По ночам к ней во сны возвращался дворик, подслеповатый фонарь, блестящие белки глаз и фиксы.
Девочка, иди сюда, сделаем тебе хорошо, сделаем тебе приятно. А ты нам…
По ночам к ней возвращался тот самый смех, от которого хотелось убежать на край мира, на тончайшую кромку вселенной.
По ночам.
Леночка прилежно училась в гимназии имени Николаса Фламеля, хорошо успевая в изучении иностранных и эзотерических языков, весьма посредственно аттестуясь по алхимии и внетелесному. Леночка водилась с компанией таких же умеренно одаренных, зато дружных и веселых молодых людей, с некоторой опаской отстраняясь от молодых карлов, псоглавцев, волотов и уж того пуще - от смазливых перелесничьих отродий.
Леночка обожала бегать вместе с подружками смотреть кино в дневные сеансы, тем более, что до кинотеатра «Марево» добирались обычно троллейбусом, наперебой щекоча бугристые толстошкурые бока ездовых троллей.
Леночка была обычной девочкой.
Вот что пыталась объяснить Маргарита Звонникова, размашисто вышагивая по кабинету школьного альтермедика. У нее здоровая дочь, в семье все замечательно, спасибо. Не ссоримся. Летаем в Сочи, ездим в Беловодье; гармоничное духовное и физическое развитие, все верно, стараемся, дети - наше будущее.
Альтермедик далеко не сразу сумел донести до Звонниковой главную и пока что единственную мысль: анализы сбоя дать не могли - только не девять испытаний сразу! - и девочка (здоровый, неглупый ребенок, способная к языкам, Вы правы, Маргарита Феофилактовна…) не нуждается в исправительных или оградительных мерах.
Но. Но следует все же стараться внушать ей… внушать ей оптимизм. Веру в лучшее. В то, что жизнь - хорошая штука в таком отличном месте, как мир. Да. Например, в это.
И, кстати, как часто бывает, что предметы, которыми девочка пользуется долго, после того, как наскучат, ломаются и портятся?
Маргарита Звонникова отвечала на вопросы еще битый час. Час недоумения, возмущения, подспудной тревоги. Час, когда она все порывалась позвонить дочке, но боялась доставать зеркальце, чтобы не… не вышло конфузии.
Как в тот раз, когда они проговорили минут сорок, а на часах в зале заполнилось от силы два деления. Или того пуще - когда, собравшись наскоро отчитать дочь с утра перед работой, она отвлеклась на трель поясного зеркала в холле - и услышала, что двое суток отсутствовала на работе.
Леночка была талантлива, несомненно. Но каким способом приспособить на пользу ее дар, родители пока не сообразили.
Мнения дочери никто не спросил, искренне полагая ребенка несмышленышем.
Между тем, Леночка уже достаточно давно общалась с клубом эскапистов, ребят, которые утверждали, что эпохи драконов и великих магических империй были подлинным золотым веком, а нынче настоящему мыслящему человеку (карлу, волоту) не к чему приложить сил.
Леночка иногда, под настроение, приглашала их к своей компании, разговаривала скромным негромким голоском и задушевно слушала: по чему томится душа собеседника, о чем он жалеет, какое время хотел бы вернуть. Затем она бралась за запястье и жмурилась.
Жмурился ли эскапист, было нисколечко не важным.
Перед изумленным взглядом юношей и девушек представали минувшие эпохи и забытые события. Давно умершие люди с пылом и азартом предавали, отдавались, сдавались и отказывались сдаться. Пылало пламя и рушились города. Возводились мосты и храмы. Создавались Неролуна и Серебряный Поясок.
Девочку это не затрудняло. Уже давно - нет.
Когда-то она впервые поняла, что может удержать мгновение, если боится взбучки за мелкие детские провинности. С трудом, не меньшим, чем при обучении ходьбе, она стала совершенствовать и этот навык.
То ли благодаря тренировке, то ли в силу естественного развития способностей с ходом времени, но она постепенно нащупала способ заглядывать в соседние странички времени. Сначала, конечно же, в будущее: так было сподручнее списывать правильные ответы контрольных работ; потом - в прошлое, чтобы вспомнить забытое или же подсмотреть за кем-то, кому не вполне доверяла.
И однажды подсмотрела за инспектором, нагрянувшим в гимназию.
После этого-то и начались бесконечные мытарства для ее родителей.
Далеко не сразу - после десятого или дюжинного даже разговора, - их известили: в мире бывают существа (не важно, люди, ши или гандхарвы), в которых прорастает некая часть, фаза, сторона мироздания. Лучше всего изучен этот феномен на примере Абсолютных Магов: Агриппа, Ктхулху, Индра… во всех них изрядно проросла магия, пронизывающая каждую струну мироздания. Известны - да-да, известны! - Великие Пространственники, которым подвластно приращивать мир произвольным количеством пространства. Отсюда и Внутренняя Земля, и бесчисленные Миры-За-Плечом… и наука с содроганием рассуждает о возможности Абсолютного Пространственника.
В вашей дочери прорастает время.
Скорее всего - так это было в той полудюжине случаев, которые зафиксированы надежно и достоверно, - толчком послужила детская обида, детское опасение наказания… и нимало не существенно, сколь справедливым было бы наказание.
Поэтому - просим вас! - прислушайтесь, будьте так добры. И не наказывайте ее. Постарайтесь уберечь это хрупкое счастье детства. Попытайтесь окружить девочку светом и заботой. Не создавайте необходимости развивать эти ростки.
Рюрик был славным малым, спортсменом и любителем азартных игр. Леночку он любил с самого первого класса, но старался держаться подальше, хорошо зная себя. Парень не догадывался, что и Леночка молча обожает его вихрастую башку и развязные манеры; точнее, не давал себе догадываться.
На вечеринке по случаю окончания среднего звена гимназии они впервые попробовали сомы. Всю ночь молодежь танцевала на опорах моста и крышах небоскребов, вертелась юлой над линиями манапередач, пугала воронье и редких чешуистых голубей.
Леночка начала приходить в себя над серой рябью Москвы-реки. И канула вниз, барахтаясь, как слепой котенок. Рюрик бросился к ней, чтобы подхватить на руки, - еще не догадываясь, что девушка станет хвататься не только за спасительную ладонь, но и за спасительное время. Что она потянется сквозь эпохи и века. Что не удержится, потому что он будет вытянут из текущего времени вслед за ней. Что не удержит и человека, которого горячо и бездумно любила.
Леночку выручила привычка отступать в ее собственном времени - на шаг, на два. И вот уже она снижается к парапету, не в силах отдышаться от паники падения и от бездны лет, в которой могла бы затеряться.
Правда, страшно было, спрашивает она у Рюрика. И не видит рядом никого.
Ибо Рюрик удержаться за нее до конца - не смог.
Ей так и не простили потери Рюрика Иоганнсена. Не простили собственные друзья, оградившиеся от нее страхом и обвиняющими взглядами. Не простили родители, упорно молчавшие о своем непрошеном знании сущности дочкиных бед, - тогда как Лена знала, кто, когда, как рассказал им, знала и где, и насколько маме с папой соврали. Знала; но и сама, оказывается, не умела простить ни им, ни себе самой.
Не простили Леночке и закадычные друзья-соседи Рюрика, дворовые ребята, молодые орки с Заюжных Гор.
Так с ней случилась та самая ночь.
Перед рассветом она вырвалась и убежала, так и не позволив им «дорезать ведьму», так и не сумев их - забросить к обожаемому ими Рюрику.
Она шла по проспекту, не зная уже, любит ли хоть что-то в этом мире. Ценит ли. Может ли хоть с чем-то примириться.
Она шла, не представляя, какие силы поднимались в ту минуту в ружье, сколь великое воинство опытных альтервоенных и альтерспасателей мчится сквозь сонную Москву к маленькой измученной девушке.
Ей просто было плохо.
Ей очень, очень хотелось убежать подальше. Зарыться поглубже. И замести все следы.
Так один из ее следующих шагов оборвался в тишину.
В этот же миг все линии времени Земли были сломаны, изорваны, запутаны и сплетены хитроумнейшим способом. Эпохи и народы, страны и культуры смешались причудливо и безвозвратно.
В новом мире, мире всклокоченного времени, маленькая девочка Лена обессиленно сидела на парапете летучего замка и любовалась прекрасным восходом. Возможно, идеала не было и здесь. Но здесь все решала уже она.
Все.
Даже судьбу маленького мальчика, который был еще крохотной клеточкой внутри нее в этот самый рассвет. Судьбу малыша, в котором немедленно проклюнулись ростки величайшей из сил.
Ростки воображения.
Отныне каждый день принадлежал им двоим.