…агхр…ком в горле…ихирх…кхе…кажется, он помнил…икхиркх…
Последний ходуля оказался бабой. Во всяком случае, при жизни ей был. В отряде не делали различий по полу. Ходуля - мерзкого вида зараза среднего рода. Вирус, превративший некогда здорового человека в полуразложившийся труп, стер половые различия. Но эта баба от обычного ходули отличалась в сторону большей схожести с человеком. Правда, из-за этого церемониться с ней не стали. Пока выволакивали из схрона, она не рыпалась, будто понимала, что сопротивляться бесполезно, а вот уж когда распластали на земле и вбили колья в руки и ноги, вот тогда она завыла.
-Что тут у вас? - к бойцам спецотряда санэпидстанции подошел командир отряда.
-Да вот, баба, - почесал в затылке один из бойцов.
-Баба? Пацаны, если вы тут все, то добивайте ее и заканчивайте, спасу нет, как орет, - командир достал сигарету, закурил, бросил взгляд на корчащуюся на земле ходулю и хмыкнул, - действительно, баба.
Гнездо было зачищено и, в принципе, можно паковаться и грузиться по машинам, но бойцы отчего-то плотно обступили последний распятый на земле живой труп, наблюдая за его муками.
-Слышь, старшой, - позвал командира Мишка, плотный русый мужик, бывший спецназовец, - а чего это она орет то?
-Да, остальные то молчком, вытащишь, в башку клин всадишь и всех делов, - поддержал Мишку Игнатьич, ветеран отряда зачистки санэпидстанции, - а эта вон как надрывается.
-Да, хуй его знает, чего она орет, может вирус мутировал, - огрызнулся старший, от бабьего ора и впрямь становилось не по себе.
-А ничего бабец, - заметил кто-то из бойцов.
-Так, где новичок? Новичок! - позвал командир.
-Тут я, - раздался из задних рядов молодой голос, следом появился обладатель голоса, чернявый длинноволосый паренек лет двадцати с лицом для бойца отряда зачистки недопустимо интеллигентным и смешной фамилией Жалец.
-Ну, Артемка, вот тебе и крещение, - командир протянул новичку хромированный колышек, - быстро заканчивайте и на базу.
С этими словами командир развернулся и направился к машинам. Бойцы расходиться не торопились. Всем хотелось оценить новичка в деле. Меж тем баба, притихла и уже практически не дергалась. Жалец покрутил в руках кол, затем достал из заплечного ранца увесистый молоток и подошел к распятому на земле живому трупу.
-Э, погодь-ка, паря, - остановил новобранца кто-то из бойцов, - крещение не так проходят.
-Угу, - добавил кто-то, - это ж баба, тут по-другому надо.
-И как, - поинтересовался Артем.
-Ее трахнуть надо!
-Что? - от удивления новобранец выронил колышек, распластанная на земле баба, словно оценив ситуацию, завыла с прежней силой.
-Трахнуть, что! - поддержал кто-то из бойцов.
-Все такое крещение проходили!
-Точняк!
-Пока ходулю не трахнешь - не боец!
-Да вы что?! - опешил Жалец, - она же дохлая!
-И хули? - подметил Игнатьич, - местами даже ничего. А если на трупные пятна внимания не обращать, так и вообще красава!
-Верно, - поддержал Игнатьича Мишка, - я тоже через это прошел, это дух боевой знаешь, как укрепляет?
-Мишка вообще гигант! - похвалил товарища Галопов, один из первых бойцов отряда зачистки, - знаешь, как он той дохлой суке засадил, ей, наверное, даже понравилось!
-Не, мужики, это же ходуля, - продолжал отбиваться Артем, - а вдруг от нее зараза какая?
-Вирус половым путем не передается, - вставил отрядный медик Агапов, - медицинский факт!
-Так что ты, паря, давай, - подытожил Игнатьич, - не кипешуй и приступай.
-Ну, что вы там возитесь? - раздался за спинами командирский голос.
Бойцы обернулись к старшему, Игнатьич тут же вступил:
-Да, вот, новичок ходулю трахнуть хочет.
-Бля, мужики, опять вы за свое! Отставить, все по машинам.
-Ну, командир, ну всегда ты так, - заныл Мишка, - а вдруг этот бы взял и трахнул?
-Бля! Если бы вас десять лет не знал, подумал бы, что вы дебилы и извращенцы, бегом по машинам.
С дружным гоготом бойцы направились к машинам, оставив у корчащейся на земле ходули растерянного новичка и командира.
-А это, малец, отрядные шутки такие, каждый раз какого-нибудь новичка через это проводят, но ты не обижайся, они не со зла, - командир протянул Артему руку, - дай-ка инструмент.
Через секунду вой мертвой бабы оборвался, старший вынул кол из головы теперь уже окончательно мертвой сущности и обтер его об траву.
-Все, поехали, сейчас мусорщики приедут и все здесь сожгут. А паленая мертвечина воняет очень, и запах потом неделями ничем не вывести.
Руки…если вспомнить, то руки…и пальцы…и схватить…а что дальше? Игхирхгр…Архх…Руки…и пальцы…схватить и держать…но сначала найти…что держать…
Разбодяживая мутью топорной пропаганды шашлыковое послевкусие летнего вечера, в комнате надрывался телевизор.
«Ходуля или новая форма существования? Почему эпидемию считают менее опасной? Отчего в народе растет сочувствие к иным формам существования? Это ли обещанная жизнь после смерти? Эти и многие другие вопросы в сегодняшней программе…» - пролаял телевизор.
Сидели на кухне. В принципе, у дяди Коля всегда орал телевизор. Сколько Артем помнил. Еще сызмальства, когда родители приводили Артемку к дядьке на пригляд. Пацан его так и запомнил - «дядя Коля-телевизор». И речь дядькину тоже помнил через фразу, путая, где дядькины мысли, а где вещал телевизионный болван. Со смерти родителей Артем старался не заглядывать к дяде Коле. Это можно понять, кладбищенский сторож и в иные времена был не самой почитаемой должностью, а тут и вовсе архаика. Какой сторож? Чего сторожить, когда клиентура не спит вечным сном в отведенных для упокоения местах, а преспокойно разгуливает себе, нарушая заведенный порядок?
«Ходуля - новое рождение старого слова, живые мертвецы, зомби, ходячие трупы, именно за последнее они получили столь точное прозвище, сегодня мы говорим на тему «Ходуля - эпидемия или кара». И в моей студии…», - надрывался телевизор.
В мутных глазах кладбищенского сторожа какое-то время читалось смутно понимание происходящего.
-Ну, а чего приперся то, паря? - сторож поднял на племянника глаза, пытаясь настроить фокус.
-Да, дядь Коль, даже не знаю… - замялся Артем.
-Наливай, - окончательно сбившись с фокуса дядя Коля промахнулся мимо фарфоровой кружки, вторым движением попытался ухватить ее снова, но не рассчитал замах и смел на пол не только кружку, но и тарелку с нехитрой закуской, - блядь. Ни жидева, ни твердева, - на минуту зависнув в состоянии горестного сосредоточения, сторож все же вернулся к первоначальному вопросу, - так хули приперся?
«У нас в гостях героиня, она утверждает, что любит ходулю, то есть живой труп, встречайте, Галина Сергеевна», - проверещал в ответ телевизор.
-За поговорить, дядь, - ответил Артем, - мне больше не к кому.
Дядька пил виртуозно, казалось, вот-вот свалит хмель тщедушного сторожа, и захрапит, забулькает на полу пьяный кладбищенский работник, но нет, дядька пил, что в раковину вливал. Подходила к концу вторая бутылка, а взгляд дяди Коли, казалось, даже приобретал все большую ясность.
-Сопротивлялась, говоришь?
-Да, дядь Коль, выла еще, никогда не видел, чтоб раньше они за жизнь, тьфу, какую жизнь, за существование свое цеплялись. А эта будто понимала, что сейчас окончательно помрет. Может, вирус мутировал?
«Мутация вируса еще не доказана научно, - захлебывался в крике телевизор, - позвольте! Не позволю! Никто не докажет нам, что ходуля - безопасное существо! Это зараза, подлежащая истреблению! Но послушайте, уже почти два года никто не слышал, что о нападении ходуль на людей! И не услышит!..»
-О, как эти-то надрываются, - хмыкнул дядя Коля.
-Они за нас…
-Да ни хуя, паря! Не мели херню! - взвился сторож, - ты вон говоришь, что понимают ходули, все понимают. Только первые, видать, еще как обезьяны были, а вчерашние твои уже чего-то соображают! Вот тех, которых вы давеча из гнезда вытащили, оно что, все прям порченные, гниют и смердят?
-Нет, - Артем впервые удивился, что многие ходули действительно слабо напоминали разложившийся труп, скорее уродливое создание, напуганное и загнанное в угол, но никак не бесчувственный ходячий труп, у которого в крови бушует страшный вирус, заставляющий выгрызать куски плоти у любого живого существа.
-Я тебе доложу, паря, у ходули только рожа порченная, а у этих, - дядька кивнул в сторону телевизора, - уже давно души сгнили.
Налили еще по одной, выпили, помолчали. Телевизор захлебывался слюной.
«Нет у вируса права на существование! Мы истребили чуму, истребим и АнЖе17Д65! Вы говорите о ДВ вирусе? Я за научные термины! А что делать с людьми? Скажем, вирус подхватил известный человек? Кем его считать? Мертвым достоянием или опасной заразой? Многие из так называемых властителей умов и без всяких вирусов являются источником опасной заразы для наших с вами детей и подростков! Вы имеете в виду знаменитого писателя…и его труд…«Как нам обустроить…»
-Если бы не эти, - дядька махнул в сторону телевизора, - кладбище было бы самым тихим местом.
-Не знаю, дядь Коль, я в детстве боялся твоего кладбища, и покойников этих.
-Угу, а сейчас ты покойника любишь! Аж трахнуть готов, - съязвил сторож.
-Да не было… - начал было Артем, но в этот момент телевизор захлебнулся звуком и на обещании вакцины затрещал и затих, а следом взорвалось окно.
-Лежать! Работает санэпидстанция!
Уже смутно, сквозь едкую завесу дымовой шашки, Артем успел разглядеть, как дядька сиганул в разбитое окно, за которым бойцы отряда зачистки санэпидстанции распинали на земле двух ходуль. Кажется, дядька орал что-то вроде: «Не трожь!», и бросался на бойцов, защищая распластанных по земле ходуль. Кажется, кто-то съездил престарелому сторожу по зубам. Последнее было не четко, сильный удар прикладом быстро погасил сознание.
Пальцы могут держать…пальцы держат! Он может писать! Он не умеет сказать, но он напишет. Только надо вспомнить буквы. Архгх! Он должен вспомнить буквы!
По уставу санитарной службы перед старшим по званию полагалось стоять по стойке смирно, глядеть прямо перед собой, на вопросы отвечать четко, громко, внятно, желательно только «да» или «нет». Возможность утереться устав не рассматривал, но слюна была командирской, потому приходилось стоять по стойке смирно, глядеть перед собой и на вопросы отвечать громко и емко.
-Твою мать, боец! Ты член элитного отряда санэпидстанции! Ты соль земли, ты белая кость, ты лучший из лучших! Ты, сука, за километр должен чуять трупы! А они у тебя под ногами болтались! И труполюб в родственниках! Ты совсем нюх потерял, Жалец?! - командир отряда зачистки санэпидстанции майор, которому никогда не стать подполковником, орал не переставая вот уже минут тридцать, и при крике обильно орошал Артема слюной.
- Да за такие дела я тебе жопу армейским ремнем расписарю! Я тебя не под трибунал, я тебя этим ходулям отдам! Любишь трупы?! Отвечать! - ярился майор, заглядывая Артему в лицо.
-Никак нет, товарищ майор! - орал в ответ Артем.
Очень саднило лицо, и болели руки. Перед допросом Артема долго держали в наручниках, ждали командира, тот очень любил лично разбирать подобные инциденты.
-Ты у меня голой жопой всю Сибирь проедешь! Сколько было ходуль?!
-Не могу знать, - четко и громко отвечал Артем, - к делу не причастен, и своего родственника осуждаю!
-Запомни, боец, - смягчился майор, - среди нас только безупречные люди! Мои парни остановят любую заразу, принесут чистоту и порядок в этот засраный мир. И смену себе готовят отличную. Знаешь бойца Зубу?
-Так точно, - отрапортовал Артем.
-А его пацанов?
-Его бригаду, товарищ майор? - уточнил Жалец.
-Жалец, ты дебил? Откуда у рядового бригада?!- взбеленился майор, - его сыновей! Их знаешь?
-Никак нет!
-Познакомься, это наша смена! Вчера они поймали двух ходуль, привязали к бамперу отцовской «шахи», и весь вечер возили эту дрянь по району! Вот где характер! Вот где безжалостность к заразе! Вот у кого надо учиться твердости духа! Понял, боец?!
-Так точно!
-Свободен.
Бойцы элитного спецотряда работают по трупам, все, что они знают - это трупы, все, что они умеют - оставлять после себя трупы. После санобработки дом превратился в тот самый труп, мертвый навсегда, как любят говаривать бойцы. Дом разлагался, не пах, смердел, это был тот самый запах гнили, старья, подсохшей трухи и залитый водой прогоревших перекрытий. Дом умер, и над его трупом уже успели поглумиться, но, зная дядьку, Жалец вернулся на останки жилища кладбищенского сторожа, чтобы убедиться, что не ошибся в родственнике, записанном в труполюбы.
Вход в подвал обнаружился не сразу. Мало того, что он был удачно замаскирован самим дядькой, так еще и бойцы санзачистки постарались. Пришлось изрядно попотеть, разгребая небольшой завал из досок, земли и битого кирпича. Но как только последняя доска была отброшена в сторону, в крышку люка, ведущего в подвал, тихонько поскреблись изнутри. Жалец поспешил сбить навесной замок и потянул люк на себя. В проеме, щурясь от хлынувшего в чернильную темноту подвала света, стоял ребенок. Не размышляя, Жалец подхватил его и поднял на руки, следом за ребенком в проеме показалась женская голова, а через пару секунд, снизу вверх на него смотрела пара умоляющих глаз. Ходуля выползла из подвала и упала на колени рядом с Артемом, продолжая заглядывать бойцу в лицо. В ее взгляде не было страха за себя, только мука неожиданного разлучения с ребенком. Она протянула к Артему руки, беззвучно моля отдать дитя.
Артем посмотрел на ребенка, на ходулю-мать, затем за ее спиной увидел еще двух ходуль, застывших в ожидании развязки. Жалец видел, что форма бойца санэпидстанции им знакома, и ходули точно знали, что появление рядом человека в такой форме означает верную, вернее, окончательную смерть, но не двигались. Мать подползла почти вплотную к Артему и обхватила его за ноги, в этот момент сработала рация.
-Внимание, боевая тревога, всем бойцам срочно вернуться в расположение части. Повторяю, боевая тревога…
Ребенок на руках Артема завозился и заплакал. Он плакал как самый обычный напуганный малыш лет пяти, просящийся обратно к мамке. Артем протянул ходуле малыша и махнул рукой:
-Уходите. Понимаешь, уходите.
Ходуля прижала ребенка к груди, затем подняла на Артема глаза.
-Уходи уже, твою мать, - заорал Жалец, - беги!
Ходуля вскочила на ноги и, крепко прижимая малыша к себе, быстро двинулась вглубь кладбища, остальные последовали за ней.
Артем развернулся и, не оборачиваясь, побежал к выходу. Боевая тревога означала одно: где-то на улице, средь бела дня появились ходули.
Он медленно брел по улице. Яркий дневной свет слепил глаза, потому отшатывающихся в стороны прохожих он практически не видел. Зато здорово слышал. Вот взвизгнула девчушка, там охнула пожилая женщина. Испуганно матернулся мужик с бидоном, где-то удивленно присвистнули. Он понимал, что его боятся, боятся быть может даже больше, чем он боялся их когда-то. Боятся его вида, и его странной ноши. Он медленно брел вдоль улицы, первый ходуля, за последние месяцы впервые не побоявшийся выползти на улицу средь бела дня, брел навстречу сиренам, брел к перекрестку, туда, где подоспевшие бойцы элитного отряда санэпидстанции должны будут убить его. Его, первого бродячего покойника с плакатом, на котором криво выведено одно слово: «Говорить».