Мой след на Соловках
В 1979 году я приехал на Соловки уже не в качестве студента, а как выпускник, работник одного из многочисленных «почтовых ящиков» нашей страны. До этого я два года (75-й и 76-й) копал землю, точнее, убирал культурный слой, в 77-м - командовал отрядом, а 78-й пришлось пропустить в связи с отсутствием отпуска. Короче говоря, приехал, вроде ветеран, заслуженный человек, а специальности-то нет. Ну, не поставишь же, как молодого, опять землю копать (хотя, признаюсь, всегда делал это с удовольствием).
И, к счастью, тут-то и подвернулась новая строительная реставрационная специальность на Соловках - инъектировщик. Слово «инъекция» многие себе хорошо представляют: в медицине этим словом называют укол, обычно в одно из мягких мест на теле. А здесь инъекции предстояло делать Соловецким стенам. До этого такой работой на Соловках никто не занимался, да и вообще мне сказали, что это новое слово в реставрации, только в Московском Кремле проводили инъектирование стен. Поэтому я сразу осознал важность своей миссии, почувствовал себя чуть ли не спасителем Соловков (шутка).
Так что же это такое: инъектирование? Стены на Соловках толстые: и кирпичные, а уж о валунных и говорить нечего. Строили их в свое время основательно, на века. И вот века прошли, и где-то что-то начало потихоньку трескаться, расходиться, внутри стен начали образовываться пустоты, прочность стен постепенно уменьшалась. И цель инъектирования: заполнить эти пустоты новым раствором, скрепить кладку изнутри.
Одна беда: где эти пустоты никто не знает. Поэтому засверливается в кладке отверстие диаметром сантиметра три и глубиной 30-40 сантиметров, и вставляется в него отрезок водопроводной трубы примерно такой же длины, только одну половину в стену, а вторая торчит наружу. Чтобы обеспечить герметичность, трубка замуровывается быстросохнущими гипсом или алебастром, если есть большие щели поблизости, то и они также обмазываются. На торчащем из стены конце трубки предварительно нарезана резьба, к ней-то и подсоединяется шланг инъектора. Сам инъектор - это небольшой насос о трех ногах, а между ними - широкая трубка для засасывания раствора. В ведре замешивается очень жидкий раствор, только цемент и вода. Потом сверху ставится сам инъектор, ноги его стоят на земле (или на лесах) вокруг ведра, а труба для раствора оказывается в ведре. Шланг инъектора накручивается на трубку, все, система готова к работе. Берешься за ручку, и начинаешь качать, и раствор из ведра подается по вмурованной трубке в стену.
Но пойдет ли раствор в стену или нет, не ведомо, пока не начнешь качать. Качнул 3-5 раз: вроде, идет, и вдруг упираешься как в стену: ручка инъектора не опускается. По неопытности поначалу начинали сильнее давить, и все заканчивалось вырыванием трубки из стены, фейерверком растворных брызг во все стороны. К счастью, инъекция делается до обмазки стены, поэтому не страшно забрызгать, но приятного мало, ходили заляпанные раствором с ног до головы. Но постепенно опыт накопился, стало понятно, когда уже бесполезно качать, больше не пойдет.
Работали мы сначала вдвоем с Митей Баженовым, потом в какой-то момент я стал работать один. Первые работы по инъекции на Соловках проводились на алтарной наружной стороне Спаса, почти напротив Новобратского корпуса. Сейчас, конечно, не помню, много ли раствора закачивалось внутрь стены, вряд ли много. Да это и не удивительно, все-таки, действительно, делали на века. Думаю, поэтому и перевели меня довольно быстро на Белую башню. На ней велись большие реставрационные работы, в основном во внутренней части. Насколько я помню, с внешней стороны работы по зачеканке к 1979 году уже закончились.
Вот здесь-то инъектирование, несомненно, себя оправдывало. Понятно, что валуны - это не кирпичи, особенно Соловецкие валуны. Пустоты между ними были непременно, да и сверлить не надо: находишь глубокую щель, вставляешь в нее трубку, залепил алебастром - и качать. И все шло хорошо, пока не случился некий казус, из-за которого я, собственно, и пишу.
Понятно, что раствор жидкий и норовит всегда вылезти из стены там, где его не просят. Поэтому когда качаешь, надо все время смотреть: не вытекает ли где-либо? И вот в один из дней в одну дырку раствор пошел хорошо, идет и идет. Естественно, подозрительно это. Осматриваю внимательно все ближайшие окрестности внутри, вроде, все чисто. А наружную стену смотреть неудобно, надо спускаться вниз, выходить из монастыря и смотреть. Хотя тогда и были открыты ворота в Белой башне, но я предпочитал высунуть голову из бойницы и смотреть. Так и сейчас, посмотрю в одну бойницу, в другую: вроде, ничего плохого не видно. Ну и качаю дальше.
И тут прибегает кто-то и говорит, что на участке главный архитектор Соловков Ольда Дмитриевна Савицкая (очень много важного и полезного сделала она для Соловков) шумит и кричит, что испачкали всю Белую башню, шла она с обеда и заметила. Сразу понимаю, что дело во мне. Спускаюсь вниз, выхожу наружу и смотрю: вот он, красавец-след. Не помню сейчас его размеров, но, полагаю, подтек был метра три длиной. И оказался он ровно между теми бойницами, в которые я выглядывал, поэтому и не видел ничего.
Ох, как же мне было стыдно. Хотя не помню, чтобы меня ругали, но сам себя я, конечно, ел поедом. Даже хотел отчистить, притащил самую длинную лестницу, поставил, да куда там! Высоко, не дотянешься.
Вот так я и вошел, точнее, вляпался в историю Соловков, оставил свой «след». В связи с этим событием была в отряде сочинена песня как пародия на песню Вадима Егорова «Дождь смоет все следы». Вот первые четыре строки:
«В тот день, когда я взял на ручку свой инъектор,
Мохнатою рукой отбросив прочь скарпель,
В сознании возник родной любимый ректор,
А также и декан, туды его в качель».
Но время, действительно, лечит. И не только людей, но и стены. Нет сейчас на Белой башне никакого следа, как я ни вглядываюсь, не вижу ничего. И это меня успокаивает. К счастью, «дождь смоет все следы». Но как же было неуютно, когда он был.
Самое интересное, что через десять лет история повторилась. Недавно разговорился с одним знакомым, который в студенческие годы тоже ездил на Соловки. Было это в конце 80-х начале 90-х. И занимался они инъекцией Прядильной башни, соседней с Белой, которая смотрит на бухту Благополучия. И тоже оставили свой след, аналогичный моему, прямо со стороны моря. Но их ругали по полной программе. Заставили каким-то образом спускаться на веревках в попытках отчистить. И даже договаривались с пожарной частью, приезжала машина и из брандсбойта поливала стену. Конечно, отчистить не удалось, но и здесь время пришло на помощь. И на Прядильной нет сейчас никакого следа.
Конечно, хорошо бы проиллюстрировать все это безобразие фотографиями. Но нет их у меня. Поэтому помещу-ка я пару фотографий 1979 года, на которых я со своей будущей женой. Почему? Да просто нравятся они мне.
ПС.
А вот и сама ария.
И, к счастью, тут-то и подвернулась новая строительная реставрационная специальность на Соловках - инъектировщик. Слово «инъекция» многие себе хорошо представляют: в медицине этим словом называют укол, обычно в одно из мягких мест на теле. А здесь инъекции предстояло делать Соловецким стенам. До этого такой работой на Соловках никто не занимался, да и вообще мне сказали, что это новое слово в реставрации, только в Московском Кремле проводили инъектирование стен. Поэтому я сразу осознал важность своей миссии, почувствовал себя чуть ли не спасителем Соловков (шутка).
Так что же это такое: инъектирование? Стены на Соловках толстые: и кирпичные, а уж о валунных и говорить нечего. Строили их в свое время основательно, на века. И вот века прошли, и где-то что-то начало потихоньку трескаться, расходиться, внутри стен начали образовываться пустоты, прочность стен постепенно уменьшалась. И цель инъектирования: заполнить эти пустоты новым раствором, скрепить кладку изнутри.
Одна беда: где эти пустоты никто не знает. Поэтому засверливается в кладке отверстие диаметром сантиметра три и глубиной 30-40 сантиметров, и вставляется в него отрезок водопроводной трубы примерно такой же длины, только одну половину в стену, а вторая торчит наружу. Чтобы обеспечить герметичность, трубка замуровывается быстросохнущими гипсом или алебастром, если есть большие щели поблизости, то и они также обмазываются. На торчащем из стены конце трубки предварительно нарезана резьба, к ней-то и подсоединяется шланг инъектора. Сам инъектор - это небольшой насос о трех ногах, а между ними - широкая трубка для засасывания раствора. В ведре замешивается очень жидкий раствор, только цемент и вода. Потом сверху ставится сам инъектор, ноги его стоят на земле (или на лесах) вокруг ведра, а труба для раствора оказывается в ведре. Шланг инъектора накручивается на трубку, все, система готова к работе. Берешься за ручку, и начинаешь качать, и раствор из ведра подается по вмурованной трубке в стену.
Но пойдет ли раствор в стену или нет, не ведомо, пока не начнешь качать. Качнул 3-5 раз: вроде, идет, и вдруг упираешься как в стену: ручка инъектора не опускается. По неопытности поначалу начинали сильнее давить, и все заканчивалось вырыванием трубки из стены, фейерверком растворных брызг во все стороны. К счастью, инъекция делается до обмазки стены, поэтому не страшно забрызгать, но приятного мало, ходили заляпанные раствором с ног до головы. Но постепенно опыт накопился, стало понятно, когда уже бесполезно качать, больше не пойдет.
Работали мы сначала вдвоем с Митей Баженовым, потом в какой-то момент я стал работать один. Первые работы по инъекции на Соловках проводились на алтарной наружной стороне Спаса, почти напротив Новобратского корпуса. Сейчас, конечно, не помню, много ли раствора закачивалось внутрь стены, вряд ли много. Да это и не удивительно, все-таки, действительно, делали на века. Думаю, поэтому и перевели меня довольно быстро на Белую башню. На ней велись большие реставрационные работы, в основном во внутренней части. Насколько я помню, с внешней стороны работы по зачеканке к 1979 году уже закончились.
Вот здесь-то инъектирование, несомненно, себя оправдывало. Понятно, что валуны - это не кирпичи, особенно Соловецкие валуны. Пустоты между ними были непременно, да и сверлить не надо: находишь глубокую щель, вставляешь в нее трубку, залепил алебастром - и качать. И все шло хорошо, пока не случился некий казус, из-за которого я, собственно, и пишу.
Понятно, что раствор жидкий и норовит всегда вылезти из стены там, где его не просят. Поэтому когда качаешь, надо все время смотреть: не вытекает ли где-либо? И вот в один из дней в одну дырку раствор пошел хорошо, идет и идет. Естественно, подозрительно это. Осматриваю внимательно все ближайшие окрестности внутри, вроде, все чисто. А наружную стену смотреть неудобно, надо спускаться вниз, выходить из монастыря и смотреть. Хотя тогда и были открыты ворота в Белой башне, но я предпочитал высунуть голову из бойницы и смотреть. Так и сейчас, посмотрю в одну бойницу, в другую: вроде, ничего плохого не видно. Ну и качаю дальше.
И тут прибегает кто-то и говорит, что на участке главный архитектор Соловков Ольда Дмитриевна Савицкая (очень много важного и полезного сделала она для Соловков) шумит и кричит, что испачкали всю Белую башню, шла она с обеда и заметила. Сразу понимаю, что дело во мне. Спускаюсь вниз, выхожу наружу и смотрю: вот он, красавец-след. Не помню сейчас его размеров, но, полагаю, подтек был метра три длиной. И оказался он ровно между теми бойницами, в которые я выглядывал, поэтому и не видел ничего.
Ох, как же мне было стыдно. Хотя не помню, чтобы меня ругали, но сам себя я, конечно, ел поедом. Даже хотел отчистить, притащил самую длинную лестницу, поставил, да куда там! Высоко, не дотянешься.
Вот так я и вошел, точнее, вляпался в историю Соловков, оставил свой «след». В связи с этим событием была в отряде сочинена песня как пародия на песню Вадима Егорова «Дождь смоет все следы». Вот первые четыре строки:
«В тот день, когда я взял на ручку свой инъектор,
Мохнатою рукой отбросив прочь скарпель,
В сознании возник родной любимый ректор,
А также и декан, туды его в качель».
Но время, действительно, лечит. И не только людей, но и стены. Нет сейчас на Белой башне никакого следа, как я ни вглядываюсь, не вижу ничего. И это меня успокаивает. К счастью, «дождь смоет все следы». Но как же было неуютно, когда он был.
Самое интересное, что через десять лет история повторилась. Недавно разговорился с одним знакомым, который в студенческие годы тоже ездил на Соловки. Было это в конце 80-х начале 90-х. И занимался они инъекцией Прядильной башни, соседней с Белой, которая смотрит на бухту Благополучия. И тоже оставили свой след, аналогичный моему, прямо со стороны моря. Но их ругали по полной программе. Заставили каким-то образом спускаться на веревках в попытках отчистить. И даже договаривались с пожарной частью, приезжала машина и из брандсбойта поливала стену. Конечно, отчистить не удалось, но и здесь время пришло на помощь. И на Прядильной нет сейчас никакого следа.
Конечно, хорошо бы проиллюстрировать все это безобразие фотографиями. Но нет их у меня. Поэтому помещу-ка я пару фотографий 1979 года, на которых я со своей будущей женой. Почему? Да просто нравятся они мне.
ПС.
А вот и сама ария.
Click to view