Конкурсный текст: Бабье лето
Автор: anubis_amenti
У Катерины Сергеевны были: обставленная по фэн-шуй однушка на окраине, линяющий содомит Гараська и красивые круглые колени. У Катерины Сергеевны не было: автомобиля, целлюлита и счастья в личной жизни. Несчастья, впрочем, тоже не было. Последнее отчаянное пике на мужчину свершалось ею не по желанию, а по какой-то нелепой общественной повинности. Подруги обложили матерого холостяка и требовали, чтобы Катерина Сергеевна напоследок непременно вышла на большую дорогу обольщения. И смолоду-то не хищница, Катерина Сергеевна вздохнула, наточила ногти, раскрасила лицо и три месяца добросовестно истязала себя и жертву. Потом наступил сентябрь, подруги вручили ей букеты и безделушки, радостно наврали, что тридцать девять не возраст, и оставили в покое. Катерина Сергеевна выдохнула с облегчением и рамы на зиму протыкивала в терпеливой гармонии одиночества.
Жизнь общественная теперь превратилась в единственную. Служение обществу протекало на должности зав.терапевтическим отделением Первой городской. Китайский электронный петух кукарекал в 6:30 утра. Катерина Сергеевна вставала с двусмысленной полутороспальной кровати, накрывавшей в восьмиугольнике ба-гуа области «супружество» и «дети», включала плоский телевизор в углу «богатство», грозила тонким пальцем Гараське, насилующему диванную подушку, и скользила в мягких тапочках в ванную. В 7:00, задев махровым тюрбаном бамбуковые флейты, способствующие циркуляции энергии ци , садилась в разодранное котом Кресло Почетного Гостя пить кофе и листать «Лизу». В 7:45 стучала каблучками по палой листве, направляясь к троллейбусной остановке и привычно радуясь, что живет на конечной и хотя бы на работу ездит сидя.
Прилежание Катерины Сергеевны, еще в школе отмеченное многочисленными почетными грамотами, преследовало ее и дальше. Неосознанная уверенность, что терпенье и труд все перетрут, делала ее ценным и не склонным к смене работы сотрудником. Сопровождаемая молоденькой Лизынькой, с которой делила кабинет, Катерина Сергеевна обходила привычно воняющие медикаментами, мочой и хлоркой облупившиеся палаты. Пациенты любили, когда она присаживалась на постель, слушала путаный рассказ о бедах организма и писала в блокноте «3п.2к. парамид.зам.кап.х2 до 17». В целом, Катерина Сергеевна была своей жизнью довольна. Если уйти с работы вовремя и не заходить в магазин, если в доме прибрано и наготовлено на неделю вперед, то уже в восемь можно с ногами забраться в кресло, положить на себя Гараську и три часа кряду читать роман и пить кофе. Позвоночник скрючивается в знакомую удобную позу, Гараська, дрянь линючая, теплый и урчит, и рука находит чашку сама собой: «…Его мягкие ладони скользят по ее коже, она вздрагивает от прикосновения к обнаженному телу, закрывает глаза и проваливается в волшебный мир».
В свое время Катерина Сергеевна тоже вздрагивала от прикосновения и проваливалась в волшебный мир. Но теперь жизнь была прожита, оставалось лишь дождаться ее окончания. Говоря метафорически, мир перестал прикасаться к Катерине Сергеевне, и она перестала вздрагивать. В грядущую одинокую осень Катерина Сергеевна проваливалась с мирным удовлетворением покойника.
Явление Романа Викторовича было неожиданным, но беды не предвещало. Он просунулся в кабинет, спросил Лизу, задумался на секунду и показал бутылку коньяку. Очевидно, решил не тащить благодарность пациента домой, а употребить на месте - благо завтра выходной. Время было к восьми, коллеги уже разбежались, а с Катериной Сергеевной они издалека приятельствовали, хотя Роман Викторович и был на девять лет моложе. Нынешнее сугубо теоретическое отношение Катерины Сергеевны к мужчинам придало ей элегантную небрежность в общении и склонность к экспериментам. На третьей рюмке она выставила в разрез юбки одну из двух красивых круглых коленок. Роман Викторович впечатлился, и впечатления скрыть не сумел. Катерине Сергеевне было приятно.
Следующая пятница стала необъяснимым отражением предыдущей: снова отпросилась пораньше Лизынька, собирающая ко вторнику чемоданы на Кипр, Маклакову опять стало хуже, потом главный вызывал, а потом заявился Роман Викторович с коньяком. Неожиданно для себя Катерина Сергеевна ему обрадовалась. Узнав, что Лиза уже ушла, Роман Викторович отчего-то смутился. Но потом уселся сбоку стола и разломил плитку шоколада. Прирученная прошлым визитом, Катерина Сергеевна не стала себя ограничивать. Стакан коньяку под шоколадку, очевидно, разбалансировал потоки ян , исходящие от теплой ладони Романа Викторовича, вдруг оказавшейся на красивом круглом колене Катерины Сергеевны. Она внезапно почувствовала, что готова вздрогнуть и провалиться в волшебный мир, испуганно спохватилась, и принялась хлопотливо Романа Викторовича изгонять. Экзорцизму препятствовали столы и шкафы, проявившие необычайную активность и заступающие дорогу. Вместе победив мебель, они долго целовались, его мягкая ладонь чувственно щупала материал ее юбки, и Катерина Сергеевна вправду провалилась куда-то - в какую-то кроличью нору, и падала, падала… пока за дверью не загремело цинковое ведро технички.
Назавтра Катерина Сергеевна проснулась с нестерпимой ломотой в висках. Постонала, жалея себя. Брезгливо выбросила вцепившегося в одеяло Гараську и поплелась в ванную. Она плескала на несвежее лицо холодной водой, когда из булькающей в голове бурды вынырнуло воспоминание.
- Ой, мама… - простонала Катерина Сергеевна, и закрыла ладонями щеки, что пошли пунцовыми пятнами. - Ой, мама… - повторила она своему отражению, и стыдливо отвела взгляд.
Она реанимировала себя цитрамоном, крепким лимонным чаем и горячей ванной. Она притащила в ванную фикус, чтоб уравновесить разбалансированный элемент «дерево». Она очень убедительно говорила себе, что взрослая женщина имеет право на небольшую глупость. Но тело, погруженное в воду, опять вытеснило на поверхность воспоминание, и Катерина Сергеевна чуть было снова не ухнула в нору, едва успев выпростать руку и ухватиться за холодный эмалевый край. К вечеру цитрамон и фикус отклонили потоки ша , Катерина Сергеевна успокоилась, но тут зазвонил телефон. Катерина Сергеевна вздрогнула и покраснела.
- Да, - робко ответила она. Роман Викторович был приветлив и мягко-ироничен. Затмив фикус и цитрамон, он разом перенаправил все потоки всех энергий в нужные русла, и Катерина Сергеевна тут же уверилась, что добрым друзьям спьяну позволены маленькие шалости. От полноты чувств. Положив трубку, Катерина Сергеевна, занося бедро, прошагала из угла «друзья» к стене «семья» и обратно, схватила и зачем-то потрясла взвизгнувшего Гараську, словно проверяя, много ли в нем накопилось мелочи, а потом настежь распахнула окно. За окном стояла теплынь, вечернее солнце улыбалось и довольные деревья не торопились сбрасывать красную и золотую листву.
Сон ее был так томительно-сладок, что наутро Катерина Сергеевна еще полчаса ворочалась в одеяле, пытаясь вернуть видение. Но организм проснулся бесповоротно. Катерина Сергеевна побежала в ванную, умылась и, улыбаясь во весь рот, строго погрозила отражению:
- Глупости!
Целый день Катерина Сергеевна наводила в квартире нестерпимый марафет, бросая на полделе пылесос и тряпку, чтобы снова открыть Лиллиан Ту или залезть в интернет и неуклюже водя мышью поискать мнение фэн-шуй по поводу Романа Викторовича. Вычищая жилище, она вынужденно признала, что Кресло Почетного Гостя пропахло котом, что шкафы вовсе не украшены уютными безделушками, а забиты каким-то пыльным хламом, что ни диван, ни тем более нелепая кровать… …И вообще, сколько эту рухлядь по фэн-шую ни расставляй, рухлядью она и останется. Менять надо было все.
В понедельник Катерина Сергеевна вскочила на полчаса раньше будильника. На работу она надела красный шерстяной костюм, и тот не подвел - юбка подчеркивала, пиджак топорщился, обещая. Теплое золото колец и серег нежно льнуло к коже.
- Мы просто друзья! - подведя алой помадой губы и почмокав воздух, с фальшивым удивлением обратилась Катерина Сергеевна к зеркалу. - Но разве это повод плохо выглядеть?
Родной кабинет радовал тремя грамотно размещенными зеркалами. Они должны были отражать негативное воздействие ша , но сегодня отражали несомненное великолепие Катерины Сергеевны. Как всегда опоздавшая Лизынька ахнула, и гримасничая, лопотала о вероятных сладких тайнах. Катерина Сергеевна снисходительно отмахивалась. Радужное настроение продержалось до часу дня, когда Лизынька положила трубку, позеленела и трясущимися губами сообщила, что Маклакову плохо:
- Я просто цефтриаксон ему велела вколоть, а он…
Катерина Сергеевна ахнула:
- Лиза, у него же аллергия! Гормоны ему срочно, и капельницу!
Пока спасали Маклакова, день как-то и прошел. Только присели, позвонила Тамара - главный прознал, и тащил на ковер.
- Катерина Сергевна! - снова позеленела Лизынька и молитвенно сложила худые кулачки.
- Ну чего ты? - ободряюще кивнула Катерина Сергеевна. - Виновата, конечно. Но не казнят же.
- Катерина Сергевна!! Меня теперь до комиссии в отпуск не пустят!
- Это да, - вынуждена была согласиться Катерина Сергеевна.
- Ыыы… - слезы у Лизыньки вдруг хлынули ручьем. - У… у меня билеееты на заавтра!..
Катерина Сергеевна прижала маленькую Лизынькину головку к своему теплому шерстяному бедру.
- Ну-ну-ну… Ну поменяешь билеты…
- Ыы! Катерина Сергевна!! - Лизынька вскинула зареванное личико и крепко ухватила ее за руки своими холодными костлявыми пальцами. - Скажите, что это вы цефтриаксон Маклакову назначили!
Катерина Сергеевна растерялась.
- Как это?.. Зачем? То есть… Да зачем же?
- В ооотпуууск!!.
- Да что тебе так горит-то?!
- Я не одна едууу! С Романом Викторовичеем…
…Катерина Сергеевна приобрела: смягчающий негативное воздействие ша вьюнок, пересуды за глаза, и растерянную улыбку Джоконды, всегда означавшую без замужества вдовство. Катерина Сергеевна лишилась: должности (ненадолго), и желания ярко одеваться - навсегда. Гараська, который вовсе был ни при чем, лишился яиц. Безмерно разжиревший, он теперь всегда лежал в Кресле Почетного Гостя. Вздрагивая от прикосновения, он закрывал большие грустные глаза и проваливался в волшебный мир.