Смольный: окончание
ПИСЬМА
Товарищу министра по военным делам
Мне стало известно, что Японское правительство предлагает вернуть личные вещи погибших на проненосце "Петропавловск" 31 марта 1904 года, но эта инициатива не встретила поддержки со стороны русского правительства.
Как дочь погибщего на броненосце "Петиропавловск" офицера, от себя лично и от лица всех, кто имеет касательство к этой трагелии прошу Вас рассмотреть вопрос о возврате личных вещей, обнаруженных на броненосце «Петропавловск», среди которых, вероятно, находятся вещи моего отца, Владимира Андреевича Шарапова, капитана 2 ранга. Эти вещи -- драгоценная память о героях нашего Отечества.
Надеюсь, что моя просьба будет услышана.
К моей просьбе присоединяют свои подписи дочери героев Японской войны:
Баронесса Эмилия Розен, отец - барон Андрей Александрович фон Розен, штабс-капитан Апшеронского полка
Комарова Евгения, отец -- полковник Петра Дмитриевича Комаров
Елизавета Огонь-Догановская, дочь капитана Петра Онуфриевича Догановского
Нина Ланская-Шарапова, дочь капитана 2 ранга Шарапова Владимира Андреивича
M-lle Ланская-Шарапова!
Министерство не имеет ничего против возврата вам вещей, принаджлежавший Вашему отцу, но сделать это сейчас решительно невозможно. Военные нужды, волнения в дальневосточных гарнизонах и периодические забастовки железнодорожных рабочих нарушают почтовые и грузовые сообщения с дальним Востоком. К тому же сотрудники консульства в Японии заняты сверх меры
Учитывая эти обстоятелсьтва, проедлагаю вам написать повторно через два месяца.
С уважением,
Хованов А.А.
Второй сон Нины Владимировны
В темном коридоре крики. Кажется, Лена Хованская кричит, что расстреливают брата. Выстрел. Еще один выстрел.
Нину заталкивают в темный кабинет и сажают на стул. Следователь, похожий на Анжелотти. У него дьявольски свергают глаза, он энергичен и резок. В черном обтягивающем сюртуке он нависает над столом.
-- Подпишите, и мы вас отпустим.
-- Но здесь же ничего нет.
-- Как это нет? Вы не видите букв?
-- Не вижу.
-- Видите, они проявляются: я ни в чем не виновна. Подписывайте.
-- Я не вижу. Не могу подписать.
-- Так, вы хотите, чтобы мы приняли меры?
-- Не хочу…
-- Я тоже не хочу доводить до крайности. Подпишите.
-- Я не буду это подписывать.
-- Что ж, вы меня довели. Мое терпение исчерпано.
Он распахивает дверь, и кто-то хватает ее, кто-то тащит ее в угол, где стоит стул. Ее сажают на стул.
-- Мама! - кричит Нина.
Выстрел.
Оглушительный стук колес, паровозные гудки. Взрывы.
Много раненых под простынями. По окровавленными протынями. На них листки с фамилиями… знакомыми фамилиями… фамилиями ее одноклассниц…
Охрипший голос:
-- Не могу, не могу, сказал же! Нету, ну нету у меня коек, голубчик! Некуда класть!
Худой врач с воспаленными глазами склоняется над раненым, тычет, не глядя, в сторону листок с диагнозом:
-- Читайте кто-нибудь!
Нина читает вслух:
-- Прапорщик… ранение… раздроблена кость…
-- Бинт!
Нина дрожащими руками бинтует.
Другой раненый стонет:
-- Воды!
Нина бежит за водой, приносит бутыль.
-- Да куда вы грязную бутыль суете, не будьте дурой! Поильник возьмите!
Паровозные гудки. Взрывы.
Это Смольный.
Вот другие девочки. Они все ассистируют врачам. Рыдает Лиза. Наверное, убит ее брат Николай, кузен Нины.
Маша Ветлугина скорчилась возле другой койки. Кто-то из братьев Лазаревых, кажется, убит и лежит тут.
Стоны раненых. Зачитываются вслух диагнозы.
-- Бинт!
Доктор Хованский потерянно ходит среди коек.
-- Доктор, вы должны оперировать!
-- У меня письма… я должен их спрятать… это письма женщины.
-- Что вы себе позволяете!- орет на Хованского маленькая, тихонькая Эмми по прозвищу Мисюсь, задрав кверху свое доброе личико.-Как вы смеете расклеиваться, когда идет война? Возьмите себя в руки, тряпка! Врач вы или нет?!
-- Письма, я должен их сохранить…
-- Дайте их сюда, -- уговаривает доктора Нина. Оказывается, она уже в белой летящей тунике, как Айседора Дункан.-Я женщина. Дело женщины - хранить. Дело мужчины - защищать. Давайте мне письма, я их сохраню. Не бойтесь. Идите оперировать. Вы мужчина. Вы должны нас спасти.
Ховнский отдает ей письма и идет к операционному столу. Нина прячет их на груди и упархивает в коридор.
В коридоре она уже собирает подписи от желающих идти на фронт. Подписываются кровью. Она ставит свою подпись - кровавый крест.
А вот ее туника уже окрасилась вся кровью, она вся красная, и Нина читает стихи:
Над седой равниной моря
Ветер тучи подымает.
Между тучами и морем
гордо реет буревестник.
Черной молнии подобный!
То крылом волны касаясь,
то стрелой взывая к тучам,
Он кричит, и тучи слышат
Радость в смелом крике птицы.
В этом крике - жажда бури!
Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе
Слышат тучи в этом крике.
Это, кажется, Горький, думает во сне Нина.
Лиза больше не плачет. Она ходит в мундире. У нее сухие, холодные глаза.
-- Ты предатель! - на Нину наставляет пистолет Нина Микеладзе. Она в красной беретке.-Ты предатель, ты участвуешь в революционном заговоре, и я тебя убью. Я знаю твою партийную кличку - Капитанская дочка!
Девочки кричат Микеладзе, чтобы та в Нину не стреляла, хватают за руки. Милые девочки. Вилка загораживает Нину собой.
-- Легко убивать, когда считаешь человека предателем, -- отвечает Нина, Капитанская дочка.-А ты убей, понимая, что у него просто другие убеждения.
Микеладзе колеблется.
-- Да, у тебя другие убеждения, Капитанская Дочка. Ты не предатель. Как тяжело, как я этого не хочу. Но надо.
Нина Микеладзе стреляет, Нина Ланская-Шарапова падает на лестницу.
Они сидят с Вилкой
-- Меня убили, вот тебе письма Хованского, передай ему. Скажи, что меня убили, и я не смогу их хранить.
-- А что будет дальше?
Нина рассказывает что-то о своем будущем - что-то смутное, сложное и очень печальное. Про капитана, который будет убит.
-- А что будет со мной? - спрашивает Вилка.
-- Ты погибнешь за хорошего человека, защищая его.
-- Кто будет этот человек?
Нина берет ее лицо в руки, смотрит в доверчиво распахнутые глаза и нежно говорит:
-- Я.
Суббота: 1 балл по поведению
Утром Ларина вызвала Нину на разговор.
-- У вас остался один балл. Мы очень надеемся, что вы его сохраните. Очень надеемся, мадемуазель.
-- Я приложу все усилия, -- отвечает Нина.
Сохранить единственный балл - дело чести теперь. Ей оказали доверие. Она подвела этих людей, они теперь надеются на нее, нельзя подвести и разочаровать их. Надо показать им, что их доверие не было напрасным. Всякое доброе дело должно получать положительное подкрепление, это базовый принцип педагогики! А значит, надо показать, что доброе отношение не осталось неотблагодаренным, надо быть предельно внимательной и дисциплинированной… и больше ни на чем не попадаться (перестать писать тайные письма Нине почему-то и в голову не приходит - ведь это же совсем другое, чем пистолет!).
По дороге с Милой смеются, что скоро счет у Нины пойдет на отрицательные величины.
-- Нет-нет, я должна теперь сохранить этот балл. Нельзя огорчить людей, которые тебе доверились.
Пока Нина собой довольна. Встала вовремя, и даже раньше всех! Успела на экзерсис, фартук в порядке, косы уложены, не кричит, не бегает, не забывает делать книксен… целый час провела молодцом! Придраться не к чему.
Завтрак.
Загремел стул Эмми.
-- Кто уронил стул? - подошла Ларина.
Девочки молчат, украдкой переглядываясь.
-- Я спросила: кто уронил стул? Укажите мне, кто это сделал.
-- Мы не знаем… мы не видели…
Эмми молчит. Ей страшно. Она такая трогательная и маленькая, эта Мисюсь.
-- Хорошо,-- Ларина делает многозначительную паузу.-После завтрака подойдите и скажите мне, кто это сделал.
Будет дознаваться. Дознается - накажет Эмми еще и за то, что молчала, а ей в педкласс поступать, ей баллы нужны. Не дознается - накажет всю группу.
Нина встает:
-- Мадемуазель Ларина, это я уронила стул. Простите, я была очень неловка.
Ларина смотрит с выражением: «И ты, Брут?»
Простите, простите, мадемуазель, мысленно молит Капитанская дочка, простите за очередной нож в спину!
-- Зайдите ко мне после завтрака.
Прощай, последний балл.
-- Это очень храбро с твоей стороны, что ты заступилась за Эмми!- шепчут девочки. Нина машет рукой. Не хвалить ее надо, а ругать. Она огорчила Ливен и Ларину. Нет ей прощения. Но и выхода не было.
Вот она, сложная этическая ситуация и нравственное чувство.
Вроде бы ничего плохого не сделала, и совесть чиста.
А все же не чиста.
А если бы промолчала, была бы совсем нечиста.
-- Тема лжи во спасение, как задавал Буданов,-- шутят Маша и Мила.
Перед кабинетом Лариной в некотором волнении столпились девочки - интересуются, что будет с Капитанской Дочкой за ложь во спасение. Нина ждет, когда ее вызовут. Подходит и Эмми:
-- Зачем ты взяла на себя мою вину? Давай я сознаюсь.
-- Молчи уж теперь, -- сурово отвечает Нина.- Сразу надо было говорить. Надо иметь смелость отвечать за свои поступки. Теперь тебе влетит и за то, что не сразу созналась, так что молчи.
Ларина пригласила к себе.
-- Первый вопрос, мадемуазель. Это действительно вы уронили стул?
Нина смотрит ей в глаза и молчит. Не может больше лгать и не может сказать правду.
-- Хорошо. Второй вопрос: вы действительно считаете, что я поощряю доносы?
Нина молчит уже удивленно.
-- Я предложила, чтобы девочка созналась мне наедине, если стесняется сказать при всех.
--Простите, мадемуазель, -- бормочет Нина.--- Мы… я… так поняла… Простите…
Она ее еще и оскорбила недоверием!
-- Пробыть бы вам здесь еще год, -- сдержанно говорит Ларина.-Чтобы получить понимание. Но обстоятельства складываются иначе.
Нина догадывается, что это про педкласс. Что туда ей путь отныне закрыт. Но сейчас ее волнует только одно: что она ничего не поняла, что она оскорбила человека:
-- Простите…
Ларина отворачивается со сдержанным вздохом, говорит устало:
-- Лучше уйдите молча…
Факультатив Буданова посвящен войне. Он учит девочек командовать и подчиняться, чувствовать коллектив.
Предлагает удалить тех, кто принимал больше всего решений в двух противоположных группах. Негласными капитанами двух команд оказываются… да, Нина, и Маша. Капитана легко определить даже по позам: к нему все склоняются.
Они отсаживаются и, тихо перешучиваюсь, болеют каждая за свою команду (а после ухода Нины, командование принимает, конечно, Мила!).
Как это весело и хорошо, что они и сейчас противники, но противники в игре!
Одна девочка из команды Маши начинает вдруг защищать позицию противника. Нина протестует: предательство, нам не нужны перебежчики!
На медицине они учатся бинтовать раненых.
На истории разбирают причины Русско-Турецкой войны, и Нина пытается понять, какие выводы можно сделать для войны нынешней.
Все о войне. Все для войны.
Арцыбашева предлагает отказаться от бальных платьев и продать их на аукционе в пользу семей фронтовиков.
Девочки поддерживают эту идею, и Нина тоже за.
Но Ливен, выслушав предложение, качает головой:
- Во-первых, цена платья, сшитого на заказ, будет ничтожна. Во-вторых, вы сможете продать их и после бала. А в третьих и в главных -- на балу, возможно, будут те, кто завтра уйдет на фронт. Нужно показать им, за что они сражаются. Пустьв их памяти останется как можно больше красоты. И мы должны показать противнику, что он не заставит нас изменить нашим планам. Идя на битву, нужно надевать парадный мундир, девочки!
Нине трудно принять эту точку зрения -- она адепт аскезы. Но она принимает ее. Если бал не отменяется вообще, он должен быть балом, назло врагу и на радость фронтовикам.
Оля Арцыбашева, единственная из всех, остается при своем. Нина втайне уважает ее за этот выбор.
Ларина внезапно приходит к Нине с разговором прямо в комнату.
Нина напрягается. Неужели узнала о тайных письмах? Слухи правдивы, дворник сотрудничает с Ливен?
Нет, голос Лариной непривычно мягок, взгляд участлив.
-- Я могу предложить вам переговорить прямо здесь, если вас не смущает беспорядок…
-- Смущает, конечно, -- Ларина выразительным взглядом окидывает кровать Нины, заваленную конвертами.-Писем много.
-- Да, мадемуазель.
Да, мадемуазель, вы сами понимаете, что писем слишком много для легальной переписки с мамой. К чему лукавить, как говорится. Простите, что поставила вас в неловкое положение - вижу, вам не особенно хочется снимать с меня баллы до минус бесконечности.
-- Скажите, через кого вы передаете эти письма?
-- Я не могу этого сказать, мадемуазель.
Сколько теперь? Минус 5? Минус 10? Пошла вон из Смольного?
-- Мадемуазель, -- мягко говорит Ларина,--мы стараемся уберечь вас - вас всех - от опасностей. Да, от опасностей, которые могут вам грозить.
Ой, только вот этого не надо, про опасности безнравственного внешнего мира…
-- Вам известны случаи шантажа девушек…
Нина кивает. Известны.
--… а также проникновение в институт опасных медикаментов… и другие случаи. Тот, кто доставляет ваши письма, может заниматься и этим. И если вы покинете Смольный, оставив эти дыры в его стенах зияющими, пострадают другие.
Теперь Нина понимает, о, Нина все понимает!
Но что делать?
-- Мадемуазель, я все понимаю. Но я не могу выдать человека, к чьей помощи я прибегала. Я соучастница, с моей стороны будет подло выдавать его. Не сомневайтесь, если бы речь шла о таком преступлении, о котором вы говорите, я бы поступила иначе. Но я знаю только о передаче писем. Могу со своей стороны пообещать, что больше никогда…
-- Но вы не можете сказать то же в отношении других.
-- Мадемуазель, я имею основания полагать, что этот человек… действует с ведома госпожи Ливен.
Да, и это то, что заставило Нину остаться сейчас в обеденное время в комнатах, похолодев от страха и сделав вид (впервые в жизни!), что плохо себя чувствует. Ей сказали, что дворник Пафнутий доносит письма Ливен. А она только что передала через него письмо дяде Денису в ссылку. Надеялась перехватить Пафнутия и забрать письмо обратно...
-- Хорошо, -- леди Винтер кивает.- Мнение и воля госпожи Ливен для меня закон.
Пауза.
-- Мадемуазель Ланская-Шарапова, я хочу поговорить с вами о вас, о вашем будущем. Я читала ваше письмо в военное министерство…
Сердце подскакивает - о нет, мадемуазель, при всем уважении, не напоминайте мне, что читаете мою переписку!
--… и я восхищена вашей смелостью. Вы храбрый, благородный человек. И я узнаю в вас себя. Я была очень похожа на вас в свои 16 лет. Я состояла в революционном кружке.
-- Я догадывалась! - воскликнула Нина. Это правда, какие-то слова Лариной недавно навели ее на это предположение. Ого, какой путь она проделала…
-- Я понимаю, какой опасности вы себя подвергаете, -- Ларина все глядит на нее своими холодными и горящими в то же время глазами.-- Знаю это по себе. Родиться бы вам мальчиком…
Нина кивает. Да, мальчиком было бы проще.
-- Ваши ум и смелость могли бы найти себе лучшее применение. Вам нужно быть педагогом.
Нина не верит своим ушам.
-- Я собиралась поступать в педкласс в Смольном, но теперь, с моими баллами, это ведь невозможно.
-- Нет ничего невозможного. Я ничего не обещаю, но переговорю с госпожой начальницей. Людям, которые сделаны из того материала, что вы и я, самое место здесь. А мне нужна преемница.
Нина ничего не понимает. Про педкласс еще понятно - кажется, у нее есть еще надежда. Но про преемницу?!
Преемница? Мовешка, последняя в классе по поведению, - преемница инспектрисы Смольного?
Все это какая-то фантастика, и думать о ней как о реальности не получается.
Она не понимает Ларину. То она обрушивается на нее непонятно, за что, ставит у парты, снимает баллы за мимолетное выражение несогласия на лице во время урока,-- то не наказала за ложь! И эти глаза, которые смотрели на нее во время «Варяга». И это предложение - это ведь предложение!
Нет, Ларина хороший человек. Но странный.
Мила и Вилка подходят к ней с газетой:
-- Татарский - это ведь фамилия Сани?
Нина хватает газету. Прапорщик Татарский ранен.
Где ты, Санечка, где?!
Ужин.
Ливен берет газету, чтобы вновь зачитать списки убитых и раненых.
-- Я надеюсь, что вы встретите любые страшные известия, сумев сдержать свои чувства. Помните, что не только вам тяжело.
О да, это кредо Смольного: держать лицо.
В зале зависла тишина: слушают фамилии. Поручик… капитан… штабс-капитан… ротмистр… ранен… тяжело ранен…. Убит…
-- Я прошу вас, медамс, не рваться на фронт медсестрами. Вы будете там мешать. Этим занимаются другие женщины, у которых элментарно больше опыта, нежели у вас. А дел хватает и в тылу, поверьте мне. И в госпиталях тоже.
-- Нина, смотри, нам опять крест нарисовали!
Дейтвительно, на двери их комнаты крест и буква В.
Что бы это ни значило, Нина всех предупреждала: такие шутки она не считает веселыми. Делать гадость исподтишка -- низко.
Она идет к Лариной:
-- Мадемуазель, на нашей двери кто-то нарисовал черный крест. Я бы не стала об этом говорить вам, -- с достоинством оговаривается Нина.-- Но по моему мнению, человек, способный запугивать одноклассниц, способен так же шутить над коф... над младшеклассницами. И наносить урон их психике. Поэтому сообщаю.
Глаза Лариной сияют торжеством -- наконец Нина _поняла_!:
-- Хорошо, мадемуазель, я приму все меры.
Экзамен.
Никогда Нина не думала, что будет волноваться, сдавая этикет! Знал бы Саня. Но ударить в грязь лицом теперь никак нельзя. Надо показать, что она поняла его значение и умеет владеть собой.
Девочки волнуются в библиотеке, шепотом сообщают друг другу, что там спрашивают, пытаются угадать верные ответы.
Ее подзывают к столу, где сидят Буданов, Ларина и Туровский.
Буданов и даже Ларина (теперь) - это прекрасно, а вот Туровский это плохо. Не потому, что завалит, а потому что мерзавец.
Но Нина знает теперь, что даже мерзавцу нужно сделать книксен. Она вежлива, а кто он - это на его совести. До того момента, когда она не сможет со всей возможной предупредительностью сделать с ним что-нибудь, чего он достоин.
Нина делает реверанс, садится за стол.
Буданов спрашивает, как реагировать на невнимательность ученика.
Нина перечисляет: подойти ближе, привлечь внимание ; заметить неинтересную ему тему и рассказать, чем она может быть ему интересна; оценить его настроение и состояние здоровья, поговорить после урока…
Ларина спрашивает, что должен сделать кавалер за столом, где есть дама. Какие бывают визиты и как отдаются. Как подавать визитку.
Нина все отвечает четко, Ларина вроде бы довольна.
-- Не знаете ли вы, какой рукой подается визитка?
Вот этого Нина не знает, этого им не говорили!
-- Я не знаю этого, но в любом случае молодая женщина отдает визит с мужчиной, отцом или мужем, и визитку передает мужчина, а не она.
Кажется, выкрутилась. И не солгала, не показала, что знает больше, чем есть.
-- Как вы будете вести себя при приеме на работу, скажем, гувернанткой?-спрашивает Туровский.
Нина рассказывает про процедуру.
-- А если у вас, представим себе это, по каким-то дисциплинам отметки плохи, как вы себя поведете на собеседовании с нанимателем? - спрашивает Ларина, и ее глаза горят каким-то озорством.
Нина дает ответ, что она не станет заострять на этом внимание сама, но если нанимателю важен определенный предмет, она честно уведомит его, насколько компетентна…. Да что ж это Ларина чуть ли не смеется, глядя на нее?
-- Посмотрите, у вас, кажется, что-то на плече.
Нина смотрит на левое плечо: Туровский положил на него ящерицу.
-- Извините, маленькое недоразумение, -- Нина изящно снимает ящерицу с плеча и сбрасывает на пол.
Кажется, этого от нее хотели, когда учили быть солдатом духа?
Нину отпускают, она спокойна: вроде неплохо ответила. Но уже через несколько минут начинает перебирать в уме ответ Буданову: ну что ей стоило сказать, что нужно _заинтересовать_ ученика? Ведь она именно так и делала в школе для рабочих. Не сочтет ли ее Буданов недалекой?
Она караулит Буданова с экзамена.
-- Иван Семенович, я плохо ответила! Надо было сказать…
-- У вас самый высокий бал из всех, 12 из 12ти, -- негромко говорит Буданов, улыбаясь.
-- Правда? -радуется Нина.- Спасибо! Но не суть! Главное, мне надо было вам сказать, что ученика нужно прежде всего именно заинтересовать!
Буданов смеется.
Нину отзывает в сторону Артамонов. Глядит на нее в упор.
-- У тебя высший бал из всех по успеваемости и по экзамену, -- он внезапно переходит на «ты», и Нину бьет, как током. Но зря ли она училась этикету: молчит.-И низший по поведению . Это опасное, очень опасное сочетание.
-- Почему же опасное? - Нина никак не может понять, что значит «высший из всех». Не хотят же они ей сказать, что она единственная получила 12?
-- Потому что ты очень умна, но твое поведение, очевидно, безнравственно.
-- Почему же безнравственно, -- Нине наступили на любимую мозоль.-Это оценки за дисциплину, а не за нравственность. Мне снимали баллы, к примеру, за опоздание.
-- Точность тоже показатель уважения к людям.
Нина, умей принимать критику, он прав.
-- Это действительно так, и я считаю, мне нужно быть внимательней и дисциплинированней.
-- Опасное, опасное сочетание,- бормочет Артамонов.
Девочки выстроились получать сертификаты. Десять девочек получат золотые аттестаты и смогут претендовать на шифр - императрица лично выберет из «золотого десятка» троих. Остальные получат серебряные.
Перечисляют серебряные. Жаль, что Вилка получила серебряный, она шла парфеткой и вроде бы по предметам успевала… Но когда же аттестат Нины? Серебряные кончились, начались золотые. Конечно, Лиза и Машенька получают золотой… И, конечно, Лена Хованская. Но что у Нины-то? Ей забыли выдать серебряный? Что это значит?
Золотые в руках Ливен заканчиваются, остались 2 или 3.
Неужели Нине скажут «А Ланская-Шарапова не аттестована»? Или…
-- Ланская-Шарапова!
На негнущихся ногах самая страшная мовешка, хуже всех отчаянных, Нина Ланская-Шарапова идет за своим золотым дипломом.
Это значит, что она теперь золотая выпускница престижного заведения.
Это значит, что она может быть даже выбранной императрицей для получения шифра.
Это значит, что она… сможет поступить в педкласс?
О нет. Вот это очень сомнительно. Поведение-то…
Но как же так? Рискнуть выставить претенденткой на шифр девушку с самым дурным поведением?! Она же фрейлиной сможет стать! Как такое получилось?
Девочки сравнивают аттестаты. У Нины -- действительно единственной из всех 12 баллов за экзамен. Чудеса.
И 12 за учебу.
И 1 за поведение.
Больше всего Нину поразило, что Ларина не сняла с нее балл за ложь во спасение Эмми.
-- Мадемуазель Ланская-Шарапова и мадемуазель Ланская, прошу пройти в кабинет начальницы, -- голос Лариной звенит торжеством.
Сестры, возбужденно перешептываясь, следуют за Лариной к Ливен.
-- Вроде ничего не натворила с момента получения аттестата. А ты?
-- И я ничего. Да мы же аттестованы уже, за что нас ругать?
Сперва заходит Лиза. Выходит, сияющая. Подмигивает: не страшно. Заходи.
Ливен встречает Нину. В глазах у нее смешливые искорки.
-- Мадемуазель Ланская-Шарапова, я хочу предложить вам остаться в Смольном.
-- Остаться?..
-- Да. Вы нам нужны. Я бы хотела, чтобы вы остались у нас преподавать.
Нина лишилась дара речи, а Ливен торжественно продолжает.
-- Вы честный, сильный и благородный человек с большой силой обаяния. Такие люди нужны в Смольном. Так что вот вам выбор…-- Ливен торжественно кладет отцовский пистолет на стол. - Или я отдаю вам этот пистолет. Или он полежит у нас еще год.
Ливен делает паузу. Но Нина вполне поняла метафору.
-- Вы сделаны из чистой стали, мадемуазель, -- с расстановкой говорит Ливен.-- Решите, готовы ли вы подставить вашу сталь под наше точило!
Нина облизывает пересохшие губы. Кажется, Ливен и сама довольна произведенным эффектом.
Педкласс! Преподавание в Смольном! Могла ли она мечтать, чтобы ей вот так это предложили?
Но… но честность, Нина, прежде всего. Это большая ответственность. Еще год и далее, когда будешь преподавать, тебе придется жить по этим правилам. Готова ли ты? Лгать уже будет нельзя. Слишком большое доверие оказано. И слишком со многим не согласна. Надо обдумать все.
-- Это большая честь и доверие, maman. Мне нужно взвесить, насколько я…
-- Да-да, подумайте хорошенько. Взвесьте все. Ваш пистолет,-- Ливен тонко улыбается, кладя ладонь на оружие,-- пока полежит у меня.
Они поднимаются. Нина делает Ливен реверанс и затем, от души, простой поклон, в пояс.
Письмо г-же Ливен от Нины Ланской-Шараповой
Дорогая Maman!
Позвольте мне так называть Вас. Я с сожалением вынуждена отказаться от продолжения учебы в Смольном, по крайней мере, в этом году. Мы с Лизой Ланской вступаем в Женский батальон.
Господин в штатском, присутствовавший на нашем выпускном балу, любезно польстил мне, что такие люди, как я, способны менять судьбы мира. Я действительно надеялась менять судьбы мира воспитанием. Но сейчас другое время.
Сталь сейчас нужнее на фронте.
И мне понадобится пистолет моего отца.
Знаю, maman, Вы не этого хотели от своих маленьких солдат. И так совпало, что именно нас с Лизой Вы призвали под свое мирное знамя. Но это Вы воспитали в нас дух бойцов, которые не остаются в стороне от битвы. И еще я -- педагог, убежденный, что лучшее воспитательное средство - собственный пример. Поэтому мы постараемся подать пример тем, кому он необходим.
Благодаря Вам у нас не будет сложностей с воинской дисциплиной. Ну, а остальное в руках судьбы.
Нет, неправда, в наших руках.
I am the master of my fate.
I am the captain of my soul.
Благодарю Вас за все, за все, что Вы мне дали. Прошу Вас передать поклон m-lle Лариной.
Простите, что письмо не вполне по этикету.
С глубоким почтением и любовью,
Нина Ланская- Шарапова
***
Из-под покрова тьмы ночной,
Из чёрной ямы страшных мук
Благодарю я всех богов
За мой непокорённый дух.
И я, попав в тиски беды,
Не дрогнул и не застонал,
И под ударами судьбы
Я ранен был, но не упал.
Тропа лежит средь зла и слёз,
Дальнейший путь не ясен, пусть,
Но всё же трудностей и бед
Я, как и прежде, не боюсь.
Не важно, что врата узки,
Меня опасность не страшит.
Я - властелин своей судьбы,
Я - капитан своей души
У. Хенли
Товарищу министра по военным делам
Мне стало известно, что Японское правительство предлагает вернуть личные вещи погибших на проненосце "Петропавловск" 31 марта 1904 года, но эта инициатива не встретила поддержки со стороны русского правительства.
Как дочь погибщего на броненосце "Петиропавловск" офицера, от себя лично и от лица всех, кто имеет касательство к этой трагелии прошу Вас рассмотреть вопрос о возврате личных вещей, обнаруженных на броненосце «Петропавловск», среди которых, вероятно, находятся вещи моего отца, Владимира Андреевича Шарапова, капитана 2 ранга. Эти вещи -- драгоценная память о героях нашего Отечества.
Надеюсь, что моя просьба будет услышана.
К моей просьбе присоединяют свои подписи дочери героев Японской войны:
Баронесса Эмилия Розен, отец - барон Андрей Александрович фон Розен, штабс-капитан Апшеронского полка
Комарова Евгения, отец -- полковник Петра Дмитриевича Комаров
Елизавета Огонь-Догановская, дочь капитана Петра Онуфриевича Догановского
Нина Ланская-Шарапова, дочь капитана 2 ранга Шарапова Владимира Андреивича
M-lle Ланская-Шарапова!
Министерство не имеет ничего против возврата вам вещей, принаджлежавший Вашему отцу, но сделать это сейчас решительно невозможно. Военные нужды, волнения в дальневосточных гарнизонах и периодические забастовки железнодорожных рабочих нарушают почтовые и грузовые сообщения с дальним Востоком. К тому же сотрудники консульства в Японии заняты сверх меры
Учитывая эти обстоятелсьтва, проедлагаю вам написать повторно через два месяца.
С уважением,
Хованов А.А.
Второй сон Нины Владимировны
В темном коридоре крики. Кажется, Лена Хованская кричит, что расстреливают брата. Выстрел. Еще один выстрел.
Нину заталкивают в темный кабинет и сажают на стул. Следователь, похожий на Анжелотти. У него дьявольски свергают глаза, он энергичен и резок. В черном обтягивающем сюртуке он нависает над столом.
-- Подпишите, и мы вас отпустим.
-- Но здесь же ничего нет.
-- Как это нет? Вы не видите букв?
-- Не вижу.
-- Видите, они проявляются: я ни в чем не виновна. Подписывайте.
-- Я не вижу. Не могу подписать.
-- Так, вы хотите, чтобы мы приняли меры?
-- Не хочу…
-- Я тоже не хочу доводить до крайности. Подпишите.
-- Я не буду это подписывать.
-- Что ж, вы меня довели. Мое терпение исчерпано.
Он распахивает дверь, и кто-то хватает ее, кто-то тащит ее в угол, где стоит стул. Ее сажают на стул.
-- Мама! - кричит Нина.
Выстрел.
Оглушительный стук колес, паровозные гудки. Взрывы.
Много раненых под простынями. По окровавленными протынями. На них листки с фамилиями… знакомыми фамилиями… фамилиями ее одноклассниц…
Охрипший голос:
-- Не могу, не могу, сказал же! Нету, ну нету у меня коек, голубчик! Некуда класть!
Худой врач с воспаленными глазами склоняется над раненым, тычет, не глядя, в сторону листок с диагнозом:
-- Читайте кто-нибудь!
Нина читает вслух:
-- Прапорщик… ранение… раздроблена кость…
-- Бинт!
Нина дрожащими руками бинтует.
Другой раненый стонет:
-- Воды!
Нина бежит за водой, приносит бутыль.
-- Да куда вы грязную бутыль суете, не будьте дурой! Поильник возьмите!
Паровозные гудки. Взрывы.
Это Смольный.
Вот другие девочки. Они все ассистируют врачам. Рыдает Лиза. Наверное, убит ее брат Николай, кузен Нины.
Маша Ветлугина скорчилась возле другой койки. Кто-то из братьев Лазаревых, кажется, убит и лежит тут.
Стоны раненых. Зачитываются вслух диагнозы.
-- Бинт!
Доктор Хованский потерянно ходит среди коек.
-- Доктор, вы должны оперировать!
-- У меня письма… я должен их спрятать… это письма женщины.
-- Что вы себе позволяете!- орет на Хованского маленькая, тихонькая Эмми по прозвищу Мисюсь, задрав кверху свое доброе личико.-Как вы смеете расклеиваться, когда идет война? Возьмите себя в руки, тряпка! Врач вы или нет?!
-- Письма, я должен их сохранить…
-- Дайте их сюда, -- уговаривает доктора Нина. Оказывается, она уже в белой летящей тунике, как Айседора Дункан.-Я женщина. Дело женщины - хранить. Дело мужчины - защищать. Давайте мне письма, я их сохраню. Не бойтесь. Идите оперировать. Вы мужчина. Вы должны нас спасти.
Ховнский отдает ей письма и идет к операционному столу. Нина прячет их на груди и упархивает в коридор.
В коридоре она уже собирает подписи от желающих идти на фронт. Подписываются кровью. Она ставит свою подпись - кровавый крест.
А вот ее туника уже окрасилась вся кровью, она вся красная, и Нина читает стихи:
Над седой равниной моря
Ветер тучи подымает.
Между тучами и морем
гордо реет буревестник.
Черной молнии подобный!
То крылом волны касаясь,
то стрелой взывая к тучам,
Он кричит, и тучи слышат
Радость в смелом крике птицы.
В этом крике - жажда бури!
Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе
Слышат тучи в этом крике.
Это, кажется, Горький, думает во сне Нина.
Лиза больше не плачет. Она ходит в мундире. У нее сухие, холодные глаза.
-- Ты предатель! - на Нину наставляет пистолет Нина Микеладзе. Она в красной беретке.-Ты предатель, ты участвуешь в революционном заговоре, и я тебя убью. Я знаю твою партийную кличку - Капитанская дочка!
Девочки кричат Микеладзе, чтобы та в Нину не стреляла, хватают за руки. Милые девочки. Вилка загораживает Нину собой.
-- Легко убивать, когда считаешь человека предателем, -- отвечает Нина, Капитанская дочка.-А ты убей, понимая, что у него просто другие убеждения.
Микеладзе колеблется.
-- Да, у тебя другие убеждения, Капитанская Дочка. Ты не предатель. Как тяжело, как я этого не хочу. Но надо.
Нина Микеладзе стреляет, Нина Ланская-Шарапова падает на лестницу.
Они сидят с Вилкой
-- Меня убили, вот тебе письма Хованского, передай ему. Скажи, что меня убили, и я не смогу их хранить.
-- А что будет дальше?
Нина рассказывает что-то о своем будущем - что-то смутное, сложное и очень печальное. Про капитана, который будет убит.
-- А что будет со мной? - спрашивает Вилка.
-- Ты погибнешь за хорошего человека, защищая его.
-- Кто будет этот человек?
Нина берет ее лицо в руки, смотрит в доверчиво распахнутые глаза и нежно говорит:
-- Я.
Суббота: 1 балл по поведению
Утром Ларина вызвала Нину на разговор.
-- У вас остался один балл. Мы очень надеемся, что вы его сохраните. Очень надеемся, мадемуазель.
-- Я приложу все усилия, -- отвечает Нина.
Сохранить единственный балл - дело чести теперь. Ей оказали доверие. Она подвела этих людей, они теперь надеются на нее, нельзя подвести и разочаровать их. Надо показать им, что их доверие не было напрасным. Всякое доброе дело должно получать положительное подкрепление, это базовый принцип педагогики! А значит, надо показать, что доброе отношение не осталось неотблагодаренным, надо быть предельно внимательной и дисциплинированной… и больше ни на чем не попадаться (перестать писать тайные письма Нине почему-то и в голову не приходит - ведь это же совсем другое, чем пистолет!).
По дороге с Милой смеются, что скоро счет у Нины пойдет на отрицательные величины.
-- Нет-нет, я должна теперь сохранить этот балл. Нельзя огорчить людей, которые тебе доверились.
Пока Нина собой довольна. Встала вовремя, и даже раньше всех! Успела на экзерсис, фартук в порядке, косы уложены, не кричит, не бегает, не забывает делать книксен… целый час провела молодцом! Придраться не к чему.
Завтрак.
Загремел стул Эмми.
-- Кто уронил стул? - подошла Ларина.
Девочки молчат, украдкой переглядываясь.
-- Я спросила: кто уронил стул? Укажите мне, кто это сделал.
-- Мы не знаем… мы не видели…
Эмми молчит. Ей страшно. Она такая трогательная и маленькая, эта Мисюсь.
-- Хорошо,-- Ларина делает многозначительную паузу.-После завтрака подойдите и скажите мне, кто это сделал.
Будет дознаваться. Дознается - накажет Эмми еще и за то, что молчала, а ей в педкласс поступать, ей баллы нужны. Не дознается - накажет всю группу.
Нина встает:
-- Мадемуазель Ларина, это я уронила стул. Простите, я была очень неловка.
Ларина смотрит с выражением: «И ты, Брут?»
Простите, простите, мадемуазель, мысленно молит Капитанская дочка, простите за очередной нож в спину!
-- Зайдите ко мне после завтрака.
Прощай, последний балл.
-- Это очень храбро с твоей стороны, что ты заступилась за Эмми!- шепчут девочки. Нина машет рукой. Не хвалить ее надо, а ругать. Она огорчила Ливен и Ларину. Нет ей прощения. Но и выхода не было.
Вот она, сложная этическая ситуация и нравственное чувство.
Вроде бы ничего плохого не сделала, и совесть чиста.
А все же не чиста.
А если бы промолчала, была бы совсем нечиста.
-- Тема лжи во спасение, как задавал Буданов,-- шутят Маша и Мила.
Перед кабинетом Лариной в некотором волнении столпились девочки - интересуются, что будет с Капитанской Дочкой за ложь во спасение. Нина ждет, когда ее вызовут. Подходит и Эмми:
-- Зачем ты взяла на себя мою вину? Давай я сознаюсь.
-- Молчи уж теперь, -- сурово отвечает Нина.- Сразу надо было говорить. Надо иметь смелость отвечать за свои поступки. Теперь тебе влетит и за то, что не сразу созналась, так что молчи.
Ларина пригласила к себе.
-- Первый вопрос, мадемуазель. Это действительно вы уронили стул?
Нина смотрит ей в глаза и молчит. Не может больше лгать и не может сказать правду.
-- Хорошо. Второй вопрос: вы действительно считаете, что я поощряю доносы?
Нина молчит уже удивленно.
-- Я предложила, чтобы девочка созналась мне наедине, если стесняется сказать при всех.
--Простите, мадемуазель, -- бормочет Нина.--- Мы… я… так поняла… Простите…
Она ее еще и оскорбила недоверием!
-- Пробыть бы вам здесь еще год, -- сдержанно говорит Ларина.-Чтобы получить понимание. Но обстоятельства складываются иначе.
Нина догадывается, что это про педкласс. Что туда ей путь отныне закрыт. Но сейчас ее волнует только одно: что она ничего не поняла, что она оскорбила человека:
-- Простите…
Ларина отворачивается со сдержанным вздохом, говорит устало:
-- Лучше уйдите молча…
Факультатив Буданова посвящен войне. Он учит девочек командовать и подчиняться, чувствовать коллектив.
Предлагает удалить тех, кто принимал больше всего решений в двух противоположных группах. Негласными капитанами двух команд оказываются… да, Нина, и Маша. Капитана легко определить даже по позам: к нему все склоняются.
Они отсаживаются и, тихо перешучиваюсь, болеют каждая за свою команду (а после ухода Нины, командование принимает, конечно, Мила!).
Как это весело и хорошо, что они и сейчас противники, но противники в игре!
Одна девочка из команды Маши начинает вдруг защищать позицию противника. Нина протестует: предательство, нам не нужны перебежчики!
На медицине они учатся бинтовать раненых.
На истории разбирают причины Русско-Турецкой войны, и Нина пытается понять, какие выводы можно сделать для войны нынешней.
Все о войне. Все для войны.
Арцыбашева предлагает отказаться от бальных платьев и продать их на аукционе в пользу семей фронтовиков.
Девочки поддерживают эту идею, и Нина тоже за.
Но Ливен, выслушав предложение, качает головой:
- Во-первых, цена платья, сшитого на заказ, будет ничтожна. Во-вторых, вы сможете продать их и после бала. А в третьих и в главных -- на балу, возможно, будут те, кто завтра уйдет на фронт. Нужно показать им, за что они сражаются. Пустьв их памяти останется как можно больше красоты. И мы должны показать противнику, что он не заставит нас изменить нашим планам. Идя на битву, нужно надевать парадный мундир, девочки!
Нине трудно принять эту точку зрения -- она адепт аскезы. Но она принимает ее. Если бал не отменяется вообще, он должен быть балом, назло врагу и на радость фронтовикам.
Оля Арцыбашева, единственная из всех, остается при своем. Нина втайне уважает ее за этот выбор.
Ларина внезапно приходит к Нине с разговором прямо в комнату.
Нина напрягается. Неужели узнала о тайных письмах? Слухи правдивы, дворник сотрудничает с Ливен?
Нет, голос Лариной непривычно мягок, взгляд участлив.
-- Я могу предложить вам переговорить прямо здесь, если вас не смущает беспорядок…
-- Смущает, конечно, -- Ларина выразительным взглядом окидывает кровать Нины, заваленную конвертами.-Писем много.
-- Да, мадемуазель.
Да, мадемуазель, вы сами понимаете, что писем слишком много для легальной переписки с мамой. К чему лукавить, как говорится. Простите, что поставила вас в неловкое положение - вижу, вам не особенно хочется снимать с меня баллы до минус бесконечности.
-- Скажите, через кого вы передаете эти письма?
-- Я не могу этого сказать, мадемуазель.
Сколько теперь? Минус 5? Минус 10? Пошла вон из Смольного?
-- Мадемуазель, -- мягко говорит Ларина,--мы стараемся уберечь вас - вас всех - от опасностей. Да, от опасностей, которые могут вам грозить.
Ой, только вот этого не надо, про опасности безнравственного внешнего мира…
-- Вам известны случаи шантажа девушек…
Нина кивает. Известны.
--… а также проникновение в институт опасных медикаментов… и другие случаи. Тот, кто доставляет ваши письма, может заниматься и этим. И если вы покинете Смольный, оставив эти дыры в его стенах зияющими, пострадают другие.
Теперь Нина понимает, о, Нина все понимает!
Но что делать?
-- Мадемуазель, я все понимаю. Но я не могу выдать человека, к чьей помощи я прибегала. Я соучастница, с моей стороны будет подло выдавать его. Не сомневайтесь, если бы речь шла о таком преступлении, о котором вы говорите, я бы поступила иначе. Но я знаю только о передаче писем. Могу со своей стороны пообещать, что больше никогда…
-- Но вы не можете сказать то же в отношении других.
-- Мадемуазель, я имею основания полагать, что этот человек… действует с ведома госпожи Ливен.
Да, и это то, что заставило Нину остаться сейчас в обеденное время в комнатах, похолодев от страха и сделав вид (впервые в жизни!), что плохо себя чувствует. Ей сказали, что дворник Пафнутий доносит письма Ливен. А она только что передала через него письмо дяде Денису в ссылку. Надеялась перехватить Пафнутия и забрать письмо обратно...
-- Хорошо, -- леди Винтер кивает.- Мнение и воля госпожи Ливен для меня закон.
Пауза.
-- Мадемуазель Ланская-Шарапова, я хочу поговорить с вами о вас, о вашем будущем. Я читала ваше письмо в военное министерство…
Сердце подскакивает - о нет, мадемуазель, при всем уважении, не напоминайте мне, что читаете мою переписку!
--… и я восхищена вашей смелостью. Вы храбрый, благородный человек. И я узнаю в вас себя. Я была очень похожа на вас в свои 16 лет. Я состояла в революционном кружке.
-- Я догадывалась! - воскликнула Нина. Это правда, какие-то слова Лариной недавно навели ее на это предположение. Ого, какой путь она проделала…
-- Я понимаю, какой опасности вы себя подвергаете, -- Ларина все глядит на нее своими холодными и горящими в то же время глазами.-- Знаю это по себе. Родиться бы вам мальчиком…
Нина кивает. Да, мальчиком было бы проще.
-- Ваши ум и смелость могли бы найти себе лучшее применение. Вам нужно быть педагогом.
Нина не верит своим ушам.
-- Я собиралась поступать в педкласс в Смольном, но теперь, с моими баллами, это ведь невозможно.
-- Нет ничего невозможного. Я ничего не обещаю, но переговорю с госпожой начальницей. Людям, которые сделаны из того материала, что вы и я, самое место здесь. А мне нужна преемница.
Нина ничего не понимает. Про педкласс еще понятно - кажется, у нее есть еще надежда. Но про преемницу?!
Преемница? Мовешка, последняя в классе по поведению, - преемница инспектрисы Смольного?
Все это какая-то фантастика, и думать о ней как о реальности не получается.
Она не понимает Ларину. То она обрушивается на нее непонятно, за что, ставит у парты, снимает баллы за мимолетное выражение несогласия на лице во время урока,-- то не наказала за ложь! И эти глаза, которые смотрели на нее во время «Варяга». И это предложение - это ведь предложение!
Нет, Ларина хороший человек. Но странный.
Мила и Вилка подходят к ней с газетой:
-- Татарский - это ведь фамилия Сани?
Нина хватает газету. Прапорщик Татарский ранен.
Где ты, Санечка, где?!
Ужин.
Ливен берет газету, чтобы вновь зачитать списки убитых и раненых.
-- Я надеюсь, что вы встретите любые страшные известия, сумев сдержать свои чувства. Помните, что не только вам тяжело.
О да, это кредо Смольного: держать лицо.
В зале зависла тишина: слушают фамилии. Поручик… капитан… штабс-капитан… ротмистр… ранен… тяжело ранен…. Убит…
-- Я прошу вас, медамс, не рваться на фронт медсестрами. Вы будете там мешать. Этим занимаются другие женщины, у которых элментарно больше опыта, нежели у вас. А дел хватает и в тылу, поверьте мне. И в госпиталях тоже.
-- Нина, смотри, нам опять крест нарисовали!
Дейтвительно, на двери их комнаты крест и буква В.
Что бы это ни значило, Нина всех предупреждала: такие шутки она не считает веселыми. Делать гадость исподтишка -- низко.
Она идет к Лариной:
-- Мадемуазель, на нашей двери кто-то нарисовал черный крест. Я бы не стала об этом говорить вам, -- с достоинством оговаривается Нина.-- Но по моему мнению, человек, способный запугивать одноклассниц, способен так же шутить над коф... над младшеклассницами. И наносить урон их психике. Поэтому сообщаю.
Глаза Лариной сияют торжеством -- наконец Нина _поняла_!:
-- Хорошо, мадемуазель, я приму все меры.
Экзамен.
Никогда Нина не думала, что будет волноваться, сдавая этикет! Знал бы Саня. Но ударить в грязь лицом теперь никак нельзя. Надо показать, что она поняла его значение и умеет владеть собой.
Девочки волнуются в библиотеке, шепотом сообщают друг другу, что там спрашивают, пытаются угадать верные ответы.
Ее подзывают к столу, где сидят Буданов, Ларина и Туровский.
Буданов и даже Ларина (теперь) - это прекрасно, а вот Туровский это плохо. Не потому, что завалит, а потому что мерзавец.
Но Нина знает теперь, что даже мерзавцу нужно сделать книксен. Она вежлива, а кто он - это на его совести. До того момента, когда она не сможет со всей возможной предупредительностью сделать с ним что-нибудь, чего он достоин.
Нина делает реверанс, садится за стол.
Буданов спрашивает, как реагировать на невнимательность ученика.
Нина перечисляет: подойти ближе, привлечь внимание ; заметить неинтересную ему тему и рассказать, чем она может быть ему интересна; оценить его настроение и состояние здоровья, поговорить после урока…
Ларина спрашивает, что должен сделать кавалер за столом, где есть дама. Какие бывают визиты и как отдаются. Как подавать визитку.
Нина все отвечает четко, Ларина вроде бы довольна.
-- Не знаете ли вы, какой рукой подается визитка?
Вот этого Нина не знает, этого им не говорили!
-- Я не знаю этого, но в любом случае молодая женщина отдает визит с мужчиной, отцом или мужем, и визитку передает мужчина, а не она.
Кажется, выкрутилась. И не солгала, не показала, что знает больше, чем есть.
-- Как вы будете вести себя при приеме на работу, скажем, гувернанткой?-спрашивает Туровский.
Нина рассказывает про процедуру.
-- А если у вас, представим себе это, по каким-то дисциплинам отметки плохи, как вы себя поведете на собеседовании с нанимателем? - спрашивает Ларина, и ее глаза горят каким-то озорством.
Нина дает ответ, что она не станет заострять на этом внимание сама, но если нанимателю важен определенный предмет, она честно уведомит его, насколько компетентна…. Да что ж это Ларина чуть ли не смеется, глядя на нее?
-- Посмотрите, у вас, кажется, что-то на плече.
Нина смотрит на левое плечо: Туровский положил на него ящерицу.
-- Извините, маленькое недоразумение, -- Нина изящно снимает ящерицу с плеча и сбрасывает на пол.
Кажется, этого от нее хотели, когда учили быть солдатом духа?
Нину отпускают, она спокойна: вроде неплохо ответила. Но уже через несколько минут начинает перебирать в уме ответ Буданову: ну что ей стоило сказать, что нужно _заинтересовать_ ученика? Ведь она именно так и делала в школе для рабочих. Не сочтет ли ее Буданов недалекой?
Она караулит Буданова с экзамена.
-- Иван Семенович, я плохо ответила! Надо было сказать…
-- У вас самый высокий бал из всех, 12 из 12ти, -- негромко говорит Буданов, улыбаясь.
-- Правда? -радуется Нина.- Спасибо! Но не суть! Главное, мне надо было вам сказать, что ученика нужно прежде всего именно заинтересовать!
Буданов смеется.
Нину отзывает в сторону Артамонов. Глядит на нее в упор.
-- У тебя высший бал из всех по успеваемости и по экзамену, -- он внезапно переходит на «ты», и Нину бьет, как током. Но зря ли она училась этикету: молчит.-И низший по поведению . Это опасное, очень опасное сочетание.
-- Почему же опасное? - Нина никак не может понять, что значит «высший из всех». Не хотят же они ей сказать, что она единственная получила 12?
-- Потому что ты очень умна, но твое поведение, очевидно, безнравственно.
-- Почему же безнравственно, -- Нине наступили на любимую мозоль.-Это оценки за дисциплину, а не за нравственность. Мне снимали баллы, к примеру, за опоздание.
-- Точность тоже показатель уважения к людям.
Нина, умей принимать критику, он прав.
-- Это действительно так, и я считаю, мне нужно быть внимательней и дисциплинированней.
-- Опасное, опасное сочетание,- бормочет Артамонов.
Девочки выстроились получать сертификаты. Десять девочек получат золотые аттестаты и смогут претендовать на шифр - императрица лично выберет из «золотого десятка» троих. Остальные получат серебряные.
Перечисляют серебряные. Жаль, что Вилка получила серебряный, она шла парфеткой и вроде бы по предметам успевала… Но когда же аттестат Нины? Серебряные кончились, начались золотые. Конечно, Лиза и Машенька получают золотой… И, конечно, Лена Хованская. Но что у Нины-то? Ей забыли выдать серебряный? Что это значит?
Золотые в руках Ливен заканчиваются, остались 2 или 3.
Неужели Нине скажут «А Ланская-Шарапова не аттестована»? Или…
-- Ланская-Шарапова!
На негнущихся ногах самая страшная мовешка, хуже всех отчаянных, Нина Ланская-Шарапова идет за своим золотым дипломом.
Это значит, что она теперь золотая выпускница престижного заведения.
Это значит, что она может быть даже выбранной императрицей для получения шифра.
Это значит, что она… сможет поступить в педкласс?
О нет. Вот это очень сомнительно. Поведение-то…
Но как же так? Рискнуть выставить претенденткой на шифр девушку с самым дурным поведением?! Она же фрейлиной сможет стать! Как такое получилось?
Девочки сравнивают аттестаты. У Нины -- действительно единственной из всех 12 баллов за экзамен. Чудеса.
И 12 за учебу.
И 1 за поведение.
Больше всего Нину поразило, что Ларина не сняла с нее балл за ложь во спасение Эмми.
-- Мадемуазель Ланская-Шарапова и мадемуазель Ланская, прошу пройти в кабинет начальницы, -- голос Лариной звенит торжеством.
Сестры, возбужденно перешептываясь, следуют за Лариной к Ливен.
-- Вроде ничего не натворила с момента получения аттестата. А ты?
-- И я ничего. Да мы же аттестованы уже, за что нас ругать?
Сперва заходит Лиза. Выходит, сияющая. Подмигивает: не страшно. Заходи.
Ливен встречает Нину. В глазах у нее смешливые искорки.
-- Мадемуазель Ланская-Шарапова, я хочу предложить вам остаться в Смольном.
-- Остаться?..
-- Да. Вы нам нужны. Я бы хотела, чтобы вы остались у нас преподавать.
Нина лишилась дара речи, а Ливен торжественно продолжает.
-- Вы честный, сильный и благородный человек с большой силой обаяния. Такие люди нужны в Смольном. Так что вот вам выбор…-- Ливен торжественно кладет отцовский пистолет на стол. - Или я отдаю вам этот пистолет. Или он полежит у нас еще год.
Ливен делает паузу. Но Нина вполне поняла метафору.
-- Вы сделаны из чистой стали, мадемуазель, -- с расстановкой говорит Ливен.-- Решите, готовы ли вы подставить вашу сталь под наше точило!
Нина облизывает пересохшие губы. Кажется, Ливен и сама довольна произведенным эффектом.
Педкласс! Преподавание в Смольном! Могла ли она мечтать, чтобы ей вот так это предложили?
Но… но честность, Нина, прежде всего. Это большая ответственность. Еще год и далее, когда будешь преподавать, тебе придется жить по этим правилам. Готова ли ты? Лгать уже будет нельзя. Слишком большое доверие оказано. И слишком со многим не согласна. Надо обдумать все.
-- Это большая честь и доверие, maman. Мне нужно взвесить, насколько я…
-- Да-да, подумайте хорошенько. Взвесьте все. Ваш пистолет,-- Ливен тонко улыбается, кладя ладонь на оружие,-- пока полежит у меня.
Они поднимаются. Нина делает Ливен реверанс и затем, от души, простой поклон, в пояс.
Письмо г-же Ливен от Нины Ланской-Шараповой
Дорогая Maman!
Позвольте мне так называть Вас. Я с сожалением вынуждена отказаться от продолжения учебы в Смольном, по крайней мере, в этом году. Мы с Лизой Ланской вступаем в Женский батальон.
Господин в штатском, присутствовавший на нашем выпускном балу, любезно польстил мне, что такие люди, как я, способны менять судьбы мира. Я действительно надеялась менять судьбы мира воспитанием. Но сейчас другое время.
Сталь сейчас нужнее на фронте.
И мне понадобится пистолет моего отца.
Знаю, maman, Вы не этого хотели от своих маленьких солдат. И так совпало, что именно нас с Лизой Вы призвали под свое мирное знамя. Но это Вы воспитали в нас дух бойцов, которые не остаются в стороне от битвы. И еще я -- педагог, убежденный, что лучшее воспитательное средство - собственный пример. Поэтому мы постараемся подать пример тем, кому он необходим.
Благодаря Вам у нас не будет сложностей с воинской дисциплиной. Ну, а остальное в руках судьбы.
Нет, неправда, в наших руках.
I am the master of my fate.
I am the captain of my soul.
Благодарю Вас за все, за все, что Вы мне дали. Прошу Вас передать поклон m-lle Лариной.
Простите, что письмо не вполне по этикету.
С глубоким почтением и любовью,
Нина Ланская- Шарапова
***
Из-под покрова тьмы ночной,
Из чёрной ямы страшных мук
Благодарю я всех богов
За мой непокорённый дух.
И я, попав в тиски беды,
Не дрогнул и не застонал,
И под ударами судьбы
Я ранен был, но не упал.
Тропа лежит средь зла и слёз,
Дальнейший путь не ясен, пусть,
Но всё же трудностей и бед
Я, как и прежде, не боюсь.
Не важно, что врата узки,
Меня опасность не страшит.
Я - властелин своей судьбы,
Я - капитан своей души
У. Хенли