Та самая женщина
НОВОСИБИРСК
Человек циничный назвал бы Левушку ловеласом, или даже бабником, но это не совсем так, каждый раз он влюбляется на всю оставшуюся жизнь. Разве он виноват, что как только чувство ослабевает, его уносит прочь, как щепку в реке? Третья жена видит это немного иначе:
- Ты не лев, Левушка, ты другое животное. Сейчас подумаю... Вот! Ты дракон. Ты пожираешь молоденьких принцесс - и за тобою остается выжженная местность.
С женщинами Лева честен до неприличия, охотно рассказывает обо всех увлечениях, прошлых и нынешних. Иных такая открытость отпугивает, но об этих он не жалеет - ему так проще. У откровенности есть большое достоинство: легче уйти. Иногда бывшие становятся его друзьями. Хотя, если честно, настоящих друзей у него нет. Так, знакомые. В дружбе ему недостает трепета восхищения и накала чувств.
Левушке за тридцать, у него спортивная фигура, подбородок с ложбинкой, ленивые движения и растерянный, неприкаянный взгляд. В женщинах он возбуждает двойное чувство: влечение и материнский инстинкт.
Дополнительный шарм придает ему рубец на щеке, память о работе в зоопарке, еще когда был аспирантом..Он тогда наклонился к лигренку слишком близко и мать-тигрица цапнула когтями. Лигры - тема его диссертации, уникальный генетический материал, гибрид тигра и льва. Вязка была незапланированной: бенгальская тигрица и африканский лев из-за тесноты еще малышами жили вместе в клетке, ели из одной миски, а выросли - полюбили друг друга. Родилось двое маленьких лигрят: самец и самочка. Женщины обожают слушать эту историю.
Иногда Левушка думает, что легко принимает неудачи личной жизни потому, что занят самой интересной из наук - генетикой.
Детей от первых трех браков Лева посещает редко и чувствует себя при этом неловко. Что прошло, то прошло. Как говорят англичане, вода под мостом.
* * *
Она нашла его сама - ранней весной, в тот самый день, как тронулся лед на Оби. От второй жены, врача, пришло электронное письмо: есть, мол, сетевая знакомая по имени Ида. О тебе - извини, так уж вышло - она знает в подробностях, вплоть до анализов, и хочет познакомиться. Правда, ставит условие: ты должен угадать ее фотографию среди сотни других. И еще условие - никаких обязательств. В любую минуту каждый может уйти без объяснения причин.
Второе условие насмешило Леву наивностью: в жизни ни о чем нельзя договариваться заранее, ни о праве уйти, ни о праве остаться. Все клятвы летят кувырком под напором чувств и обстоятельств.
Впрочем, он был заинтригован, и согласился поиграть в угадайку. Фотографии оказались мастерскими, они передавали не только внешность, но и движение, и темперамент моделей. Нежные, холодные, пылкие, задумчивые, деспотичные, смешливые, - и все хороши собой. Он рассматривал их на экране одну за другой, не торопясь. Что-что, а в женщинах Левушка толк знал как ценитель и в некотором роде коллекционер.
Одна привлекла его больше других, хоть и не была самой красивой. Напоминала вторую жену, девочку с глазами спаниеля. Она стояла у дерева, обняв ствол, смотрела исподлобья. Брови сведены, будто думала о грустном. Аккуратная фигурка, бледное лицо, крупноватый нос и тень улыбки - то ли вопросительной, то ли ироничной.
Лева вглядывался в фотографию и все яснее чувствовал, это она, Ида. Если угадал, значит судьба, та самая женщина, одна на всю жизнь.
ГОРНЫЙ АЛТАЙ
В мае Лев взял отпуск полетел к Иде домой, в горы. Сначала самолетом, потом за ним прилетел вертолет. Узкая долина, луг и река, дорог нет, тропы только звериные. Когда-то была лошадиная тропка через перевал, но обвалилась, ухнула в пропасть, теперь сюда и отсюда только по воздуху.
В деревянном доме с верандой ни обслуги, ни родственников, ни соседей. В столовой кто-то накрывает на стол, и исчезает, как в сказке.
- Медовый месяц, - застенчиво улыбается Ида, - племя отдало нам это место и оставило одних.
Каждое утро начинается с вопроса, по своей ли воле он здесь, хочет ли остаться еще на сутки. Таковы обычаи племени. Каждое утро вертолет стоит наготове, вдруг Лев захочет улететь. Пилот появляется неприметно, сидит в кабине, пока они совершают утренний ритуал: неизменный вопрос и неизменный ответ.
Вопрос кажется Льву лишним. Если бы какая-то сила унесла его отсюда, он вернулся бы через любые горы, взобрался по отвесным скалам, цепляясь когтями и зубами. Непостижимым образом эта женщина затрагивает что-то очень глубокое в нем, резонирует, отзывается, как корпус виолончели на звучание струны.
- Кто ты? - спрашивает он.
- Для тебя - та самая женщина. Такая, как тебе нужна.
- Почему ты выбрала меня?
- Ты здоров и красив, от тебя родится хороший ребенок. Но самое главное, в тебе есть жажда любви, которую невозможно утолить. Гормональный дефицит особого рода.
- Жажды больше нет - ты ее утолила. Я буду любить тебя всегда.
- Нет, милый, как можно! Будет ребенок, я стану иной, даже внешне.
- Я буду любить тебя, какой бы ты ни стала. Я угадал тебя по фотографии, это судьба.
- Нет, милый, по фотографии ты выбрал не меня, а только внешность. Я могла бы выглядеть как любая женщина на свете. Пока не появится ребенок, ты диктуешь, какой мне быть. Так уж устроено наше племя.
* * *
Лев лежал на спине и прижимал ладонь к ребрам пониже сердца. Какое-то неудобство в левом боку, как от ушиба. Ночью снилось - или это была явь? - будто Ида раздвинула у него на боку кожу и вложила что-то круглое. Он было проснулся, но она прошептала:
- С-с-с-спи, С-с-с-спи... - и он уснул.
Лев нащупал округлую массу в подреберье, довольно крупную. Так, справа печень, а что слева? Он тихо встал, Иды не было, уже сидит у компьютера в кабинете. Посмотрелся в зеркало: вдоль нижнего левого ребра тянется двойной рубец. Он гладил это место, ощущая боль и странную приятность. Как крыса, жмущая на рычаг, чтоб возбудить участок мозга, приносящий удовольствие, - подумал Лев.
После традиционного утреннего вопроса, едва убедившись, что Лев не хочет улетать, Ида воскликнула:
- Милый, я тебя поздравляю! У нас будет девочка!
- Радость моя... как ты знаешь так скоро?
Она взяла Льва за руку, отвела в ванную, поставила перед зеркалом, расстегнула его рубашку, погладила двойной рубец, похожий на сжатые губы, зашептала:
- Ну же, покажись, мама хочет видеть, как ты у папы приживаешься.
Лев в полуобмороке смотрел в зеркало. Посредине рубца появилась щель, и он раскрылся, как рот. Внутри красной слизистой пасти лежали кожистые яйца. Одно большое и белое, как теннисный мяч, и два мелких, на тонких стеблях, как синие виноградины.
Льва вырвало в раковину. Ида поддерживала ему лоб рукой, омывала лицо, подавала полотенце.
- Ничего, милый, привыкнешь. Видишь, синие железы рядом с яйцом? Они выделяют гормоны, чтобы ты любил нашу девочку и хорошенько о ней заботился. Это гормоны счастья, те самые, что так нужны были тебе всю жизнь. Раньше ты их получал только от новой влюбленности, а теперь они будут у тебя всегда! Правда, замечательно?
Льва вырвало еще раз.
* * *
Гормоны делали свое дело. Мир сосредоточился вокруг кожистого мешочка под сердцем. Лев соблюдал во всем умеренность и берег себя, не прыгал больше с камня на камень, а прогуливался, важно вынашивая плод.
Он пытался расспросить Иду, что за странное племя, что за нечеловеческая биология. Та отмахивалась, смеялась:
- Считай, ты просто-напросто в сказке! - и добавляла серьезно, - Поверь, радость моя, чем меньше знаешь, тем крепче спишь.
Уместить происходящее в известную систему знаний Лев не мог. Как ни странно, это его не слишком заботило. Центром жизни было яйцо под ребрами, остальное не имело значения.
Ида изменилась, у нее сузились плечи и расширился таз, укоротились ноги, огрубела кожа, особенно на спине. Льва это не отталкивало, она - мать его ребенка, пусть выглядит как угодно. Когда у нее живот отвис до земли и наметился хвост, это стало несколько мешать в постели. Впрочем, их обоих все меньше интересовала физическая сторона отношений.
- Милый, покажи мне нашу девочку, пожалуйста.
- Идем в ванную, здесь сквозит. Ты руки вымыла? Ты точно знаешь, что это девочка?
- У нас только самочки рождаются. Самцов приводят извне, как я тебя привела.
* * *
По ночам Лев слушает, как малышка толкается под сердцем, иногда больно. Он прижимает рубец ладонью и чуть не плачет от нежности. Кожистое мягкое яйцо прикреплено к телу отца пуповиной. Ребенок внутри растет, уже можно прощупать голову и спинку.
Ко времени рождения малышки Ида окончательно превратилась в дракона. И правильно, ребенок должен увидеть мать в настоящем виде, а не в свадебном убранстве течки.
Когда пришло время, Ида сама перевязала пуповину прозрачной ниткой, приготовила нож, облизала лезвие - слюна дракона отличное дезинфицирующее средство.
- Не бойся, милый, больно не будет, у тебя там нет нервных окончаний.
Она перерезала пуповину, вынула яйцо из тела отца и надорвала кожистую оболочку. Девочка не спешила появляться на свет. Ида успокаивала Льва:
- Да не дрожи ты так, не поранила я ее, первый раз, что ли!
- У тебя много детей?
- Четверо. У драконов течка примерно раз в двадцать лет. Что смотришь, удивляешься, какая старая? Я втрое старше, чем ты сейчас высчитал, две трети моих детей не прошли осмотр.
- Осмотр? Это еще что? - у Льва заранее сжалось сердце.
- Потом расскажу. Пусть сначала ребенок вылупится.
* * *
Девочка оказалась зеленой ящеркой, ни в отца, ни в мать. Ида радовалась: все идет как нельзя лучше, в ее племени считаются удачными новорожденные без человеческих черт. Драконами, похожими на людей, прямоходящими, двуногими и теплокровными дети становятся постепенно, с возрастом. Младенцев с признаками млекопитающих старейшины племени выбраковывают, из таких детей не вырастают драконы. Что с ними делают, Ида не рассказывала. Понятно, ничего хорошего.
- Как мы ее назовем?
- Не спеши, милый, погоди до осмотра.
- Мне страшно, Ида.
- Видишь, как девочка хватает мясо, чуть пальцы не откусывает? Это ровно то, что нужно! Она у нас молодец, ничего человеческого.
* * *
Лев разбирает сырое мясо на волокна, держит их у носа дочери, чуть сбоку, пока она, клацнув челюстью, не хватает еду. Иногда ящерка хитрит, делает вид, что не замечает корма, ждет, чтоб он поднес кусочек поближе, и в броске пытается вонзить зубы в отцовский палец. Довольно часто ей это удается. Раны заживают быстро, но остаются тонкие рубцы необычного голубоватого цвета. Видно, что-то есть в слюне, какой-то редкий энзим.
Дочерью Лев гордится, она хороша собой и чрезвычайно сообразительна. Он возится с детенышем весь день: солнечные ванны, массаж, прогулки, чистка чешуек и коготков. У матери на руках настоящие человеческие пальцы, а у малышки пока еще острые звериные когти. Уж кто-кто, а он хорошо знает эти цап-царапки, ему от них доставалось не раз.
Лев тревожно следит, не проявится ли у малышки сосательный рефлекс. На смотре детишек провоцируют сосать, и не дай бог, несмышленыш поддастся на провокацию. Такой ящерке никогда не стать полноценным драконом.
За неделю до осмотра Лев теряет сон. Он похудел, вздрагивает от резких звуков, вскакивает по ночам, стоит над спящей девочкой. Чешуйки ее кожи переливаются перламутром, и у него захватывает дух от такой красоты. Ида, напротив, кажется спокойной, все заботы о дочке передала отцу, сама работает за компьютером, запасает провиант к зиме. Управлет заочно каким-то консервным заводом в Монголии - Льва ее дела интересуют мало.
* * *
На осмотр явились три драконьих матроны. Лев оставил малышку голодной, чтобы была позлей, держал на виду покусанные пальцы и расцарапал свои ранки, в надежде, что запах крови сделает дочь агрессивнее. Драконы видели его насквозь:
- Ох уж эти отцы, какие вы одинаковые с вашими хитростями!
Его выдвориди на веранду. Он стоял у перил, уставившись на склоны долины, желтеющие к августу, ничего не видел пред собой.
- Господи, - воскликнул Лев, - пусть все будет хорошо! Я больше никогда... - он останавился, поискал, чем бы пожертвовать, - больше никогда не прикоснусь ни к мясу, ни к вину!
Это было первое его обращение к высшим силам, в прежней жизни он был атеистом. Через бесконечные полчаса дверь отворилась и три матроны удалились гуськом. Одна из них высоко держал забинтованный палец. Ида сияла.
- Прошла! Девочка прекрасно прошла осмотр!
Отец и мать обнялись и стояли, похлопывая друг друга по спине. Он взял ее лицо в ладони, посмотрел в блестящие коричневые глаза, точно такие же, как прежде, - и поцеловал бородавчатый лоб.
Дочь, клацнув зубами, поймала неосторожную муху.
* * *
На следующее утро Ида не задала традиционного вопроса. После завтрака Лев решился уточнить:
- Значит ли это, что я остаюсь с вами?
- Нет, милый, ты сегодня улетаешь.
- Но как же... Как же малышка без меня? Как я без нее?
- Малышка идет в детский сад, ей будет весело. Тебе, милый, придется нелегко, но тут ничего не поделаешь. Поверь мне, ты не хочешь зимовать в драконьих пещерах. Здесь ты не доживешь до весны.
Лев не чувствовал своего тела, голос не слушался его. Он выдавил хрипло:
- Скажи хотя бы ее имя.
- Это лишнее. Поверь, без имени тебе будет легче. И не пытайся вернуться в наш мир, милый, тебе его не найти.
Ида повела его в ванную, раскрыла рубец под сердцем, взяла нож, облизала лезвие для дезинфекции:
- Не бойся, милый, больно не будет, у тебя там нет нервных окончаний.
Ловко отрезала синюю виноградину, оставила меньшую, с горошину величиной.
- Эту железу я оставлю, чтобы ты хоть немного любил нашу девочку. Она поможет тебе хранить тайну, ты же не хочешь, чтоб люди забрали твою дочь в зоопарк, правда, милый?
- Значит, сюда все же можно прийти?
- Сюда можно вломиться силой. Так что ты уж молчи, если желаешь нам добра.
НОВОСИБИРСК
Лева не был в родном городе три месяца, а казалось, много лет. Он вышел из самолета, постоял под августовским солнцем. Идти никуда не хотелось, единственным желанием было лечь на лавку в аэропорту и умереть. Кое-как добрел до такси, приехал домой. Повалился на диван и пролежал трое суток. Жизнь больше не имела смысла. Чесались шрамы на пальцах, заживали. Если бы так же заживала душа, горько думал Лева.
На улицу его выгнал голод. По дороге из магазина на глаза попался сине-зеленый плакат, реклама зоопарка. Из-за морд тигров и гиббонов холодно смотрела игуана в профиль. Лева понял, что он должен делать. Забежал домой, стоя съел булку с кефиром, взял документы и отправился в городской зоопарк. В троллейбусе хотелось толкать ногами переднее сиденье, чтобы ехать скорей, не тащиться, как черепаха.
Директора он не застал. Секретарша обещала, будет через час. Лева прошелся по зоопарку, миновал когда-то любимых кошачьих, не задержался ни у белого тигра, ни у новинки зоопарка американской кошки ягуарунди. Постоял минуту возле лигрицы Зиты, из-за которой носил шрам на щеке. Пробормотал:
- Бедная девочка, твои родители тоже разных племен. Почему я раньше не думал об этом? Тигры - одиночки, львы живут семьями... Папаше твоему тоже несладко пришлось.
В новом террариуме Лева еще не бывал. Потоял на пороге, сердце билось, как барабан. Оперся лбом о стекло и добрых четверть часа не спускал глаз с водяных агам. Знал, точно чувствовал, что все три ящерицы довольны жизнью и здоровы, хотя меньшей самочке не мешало бы слегка помассировать ноги.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------
Update (дальше можно не читать, остальное для эксперимента):
* * *
Директору Левина просьба показалась странной:
- В зоопарке нет должности для кандидата наук, тем более генетика. Зачем вам в техники? Место-то есть, но работа тяжелая, оплачивается средне. Вы хотите с чешуйчатыми, именно с ящерицами? Ладно, попробуем, приступайте в понедельник - с испытательным сроком. Что вы, что вы, не стоит благодарности!
Техником Лев работал недолго. При нем отдел рептилий расширился, он на свои деньги покупал ящериц, проводил рекламные компании, собирал пожертвования. Вот где пригодилось мужское обаяние - жены олигархов наперебой записывались в спонсоры. Двух лет не прошло, а Лев уже стал директором собственного питомника.
Он по-прежнему не ел мяса и не пил вина. Тосковал о дочери, особенно ночами. Просыпался на мокрой подушке. И хотя был биологом, отказывался верить, что таким глубоким, отчаянным чувством может управлять какая-то железа, синяя виноградина под ребрами. Гормоны, думал он, тут ни при чем, просто пришло мое время. И все же опасался, как бы врачи не захотели удалить железу. Впрочем, на рентгене она должна быть неотличима от обычной кисты. Рубец под ребрами исчез без следа.
Иногда Льву кажется, что алтайская сказка с драконами ему привиделась, приснилась в красочном сне. Но нет, слишком явна его тоска - реальность, данная ему в ощущении.
В питомник ездят учиться из разных стран, привозят исчезающие в природе виды, Лев умеет их разводить как никто в мире. Он же не ездит никуда - не на кого оставить ящериц. Сотрудники стараются, но они обыкновенные люди, они устают, хотят домой, к семьям. Питомник растет, рук не хватает, времени не хватает. Лев работает на износ и порою приходит в отчаяние. Собеседования с кандидатами в сотрудники он проводит лично.
* * *
С этим кандидатом что-то не так. Лев ему уже отказал, но тот не уходит, умоляет чуть не в слезах. Псих какой-то, маньяк, такого нанимать нельзя.
- Послушайте, у вас отличная специальность, зачем вам ящерицы? Вы никогда не работали с животными даже в зоопарке. Вы себе не представляете, как много нужно знать и уметь, чтобы работать у нас.
- Я справлюсь. Дайте мне шанс! Я буду трудиться день и ночь. Вы не пожалеете!
Лев возвращает психу папку с бумагами, тот не берет. Лев нажимает кнопку вызова охраны. Парень опускает голову и протягивает за папкой руку. Пальцы его покрыты шрамами, тонкими рубцами необычного голубоватого цвета. Он берет свои бумаги и бредет к выходу, сгорбившись, волоча ноги. Нащупывает ручку двери, никак не сообразит, тянуть или толкать...
- Постойте! - говорит ему в спину Лев. И окончательно придя в себя добавляет, - В понедельник выходите на работу.