О состоятельности идей Владимира Лефевра
Владимир Лефевр оказал на меня большое воздействие. Сама перспектива построения математики рефлексивных игр невероятно привлекательна. Ведь в классической теории игр рефлексивнось не учитывается вообще. Равновесие Нэша -- это, фактически, отрицание любой рефлексивности в играх. Ранний Лефевр ("Конфликтующие структуры", "Алгебра конфликта") никакой математики рефлексивных игр не получил, но предложил некую нотацию для различения уровней рефлексии двух и более играков во взаимодействии/конфликте. И нотация вполне работающая. А вот поздний Лефевр ("Формула человека" и "Алгебра совести") зверски разочаровывает. Здесь вроде бы уже появляется какая-то настоящая математика (моделирование каких-то фрагментов этического дискурса в версии Лефевра посредством булевых функций). Но эта математика абсолютно неработающая. В чистом виде бред...
Поздний Лефевр интересен только с тех позиций, что показал, как можно формализовать этический дискурс. Что-то вроде современной версии "Этики доказанной в геометрическом порядке". Об этом можно подробно прочесть в его книге "Формула человека". Но вот только кому сейчас вообще интересна формализация этического дискурса? Сейчас имеет место вообще забвение универсальной этики. Развивается прикладная этика, которая стремится уходить от шаблонов, клише, абстракций и подключать всех нас к живому обсуждению этических проблем. Формализация этики могла бы быть интересна только в XIX в., а сейчас это философский хлам. Современную этику интересуют рефлексивные игры, она вобще нацелена на рефлексивность и ее развитие, а вот формализация посредством булевых функций делает невозможным рефлексивные игры.
Лефевр это вполне понимал, поэтому решил написать "Алгебру совести", в которой бы показал, что его формализация этического дискурса способна быть работающей системой и объяснять различие советской и американской моделей общества. И здесь начинается полный бред. Какие-то абстрактные домыслы Лефевра, которые не были и не могут быть проверены статистическими исследованиями, стали выдаваться за описание сути советского и американского общества. Например:
1) В американском обществе гарантируется более высокий этический статус его членов, а в советском -- более низкий (стр. 154 по русскому изданию).
2) Компромисс добра и зла есть зло для американцев и добро для советских людей (стр. 60).
3) Для американцев конфликт понимается как дизъюнкция: или моя точка зрения или моего оппонента, а для советских людей -- как конъюнкция: и моя точка зрения, и оппонента (стр. 85). В итоге американец откажется совершить зло, если он видит зло в себе и в противнике, а вот советский человек может и не отказаться (стр. 85-86). Вообще он более склонен ко злу.
4) Всегда там, где американец идет на компромисс, советский человек идет на конфликт, а там где советский человек идет на конфликт, американец -- на компромисс (стр. 122-123).
Эти пункты можно продолжить. Никакого описания реального отличия американского общества от советского они не дают.
"Алгебра совести" была абсолютно конъюнктурной книгой, в угоду идеям холодной войны. В ней Лефевр попробовал доказать, что советские люди -- орки с неправильным виденьем мира. Может, конечно, они и орки. Но вышеназванные пункты этого не демонстрируют. Они в чистом виде фантазии Лефевра, который хотел найти практическое приложение своей узкой формализации какого-то там этического дискурса (явно не современного).