Криптография и свобода. Пятилетка пышных похорон. Глава 2. Каждый чекист - коммунист.
Глава 2
Каждый чекист - коммунист
Если раньше, в период моей учебы в качестве слушателя 4 факультета, основными единицами измерения нашей жизни были «учебная группа» и «начальник курса», то теперь, попав почти через три года после окончания факультета на него снова в качестве аспиранта, я одновременно попал в иное измерение, где основными понятиями были уже «кафедра» и «инспектор отдела аспирантуры». Вот тут самое время познакомить читателя с этими изначальными, иногда математическими, а иногда и нет, понятиями.
На 4 факультете было несколько профильных кафедр, из которых наиболее видное и значимое место занимали кафедра математики и кафедра криптографии. Впоследствии к этим двум лидерам примкнула еще кафедра вычислительной техники, но это все же произошло несколько позже, а тогда, в середине 80-х годов, соотношение было именно таким. Очень многие преподаватели с этих кафедр сами в прошлом окончили 4 факультет и насквозь пропитались теми традициями, которые были заложены его основателями, поэтому мое появление в качестве аспиранта кафедры криптографии не было для меня какой-то резкой сменой обстановки: многие знакомые лица, бывшие сокурсники - теперь уже аспиранты. На кафедре криптографии было около 10 аспирантов-очников, каждое ведомство: 8 ГУ, 16 управление КГБ, Министерство обороны - каждый год направляло в среднем по одному человеку на учебу в трехгодичную очную аспирантуру, а кафедра математики старалась отбирать себе аспирантов из наиболее способных слушателей, заканчивающих факультет. Аспиранты этих двух кафедр составляли, как правило, свободолюбивое сообщество, жившее по университетским традициям, не всегда совпадавшими с распоряжениями начальника той или иной кафедры, к примеру, с распоряжением отмечаться каждый день в специальном журнале прихода и ухода, или с распоряжением ходить в военной форме. Практически у всех аспирантов кафедры криптографии военная форма (облегченный вариант) висела на вешалке в аспирантской комнате и в редкие присутственные дни там же происходило переодевание, ибо желающих разгуливать в военной форме по городу практически не было.
У аспирантов теоретически было два начальства: руководство кафедры и руководство специального отдела аспирантуры, которому должны были подчиняться вообще все аспиранты Высшей школы КГБ, в которую в те времена 4 факультет, еще не добившийся тогда независимости, входил на правах «союзной республики». Но поскольку 4 факультет составлял все же сравнительно небольшую часть всей Высшей школы, то и отдел аспирантуры интересовался аспирантами-математиками «сквозь пальцы», ограничивая, как правило, свое влияние тем, что мы должны были раз в месяц посещать проводимое им общее собрание аспирантов Высшей школы, да присутствием на 4 факультете специального инспектора отдела аспирантуры. Но этот человек сильно отличался от прежнего, знакомого уже читателю, нашего бывшего начальника курса Чуды тем, что до мозга костей был бюрократом, которого не интересовало ничего, кроме выполнения индивидуального плана работы аспиранта-очника. Тут уже не было таких красочных афоризмов, такого страстного желания сделать невозможное - из математиков - хороших военных, одна лишь скучная повседневность:
- Сколько процентов диссертации у Вас готово?
Так что такой начальник справедливо считался аспирантами, прошедшими чудесную школу, несерьезным, а руководству кафедры всегда была готова отмазка: «Мы подчиняемся распорядку, установленному отделом аспирантуры». Вот она, долгожданная свобода!
Но аспиранты по-прежнему оставались военнослужащими, офицерами и получали соответствующее денежное довольствие. Аспирантура называлась целевая, на практике это означало, что то подразделение, которое направило офицера в очную аспирантуру, сохраняло за ним все денежное довольствие - оклады по должности и званию, ежегодную компенсацию за неиспользованную военную форму, тринадцатую зарплату, компенсацию за продовольственные пайки и может быть даже что-то еще, что сейчас, по истечении 20 лет с того времени, я уже мог и подзабыть. Все вместе аспирантское денежное довольствие получалось по тем советским временам достаточно приличным: где-то около 300 рублей в месяц, при этом появлялась масса свободного времени, фактически не было ежедневного обязательного отбывания в аспирантуре, все офицерские мероприятия вроде суточных нарядов и партийных собраний были разовыми и казались не слишком обременительными. Про партийные собрания, да и вообще про партийную жизнь в специфических условиях КГБ, стоит, пожалуй, сказать несколько слов подробнее.
По определению, данному кем-то из революционных вождей, все офицеры КГБ должны были быть коммунистами. Офицер КГБ, достигавший предельного комсомольского возраста, чуть ли не автоматом принимался в КПСС, случаи отказа означали почти что измену Родине и, поэтому, на практике были только в очень экзотических ситуациях. По крайней мере. в 8 ГУ и в Высшей школе КГБ таких ситуаций (беспартийный офицер) я сейчас вспомнить не могу. Какой в этом был смысл? По-видимому, дополнительный рычаг влияния на человека. Любое движение по службе, защита диссертации, оформление в загранкомандировку и всякое иное действие офицера всегда сопровождались написанием служебно-партийной характеристики, в которой непременно должна была присутствовать фраза: «Делу Коммунистической Партии и социалистической Родине предан». Эта фраза была одним из многочисленных социалистических обрядов, которым, по большому счету, мало кто придавал значение, но в конечном итоге смысл был один: без положительной служебно-партийной характеристики в КГБ работать нельзя. Но, помимо обрядов, для чего еще нужна была партийная организация, например, в Теоретическом отделе Спецуправления? Тут я постараюсь привести на этот счет свои «заметки фенолога», хотя этот вопрос также иногда дискутировался между любителями дискуссий и споров, но, правда, в те времена не особо шибко.
Во-первых, в любом научном, да и не только научном, коллективе всегда есть какие-то конфликтующие группы, непримиримые оппоненты, вечно всем недовольные, просто любители поговорить. Обычно выяснением отношений занимаются в курилках, в каких-то изолированных местах, по дороге на работу и с работы, иногда даже в выходные дни, особенно если на эти дни выпадает субботник или воскресник. Но это все - товарищеские игры, неофициальные выступления, тренировочные матчи. Партийное собрание - это официальный чемпионат отдела, со своей турнирной таблицей - протоколами партийных собраний, регулярно подшиваемыми в специальное дело. Не всякий прием, отрабатываемый в тренировочных матчах, может затем быть с успехом использован в официальных встречах, но общий показатель настроений в умах сотрудников Теоретического отдела Спецуправления протоколы партийных собраний отражали достаточно верно. А судейская коллегия - руководство отдела, отдел кадров - затем всегда могла выставить свои, финальные оценки и назвать имена победителей и проигравших.
Во-вторых, над руководством отдела стоит руководство Спецуправления, которому, в свою очередь, нужно оценивать руководителей отделов и для такой оценки есть очень простой и понятный критерий - количество «черных шаров», поданных против начальника отдела на закрытых выборах в партбюро. Здесь несколько слов для современных читателей о том, что такое партбюро. Все сотрудники отдела, достигшие (или даже еще не достигшие, но очень шустрые) предельного комсомольского возраста - 28 лет, были коммунистами. А коммунисты, согласно Уставу КПСС, образовывали на каждом предприятии первичную партийную организацию, которая обязательно раз в месяц проводила партийное собрание, а раз в год выбирала тайным голосованием партбюро - наиболее достойных коммунистов, которые затем руководили всей партийной работой в течение года. Что такое партийная работа? Это, в первую очередь, подготовка месячных партийных собраний (чтобы дискуссия на них велась в рамках заданной темы и в пределах партийных приличий), а также составление многочисленных планов и отчетов, направляемых в вышестоящие партийные инстанции. Во-вторых, это сбор партийных взносов, превращавшийся в стихийное бедствие для сотрудников, сидящих в одной комнате с осуществлявшим этот сбор секретарем партбюро. В Теоретическом отделе Спецуправления к партийной работе неизбежно примыкали различные криптографические дискуссии, выносимые затем на очередное партсобрание, поэтому начальник отдела по определению должен был состоять в партбюро.
При социализме всенародные выборы депутатов были безальтернативными, за кандидатов нерушимого блока коммунистов и беспартийных всегда голосовало 99,99% избирателей (марксистско-ленинская философия учит, что развитие происходит по спирали, все повторяется, но на более высоком уровне). Однако выборы в партийное бюро Теоретического отдела Спецуправления хоть и были всегда безальтернативными, но «черных шаров» Степанову на них кидали достаточно. Начальник отдела - это арбитр в различных внутриотдельских спорах, если все 100% сотрудников им довольны, то это означает одно - он не имеет собственной точки зрения и соглашается со всеми. Но если количество «черных шаров» приближается к 25%, то это означает, что авторитаризм начальника перевалил через опасную черту. Вот на таких простых и понятных критериях строилась вертикаль власти в Спецуправлении, да и, наверное, во всем КГБ. А партийная организация играла в этом случае роли «измерительного прибора».
Ну и, наконец, третья, но по значимости едва ли не основная роль партийной организации - устрашающая. Любой проступок офицера всегда приводил к разбору его персонального дела на партбюро или партсобрании. Правда, в Теоретическом отделе народ был слишком интеллигентный и до задержания милицией в пьяном виде дело обычно не доходило. А вот на 4 факультете и коммунистов было поболее, и «истинных» начальников хватало, и закалка у них была покрепче, рабоче-крестьянская, так что там уж бывало и ловили по пьянке, и аморальное поведение встречалось, и даже совершалось самое большое преступление - потеря офицерского удостоверения. Вот тут-то уж и разворачивалась вовсю работа партийной организации.
У меня, да и, наверное, у любого другого нормального человека, партийные собрания, если на них не было каких-то экзотических подробностей, вызывали скуку и сон. Но, к счастью, в период моего первого пребывания в отделе Степанова, я еще не дорос до партийного уровня и ходил в комсомольских штанишках - там тоже были собрания, но покороче и поспокойнее. Однако перспектива защиты диссертации и дальнейшего служебного роста привели меня в партийные ряды по категории «шустрый», т.е. чуть раньше положенных 28 лет.
Вступление в партию очень красочно описал Михаил Шолохов в «Поднятой целине», мне тут посоперничать с признанным мастером социалистического реализма явно не удастся. Одно утешает - здесь у нас как бы разные весовые категории. Он описывал вступление в тяжеловесную ВКП(б) времен тридцатых годов, мое же вступление - в легкую весовую категорию КПСС середины 80-х, да и герой Шолохова был абстрактный, комплексное число с ненулевой мнимой частью, а мои воспоминания - самые что ни на есть действительные, я бы даже сказал рациональные значения.
Итак, вступление в КПСС начинается с заявления и рекомендаций, причем все это добро надо написать обязательно перьевой ручкой с фиолетовыми чернилами. Партийная загадка: почему именно фиолетовыми, а не синими, которые более распространены? Нет рационального ответа, по умолчанию предполагаем, что фиолетовые чернила дольше сохраняются в партийных архивах для потомков из третьего тысячелетия, поэтому поиск фиолетовых чернил в советских канцелярских магазинах можно считать первым партийным поручением. Выполнено.
Далее. Текст заявления. Подавляя голос внутреннего разума, приходится писать: «Прошу принять меня в члены КПСС. Хочу быть в первых рядах строителей коммунизма. Устав и Программу КПСС признаю и обязуюсь выполнять». Хорошее это дело - первые ряды строителей коммунизма. Только в соответствии с признаваемой мною Программой КПСС коммунизм должен был быть построен еще 1980 году, а я датирую свое заявление 1983 годом. Три года уже живем при коммунизме? А как выполнять такую Программу? И что делают первые ряды строителей того, что уже построено? Наверное, как и на любой советской стройке - сдали объект, а потом еще три года устраняют недоделки. Но это такие всеобщие партийные игры, видишь черное - пиши белое, иначе не видать защиты диссертации. Да бог с ним, с этим коммунизмом, пусть себе будет, как в сказке про Илью Муромца, уже тридцать лет и три года. Когда эту Программу КПСС принимали, я даже в детский садик еще не ходил и кукурузу за полярным кругом не сеял, нет моей вины в том, что теперь, 22 года спустя, надо писать фиолетовыми чернилами, что признаешь и обязуешься выполнять разные глупости.
Ну а Устав КПСС, продекларированные в нем демократический централизм (современное название - властная вертикаль) и выборность снизу доверху (или сверху донизу, сейчас уже не упомнишь, вроде все-таки снизу, хотя по жизни чаще сверху), все это запоминать? Хороший человек был Костя Максимов, веселый, компанейский, а один абзац из Устава еще можно запомнить.
- Костя, задай мне вопросик по Уставу на партсобрании.
- Какой?
- А вот, про демократический централизм.
Вот так проходила моя подготовка к вступлению в КПСС. Заявление фиолетовыми чернилами, трое рекомендующих меня преподавателей с кафедры криптографии, Костин нужный вопросик в нужное время - и за принятие меня в ряды КПСС партийное собрание 4 факультета Высшей Ордена Октябрьской Революции Краснознаменной школы КГБ СССР им. Ф.Э.Дзержинского проголосовало единогласно.
От всей дальнейшей партийной жизни на 4 факультете осталось одно воспоминание: аудитория, в которой проходили факультетские партийные собрания. К тому времени факультет расширился, очень бурно развивались кафедры, связанные с вычислительной техникой, народу на факультете заметно прибавилось по сравнению с временами Большого Кисельного. Поэтому на факультетском партсобрании в аудиторию, рассчитанную человек на 100, надо было вместить несколько большее количество коммунистов. Какая же это оказалась удача!
Дело в том, что эта аудитория была наклонным залом, идущим с нижнего этажа на верхний. Внизу был основной вход, дальше - боковые лестницы, ведущие к верхним рядам, а на самом верху - дверь, являвшаяся запасным выходом. Во время партсобраний зал переполнялся и открывали верхнюю запасную дверь, через которую не успевшие занять основных мест тащили себе из других аудиторий стулья, чтобы сидеть на них в проходах. Математическая мысль аспирантов, просидевших пару раз в этой толчее и духоте несколько часов, живо нашла оптимальное криптографическое решение.
Главное в нем было - прийти в нужное время, когда зал уже полон и надо идти за стульями. Отметившись у секретаря о своем присутствии, взгляды аспирантов тоскливо пробегали по переполненному залу и с изображением тяжкой необходимости на лице, но ликующие в душе, мы поднимались на самый верх и отправлялись на поиски дополнительных сидячих мест. Здесь тоже не нужно спешить, партсобрание - не волк, в лес не убежит, к моменту возвращения со стульями в руках забитыми оказывались и все проходы на лестнице. Оставалось (какая жалость!) сесть на принесенные стулья уже около запасной двери, но с другой ее стороны, и не с той, где зал с партсобранием. Но душой мы оставались с коммунистами факультета, с их партийной бескомпромиссностью и пламенным энтузиазмом. Иногда даже аплодировали, чтобы зал, если и не видел, то хотя бы слышал, что и за запасным выходом идет партийная жизнь. Когда же большая часть зала засыпала или просто одуревала от духоты и пустых речей, аспиранты тихонечко покидали свою обособленную галерку.
Это был 1984 год, период правления Черненко. Партия и партийные функционеры доживали свои последние золотые денечки.
Назад Продолжение
Начало книги