Раньше мне некогда было, а сейчас перечитываю литературу по возрожденческому неоплатонизму и задержалась взглядом на магических операциях. Прежде не вчитывалась по двум причинам - с одной стороны, положение неоплатонистической операции по связыванию высшего и низшего через низведение духа в материю с восемнадцатого века приняло формы, далекие от магии. Пережив индустриальную эпоху с её магией технопрогресса, - да хоть бы уже и у Гете от прежней магической традиции неоплатоников нет уже ничего, зато есть пристальный интерес к народному фольклору - получило новый стимул к развитию в информационных технологиях; с другой же, мне всегда было вчуже стыдно наблюдать беспомощность европейской магии.
Наконец, вчиталась и имею сказать именно о её беспомощности.
Есть впечатление, что несостоятельность европейской магии как системы знаний отражает эллинско-иудейское искажение гендерных пропорций в системах знаний. Проще говоря, у истоков европейской цивилизации лежит не абы какой патриархат, но сама ценность моногендерной системы, нивелирующей проявление женского до его низших инстинктивных функций. Вся верхушка феномена женского срезается, вместе с сознанием, знанием и методом, и это становится видно при сопоставлении запада и востока в двух областях - врачевании и искусстве любви.
Можно даже отставить в сторону любовные трактаты индусов, даосов и арабов и смотреть только на медицину. То, что для европейца почти до середины двадцатого века есть эзотерика, на востоке относится к базовой культуре тела. Вот и думай после этого, где магия а где что.
Дальше надо бы посмотреть, как все это связано с гендером, но для этого надо остановиться сначала на том, как и почему именно в христиано-иудейском мире женские функции сознания оказались маргинализированы, но что-то не хочется. Ну и очевидно же все, да ну его.