Владимир Л. Каганский ПАНДЕМИЯ КОРОНАВИРУСА. ТЕСТИРОВАНИЕ АНТРОПОСФЕРЫ
Владимир Л. Каганский ПАНДЕМИЯ КОРОНАВИРУСА. ТЕСТИРОВАНИЕ АНТРОПОСФЕРЫ
Опубликовано: Вестник АРГО, 2020. №9, с. 138 - 140
Из-за невозможности глобальных «острых» экспериментов особенно важно интенсивно осмысливать глобальные события, особенно если те укладываются в период жизни наблюдателя и охватывают всю антропосферу - крупнейший комплексный ландшафтно-географический район Земли. Для поколения семидесятников уже был такой комплекс событий - кризис СССР в широком смысле; его постижение (отдельными лицами, а не научными институциями) было весьма продуктивно. Мы наблюдаем антропосферу в ее сложности, целостности и связности в яркий «момент истины».
Терминологически точно налицо кризис - внутреннее событие антропосферы, разворачивающийся как склейка ряда частных кризисов - социального, терапевтического, институционального и т.д. «Кризис всегда наступает неожиданно» (В.В. Жерихин).
Не исключено, что аналогичных по сложности, размаху и скорости кризисов вместе в истории антропосферы и в истории биосферы Земли (пока) не было. Явно не было таких медийных, институциональных и экономических эффектов на фоне исторически малых жертв (время существования СССР - существенно большее число насильственно умерших за единицу времени).
Ряд тривиальных географических аспектов уже назван и потому не рассматривается (природная приуроченность, миграции населения и диффузия болезни, диффузия институциональных и социально-терапевтических практик etc). Ряд важных сюжетов не предъявлен.
Мозаичная антропосфера показала себя высокопроницаемой и высокосвязной; отсутствуют и невозможно создать абсолютно непроницаемые социальные, институциональные и ландшафтные барьеры.
Кризис поразил популяцию Homo sapiens и «современную цивилизацию» в момент исторически максимального процветания, богатства и могущества, которые оказались чрезвычайно хрупкими. Технологически и экономические сильная «мировая цивилизация» оказалось уязвимо-беззащитной в силу абиотичности именно со стороны биологической телесности человека.
Экстенсивный рост доступных расстояний на Земле и в космосе сопряжен с телесной гиперуязвимостью человека на минимальных расстояниях. Успехи в освоении сверхбольших расстояний сопровождаются отсутствием полноты научного и культурного освоения всего спектра масштабов человека, как и его биологической природы (так, каждая особь Homo sapiens - экосистема, биоценоз). Нет и ландшафтной морфологии антропосферы, столь нужной сейчас для понимания пространственного хода пандемии - пандемия тестирует наши ценности и познавательные средства и институции…
Кризису заведомо присущи массовые инверсии. Малосвязанные внутренне и внешне группы и территории (бедные и отсталые) пока оказываются в преимуществе, как и маргинальные изолированные группы «отшельников» и фундаменталистов. Сама социальная активность, коммуникация и мобильность оказались факторами риска, а не преимуществами, как-то представлялось. Любая близость к локусам активности оказалась не преимуществом, а недостатком и угрозой. Высокоэффективная включенность в глобальные технологические и экономические цепочки инвертировалась в уязвимость их участников. Ряд велик. Неготовность существенных институций поражает; государств и сообществ, подготовленных к наблюдаемому развитию событий очень мало.
В теоретико-географической абстракции совершенно неуязвимы к пандемии (но уязвимы к иным опасностями) абсолютно изолированные сообщества без телесных контактов с иными сообществами и территориями, способные к автономному телесному, социальному, хозяйственному и культурному существованию неопределенно-длительный период; они должны располагать определенными размерами и территорией с достаточно разнообразным продуктивным ландшафтом. Если представить очередную пандемию с полной летальностью и полагать сохранение человека, вида Homo sapiens и человечества существенной ценностью, то необходимо обсуждать создание резервного человечества - сообщества таких сообществ.
Для России есть основания говорить о кризисе, прежде всего институциональном, и дело отнюдь не в конкретике поведения лиц, принимающих решения. Высокоиерархизированные системы могут справляться даже с тяжелыми, но простыми и конкретными внешними вызовами типа военного конфликта (при активном участии существенной части населения) для решения внешних задач. Вызовы же внутренних кризисов высокой неопределенности не таковы. Они требуют быстрой и точной реакции всех составляющих системы управления, для чего те должны иметь полномочия, ресурсы, поддержку и опыт такой реакции. Кризис советского пространства показал - если надрегиональная инстанция не находит точного баланса обеспечения своих компонентов ресурсами и насилием либо не располагает ими, то эти компоненты спонтанно самоорганизуются. Начало этого процесса наблюдаемо на момент сдачи текста в печать.
Об авторе. Владимир Леопольдович Каганский, к.г.н., ст.н. сотр. Отдела физической географии и проблем природопользования Института географии РАН.
Опубликовано: Вестник АРГО, 2020. №9, с. 138 - 140
Из-за невозможности глобальных «острых» экспериментов особенно важно интенсивно осмысливать глобальные события, особенно если те укладываются в период жизни наблюдателя и охватывают всю антропосферу - крупнейший комплексный ландшафтно-географический район Земли. Для поколения семидесятников уже был такой комплекс событий - кризис СССР в широком смысле; его постижение (отдельными лицами, а не научными институциями) было весьма продуктивно. Мы наблюдаем антропосферу в ее сложности, целостности и связности в яркий «момент истины».
Терминологически точно налицо кризис - внутреннее событие антропосферы, разворачивающийся как склейка ряда частных кризисов - социального, терапевтического, институционального и т.д. «Кризис всегда наступает неожиданно» (В.В. Жерихин).
Не исключено, что аналогичных по сложности, размаху и скорости кризисов вместе в истории антропосферы и в истории биосферы Земли (пока) не было. Явно не было таких медийных, институциональных и экономических эффектов на фоне исторически малых жертв (время существования СССР - существенно большее число насильственно умерших за единицу времени).
Ряд тривиальных географических аспектов уже назван и потому не рассматривается (природная приуроченность, миграции населения и диффузия болезни, диффузия институциональных и социально-терапевтических практик etc). Ряд важных сюжетов не предъявлен.
Мозаичная антропосфера показала себя высокопроницаемой и высокосвязной; отсутствуют и невозможно создать абсолютно непроницаемые социальные, институциональные и ландшафтные барьеры.
Кризис поразил популяцию Homo sapiens и «современную цивилизацию» в момент исторически максимального процветания, богатства и могущества, которые оказались чрезвычайно хрупкими. Технологически и экономические сильная «мировая цивилизация» оказалось уязвимо-беззащитной в силу абиотичности именно со стороны биологической телесности человека.
Экстенсивный рост доступных расстояний на Земле и в космосе сопряжен с телесной гиперуязвимостью человека на минимальных расстояниях. Успехи в освоении сверхбольших расстояний сопровождаются отсутствием полноты научного и культурного освоения всего спектра масштабов человека, как и его биологической природы (так, каждая особь Homo sapiens - экосистема, биоценоз). Нет и ландшафтной морфологии антропосферы, столь нужной сейчас для понимания пространственного хода пандемии - пандемия тестирует наши ценности и познавательные средства и институции…
Кризису заведомо присущи массовые инверсии. Малосвязанные внутренне и внешне группы и территории (бедные и отсталые) пока оказываются в преимуществе, как и маргинальные изолированные группы «отшельников» и фундаменталистов. Сама социальная активность, коммуникация и мобильность оказались факторами риска, а не преимуществами, как-то представлялось. Любая близость к локусам активности оказалась не преимуществом, а недостатком и угрозой. Высокоэффективная включенность в глобальные технологические и экономические цепочки инвертировалась в уязвимость их участников. Ряд велик. Неготовность существенных институций поражает; государств и сообществ, подготовленных к наблюдаемому развитию событий очень мало.
В теоретико-географической абстракции совершенно неуязвимы к пандемии (но уязвимы к иным опасностями) абсолютно изолированные сообщества без телесных контактов с иными сообществами и территориями, способные к автономному телесному, социальному, хозяйственному и культурному существованию неопределенно-длительный период; они должны располагать определенными размерами и территорией с достаточно разнообразным продуктивным ландшафтом. Если представить очередную пандемию с полной летальностью и полагать сохранение человека, вида Homo sapiens и человечества существенной ценностью, то необходимо обсуждать создание резервного человечества - сообщества таких сообществ.
Для России есть основания говорить о кризисе, прежде всего институциональном, и дело отнюдь не в конкретике поведения лиц, принимающих решения. Высокоиерархизированные системы могут справляться даже с тяжелыми, но простыми и конкретными внешними вызовами типа военного конфликта (при активном участии существенной части населения) для решения внешних задач. Вызовы же внутренних кризисов высокой неопределенности не таковы. Они требуют быстрой и точной реакции всех составляющих системы управления, для чего те должны иметь полномочия, ресурсы, поддержку и опыт такой реакции. Кризис советского пространства показал - если надрегиональная инстанция не находит точного баланса обеспечения своих компонентов ресурсами и насилием либо не располагает ими, то эти компоненты спонтанно самоорганизуются. Начало этого процесса наблюдаемо на момент сдачи текста в печать.
Об авторе. Владимир Леопольдович Каганский, к.г.н., ст.н. сотр. Отдела физической географии и проблем природопользования Института географии РАН.