Конкурсный текст №31
Мировой суд - alinakim
Секретарь чинил перо. Снимал невидимую стружку зажатым в крючковатых пальцах игрушечным ножиком, рисовал каракули на исчерканном листе, промокал от чернил, снова правил… Сутулый, с острыми подвижными локтями, с безвольным седым венчиком на голове, в мышином, будто пыльном, костюме, он казался самодостаточным.
Судья - мартышка преклонных лет - рассеянно скрёб макушку. Обвиняемые - всклокоченный детина с жезлом в волосатых ручищах, седобородый старец в невероятно складчатой долгополой хламиде, и некто с бесчисленными щупальцами и глазми-бусинами на стебельках - озабоченно поглядывали друг на друга и по сторонам. Скучал единственный свидетель, не зная чем занять живые тонкие пальцы. Скучал, должно быть, и прокурор, но, поскольку был камнем, обкатанным последним ледником и выщербленным первыми людьми, сказать наверняка было трудно.
На площадке горы, в плотном кольце дремлющих и, казалось, тугих на ухо, дубов-приставов царила неопределённая тишина. Неслышно трудились в кронах приставов дежурные светлячки, помогая ущербной луне обеспечивать освещение. И только мучимые артритом рассохшиеся стулья иногда боязливо, вполголоса, постанывали под обвиняемыми.
Наконец, деловито заскрипело перо.
- Итак, - опомнился, возвращая на место парик и оправляя мантию, судья, - вы обвиняетесь в нарушении общественного миропорядка.
- Жалкие глупцы! - загремел детина, взвившись со стула. - Вы жестоко поплатитесь за свою слепоту!
- Соблюдайте дисциплину, - веско прогудел прокурор.
- Дети мои, прислушайтесь к голосу своего сердца, и оно не обманет вас, - пропел старец.
- Вам тоже слова не давали, - отрезал судья. - Итак, рассматривается спор троих существ, приведший к нарушению означенными существами общественного миропорядка. Кхм, повторяюсь… Ну, ладно. Трое нарушителей, назвавшиеся Вседержителем, Всевышним и Вселенским Разумом, оспаривают авторское право на Мир.
- О, как можно! Столь казённо - о Сотворении… - сокрушённо вздохнул старец-Всевышний.
Всклокоченный Вседержитель зыркнул на прокурора и потряс жезлом. У Вселенского внутри заклокотало, но быстро стихло.
Прокурор удовлетворённо качнулся на месте и медленно покатил обвинительную речь. Его голос - низкий, чуть надтреснутый гул - наполнил суд, сначала вынудив что-то мелко вздрагивать внутри у присутствующих, а к концу, набрав силу, пустил в пляс чернильницу на конторке у секретаря и разбудил приставов.
Секретарь придержал чернильный прибор и прикрыл от посыпавшегося из крон мусора. Старец раздражённо морщился, Разум что-то булькал, а Вседержитель вновь покосился на сотрясающего воздух прокурора, но уже с уважением и будто даже с завистью.
Когда с перечислением установленных обстоятельств и преступленных законов было покончено, судья взмахнул молоточком:
- Слово предоставляется свидетелю Художнику - имя, как вы понимаете, кхе-кхе, изменено. Расскажите ещё раз, что вы видели.
Он возвращался домой. Вечерняя, уже почти ночная улица некрупного, далёкого от звёздной суеты города неуловимо перетекала в галерею. Он шёл и видел эти картины. Видел их так явно, словно они уже были написаны - каждый оттенок, каждый мазок. Отчётливо ощущались и границы каждого полотна. Вот здесь начинается вечерний мост: неподвластный законам перспективы коридор, ведущий в осмысленную темень горизонта, завтрашнего дня, в темень, подчёркнутую светом золотых яблок, наливающихся на холодных металлических ветвях. А вот мост заканчивается и начинается проспект. Это уже река - внешне застывшая, но таинственным образом текущая в двух направлениях одновременно, несущая в своей фантастической глубине редкие ленивые туши странных животных. Вот дом. Дом, в котором живут люди, или раньше жили, или могли бы жить, и на фасаде именно их лицо - измождённое, в рубцах и морщинах, с потухшими глазами, но с выдающей происхождение аристократической надменностью в складках. А вот нетрезвый переулок - в вызывающих наколках и с изжёванным окурком водосточной трубы в крошащихся кирпичных зубах.
На заросшем синим - в фальшивом лунном свете - репейником пустыре, через который к старой раздобревшей пятиэтажке Художника вела натоптанная и наезженная тропа, спорили трое. Один - с неухоженной шкиперской бородёнкой, в глупой шапке с оленьими рогами и несообразно пышном крикливом одеянии - замахивался чем-то длинным, матово отблёскивавшим в свете далёкой пятиэтажки, на другого, ряженого, похоже, в костюм инопланетного упыря из недавнего голливудского блокбастера, очень реалистичный, надо заметить, костюм. Третий, с издевательской ухмылкой на лице, стоял между ними, широко разведя руки обращёнными наружу ладонями, вроде, останавливая.
Художник замедлил шаг, присматриваясь. Нет, это не актёры цирка-шапито, рекламными плакатами которого оклеены стены и столбы, побежавшие за выпивкой и разбившие на полпути поллитру вожделенного нектара. Что-то исключительное было в их позах и движениях, чего не бывает у артистов, выезженных пошлыми невыразительными ролями. Что вообще, наверно, сыграть очень трудно…
Заметили Художника и спорящие.
- А! Вот! - рыкнул первый, не донеся жезл до цели. - Он! Он узнает Меня, а вы, жалкие самозванцы, будете посрамлены!
Ряженый на удивление резво для человека в столь громоздком костюме, обогнул переставшего ухмыляться и заулыбавшегося легко и дружелюбно старца, и, выпихнув с тропы обладателя жезла, засвистел, как чайник.
- Сын мой! - старец шагнул вперёд, доверительно беря Художника за руку. - Заклинаю, прислушайся к своему сердцу и спаси свой мир от ужасной угрозы!
«Чайник», выводя что-то требовательное, поспешил повторить этот манёвр и человек обнаружил, что щупальца не бутафория. Детина выбрался из репейников без шапки, совсем лохматый, сунул палку подмышку и, зайдя со спины, ухватил Художника за плечи, думая, видно, что-то вытрясти.
- Чем я могу вам помочь? - поинтересовался Художник, осторожно освобождая руки и плечи.
- Узнать Создателя Мира, своего Бога и Отца! - уронил забавно брякнувший жезл детина. - Только так можно обуздать наглых жуликов! - и, ухватив за щупальца свистнувшее уже негодующе-басовито существо, кряхтя («Колючку тебе в дыхло!»), поволок его в сторону.
- Видишь, в какой опасности находится мир! - шепнул старец. - Подумай, способны ли они вообще создать что-либо?
- Я создал!! Я!! - вопил лохматый. - И не позволю здесь…
Вопль захлебнулся, сменившись довольным урчанием с тонким присвистом.
Художник оглянулся - лохматый поднимался с земли неистово вращая глазами.
- Это, что же… - начал человек.
- Это? Леность и тщеславие погубили несчастных. - мягко пояснил старец, огладив молочно белую бороду. - У них было многое, но они вступили на скользкий путь порока и…
- Ложь! Гнусная ложь! - бросил детина седобородому. И обратился к человеку, - Кого ты слушаешь? Выжившего из ума немощного маразматика или своего Повелителя?! Владыку! Вседержителя!
-… смущают невинных, сбивают их… - увещевал старец.
Несколько раз дрогнув, покрывшись россыпями эффектных пульсирующих пятен, невыносимо завыл упырь. От этого воя, кажется, не по себе стало и двум другим спорщикам. А у художника так и вовсе поплыло всё перед глазами…
- …И мы оказались здесь…
Впрочем, это было и так ясно. Должностных лиц интересовало другое.
- Свидетель, - пробасил прокурор, - глядя на этих субъектов, вы ощущали страх, благоговение, всеобъемлющее просветление или экстаз?
- Нет. Я… удивился. Не каждый день приходится встречать спорящих богов.
- А! Он признаёт! Признаёт! - ткнул в сторону человека жезлом Вседержитель.
- Ещё одно замечание - и вас удалят, - сухо предупредил прокурор. - Свидетель, почему вы называете субъектов богами?
- А как их называть? Они так представились. - пожал плечами Художник.
- Вы им верите?
- Нет. Я вообще до недавнего времени… Нет.
- Тогда почему вы называете их богами?
- Осторожнее, - вмешался судья. - Не увлекайтесь формальностями, коллега, так мы опять запутаемся. Дело не в том, как называть субъектов, а в том, кем они являются в действительности. Свидетель в их божественность не верит. Этого достаточно.
- На каком основании? - каменный взгляд упёрся в художника.
- Как вам сказать… - тот неопределённо развёл руками. - Мне кажется, творение всегда должно узнавать своего создателя. Может, интуитивно или по какому-то признаку… или поступку…
- Из материалов дела известно, что никто из субъектов не пытался доказать вам свою божественность.
- Но как раз это ставит в тупик! Зачем богу доказывать божественность? В бога можно только верить… или не верить.
- Так, - крякнул судья. - Веры субъекты не внушают. Но мы не можем считать это доказательством. Никак. У субъектов найдутся какие-нибудь доказательства или свидетели?
- Слепцы! - загремел Вседержитель.
Откинув стул и надув грудь, он важно выступил вперёд, театрально выдержал паузу, обведя взглядом присутствующих и невнятно зашелестевших приставов. Занёс жезл и ударил. Из земли с треском рванулось пламя, охватив Вседержителя огненным плащом с хищными, ищущими неосторожную жертву, рваными краями.
- Я покараю вас, неверующие! Это Испытание! Отвергаете Бога Истинного?! Молите о пощаде, пока не поздно! Молите!!!
Зрелище завораживало. Огонь притягивал. Звал. Обещал что-то невероятное - власть, силу, свободу.
Но дубы решительно пресекли безобразие. Чуть сомкнув круг, чтобы можно было дотянуться, свели вместе наиболее пышные ветви, придавив ими лохматого. А через пару секунд отвели, нервно стряхивая тлеющую листву. Вседержитель растерянно стоял в круге пожухших сухих листьев, в измятом и порванном ветвями наряде, сжимая в дрожащих пальцах выгнутый дугой жезл.
- Я… Извините, - виновато улыбнулся, втянул голову в плечи, вернулся к своему стулу, аккуратно поднял его и примостился, глядя в ноги.
Заворочался, подбирая щупальца Вселенский Разум:
- Я хотел бы прояснить. Видите ли, произошло досадное недоразумение. Мне очень неловко… Я спутал этот мир со своим любимым детищем - уверяю вас, они невероятно похожи! Вот не сойти мне…
- Надо же, - пробормотал судья, - как он, оказывается, свистеть умеет…
- … с этого места. Я приношу свои искренние извинения. Заверяю, что не имел никакого злого умысла, и, если вы не возражаете…
- Возражаем, - буркнул прокурор, и приставы сомкнули кроны над начавшим набирать высоту Разумом.
- Э-э, хорошо, я останусь. - охотно согласился Вселенский. - И если у вашего мира в самом деле не сыщется Творца, могу предложить свои услуги. Я опытный и заботливый заводчик…
- Достаточно, - распорядился судья.
- Ну вот, - благодушно развёл руками, поднимаясь с места Всевышний. - Всё открылось. Истина…
- Что? - перебил судья. - Какая ещё истина? Вседержитель и Вселенский Разум, или кто они там, повинились, и я, может быть - может! - учту это при определении меры пресечения. А что касается вас… Повторяю, нам нужны доказательства.
- Неразумные мои чада, - старец улыбнулся ещё шире. - Да будет вам известно, бог существует вне вашей веры. Он выше этого. Но ваше неверие пагубно и опасно привлекает в этот мир проходимцев и шарлатанов, стремящихся посягнуть на вашу веру.
- Суд есть суд, - скучным голосом сказал судья. - Если вы создали этот мир - докажите.
- Зачем?! - изумился Всевышний. - Этот мудрый человек, привлечённый сегодня свидетелем, бесконечно прав - истинный бог в доказательствах не нуждается!
- В них нуждается судопроизводство, - сообщил прокурор. - А при истинном могуществе исполнить букву закона нетрудно.
- У богов свои законы, уважаемый, - с достоинством возразил старец. - И не забывайте, -он пригрозил пальцем, - не забывайте: закон, по которому вы меня судите, дал вам я! Я выше закона! И я неподсуден!
Судья понуро уставился на прокурора. Тот ерзал на месте, понемногу закапываясь в грунт. Оба напряжённо искали, что возразить.
- Подпись! - воскликнул художник.
- Что? - строго переспросил судья.
- Художники подписывают картины своим именем. Поэты подписывают стихи, композиторы - ноты с музыкой, скульптор ставит клеймо… Творец оставляет на своём произведении знак, подтверждающий авторство!
- Ну, конечно! - судья хлопнул себя по лбу. - Авторское право! А при отсутствии подписи, помнится мне, подлинность определяют эксперты. Отправим запрос в соответствующую инстанцию…
- Да по какому праву! - топнув ногой и мелко затряся бородой, вспыхнул старец. - Я буду жаловаться! Вам это так не пройдёт! Я найду на вас управу!
- И кому же вы, господин Творец, будете жаловаться? - делано изумился судья привстав на своём месте.
- Я… - запнулся седобородый, - найду, кому!
А когда дубы-приставы настоятельно предложили ему снова сесть, взвизгнул: «Крючкотворы!» - но подчинился.
- Уф, - выдохнул судья, - разобрались. Всем спасибо, заседание суда объявляю закрытым. Мера пресечения всем троим будет определена на следующем заседании, -потом подмигнул Художнику. - А здорово мы его уели?
- Жулики, - проворчал прокурор, выбираясь из ямы, которую успел продавить.
Судья подхватил пустую папку и, карикатурно переваливаясь с ноги на ногу, исчез за расступившимися приставами. Придерживаемые вервями, двинулись следом подсудимые. Незаметно исчез куда-то человек. Разлетались, быстро гаснущими искрами, светляки.
И только секретарь продолжал писать.
А когда на лысом пятачке на вершине безымянной горы и вовсе никого не осталось, поставил точку. И размашисто расписался.