В оценке поздней. Семен Липкин
Мы с женой были там самыми молодыми, поэтому они к нам относились как к детям.
Уединением мы наслаждались дня два, потом к завтраку вышла наша землячка и добрая приятельница, Нинель Васильевна Владимирова и нас - усыновили. Нинель Васильевна была не только тюрколог и переводчик, но дама особой милоты и обаяния.
Первым на мое имя отозвался Ревич, он вспомнил, как меня заочно принимали в союз писателей и даже вспомнил несколько строчек, обеспечив мое почтение на годы вперед.
Эдуард Бабаев, Лев Разгон, Семен Липкин и Инна Лиснянская, сам Ревич - опекали нас и одаривали беседами.
С Семеном Израилевичем Липкиным я дважды имел продолжительные прогулки-беседы в переделкинских аллеях.
Липкин был маленького роста, крупная голова создавала детские пропорции, а внимательный и страдающий взгляд круглых темных глаз только усиливал сходство с пожилым мальчиком.
Узнав, что мы из Ташкента, он стал рассказывать, как участвовал в экспедиции академика Герасимова, которая вскрывала гробницу Тамерлана в самаркандском Гур Эмире.
- Мой отчет об этой экспедиции был напечатан в «Правде» 22 июня 41-го года.
Я спросил, правда ли, что старики просили не вскрывать усыпальницу и грозили высвобожением духа войны.
- Бог с вами! - сказал он. - Вспомните какой был год. Сталин уже навел порядок. Старики молчали. Это все потом выдумали.
Я спросил его, правда ли, что голова Улугбека лежала у него на груди. Уж не помню где это вычитал. Внук Тимура, унаследовавший корону, но прославившийся как астроном, был зарублен наемным убийцей и покоится рядом с дедом.
Липкин посмотрел на меня долгим взглядом и кротко сказал:
- Не помню.
Когда наша беседа перешла к восточным переводам, я поинтересовался: насколько он был донором в своих переводах. Он ответил, что в классических стихах все было заложено, а вот современникам приходилось доливать от себя.
Потом он заговорил о «Метрополе», о исключении из союза писателей. Рассказал он, как принимали обратно.
Началась перестройка, стали названивать, мол поступайте обратно. Он говорит: «Принимайте». А эти хотят, чтобы они - Липкин и Лиснянская - написали заявление, попросились назад. Они отказываются:мол, сами выгоняли, сами принимайте. Вдруг рано-рано утром заявляется Сергей Михалков. У него в том же доме любовница жила, так он, наверно, от нее уходил и зашел.
Говорит: «Ты пожилой человек, умрешь, Инна должна будет хлопотать о похоронах. А так - союз все организует». Липкин неожиданно смешно и артистично показывает Михалкова.
Липкин подумал: «А ведь он прав», и - написал заявление.
В конце той прогулки я вручил ему свою книжку.
Следующая беседа началась с нее.
- Мне ваши стихи не понравились. Поэзия это сочетание музыки и мысли. У вас нет ни того, ни другого.
Огорченный таким отзывом, я мало запомнил эту, вторую нашу беседу.
Никогда не встречал человека более точно соответствовавшего ахматовскиму описанию:
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Уединением мы наслаждались дня два, потом к завтраку вышла наша землячка и добрая приятельница, Нинель Васильевна Владимирова и нас - усыновили. Нинель Васильевна была не только тюрколог и переводчик, но дама особой милоты и обаяния.
Первым на мое имя отозвался Ревич, он вспомнил, как меня заочно принимали в союз писателей и даже вспомнил несколько строчек, обеспечив мое почтение на годы вперед.
Эдуард Бабаев, Лев Разгон, Семен Липкин и Инна Лиснянская, сам Ревич - опекали нас и одаривали беседами.
С Семеном Израилевичем Липкиным я дважды имел продолжительные прогулки-беседы в переделкинских аллеях.
Липкин был маленького роста, крупная голова создавала детские пропорции, а внимательный и страдающий взгляд круглых темных глаз только усиливал сходство с пожилым мальчиком.
Узнав, что мы из Ташкента, он стал рассказывать, как участвовал в экспедиции академика Герасимова, которая вскрывала гробницу Тамерлана в самаркандском Гур Эмире.
- Мой отчет об этой экспедиции был напечатан в «Правде» 22 июня 41-го года.
Я спросил, правда ли, что старики просили не вскрывать усыпальницу и грозили высвобожением духа войны.
- Бог с вами! - сказал он. - Вспомните какой был год. Сталин уже навел порядок. Старики молчали. Это все потом выдумали.
Я спросил его, правда ли, что голова Улугбека лежала у него на груди. Уж не помню где это вычитал. Внук Тимура, унаследовавший корону, но прославившийся как астроном, был зарублен наемным убийцей и покоится рядом с дедом.
Липкин посмотрел на меня долгим взглядом и кротко сказал:
- Не помню.
Когда наша беседа перешла к восточным переводам, я поинтересовался: насколько он был донором в своих переводах. Он ответил, что в классических стихах все было заложено, а вот современникам приходилось доливать от себя.
Потом он заговорил о «Метрополе», о исключении из союза писателей. Рассказал он, как принимали обратно.
Началась перестройка, стали названивать, мол поступайте обратно. Он говорит: «Принимайте». А эти хотят, чтобы они - Липкин и Лиснянская - написали заявление, попросились назад. Они отказываются:мол, сами выгоняли, сами принимайте. Вдруг рано-рано утром заявляется Сергей Михалков. У него в том же доме любовница жила, так он, наверно, от нее уходил и зашел.
Говорит: «Ты пожилой человек, умрешь, Инна должна будет хлопотать о похоронах. А так - союз все организует». Липкин неожиданно смешно и артистично показывает Михалкова.
Липкин подумал: «А ведь он прав», и - написал заявление.
В конце той прогулки я вручил ему свою книжку.
Следующая беседа началась с нее.
- Мне ваши стихи не понравились. Поэзия это сочетание музыки и мысли. У вас нет ни того, ни другого.
Огорченный таким отзывом, я мало запомнил эту, вторую нашу беседу.
Никогда не встречал человека более точно соответствовавшего ахматовскиму описанию:
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.