мельницы
- Говорю же вам, господин хороший: не в себе мой сеньор! Блаженный он! Принял он вашу мельницу за злого колдуна, или великана какого - и кинулся с копьём! Нешто по божески это - на блаженных серчать?!
- Блаженный, блаженный… мне-то как теперь быть?! Глянь-ка: крыло сломано, в стене дыра… кто чинить-то будет?!
Сознание возвращалось медленно и мучительно. Ныли рёбра, саднила рассаженная правая нога, левая наоборот - онемела, не отзываясь на попытки пошевелиться На слух он уже различал голоса переругивавшихся снаружи людей, распознал даже голос верного Санчо. А перед глазами, под сползшим шлемом и закрытыми веками всё вращались крылья мельниц…
…Гряда увенчанных мельницами холмов выплыла из-за горизонта медленно, словно дождевые облака. Облака, которые, единожды возникнув в этих краях, не уходят месяцами, проливая на головы нудную, непрерывную серую морось.
Дождь. Мельницы. Протестанты. Проклятая страна…
Капитан Испанской конницы Алонсо Кехено облегчённо выдохнул - холмы означали отдых. Возможность развести огонь. Если повезёт - на мельницах найдутся зерно или мука, будет чем наполнить живот после двух дней на голодном пайке… а ещё холмы означали возможность хоть чуть-чуть осмотреться, и понять: куда дальше двигаться отбившемуся от своих отряду? Куда делась армия? Что вообще творится в этом плоском размокшем аду, прозванном Голландией? Неужели гнев Божий и впрямь обрушился потопом на этот еретический край, смывая солёной водой и местных грешников, и пришлых… ну ладно, не праведников, но, по крайней мере - добрых католиков?
Он молча указал на третью слева мельницу - не самую близкую, зато расположенную на самом высоком холме. Осмотреться надо как можно быстрее.
Солдаты, взбодрившись, принялись понукать усталых коней - и кони, уставшие куда больше людей от двухдневного перехода по шею в морской воде, прибавили шагу.
Отдых. Скоро отдых.
Холм приближался. Уже можно было расслышать скрип мельничных крыльев, медленно вращавшихся на ветру. Сейчас эта мельница казалась Алонсо Заветной башней мечты. Святым градом Иерусалимом. Замком Монсальват, таящим Грааль…
…Отряд уже достиг подножия холма, когда из-за ограды мельницы, начали выходить Они.
Без шлемов. Без кирас. Кто с аркебузой, кто - с арбалетом, кто - с самодельной корявой пикой.
Гёзы.
А из-за соседних холмов уже плыли по широкой дуге плоскодонки, отрезая испанцам путь к отступлению.
Не оборачиваясь, Алонсо спиной чувствовал напряжённые до предела взгляды своих солдат. Если сейчас тот, кто устроил эту засаду, крикнет "сдавайтесь", он прикажет сдаться. Наплевав на гордость, не ставя условий. Потому что шансов нет никаких - даже на позорное бегство. Гёзы не торопясь, перестреляют их, словно соломенные чучела на учениях.
Но вместо "сдавайтесь", невидимый из-за спин своих стрелков вражеский офицер кричит "пли". Гремит первый, беспорядочный залп из мушкетов. Ржёт раненая лошадь, Всадник слева от Алонсо сползает из седла, скребя пальцами по пробитому нагруднику.
Предложений сдаться не будет. Голландские ополченцы сполна отыграются за недавние страхи перед "непобедимыми" испанцами.
Остаётся последнее.
- За мной! Сбросим землекопов с холма! - Командирского рыка не вышло. Наверное Эти, на холме, смеются над сипением "страшного" испанского капитана...
Отряд идёт в атаку. Вверх по склону крутого холма, навстречу изготовившейся к бою пехоте. В атаку, которая была бы безнадёжна даже не будь люди и кони измотаны до предела. Даже не будь земля под ногами раскисшей грязью, хватающей лошадей за копыта. Даже будь в пистолях сухой порох, а не чёрная жидкая каша. Всадники безжалостно, до живого мяса, вбивают шпоры в бока коней, выкрикивают проклятия недосягаемому врагу, и падают, падают, падают…
Что-то тёплое течёт по плечу и по шее. Шлем и кираса внезапно тяжелеют, словно прадедовский полный доспех, который Алонсо пару раз примерял в юности. Шпага выворачивается из ладони, её не удержать, как не удержишь одной рукой на скаку старинный двуручный меч. Конь сбивает грудью толстяка неумело замахнувшегося прикладом, по кирасе что-то скрежещет - и прямо на Алонсо надвигается мельница, всё разрастаясь, всё быстрее вращая крыльями…
- Точно вам говорю: блаженный мой Сеньор. Коня нашего видели? Ходячая ведь падаль, прости господи! А Сеньора угораздило увидеть, как эту клячу ведут на бойню. И что бы вы думали? Хватает мой Сеньор мясника за рукав, и кричит, мол, нельзя из этого коня колбасу делать, дескать, не конь это, а рыцарь заколдованный, во многих битвах, мол, храбро сражавшийся! Ну, мясник, шельма, и всучил Сеньору за пять эскудо скотину, которую честный человек и даром отдать бы постыдился. Ууу, отродье мавританское!
Шлем упал с головы, и со звоном покатился в сторону. В лицо ткнулась влажная морда Росинанта - старого боевого коня, прошедшего Фландрию и Италию, списанного полковым интендантом на скотобойню, и выкупленным старым чудаком, который заявил "из ветеранов колбасу не делают!".
Потом, отстранив коня, над Алонсо склонился Санчо. Привычно-осторожно он начал освобождать сеньора от доспехов, попутно силясь определить, где перелом, а где просто вывих.
- Сеньор, Бог свидетель, вы дрались как лев - Тараторил оруженосец. Сейчас, восхищаясь "подвигом" он был абсолютно искренен, так же искренен, как минуту назад он убеждал мельника в невменяемости господина - Вот я только не совсем понял: с кем вы сражались? С колдуном? С драконом? С великаном? Или - Санчо понизил голос до заговорщицкого шепота - С самим дьяволом?
Отставной капитан Алонсо Кехено, которого товарищи по оружию уважительно прозвали Доном Кихотом, попытался вдохнуть глубже. Сломанные рёбра немедленно отозвались болью.
- С мельницами, Санчо - Прошептал безумный рыцарь, снова закрывая глаза - я сражался с мельницами, будь они прокляты!