Лукашенко хуже фашиста по отношению к "своему народцу"
Помогите прорвать стену молчания о том, что творит в Белоруссии Лукашенко.
В России об этом практически никто не знает!
Эти люди протестовали против "Налога на неработающих", который касается - домашних хозяек, людей предпенсионного возраста,
людей, которые ухаживают за престарелыми родителями, людей с заболеваниями, которым не дают инвалидность.
Этих людей сажают на 15 и более суток за стримы видео в социальные сети и нарушение информационной блокады государственного
лживого ТВ, которое не передает реальных новостей!
В России мало пишут о том, что Лукашенко арестовал про-российских журналистов-фрилансеров "Регнум" и держит их в следственном изоляторе с октября 2016 года и по сей день, пытаясь сшить дело о разжигании, терроризме и прочем с посадкой на 10 -12 лет.
Неужели жителям России все равно, что будет с этими про-российски настроенными гражданами Белоруссии?
О произволе тюремщиков в белорусских СИЗО, репрессии против видео-блогеров и мирных демонстрантов
FRIDAY, APRIL 21, 2017
Как мы отстоим свои права? Суд - произвольный. Законы - меняются по щелчку пальцев. Ответ на протесты - не диалог, а репрессии, да и протестует мало людей. А вот голодовку можно попробовать применить - недаром власть пытается топорно гасить ее. Как нужно правильно отбивать нападки власти и гнуть свою линию?
Когда я первый раз пришла с пакетом под ИВС, где отбывал первые из 10 суток Андрей Стрижак, соратник по борьбе и по совместительству - мой муж, меня встретили гомельский видеоблогер Максим Филипович с женой Юлей - учить искусству передавать передачи. Макс накануне отсидел там 23 суток. Сейчас, когда я пишу эти строки, к сожалению, он опять за решеткой.
- А ты знаешь, - среди прочего сказал мне Макс, - они же не передали мне ни одной бутылки воды от Юли. Я из-за этого и остановил голодовку. Пить там воду из-под крана - можно остаться без почек.
О качестве воды говорили и другие гомельские «арестанты»: вода там - с резким запахом какой-то технической добавки; пить ее отказывались практически все, кто сидел в ИВС на Междугородней.
- Когда ко мне приходила доктор, - сделал крайне важное дополнение Максим, - она сказала: «Так вам же не положены передачи - вы же объявили голодовку. Вон, из-под крана пейте».
Я сразу не поняла, насколько глубокое значение имели эти слова. Я просто решила сделать все возможное, чтобы Андрей получил воду.
Первое, что я сделала - изучила Правила распорядка мест отбывания административного ареста.
И нашла там пункт 39 главы 5:
39. Ежедневно, а также по потребности в камеры (карцеры) выдается охлажденная кипяченая вода для питья.
А также всю главу 6 о порядке приема передач, и нигде в Правилах не было сказано, что в случае голодовки в камеру не передают воду!
Под отказ взять-передать воду можно было подтянуть только два пункта. Передача не принимается в случаях: отсутствия у административно арестованного возможности использовать ее содержимое по назначению (но даже если арестованный голодает, у него всегда ЕСТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ выпить воды); наличия письменного отказа административно арестованного в приеме передачи (письменный отказ именно ОТ ПЕРЕДАЧИ, а не от приема пищи, всегда можно потребовать, и пока его не показали, с чистой совестью вести себя так, как будто его нет).
Итак, нигде в Правилах не прописаны действия сотрудников ИВС в случае, если отбывающий административный арест написал заявление с отказом от пищи. Голодает он на воде, объявил ли сухую голодовку - их это не касается. Они в любом случае обязаны передавать ему передачи, если он не написал отказ от них, и - ГЛАВНОЕ - они обязаны выдавать каждый день и как только арестованный захочет - кипяченую воду для питья.
А что творят в наших ИВС? Судя по комментариям под моими постами, голодающим отказывались передавать воду и соки не только в Гомеле. То, что этот запрет - система, я поняла на следующий день, когда понесла вторую передачу. Ее отказались принимать.
- Стрижак отказался от передач, написал письменный отказ, - объяснили мне.
Я не поверила, и тогда позвали дежурного. Тут письменный отказ от передач превратился в устный, потом стал письменным отказом от еды.
- Так что вещи первой необходимости мы возьмем - трусы, носки, - а вот воду, соки - не будем брать, - объяснял мне инспектор-дежурный.
- Будете, - не сдавалась я, - вы будете принимать все, что я принесу, если это не противоречит правилам. А я читала правила, я их выучила наизусть, и там ничего не сказано ни про голодовку, ни про запрет передачи голодающим воды и соков.
Дежурный со мной не спорил. Но я помнила: у Юли Филипович взяли все бутылки воды, но до Макса не дошла ни одна.
- Возьмите, пожалуйста, еще письмо на имя начальника, - я протянула дежурному два листа, - и на моем экземпляре поставьте отметку о получении.
В письме я ссылалась на правила и спрашивала, получает ли муж кипяченую воду каждый день и получил ли мои бутылки в передачах.
Дежурный пробовал отказаться, но после того, как я вспомнила закон «Об обращениях граждан...», принял письмо по правилам.
Вот, кстати, еще один хороший вопрос: на каком основании мне обязан отвечать начальник ИВС? В уголовном процессе они обязаны отреагировать в трехдневный срок, а в административном - нет. По закону об обращениях граждан за 15 дней на ответ человек на сухой голодовке вполне может умереть в ИВС - по большому счету. А по минимуму - могут спокойно игнорировать мои письма: 15 дней - это не оперативная и не эффективная переписка. Еще одно доказательство того, что административный арест в Беларуси - скрытая форма уголовного преследования, причем более жесткого, чем уголовное: «по беспределу». Административный «арестант» - фактически в тюрьме, но почти не защищен.
Я вернулась домой и стала думать: что делать, если они не будут передавать воду?
Ведь таким образом власть пробует вынудить протестующих прекратить голодовку. Потому что сухая голодовка - гораздо большая угроза жизни, чем голодовка на воде. Лишение воды - расчет на то, что человек не выдержит, испугается и прекратит голодать. Как это чаще всего и происходит.
Но решение человека не есть - то, что им не подконтрольно; как мысли. Отказ от еды не влечет никаких правовых последствий для них: это сфера, которую не регулирует закон. Зато закон регулирует обязанности сотрудников ИВС и тюрем, и в частности, там прописан принцип гуманности, то есть - запрет пыток и приравненного к ним бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство обращения.
Как только они отказали в передаче воды - они начали пытки. А предложение пить воду из-под крана, воняющую «незамерзайкой» и прочей дрянью, вполне ложится в определение бесчеловечного обращения.
Страна, которая в тюрьмах пытает политзаключенных, имеет бледный вид перед теми, у кого хочет взять кредит и вообще выглядеть прилично. На этом можно было сыграть.
Сначала я заготовила спич к своему следующему визиту. Я решила объяснить, что они обязаны передать все, что я принесу, голодает Стрижак или нет. Также я намеревалась донести до личного состава ИВС саму суть голодовки: когда человек решает умереть, и вы с этим решением ничего не можете поделать. Я хотела рассказать, что я не шкаф и не музей - хранить секреты от друзей, а тем более - факт пыток в гомельском ИВС; что я не только лично напишу в каждое СМИ, но еще и спецдокладчику по правам человека в Беларуси в ООН, а он позвонит в МИД, и это все - из-за пары бутылок воды.
Во-вторых, я прекрасно понимала, что дежурный может просто захлопнуть передо мной окно и послать меня к спецдокладчику, в КПЧ, ЕСПЧ и к остальным чертям. А те, у кого Беларусь намерена брать кредиты и дружить, знать не хотят ни о каких политзаключенных в Беларуси (вспомним хотя бы Ригони из ПАСЕ), и это в моих интересах - издолбать не только всех в Беларуси, но и на Западе, чтобы не получилось закрыть глаза.
Я решила не мелочиться и сделать сразу всё: просить всех знакомых иностранцев встать с одиночными пикетами у белорусских посольств с плакатами «Беларусь пытает политзаключенных»; написать спецдокладчику ООН по Беларуси; отправить памфлет в правозащитную рассылку, на которую подписана; в конце концов, самой стать с пикетом напротив облисполкома и заехать в соседнюю со Стрижаком камеру.
К утру я так продумала аргументацию про и контра, что твердо была уверена: когда политзаключенный начинает голодовку, он ставит на кон свою жизнь, и так начинается партия между гражданином и государством. И нам выпадает возможность узнать, чувствительна ли Беларусь к самоубийствам политзаключенных. В России, например, можно хоть трижды сжечь себя - никто бровью не поведет, а Беларусь, вероятно, намеревается сохранить лицо - потому что зависит от денег, которые ей не дадут, а очень хочется.
Но на следущее утро у меня взяли два литра «Бонаквы» без вопросов. А еще я узнала, что у Стрижака в камере на тумбочке стоит бутылка из моей вчерашней передачи.
Пока я не поняла, какое мое действие привело к передаче Андрею воды. Возможно, просто «эксцесс исполнителя». Может, ссылка на Правила в письме начальнику ИВС - и мои уверения в том, что я их знаю. Про пытки я еще сказать им не успела.
В любом случае, свой результат я планирую закрепить. Как еще можно проникнуть в этот параллельный мир, кроме портала-окошка? Передача; письмо начальнику; а еще просто письмо заключенному. Сотрудники ИВС читают все письма - так пусть они все прочтут мою открытку со ссылкой на их же Правила (ими явно не читанные), а также о том, что такое пытки и бесчеловечное обращение, унижающее человеческое достоинство.Завтра я попробую добиться передачи в камеру писем и открыток. Макс Филипович говорил, что их отдают только по окончании отсидки. Это тоже нарушение. Пытками это не назовешь и спецдокладчику не позвонишь, но можно задолбать их так, что проще будет уступить. Так мы создадим более-менее сносные условия для отсидки политзаключенных (всем хочется спокойно работать, а не слушать словесную бензопилу). Ну а самых безбашенных будут бояться брать. Каждый политзаключенный должен стать этой власти - всем ее ступеням - как кость в горле. Я принципиально против спокойных отсидок.