идет не о предметах мирских и плотских, судить о которых имеет власть царь и мирской суд, но о божественных и небесных догматах, которые вверены не кому-либо другому, но тем, кому Бог сказал: «и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешить на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16, 19). Кто эти люди, которым было дано это указание? Апостолы и их преемники. А кто их преемники? Тот, кто владеет престолом Рима, который есть первый престол, и тот, кто владеет престолом Константинополя, вторым престолом; после них те, кто держит престолы Александрии, Антиохии и Иерусалима. Это - пятиглавая власть Церкви, в руках [этих пяти патриархов] - критерий божественных догматов <…> Поэтому и отвергнуто все, сделанное и сказанное некогда царской властью… относительно догмата о божественных иконах, вследствие чего и отделилась здешняя Церковь от других четырех, подвергшись вечному проклятию, запечатленному Духом Святым. <…> Итак, господин, невозможно смешивать божественный суд с мирским, также невозможно здешней Церкви созвать собор без согласия пяти патриархов. Если же кто спросит о том, каким образом это может произойти, то скажу: необходимо, чтобы иноверные удалились из церквей Божиих и священный патриарх Никифор получил свой престол. Тогда бы он составил собор с теми, с кем вместе он подвизался (в присутствии представителей прочих патриархатов, и главное - западного, которому принадлежит высшая власть на Вселенском соборе, что возможно, если захочет император), и совершил примирение и воссоединение Церквей посредством своих соборных посланий к Римскому престолу. Если же это не угодно императору, и если, как он говорит, предстоятель Никифор вместе с нами уклонился от истины, то следует послать к Римскому патриарху с той и другой стороны, и пусть оттуда придет принятое утверждение веры. Ибо таково положение: если уклонится один из патриархов, то он должен принимать исправление от равных ему, как говорит божественных Дионисий (К Льву Сакелларию, Ep. 478; Fatouros 695-698).
Post scriptum
Институт пентархии был утвержден решениями Вселенских соборов, в частности, 6 правилом I собора в Никее, 3 правилом II собора в Константинополе, 28 правилом IV Халкидонского собора и 36 правилом Пято-Шестого Трулльского собора. Окончательно этот институт оформился уже на IV Вселенском соборе после официального возвышения Иерусалимского епископа, получившего на этом соборе статус патриарха. Сложившийся на IV Вселенском соборе институт пентархии был утвержден в качестве канонической предпосылки для созыва Вселенских соборов, т.е. в качестве критерия законности любого общего собора. Пятый Вселенский собор собирался уже с на основании этого критерия, который с того времени стал действующим церковным законом, что отразилось, например, в таком документе, как Notitiae Episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae (критическое изд. J. Darrouzes, Paris 1981), где интерес представляет документ Notitia 1, датируемый временем между царствованиями Юстиниана и Ираклия. Император Юстиниан придал установлению пентархии статус государственного закона: см. Новеллу 131, где он ссылается на правила первых четырех соборов, называя их «постановлениями» (oros), и утверждает преимущества ведущих кафедр (ср. также: Новеллы 109, 123). Начиная с этого периода, все отцы и учители церкви и церковные писатели апеллируют к институту пентархии как к установлению, выражающему общее сознание Церкви (серьезная разница в истолковании этого установления начинает появляться лишь с IX в., т.е. с того времени, когда понятие о римском первенстве стало извращаться на Западе). Отдельные проблемы, связанные с применением на практике принципа пентархии в изменяющихся исторических условиях, можно найти в многочисленных канонических сочинениях византийских канонистов и богословов, из которых особое значение имеет специальное сочинение патриарха Антиохийского Феодора Вальсамона, посвященное проблеме «литургии» института пентархии, которое было написано в связи с вопросом о том, каким образом следует толковать первенство чести того или иного патриарха (во времена Феодора это были Антиохийский и Иерусалимский престолы), если он лишен возможности пребывать на своей кафедре (см. G. Rhalles - M. Potles, Syntagma, t. IV, 542-555). И это учение, выражающее структуру бытия Церкви, никем и никогда из святых не только не оспаривалось, но и не подвергалось сомнению: все «сомнения» мы находим исключительно в маргинальной для церковного сознания среде - т.е. среди отдельных «мыслителей», «светских канонистов» (что это такое - не очень понятно) и «церковных политиков».
В сочинениях таких учителей Церкви, как преп. Феодор Студит, мы находим богословскую интерпретацию этого установления, и это дает нам возможность понять, что установления Вселенских соборов никоим образом не могут рассматриваться поверхностно и односторонне и выдаваться за временное и преходящее явление, но все они связаны с внутренним устроением Церкви как Тела Христова и действуют в этом теле как природные законы, обеспечивающие его жизнедеятельность. Отказ богослова или церковного деятеля принимать эти законы и толковать их в духе святоотеческого предания влечет потерю церковного сознания и выводит его за рамки православного богословия. Искажение хотя бы одного из элементов экклесиологии или отказ от него приводит богослова к непониманию всей экклесиологии. И действительно, мы наблюдаем, что уклонение от принятия учения Вселенских соборов о пентархии не ограничивается лишь этим конкретным вопросом, но, как правило, связано с ревизией и других установлений Вселенских соборов, а нередко и вообще с отказом принимать авторитет Вселенских соборов как таковых (это можно наблюдать в некоторых статьях митрополита Иллариона Алфеева - но на эту тему, я, Бог даст, напишу отдельно). Обобщающие высказывания русских богословов по богословским и церковным вопросам («сегодня не признается то-то установление», «это правило уже давно не действует» и т.д.) не отображает никакой действительности, а только свидетельствует о тех процессах, которые происходят в их собственном сознании. Почему это происходит именно с русскими богословами? Для меня это загадка. Изоляция русского богословия (и русской Церкви) от остального православного мира, начавшаяся, возможно, еще с Ивана Грозного, но глубоко утвердившаяся во второй половине XIX века и начала ХХ-го (если оставить за скобками некоторое «пробуждение» начала XIX в.), продолжается и по сей день, несмотря на то, что в последние пять-десять лет ситуация вроде как немного улучшилась (как мне кажется, благодаря широте и в некотором роде большей «вселенскости» сознания нынешнего нашего патриарха), хотя, конечно, какие-то отдельные исключения погоды не сделают и ничего не изменят. «Общее сознание» у нас уже настолько испорчено почти исключительным интересом лишь к церковной политике (дополняемым историческим комплексом неполноценности в отношении к грекам) и скандалам, связанным с теми или иными межцерковными отношениями (начиная с экуменизма и кончая мелкими скандалами в диаспорах), что простой интерес к богословию и преданию Церкви, к которой мы принадлежим, вряд ли будет когда-либо определяющим фактором в нашем богословии и нашем церковном сознании. Однако, в этом последнем очень хотелось бы ошибиться.
Литература
Theodori Studitae Epistulae. Rec. G. Fatouros. Berolini et Novi Eboraci, 1992.
G. Rhalles - M. Potles, ed. Syntagma theion kai ieron kanonon. T. IV. Athenesin 1854.
Jugie M. Theologia dogmatica christianorum orientalium ab Ecclesia Catholica dissidentium. T. IV. Parisiis, 1931, p. 450-463.
Mansi J. B. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio. Florentiae, 1692-1769.
Gahbauer F. Die Pentarchietheorie. Ein Model der Kirchenleitung von den Anfängen bis zu Gegenwart. Frankfurt am Main, 1993/
Maximos, metropolitan of Sardes. The Oecumenical Patriarchate in the Orthodox Church.Thessaloniki 1976.
Tsingou B. Ecclesiologikes theseis tou agiou Theodorou tou Stouditou: Authentia kai Proteio. Thessaloniki, 1999.
Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. Санкт-Петербург, 2007.
Яннарас Х. Истина и единство Церкви. Москва, 2006.
Согласно преп. Феодору, Церковь - это Тело Христово, в котором совершается взаимное общение членов между собой и с Главой Христом, «епископом душ и всеобщим архиереем» (Ep. 276, 29-30: все ссылки даны на изд. Г. Фатуроса). Не удивительно, что обращаясь к теме общения членов Тела Церкви между собой, преп. Феодор всякий раз использует христологическую терминологию Халкидонского собора, что говорит о его буквальном понимании аналогии между богочеловеческой природой Христа и богочеловеческой природой Церкви: «Мы взаимно передаем друг другу свои энергии, и дарования каждого (из членов) взаимно проникают через одного к другому, как это видно и на примере членов тела» (Большой Катехизис, 117). Согласно преп. Феодору, единство и взаимопроникновение членов Тела совершается через приобщение к Телу Христову (ensomatosis) в таинстве Крещения и выражается через общение в таинстве Евхаристии, которое суммирует (sygkefalaionei) все домостроительство Бога Слова (Антирритик 1, 10). Вступление в Тело Церкви предполагает единство в вере (Ep. 499, 21), которое заключается в следовании вере Апостолов, выраженной в догматических определениях и канонических установлениях Вселенских и Поместных соборов (см. Ep. 25, 29-35; Ep. 30, 1-18; Ep. 28, 24-34 и др.). Отпадение от Тела Церкви происходит через грех, который лишает человека возможности приобщаться к Телу Христову («оскверняющий тело не есть член Христа … и не достоин участия в таинствах»: Малый Катехизис, 8), и через ересь, поскольку она есть отвержение и упразднение домостроительства спасения (Ep. 71, 14-19).
Институт соборов рассматривается преп. Феодором в том же самом христологическом контексте: в соборной структуре Церкви выражается взаимообщение между членами единого Тела, глава которого Христос. Соборы наиболее полным образом выражают понятие Церкви как единого организма, действующего во всеобщем согласии всех его членов. Отвергающий один из соборов отвергает все, и принимающий один из соборов принимает все соборы, поскольку благочестивое разумение выражается только в учении всех соборов (Опровержение нечестивых сочинений, 30, PG 99, 472A, 473A). Быть единосущным с телом Церкви (omosomos) означает, по преп. Феодору, принимать «икономию, утвержденную в прежние времена святыми» («икономия», в данном случае понимается в широком значении - как следование духу правил, установленных отцами Церкви в перспективе божественного домостроительства спасения; см. Ep. 30, 14-15).
Структура Тела Церкви, по учению преп. Феодора, состоит из местных Церквей, возглавляемых епископами, которых он совершенно справедливо называет «главами» своих Церквей (Ep. 272, 1-10; 275, 5-10; 276, 28-29; 469, 1-5 и др.). Однако следует иметь в виду, что согласно преп. Феодору, местные Церкви не могут быть совершенно самостоятельными и независимыми друг от друга в экклесиологическом смысле: они все вместе через общность в вере и любви восходят к более высокой организации Церкви, а именно к пяти патриархам, которых он называет «пятиглавой властью Церкви» (Ep. 478, 64-65). В составе самой пентархии Вселенские соборы выделяют две ведущих кафедры (Римскую для Запада, Константинопольскую для Востока), а среди этих двух отдают первенство чести и ведущую роль в церковном представительстве Римскому епископу, - все это мы также находим в учении преп. Феодора, который многократно указывает в своих письмах на особую и ведущую роль в мировом православии Римской кафедры (я не буду здесь касаться конкретного вопроса о взаимоотношении теории Римского первенства и пятивластия патриархов в Церкви согласно учению преп. Феодора, хотя этот вопрос и занимает важное место в диалоге с католиками уже с византийского времени, поскольку он несколько выходит за рамки той проблематики, которая рассматривается в данной записи). Во главе мирового православия, согласно преп. Феодору, стоят пять Патриархатов, которые равны между собой и обеспечивают всеобщее единство в вере, составляя «пятиглавое тело Церкви» (Ep. 406, 27-28).
Мы можем видеть в данной структуре два совершенно ясных и очень важных богословских положения, которые, на мой взгляд, определяют смысл экклесиологии преп. Феодора Студита:
1) Церковь устроена как единый живой организм, в котором отдельные члены действуют во взаимном согласии (проникновении энергий), и этот организм в своих действиях руководствуется разумом главы Тела Церкви Христа (поэтому и учение Церкви, выраженное через согласие членов (на Соборах) есть не что иное как учение Христа);
2) Церковный организм, действующий во взаимном согласии, устроен, как и любое тело, иерархически, и это не нарушает равенства членов, но, напротив, утверждает его через иерархический принцип приоритета высших членов над низшими, благодаря чему осуществляется нормальная жизнедеятельность всего церковного организма.
Ко второму пункту следует сделать два существенных примечания: а) в понимании преп. Феодора и др. отцов Церкви, развивавших учение о пентархии, иерархия Церквей, в которой проявляется принцип «власти» (преп. Феодор говорит именно о «власти» пяти патриархов), не подразумевает власть силы (т.е. власть в мирском понимании) и не отменяет, таким образом, относительной независимости и местного самоуправления каждой из Церквей вселенского православия; б) иерархический принцип, лежащий в основании экклесиологии преп. Феодора Студита, выходит за рамки учения собственно о церковной иерархии и объяснения устройства Церкви, соединяя экклесиологию с общим учением о домостроительстве спасения, которое совершается промыслительным руководством Бога, сотворившего наш мир (устройство всего мира имеет иерархический порядок, поэтому порядок Церкви духовно отображает устройство космоса), а также с богословием Троицы, в Которой также действует принцип иерархии, согласно свидетельствам Евангелия и учению отцов Церкви. Эти два момента помогают правильно понять и оценить учение преп. Феодора об иерархической структуре церковного организма. Кроме того, они помогают поместить экклесиологию преп. Феодора в контекст богословия таких Восточных отцов, как св. Дионисий Ареопагит (примечательно, что преп. Феодор часто ссылается в своих Письмах на учение св. Дионисия Ареопагита, ср. Письма 22, 35-36; 25, 53-55; 28, 44-45; 31, 92; 37, 53; 57, 18-19;380, 148-151, 155-156; 386, 25-28; 393, 38-40; 406, 15; 408, 21-22; 409, 46-50; 455, 32-35; 476, 23-25; 478, 93; 489, 33; 492, 11; 524, 37; 528, 48; 532, 110), преп. Максим Исповедник и др., выразивших учение о «космической литургии» всего творения, направляемого промыслительным действием Бога к конечной цели - спасению и обожению во Христе.
Преп. Феодор развивает учение о пентархии, главным образом, в контексте вопроса о критерии православия. И это следующий важный момент в понимании установленного Вселенскими соборами принципа «пятиглавой власти Церкви». Высшим выражением православия, как было сказано выше, преп. Феодор считает Вселенский собор, который, по его учению, есть наиболее полная реализация взаимодействия членов, объединенных в одно Тело. В качестве главного критерия, определяющего легитимность собора, преп. Феодор, следуя здесь почти буквально аргументации преп. Максима Исповедника (см. Диспут с Пирром, PG 91, 352D; К Анастасию монаху, PG 90, 132A; ср. F. Gahbauer, Die Pentarchietheorie, 82-84), указывает принятие решений собора пятью главами вселенского православия. Преп. Феодор говорит, что законность Вселенского собора определяется его рецепцией со стороны пяти патриархов и утверждает, что «в их (пяти патриархов) руках - критерий божественных догматов» (Ep. 478, 65-66). Смысл этого критерия состоит в том, что без участия и последующего одобрения хотя бы одного из пяти патриархов пентархии собор, претендующий на звание Вселенского, не считается законным и Вселенским. Этот же подход можно встретить в аргументации отцов Седьмого Вселенского собора относительно незаконности иконоборческого собора 754 г. в Иерии, претендовавшего на роль Вселенского: «Как [собор этот можно считать] великим и вселенским, если его не приняли и не выразили с ним согласия предстоятели прочих Церквей, но предали его анафеме? В этом соборе не принимал участие папа Римский либо через посредство священников, своих представителей, либо через окружное послание, как это принято законом относительно соборов. Также не были единомысленны с этим собором и патриархи Востока, то есть Александрии, Антиохии и святого града [Иерусалима], с их сослужителями архиереями…[см. и далее]» (Mansi, 13, col. 208-209). Преп. Феодор отстаивал этот принцип еще и потому, что противостоял вмешательству государства (в лице иконоборческого императора Льва) в дела Церкви: как отмечает Ф. Дворник, преп. Феодор признает право императора созывать собор, но также настаивает на главенствующем положении папы на общих Соборах. Если созыв собора не был инспирирован императором, он рекомендует предоставить право решения Римскому патриарху» (Идея апостольства, с. 192). Таким образом, учение преп. Феодора (согласное в этом вопросе с учением преп. Максима Исповедника и отцов Седьмого Вселенского собора), определяет в качестве наиболее важного критерия законности Вселенского собора согласие пяти патриархов, выражающих «пятиглавую власть Церкви». Очевидно, что понятие «власти» (kratos), или «главенства» (koriphe), здесь употребляется в качестве синонима соборного единства всех местных Церквей вселенского православия, доверяющих ведущим престолам полномочия представительства на Вселенских соборах и решения догматических вопросов (это, однако, не отменяет важности участия на соборах представителей других важных митрополий; речь идет только о том, что без представительства пяти «глав» общий собор невозможен в принципе).
Ф. Дворник указывает еще на один важный момент в понимании преп. Феодором принципа пентархии - а именно, на апостольское преемство ведущих кафедр. Ко времени Юстиниана в Церкви уже довольно прочно утвердилось учение, согласно которому особое значение придавалось апостольскому преемству отдельных кафедр, которое не следует путать с апостольским преемством всех епископов Церкви: если второе рассматривалось как власть, принадлежащая всем епископам в частном порядке и в рамках их собственных епархий, то первое толковалось как особое преимущество центральных митрополий, благодаря которым они обладали апостольскими правами в более широком, т.е. общецерковном контексте, состоявшем, главным образом, в ведущей роли в сохранении мирового православия. Преп. Феодор выражает эту позицию очень определенно: «Божественные и небесные решения поручены не кому-либо другому, но тем, кому Бог сказал: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешить на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16, 19). Кто эти люди, которым было дано это указание? Апостолы и их преемники. А кто их преемники? Тот, кто владеет престолом Рима, который есть первый престол, и тот, кто владеет престолом Константинополя, вторым престолом; после них те, кто держит престолы Александрии, Антиохии и Иерусалима. Это - пятиглавая власть Церкви» (Льву Сакелларию, цит. по: Ф. Дворник, Идея апостольства, с. 192). Такая позиция была общепринятой задолго до преп. Феодора при аргументации в пользу авторитета таких древних кафедр, как Римская или Александрийская, но к концу VII - началу VIII в. важность апостольского происхождения начинает осознаваться и в отношении других кафедр пентархии. Так, в Деяниях Седьмого Вселенского собора содержатся послания Константинопольского патриарха Тарасия, который неоднократно подчеркивает апостольский авторитет патриарших кафедр Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима и, обращаясь к своим восточным соратникам, собратьям по борьбе, говорит, что их престолы были утверждены на основании апостолов и пророков, имея самого Христа краеугольным камнем (Mansi 12, col. 1126 C, D; см. также: Ф. Дворник, Идея апостольства, с. 193). С этим, несомненно, тесно связано и предание об апостоле Андрее как основателе Константинопольской кафедры, которому начиная с VII века придавалось большое значение всеми восточными христианами. Преп. Феодор рассматривал связь апостольской веры с авторитетом апостольских кафедр настолько тесно, что напрямую связывал отпадение от пяти Патриархатов с отпадением от Церкви и от Христа: еретики, говорит он, «отделили самих себя от тела Церкви, от главенствующего престола» (т.е. от Римской Церкви, сохранявшей в тот период истинную веру) (Ep. 407, 9-10); «если же они [еретики] отторглись от верховного [престола], то отторглись и от трех других патриархов, то есть от Христа как их главы» (Ep. 410, 34-36).
Важно отметить, что, следуя святоотеческой традиции (см. 33, 64 правила Пято-Шестого собора), преп. Феодор целиком оставлял власть защиты православия за епископским достоинством (в масштабе вселенского православия - за епископами пяти ведущих кафедр). Характерно его письмо к патриарху Никифору, в котором он говорит: «Мы отверзли смиренные уста свои теперь, когда вынуждены к этому. <...> Насколько зависело от меня, я всячески остерегался в последние два года того, что это дело обнаружится, рассуждая сам в себе: так как я, не имея епископского достоинства, не могу обличать, то для меня достаточно оберегать самого себя и не входить в общение с ним и с теми, которые заведомо служат вместе с ним, пока не прекратится соблазн» (Ep. 25).
Еще один момент в учении преп. Феодора Студита о «пятиглавой власти Церкви» связан с эсхатологической стороной церковного бытия. Церковь существует в мире не как мировоззрение, не как личное убеждение и вероучение отдельного человека, не как приверженность идеям и богословию, но как община верующих, объединенная вокруг Единого Главы Христа и представляющая собой видимую организацию, которая имеет совершенно определенную иерархическую и институциональную структуру, в которой полномочия и функции отдельных членов утверждаются на божественном основании. Преп. Феодор неоднократно повторяет, что главам Церквей пентархии ввиду их апостольского происхождения предоставлены полномочия «вязать и решить» (следует иметь в виду, что в данном случае власть «вязать и решить» рассматривается преп. Феодором не в контексте полномочий епископов в отдельных епархиях, а в контексте противостояния ересям в масштабе Вселенской Церкви), связывая существование этой видимой структуры, имеющей все полномочия власти («вязать и решить»), с обетованием Спасителя о том, что врата адовы, т.е. ереси, не одолеют Церкви до скончания века (Ep. 478; Ep. 429, 34-43). Учение о вечном и неразрушимом состоянии существующего Тела Церкви, возглавляемого пятью патриархатами, преп. Феодор подтверждает во многих своих письмах. «Ибо со времени апостолов и впоследствии, - говорит он, - часто вторгались в Церковь многие ереси и возникали нечистые дела, незаконные и запрещаемые правилами, как и ныне, однако она вышесказанным образом осталась нераздельною и непорочною и останется вовек, между тем как дурно мыслящие и делающие отлучаются и отбрасываются от нее, как яростные волны от непоколебимой приморской скалы» (Ep. 28, 128-134; ср. также: 71, 34-35; 407, 11-13; 408, 33-35 и др.).
Данное толкование преп. Феодора особенно важно ввиду уклонения одного из Патриархатов (или отдельной Поместной Церкви) в ересь. В письме к Льву Сакелларию, которое является одним из важнейших свидетельств учения преп. Феодора о пентархии, учитель Церкви говорит: «таково положение: если уклонится [от истины] один из патриархов, то он должен принимать исправление от равных ему» и что «невозможно собрать собор без согласия пяти патриархов» (Ep. 478, 78-80). Как замечает В. Цингу в диссертации, посвященной экклесиологии преп. Феодора Студита, святой объединяет всех патриархов под единым Главой Христом, поэтому в случае разногласия одного из патриархов с другими в вопросах веры Христос не только не разделяется и не умаляется, но происходит лишь отпадение одного из них от остальных как Тела Христа («теперь наша Церковь, отлученная от четырех патриархов… [должна] соединиться с главой Церквей Божиих, с Римом, а через нее с тремя остальными патриархами», Ep. 418, 38-43), но никогда не может произойти отпадение всех вместе, поскольку все вместе они и составляют Тело Христа (это подтверждается и логически, если учитывать понимание преп. Феодором Церкви как Тела Христова - отпадение может совершиться какой-то части от Тела, но само Тело целиком не может отпасть от себя самого, ибо это абсурд, ср. понимание преп. Феодором отпавшего патриархата как «части», отделившейся от остального Тела: Ep. 221, 40-43). Логическим продолжением экклесиологии преп. Феодора стало учение собора 869-870 г., где было повторено и развито толкование Феодора о существовании Церкви «до скончания века» (дошло в изложении Анастасия Библиотекаря, Mansi 16, cols. 317-319; 140-141). Так, представитель Иерусалимского патриарха иерей и синкелл Илия сказал: «Все Вы, друзья и братья Христовы, знаете, что Святой Дух, Который говорил через пророков, также говорил и через апостолов, и что все, что в прошлом было сделано отцами, не только имеет силу закона, но также остается предписанным божественной милостью. И поэтому Святой Дух поставил главами мира патриархов, чтобы через них разногласия, которые множатся в Церкви, могли быть искоренены, дабы мир мог быть восстановлен и защищен» (изложено по: Дворник, Идея апостольства, с. 298). Более определенно данное учение было выражено в речи представителя императора, который сказал, что Бог утвердил Свою Церковь на пяти патриархах и в Своем Евангелии дал обетование о том, что они никогда совершенно не исчезнут, поскольку они «главы тела Церкви» (выражение преп. Феодора), Таким образом, слова Евангелия «и врата адовы не одолеют Церкви» ясно показывают, что если две главы из этих пяти падут, мы должны признавать оставшиеся три; если падут три, мы должны прибегать к оставшимся двум; если падут четыре, то мы должны обращаться к одной, которая не падет никогда, но, пребывая в вере в Христа нашего Бога, Главы всех, восстановит остальное тело Церкви, т.е. остальные патриархаты Церкви (изложено по: B. Tsingou, Ecclesiologikes theseis, p. 327-328; Maximos of Sardes, The Oecumenical Patriarchate, p. 237).
В целом, наиболее важный смысл пентархии как института в богословии преп. Феодора, как отмечает Цингу в своей диссертации «Экклесиологические воззрения преп. Феодора Студита», является первоочередная роль пяти патриархов в восстановлении единства Вселенской Церкви, т.е. в сохранении православия (с. 329). Ввиду этого значение пентархии никоим образом не может быть проигнорировано и сегодня, т.е. ведущая роль пяти патриархатов не может быть сведена к номинальному принципу «первенства», проявляющемуся лишь в диптихах и торжественных «шествиях» и проч.: она, как и в древности, продолжает функционировать в качестве критерия соборного единства Церкви. Следуя святоотеческой традиции, в которой принцип пентархии всегда рассматривался в качестве противовеса тенденции Римских пап к полному и абсолютному главенству над всей Церковью, православное богословие балансирует между римским абсолютизмом и протестантской концепцией федерации местных Церквей, действующей по модели демократических государств-союзников. Как верно было замечено (подробнее об этом см. Х. Яннарас, Истина и единство Церкви, 112-130; 146-165), федеративная концепция единства, замещая подлинное святоотеческое понимание единства как иерархически устроенного организма, легко переносит органический принцип единства Поместных Церквей в сферу идеологического «консенсуса», в котором экуменическое сближение Церквей-федераций заменяет собой подлинное единство в вере и духе. В то же самое время внутри Поместных Православных Церквей в новое время федеративный принцип, выразившийся в национально-государственном понимании принципа «автокефалии», в соответствии с полным пренебрежением церковной традицией, привел к искажению богословского смысла патриаршества, превратив его в простой инструмент административной автономии. Несмотря на вынужденное признание со стороны исторических Церквей новых самочинных патриархатов, возникших либо через расколы, либо через насилие, сознание многих «церковных политиков» не избавилось от протестантских идей, определивших концепцию «федерального» союза автокефальных Церквей, а, напротив, укрепилось в якобы законности искаженного принципа единства (см. подробнее: Яннарас, Истина и единство Церкви, с. 93-96). Ввиду этого сегодня речь уже идет о кризисе единства Поместных Православных Церквей (см. преп. Иустин Попович, Lettre au Saint Synode de l’Église Serbe // Contacts, № 76, 387-394), решение которого не может зависеть от секулярных критериев, основанных на приоритете силы, численности или влияния - он может быть решен только в рамках святоотеческого богословия и возвращения к православному преданию.
Важнейшие тексты из писем преп. Феодора Студита
(перевод - дореволюционный и мой; изменения в дорев. переводе не оговариваются; все ссылки только на издание Г. Фатуроса)
Мы не отщепенцы, святая глава, от Церкви Божьей; да не случится этого с нами никогда! Хотя мы и повинны во многих других грехах, однако мы православны и питомцы Кафолической Церкви, отвергающие всякую ересь и принимающие все признанные вселенские и поместные Соборы, равно как и изреченные ими канонические постановления. Ибо не вполне, а наполовину православный тот, кто полагает, что содержит правую веру, но не руководствуется божественными правилами. <…> Мы отверзли смиренные уста свои теперь, когда вынуждены к этому. <...> Насколько зависело от меня, я всячески остерегался в последние два года того, что это дело обнаружится, рассуждая сам в себе: так как я, не имея епископского достоинства, не могу обличать, то для меня достаточно оберегать самого себя и не входить в общение с ним и с теми, которые заведомо служат вместе с ним, пока не прекратится соблазн (К Никифору патриарху, Ep. 25, Fatouros 67-70).
Мы мыслим в согласии с апостольской и поднебесной Церковью, потому что эта византийская часть - еретическая, которая привыкла часто отделяться от других [Церквей] (Братьям, находящимся в ссылке и в темницах, Ep. 221, 40-43; Fatouros 344).
Не склонимся, хотя бы все пали, да не будет этого! Мы же будем бороться одни, как прежде, так и теперь укрепляемые Богом. С нами Бог и все святые, бывшие от века, с нами Восток и Запад. Не велика часть, отторгшая себя от поднебесной Церкви из страха, ради временных благ… (К Навкратию сыну, Ep. 223, 58-62; Fatouros 352).
О, сколь многих и сколь страшных святынь твое блаженство является главой! Ты, первый из патриархов, хотя и считаешься пятым. Ибо где епископ душ и архиерей все и родился и совершил все божественные дела, и пострадал, и погребен, и воскрес, и жил, и вознесся, там, без сомнения, наивысшее достоинство. Впрочем, об этом я дерзнул сказать по любви и благоговению… (К патриарху Иерусалимскому, Ep. 276, Fatouros 410).
Слушайте небеса, и внимай земля: Моав согрешил, то есть Византия. Она свергла евангельское иго, сбросила ярмо, как бешеная юница… Достиг её увещательный голос, как будто с неба, от верховного от Римского престола взывающий: «Что ты сделала? Ты отреклась от Христа, отвергнув икону Христа, Богородицы и всех святых. Отверзи внимательный слух, прислушайся к словам евангельским, апостольским, пророческим, отеческим». Но она не послушалась, не приняла этого, а оторвавшись от пятиглавого тела Церкви, - ибо жив еще блаженный Никифор, - восстает против Вседержителя Бога, оскорбляя Христа, попирая святыню. Таковы её дела, возлюбленные. А с нами Восток, Запад, север, море… (Оглашение, Ep. 406, Fatouros 562-564).
Не оставил Господь до конца Церковь Свою, но показал, что она имеет в себе силу, подвигнув братьев наших с Запада на обличение безумия здешних и просвещение сражающихся во мраке ереси. И, однако, эти упорные уклонились и не открыли очей сердца. Свидетельствую пред Богом и людьми: они сами себя отторгли от тела Христова, от верховного престола, на который Христос положил ключи веры, которой, по обетованию Неложного, не преодолели и не преодолеют до скончания века врата адовы, т.е. уста еретиков. Итак, да радуется блаженнейший и апостольский и соответствующий своему имени Пасхалий [папа Римский], ибо он исполнил дело Петра. Да восхищается все общество православных, ибо оно своими глазами видело посещение Христово, подобно нашим древним святым отцам. <...> Что могут сказать противники? Восток не на их стороне, Запада они лишились, от пятиглавого церковного тела отторглись, ибо еще жив священный Никифор. Итак, они чужды Христу, следовательно, мертвы и ходят во мраке (К Навкратию сыну, Ep. 407, Fatouros 564-566).
Не избежали они [еретики-иконоборцы] и обличения от верховного престола Церкви, как это случилось, и вы знаете <…> Ибо если они отторглись от верховного [престола], то отторглись и от трех других патриархов, а значит, и от Христа как их Главы (Оглашение, Ep. 410, 28-31, 34-36; Fatouros 571).
Отпав недавно от четырех патриархов, наша Церковь напрасно поступала беззаконно. Но теперь время благоприятное, христолюбивейший владыка, теперь - день спасения (2 Кор. 6, 2), время примириться нам со Христом при посредстве и по благоволению твоей мирной державы, соединиться с верховной из Церквей Божиих - Римской, а через нее - с прочими тремя патриархами, чтобы единодушно едиными устами прославлять Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, с Сыном и Святым Духом… (К Михаилу самодержавному царю, Ep. 418, 38-47; Fatouros 586).
Если встретится что-нибудь сомнительное… то пусть великая и богохранимая десница Ваша, ревнующая о божественном ради общей пользы, повелит принять объяснение от древнего Рима, как делалось издревле и от начала по отеческому преданию. Ибо там… верховнейшая из Церквей, на престоле которой первый восседал Петр, коему Господь сказал: Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её (К Михаилу царю, Ep. 429, 34-42; Fatouros 601).
Здесь речь идет не о предметах мирских и плотских, судить о которых имеет власть царь и мирской суд, но о божественных и небесных догматах, которые вверены не кому-либо другому, но тем, кому Бог сказал: «и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешить на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16, 19). Кто эти люди, которым было дано это указание? Апостолы и их преемники. А кто их преемники? Тот, кто владеет престолом Рима, который есть первый престол, и тот, кто владеет престолом Константинополя, вторым престолом; после них те, кто держит престолы Александрии, Антиохии и Иерусалима. Это - пятиглавая власть Церкви, в руках [этих пяти патриархов] - критерий божественных догматов <…> Поэтому и отвергнуто все, сделанное и сказанное некогда царской властью… относительно догмата о божественных иконах, вследствие чего и отделилась здешняя Церковь от других четырех, подвергшись вечному проклятию, запечатленному Духом Святым. <…> Итак, господин, невозможно смешивать божественный суд с мирским, также невозможно здешней Церкви созвать собор без согласия пяти патриархов. Если же кто спросит о том, каким образом это может произойти, то скажу: необходимо, чтобы иноверные удалились из церквей Божиих и священный патриарх Никифор получил свой престол. Тогда бы он составил собор с теми, с кем вместе он подвизался (в присутствии представителей прочих патриархатов, и главное - западного, которому принадлежит высшая власть на Вселенском соборе, что возможно, если захочет император), и совершил примирение и воссоединение Церквей посредством своих соборных посланий к Римскому престолу. Если же это не угодно императору, и если, как он говорит, предстоятель Никифор вместе с нами уклонился от истины, то следует послать к Римскому патриарху с той и другой стороны, и пусть оттуда придет принятое утверждение веры. Ибо таково положение: если уклонится один из патриархов, то он должен принимать исправление от равных ему, как говорит божественных Дионисий (К Льву Сакелларию, Ep. 478; Fatouros 695-698).
Post scriptum
Институт пентархии был утвержден решениями Вселенских соборов, в частности, 6 правилом I собора в Никее, 3 правилом II собора в Константинополе, 28 правилом IV Халкидонского собора и 36 правилом Пято-Шестого Трулльского собора. Окончательно этот институт оформился уже на IV Вселенском соборе после официального возвышения Иерусалимского епископа, получившего на этом соборе статус патриарха. Сложившийся на IV Вселенском соборе институт пентархии был утвержден в качестве канонической предпосылки для созыва Вселенских соборов, т.е. в качестве критерия законности любого общего собора. Пятый Вселенский собор собирался уже с на основании этого критерия, который с того времени стал действующим церковным законом, что отразилось, например, в таком документе, как Notitiae Episcopatuum Ecclesiae Constantinopolitanae (критическое изд. J. Darrouzes, Paris 1981), где интерес представляет документ Notitia 1, датируемый временем между царствованиями Юстиниана и Ираклия. Император Юстиниан придал установлению пентархии статус государственного закона: см. Новеллу 131, где он ссылается на правила первых четырех соборов, называя их «постановлениями» (oros), и утверждает преимущества ведущих кафедр (ср. также: Новеллы 109, 123). Начиная с этого периода, все отцы и учители церкви и церковные писатели апеллируют к институту пентархии как к установлению, выражающему общее сознание Церкви (серьезная разница в истолковании этого установления начинает появляться лишь с IX в., т.е. с того времени, когда понятие о римском первенстве стало извращаться на Западе). Отдельные проблемы, связанные с применением на практике принципа пентархии в изменяющихся исторических условиях, можно найти в многочисленных канонических сочинениях византийских канонистов и богословов, из которых особое значение имеет специальное сочинение патриарха Антиохийского Феодора Вальсамона, посвященное проблеме «литургии» института пентархии, которое было написано в связи с вопросом о том, каким образом следует толковать первенство чести того или иного патриарха (во времена Феодора это были Антиохийский и Иерусалимский престолы), если он лишен возможности пребывать на своей кафедре (см. G. Rhalles - M. Potles, Syntagma, t. IV, 542-555). И это учение, выражающее структуру бытия Церкви, никем и никогда из святых не только не оспаривалось, но и не подвергалось сомнению: все «сомнения» мы находим исключительно в маргинальной для церковного сознания среде - т.е. среди отдельных «мыслителей», «светских канонистов» (что это такое - не очень понятно) и «церковных политиков».
В сочинениях таких учителей Церкви, как преп. Феодор Студит, мы находим богословскую интерпретацию этого установления, и это дает нам возможность понять, что установления Вселенских соборов никоим образом не могут рассматриваться поверхностно и односторонне и выдаваться за временное и преходящее явление, но все они связаны с внутренним устроением Церкви как Тела Христова и действуют в этом теле как природные законы, обеспечивающие его жизнедеятельность. Отказ богослова или церковного деятеля принимать эти законы и толковать их в духе святоотеческого предания влечет потерю церковного сознания и выводит его за рамки православного богословия. Искажение хотя бы одного из элементов экклесиологии или отказ от него приводит богослова к непониманию всей экклесиологии. И действительно, мы наблюдаем, что уклонение от принятия учения Вселенских соборов о пентархии не ограничивается лишь этим конкретным вопросом, но, как правило, связано с ревизией и других установлений Вселенских соборов, а нередко и вообще с отказом принимать авторитет Вселенских соборов как таковых (это можно наблюдать в некоторых статьях митрополита Иллариона Алфеева - но на эту тему, я, Бог даст, напишу отдельно). Обобщающие высказывания русских богословов по богословским и церковным вопросам («сегодня не признается то-то установление», «это правило уже давно не действует» и т.д.) не отображает никакой действительности, а только свидетельствует о тех процессах, которые происходят в их собственном сознании. Почему это происходит именно с русскими богословами? Для меня это загадка. Изоляция русского богословия (и русской Церкви) от остального православного мира, начавшаяся, возможно, еще с Ивана Грозного, но глубоко утвердившаяся во второй половине XIX века и начала ХХ-го (если оставить за скобками некоторое «пробуждение» начала XIX в.), продолжается и по сей день, несмотря на то, что в последние пять-десять лет ситуация вроде как немного улучшилась (как мне кажется, благодаря широте и в некотором роде большей «вселенскости» сознания нынешнего нашего патриарха), хотя, конечно, какие-то отдельные исключения погоды не сделают и ничего не изменят. «Общее сознание» у нас уже настолько испорчено почти исключительным интересом лишь к церковной политике (дополняемым историческим комплексом неполноценности в отношении к грекам) и скандалам, связанным с теми или иными межцерковными отношениями (начиная с экуменизма и кончая мелкими скандалами в диаспорах), что простой интерес к богословию и преданию Церкви, к которой мы принадлежим, вряд ли будет когда-либо определяющим фактором в нашем богословии и нашем церковном сознании. Однако, в этом последнем очень хотелось бы ошибиться.
Литература
Theodori Studitae Epistulae. Rec. G. Fatouros. Berolini et Novi Eboraci, 1992.
G. Rhalles - M. Potles, ed. Syntagma theion kai ieron kanonon. T. IV. Athenesin 1854.
Jugie M. Theologia dogmatica christianorum orientalium ab Ecclesia Catholica dissidentium. T. IV. Parisiis, 1931, p. 450-463.
Mansi J. B. Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio. Florentiae, 1692-1769.
Gahbauer F. Die Pentarchietheorie. Ein Model der Kirchenleitung von den Anfängen bis zu Gegenwart. Frankfurt am Main, 1993/
Maximos, metropolitan of Sardes. The Oecumenical Patriarchate in the Orthodox Church.Thessaloniki 1976.
Tsingou B. Ecclesiologikes theseis tou agiou Theodorou tou Stouditou: Authentia kai Proteio. Thessaloniki, 1999.
Дворник Ф. Идея апостольства в Византии и легенда об апостоле Андрее. Санкт-Петербург, 2007.
Яннарас Х. Истина и единство Церкви. Москва, 2006.