Как Яков Слащов с орловщиной покончил
Организуя зимой 1920 году оборону Крыма от наступающих красных войск, генерал Яков Александрович Слащов столкнулся с одним крайне неприятным явлением, способным полностью парализовать действия воюющей армии. Я говорю о восстании в тылу белых войск капитана Орлова. Орлов, сколотивший вокруг себя крупную банду дезертиров, терроризировал население Крыма, совершал разбойничьи набеги на крымские города, а главное - пытался арестовывать чиновников белой администрации. И всё это под предлогом "более эффективной борьбы с большевизмом". Слащову удалось этот мятеж успешно нейтрализовать, причём сделать это малыми силами.
Генерал Яков Александрович Слащов-Крымский
на фоне крымского городского пейзажа.
Прежде всего, кто такой капитан Орлов? Слащов в своих мемуарах аттестует этого человека весьма подробно и уверенно. Орлов, как указывает Яков Александрович, был офицер-неудачник, не слишком добросовестный и не слишком энергичный, но с большими амбициями. В Первую Мировую, когда многие его сверстники воинскими подвигами делали себе стремительную карьеру, Орлов смог дослужиться только до капитана. Вместе с тем, он принадлежал к той категории младшего офицерства, кто категорически не доверяет высшему командованию, по любому поводу подозревая сие последнее в измене.
Когда начались поражения деникинской армии, Орлов находился в Крыму, где, будучи коренным крымчанином, занимался формированием собственного полка. Точнее - имел мандат на формирование такого полка, но на фронт выдвигаться не торопился. Когда стало ясно, что деникинская армия отходит на юг и рано или поздно отступит в Крым, Орлов подумал, что пришёл его час - и поднял восстание под лозунгом "Оздоровление тыла для плодотворной борьбы с большевиками!".
Более подробные сведения об Орлове содержатся в документах деникинской следственной комиссии, сформированной для расследования его бунта. Николай Иванович Орлов - уроженец Симферополя, 28 лет от роду (на момент 1920 года), в детстве был заводилой у местных мальчишек и даже подвергся за хулиганство исключению из гимназии. Обладал огромной физической силой. В период первой революции занимался вымогательством денег, однако со временем, вроде как, остепенился и даже сумел поступить в ветеринарный институт, который так и не закончил, ибо началась Первая Мировая война, и Орлов добровольцем отпросился на фронт. В каком качестве он воевал, источники разнятся. И если деникинская комиссия указывает, что Орлов уже прибыл на фронт в чине прапорщика, то по свидетельству В.А. Оболенского Орлов был произведён в офицеры за боевые заслуги. Так или иначе, на момент большевистского переворота этот странный субъект носил чин штабс-капитана. В капитаны он произвёл себя сам - когда с группой единомышленников-добровольцев выбил большевиков из Ялты, начав освобождение Крыма.
Идейная физиономия Орлова неясна - и не случайно белые следователи и мемуаристы колеблются в оценках его выступления от монархического заговора против "либерала" Деникина до большевистского мятежа. Говорили и об эсеровском влиянии в окружении бойкого капитана-самозванца. Ближе всех к истине, пожалуй, был именно Слащов, полагавший Орлова обычным "испуганным интеллигентом". Орлов опасался победы большевиков - и в то же время не верил в способность Деникина переломить ситуацию в свою пользу. Что и толкнуло его на зыбкую почву мятежа, когда под рукой у него оказалась какая-никакая, но всё же преданная лично ему вооружённая сила. Правда, В.А. Оболенский подчёркивает личное мужество Орлова, напоминая о его георгиевском кресте за Первую Мировую, однако факты говорят сами за себя: на протяжении всей Гражданской войны Орлов так и не вышел на фронт, предпочитая отсиживаться по тылам под предлогом "формирования новых добровольческих частей". Теперь тыл грозил превратиться в передовую, и Орлов, запаниковав, решился на выступление. В этом выступлении было больше истерики, чем какой-то продуманной стратегической идеи. "Генералы нас предают красным, они неспособны спасти положение. Долой их. Станем вместо них и поведем борьбу", - так резюмировал Слащов весь смысл орловских воззваний. Впрочем, практические его действия, при всём пафосе его пропаганды, носили скорее разбойничий, нежели политический характер.
П.Н. Врангель так вспоминал о действиях Орлова. "Присоединив укрывающихся от мобилизации в горах татар, Орлов беспрепятственно занял Симферополь, арестовав оказавшихся там коменданта Севастопольской крепости генерала Субботина, начальника штаба войск Новороссии генерала Чернавина и начальника местного гарнизона. Растерявшиеся гражданские власти, во главе с губернатором, беспрекословно подчинились неизвестному проходимцу. Конечно, такой порядок вещей долго продолжаться не мог. Генерал Слащев направил в Симферополь с фронта войска, при приближении коих Орлов со своей шайкой бежал в горы. Однако, спустя несколько дней, он появился вновь. Из Ялты поступили сведения о движении его отряда со стороны Алушты. В Ялте войск не было, и занять город шайке Орлова не представляло затруднения. В эти дни общего развала, тревоги и неудовольствия, преступное выступление Орлова вызвало бурю страстей. Исстрадавшиеся от безвластия, возмущенные преступными действиями администрации на местах, изверившиеся в выкинутые властью лозунги, потерявшие голову обыватели увидели в выступлении Орлова возможность изменить существующий порядок. Среди обывателей и даже части армии Орлов вызывал к себе сочувствие... Проведя несколько дней в Ялте, произведя шум и ограбив кассу местного отделения Государственного банка (выделено мной - М.М.), Орлов ушел в горы.". В Ялте самозванец распространил следующую прокламацию: "Господа офицеры, казаки, солдаты и матросы! Весь многочисленный гарнизон гор. Ялты и ее окрестностей и подошедший десант из Севастополя с русскими судами, вместе с артиллерией и пулеметами, сознавая правоту нашего общего Святого Дела, перешли к нам по первому нашему зову со своими офицерами. Генерал Шиллинг просит меня к прямому проводу, но я с ним буду говорить только тогда, когда он возвратит нам тысячи безвозвратно погибших в Одессе. По дошедшим до меня сведениям наш молодой вождь генерал Врангель прибыл в Крым. Это тот, с кем мы будем и должны говорить. Это тот, кому мы верим все, все, это тот, кто все отдаст на борьбу с большевиками и преступным тылом.Да здравствует генерал Врангель, наш могучий и сильный духом молодой офицер. Капитан Орлов" (цитируется по мемуарам Врангеля).
Симферополь в начале ХХ века
Пытался Орлов выступать и от имени генерала Слащова - по крайней мере, во время арестов в Симферополе, о которых пишет Врангель, Орлов заявил, что задерживает высокопоставленных чиновников белой администрации и генералов по непосредственному приказу Якова Александровича. Столь дерзкие выходки Орлова не могли не встревожить белое командование, особенно если учесть, что поражения на фронте действительно подрывали его авторитет на низах. Генерал Лукомский даже телеграфировал Деникину, что все высылаемые против Орлова отряды будут переходить на его сторону - и просил Деникина срочно дать Врангелю официальные полномочия в Крыму, дабы лишить Орлова возможности выступать от имени барона.
В этих условиях основная тяжесть борьбы с орловщиной ложилась на плечи генерала Я.А. Слащова. Тем более, что Яков Александрович уже по сути являлся командующим в Крыму и своей офицерской честью поручился за удержание полуострова. Так что спокойный тыл белой армии обеспечивать должен был именно он.
Успешные бои на Перекопе в конце января подняли авторитет Слащова среди населения Крыма и среди низового офицерства на недосягаемую прежде высоту (и отнюдь не случайно Орлов решил попытаться прикрыться именем Якова Александровича). Стало ясно, что фронт - в надёжных руках и что быстрой сдачи Крыма, как пророчил Орлов, не будет. Слащов почувствовал себя уверенно и вызвал Орлова на фронт вместе с его отрядом. А попутно - категорически потребовал освободить всех задержанных в Симферополе. Это своё требование Слащов подкрепил опубликованием его в газете. Теперь рядовым бойцам орловского отряда становилось ясно, что "капитан" их обманул и что никаких полномочий от Слащова он не получал. Врангель со своей стороны также поспешил дезавуировать Орлова.
Позиции самозванца зашатались. Однако он ещё пытался сделать хорошую мину при плохой игре. Приказа Слащова он не исполнил, а вместо этого выслал в штаб Крымского корпуса для переговоров князя Сергея Романовского (данного деятеля не стоит путать с начальником штаба Деникина И.П. Романовским - они всего лишь однофамильцы). Князь Сергей, по словам Слащова, "много говорил, но ничего не объяснил", понять, чего он, собственно, добивается, было "решительно невозможно". На рассвете следующего дня Орлов неожиданно "перешёл в наступление" - словесное: прислал Слащову телеграмму. "Вы задерживаете князя, - писал самозванец. - Это не честно: он переговорщик!" Вероятно, Орлов надеялся этим идиотским обвинением поколебать авторитет Якова Александровича. Но Слащов был готов. В ответ в Симферополь полетела телеграмма: "Задерживать не собирался. Его высочество (князь Сергей был родственником царской семьи по линии герцогов Лейхтенбергских - М.М.) едет". Копия - в газеты. Следом - ещё одна телеграмма: "Я еду. Если не освободите арестованных, то взыщу я".
Князь Сергей Романовский в составе ВСЮР был офицером белого флота.
Впоследствии, уже при Врангеле, был удалён за границу
из-за интриг против нового главнокомандующего
Таким образом, Слащов уверенно припирал Орлова к стенке, лишая "капитана" возможности прикрываться своим именем. Поскольку телеграммы публиковались в газетах, каждому обывателю становилось ясно, что Слащов бесповоротно решил выступить против Орлова. А самому Орлову оставался нехитрый выбор: либо доказать делом свою готовность реально бороться с большевиками (а не интриговать против командования в тылу), либо расписаться в собственной трусости. Поезд Слащова подходил к Симферополю, а тем временем Яков Александрович снова телеграфировал, обращаясь уже не к капитану-самозванцу, а через его голову - непосредственно к его солдатам: "Бывшему отряду Орлова построиться на площади у вокзала для моего осмотра".
Понимая, что дело может вполне кончиться его арестом, Орлов с группой своих наиболее верных сторонников в 150 человек бежал из Симферополя. Остальные 400 человек его отряда подчинились приказу и построились на вокзальной площади Симферополя. Арестованные были освобождены, так что прибывшего в Симферополь Слащова встретил начальник штаба войск Новороссии Чернавин. Примечательно, что генерал Чернавин ни минуты не сомневался, что Орлов действует по собственному почину. Явившимся за ним орловцам он заявил: "Я сейчас еду от генерала Слащова и не допускаю с его стороны предательства; если бы было нужно, он бы сам меня арестовал". Теперь доказательство его правоты и обличение лжи Орлова прибыло в Симферополь собственной персоной, и орловцам, большинство из которых всё же хранило верность Белой Идее, ничего не оставалось, как подчиниться законному командованию.
В то же время Слащов понимал, что такой низкий чин, как Орлов, не заявил бы своих претензий на верховное командование в Крыму, не будь у него серьёзных сторонников. Понимал он и то, что боевые действия против этих сторонников даже в случае победы ослабят его войска, отвлекут с фронта и без того немногочисленные части и тем самым сыграют на руку большевикам, даже если мятеж Орлова и удастся подавить. Поэтому Слащов объявил об амнистии Орлову и его ближайшим подельникам (напомню: как раз в это время Орлов устроил налёт на Ялту и ограбил местный банк) при условии выхода на фронт. Там, на фронте, Орлов со своими боевиками был лишён возможности "партизанить", к тому же постоянно находился бы под наблюдением Слащова. Орлов, чувствуя непрочность своего положения, подчинился, и его отряд выступил в район н/п Воинка.
Таким образом, Слащову удалось на время обезопасить тыл. Вскоре после выхода Орлова с отрядом на фронт, Яков Александрович потребовал от него строгой финансовой отчётности. Задачей генерала было, по его собственным словам, уличить Орлова в том, что он разворовывает деньги отряда. Прекрасно зная уголовные повадки Орлова, Слащов не сомневался, что так оно и есть и что ревизия это обнаружит. Одновременно за малодушие при нападении Орлова Слащов своей властью командующего в Крыму отрешил от должности ялтинского начальника гарнизона генерала Зуева и вызвал к себе полковника Протопопова, которого подозревал в тайной поддержке Орлова. Этот приказ застал Протопопова врасплох и вынудил открыть карты: полковник попытался проигнорировать вызов и бежать к Орлову, но был задержан своими подчинёнными и выслан в штаб Слащова принудительно. За неподчинение прямому приказу в условиях боевых действий Протопопов был отдан под суд, который приговорил его к смертной казни, и Слащов немедленно утвердил приговор. Казнь Протопопова, хоть и вызвала возмущение в Ставке, в то же время наглядно показало всем, что Слащов - не только решительный и талантливый военачальник, но и человек, умеющий любой ценой добиваться исполнения отданных приказаний. В результате к началу марта 1920 года сложилась следующая ситуация: армия всецело находилась в руках Слащова, большинство рядовых и младших офицеров орловского отряда признавало авторитет комкора и готово было ему подчиняться, а сам Орлов и его ближайшие подельники, оставаясь враждебными, но напуганные участью Протопопова не смели выступить открыто. Оставалось арестовать и показательно судить главного мятежника, но для этого следовало дождаться результатов финансовой отчётности, а Орлов затягивал дело.
8 - 12 марта корпус Слащова дал большевикам тяжёлое сражение под Юшунью. Сражение окончилось в пользу белых. Авторитет комкора после этой убедительной победы возрос ещё сильнее. 9 марта, в разгар боя, в котором орловский отряд так и не принял участия, Слащов получил телеграмму от Орлова, в которой тот требовал прекратить всякое расследование по поводу истраченных им денег. Телеграмма была составлена в недопустимо резком тоне, и Слащов без труда понял, что предать её гласности Орлов не посмел и не посмеет. В ответ Яков Александрович послал Орлову приказ сдать отряд и явиться в штаб корпуса. В воздухе отчётливо запахло повторением истории с Протопоповым.
Поэтому Орлов снова решил схитрить. Своим подчинённым он объявил, что приказ, полученный им из штаба корпуса, требует движения на Симферополь. В Симферополе Слащов сосредоточил большие припасы на случай, если сражение будет проиграно, и белым войскам придётся эвакуироваться из Крыма. Этими-то припасами и рассчитывал поживиться Орлов, чтобы потом продолжать свою бессмысленную партизанщину - последнее, что ему оставалось. Возможно, эта его хитрость и имела бы успех, но Орлов был военно-безграмотным человеком. И имел неосторожность приказать танкистам слащовского корпуса походным порядком следовать за ним. Поскольку танки того времени не обладали достаточным запасом хода, чтобы добраться от Юшуни до Симферополя, танкисты этому идиотскому приказу не поверили, а запросили штаб. Так измена Орлова вскрылась. А поскольку на фронте против красных к этому времени победа обозначилась чётко, и большевики в беспорядке отходили, преследуемые слащовцами, Яков Александрович мог сосредоточиться на окончательной ликвидации орловщины.
Слащов отдал приказ сводному полку 9 кавдивизии, взяв с собой артдивизион, преследовать Орлова в направлении на Симферополь, сам же он с личным конвоем двинулся наперерез Орлову поездом. За передвижениями Орлова с воздуха следили лётчики. "Преследовать противника может и должна конница, - комментировал Слащов принятое им решение с тактической точки зрения. - Но она не может вести упорного боя, и, следовательно, противник может ее задержать, а то и вовсе не пустить дальше энергичным арьергардом, и вот задача артиллерии, свободно поспевающей за конной колонной, - сметать все и расчищать последней дорогу - это всегда давало мне хорошие результаты".
Банду Орлова удалось настигнуть 12 марта в районе Сарабуза, где мятежный отряд оказался охвачен с двух сторон. Поскольку с конвоем Слащов прибыл лично, подчинённым самозванца стало ясно, что их в очередной раз обманули. А отказ Орлова от финансовой ревизии недвусмысленно обнаруживал перед ними и моральную нечистоту собственного командира. Несколько ближайших сторонников Орлова попытались выкатить пулемёты, однако были остановлены и обезоружены собственными же солдатами. Сам Орлов под покровом темноты сумел бежать. 16 человек "офицеров" его отряда - те, кто пытался сопротивляться, - в тот же день предстали перед военно-полевым судом и были показательно расстреляны. "Приговоренные к смерти военно-полевым судом, - рассказывал В.А. Оболенский, - они были положены в ряд, лицами вниз, на платформе станции Джанкой и расстреляны в затылок. Трупы их для острастки целый день лежали в рядах на платформе". Остальные орловцы поступили на укомплектование частей слащовского корпуса.
Слащовцы в Крыму. После хорошо сделанной работы не грех и отдохнуть.
Таким образом к моменту Новороссийской эвакуации Слащову удалось полностью ликвидировать опасный мятеж в белом тылу, причём ликвидировать без потерь для собственных войск. Эта победа ещё больше укрепила его авторитет. Что касается Орлова, то он скрывался в горах до самого прихода большевиков, никому уже не опасный. Имеются сведения, что после захвата Крыма красными Орлов вышел из своего укрытия и попытался легализоваться, как участник "народного восстания" против "белогвардейской тирании", предлагал большевикам свои услуги для "борьбы с бандитизмом". Но красные не стали разбираться (а возможно - и разобрались уже, в белом Крыму у них была своя агентура, от которой выступление Орлова укрыться не могло) и расстреляли проходимца без суда.
Генерал Яков Александрович Слащов-Крымский
на фоне крымского городского пейзажа.
Прежде всего, кто такой капитан Орлов? Слащов в своих мемуарах аттестует этого человека весьма подробно и уверенно. Орлов, как указывает Яков Александрович, был офицер-неудачник, не слишком добросовестный и не слишком энергичный, но с большими амбициями. В Первую Мировую, когда многие его сверстники воинскими подвигами делали себе стремительную карьеру, Орлов смог дослужиться только до капитана. Вместе с тем, он принадлежал к той категории младшего офицерства, кто категорически не доверяет высшему командованию, по любому поводу подозревая сие последнее в измене.
Когда начались поражения деникинской армии, Орлов находился в Крыму, где, будучи коренным крымчанином, занимался формированием собственного полка. Точнее - имел мандат на формирование такого полка, но на фронт выдвигаться не торопился. Когда стало ясно, что деникинская армия отходит на юг и рано или поздно отступит в Крым, Орлов подумал, что пришёл его час - и поднял восстание под лозунгом "Оздоровление тыла для плодотворной борьбы с большевиками!".
Более подробные сведения об Орлове содержатся в документах деникинской следственной комиссии, сформированной для расследования его бунта. Николай Иванович Орлов - уроженец Симферополя, 28 лет от роду (на момент 1920 года), в детстве был заводилой у местных мальчишек и даже подвергся за хулиганство исключению из гимназии. Обладал огромной физической силой. В период первой революции занимался вымогательством денег, однако со временем, вроде как, остепенился и даже сумел поступить в ветеринарный институт, который так и не закончил, ибо началась Первая Мировая война, и Орлов добровольцем отпросился на фронт. В каком качестве он воевал, источники разнятся. И если деникинская комиссия указывает, что Орлов уже прибыл на фронт в чине прапорщика, то по свидетельству В.А. Оболенского Орлов был произведён в офицеры за боевые заслуги. Так или иначе, на момент большевистского переворота этот странный субъект носил чин штабс-капитана. В капитаны он произвёл себя сам - когда с группой единомышленников-добровольцев выбил большевиков из Ялты, начав освобождение Крыма.
Идейная физиономия Орлова неясна - и не случайно белые следователи и мемуаристы колеблются в оценках его выступления от монархического заговора против "либерала" Деникина до большевистского мятежа. Говорили и об эсеровском влиянии в окружении бойкого капитана-самозванца. Ближе всех к истине, пожалуй, был именно Слащов, полагавший Орлова обычным "испуганным интеллигентом". Орлов опасался победы большевиков - и в то же время не верил в способность Деникина переломить ситуацию в свою пользу. Что и толкнуло его на зыбкую почву мятежа, когда под рукой у него оказалась какая-никакая, но всё же преданная лично ему вооружённая сила. Правда, В.А. Оболенский подчёркивает личное мужество Орлова, напоминая о его георгиевском кресте за Первую Мировую, однако факты говорят сами за себя: на протяжении всей Гражданской войны Орлов так и не вышел на фронт, предпочитая отсиживаться по тылам под предлогом "формирования новых добровольческих частей". Теперь тыл грозил превратиться в передовую, и Орлов, запаниковав, решился на выступление. В этом выступлении было больше истерики, чем какой-то продуманной стратегической идеи. "Генералы нас предают красным, они неспособны спасти положение. Долой их. Станем вместо них и поведем борьбу", - так резюмировал Слащов весь смысл орловских воззваний. Впрочем, практические его действия, при всём пафосе его пропаганды, носили скорее разбойничий, нежели политический характер.
П.Н. Врангель так вспоминал о действиях Орлова. "Присоединив укрывающихся от мобилизации в горах татар, Орлов беспрепятственно занял Симферополь, арестовав оказавшихся там коменданта Севастопольской крепости генерала Субботина, начальника штаба войск Новороссии генерала Чернавина и начальника местного гарнизона. Растерявшиеся гражданские власти, во главе с губернатором, беспрекословно подчинились неизвестному проходимцу. Конечно, такой порядок вещей долго продолжаться не мог. Генерал Слащев направил в Симферополь с фронта войска, при приближении коих Орлов со своей шайкой бежал в горы. Однако, спустя несколько дней, он появился вновь. Из Ялты поступили сведения о движении его отряда со стороны Алушты. В Ялте войск не было, и занять город шайке Орлова не представляло затруднения. В эти дни общего развала, тревоги и неудовольствия, преступное выступление Орлова вызвало бурю страстей. Исстрадавшиеся от безвластия, возмущенные преступными действиями администрации на местах, изверившиеся в выкинутые властью лозунги, потерявшие голову обыватели увидели в выступлении Орлова возможность изменить существующий порядок. Среди обывателей и даже части армии Орлов вызывал к себе сочувствие... Проведя несколько дней в Ялте, произведя шум и ограбив кассу местного отделения Государственного банка (выделено мной - М.М.), Орлов ушел в горы.". В Ялте самозванец распространил следующую прокламацию: "Господа офицеры, казаки, солдаты и матросы! Весь многочисленный гарнизон гор. Ялты и ее окрестностей и подошедший десант из Севастополя с русскими судами, вместе с артиллерией и пулеметами, сознавая правоту нашего общего Святого Дела, перешли к нам по первому нашему зову со своими офицерами. Генерал Шиллинг просит меня к прямому проводу, но я с ним буду говорить только тогда, когда он возвратит нам тысячи безвозвратно погибших в Одессе. По дошедшим до меня сведениям наш молодой вождь генерал Врангель прибыл в Крым. Это тот, с кем мы будем и должны говорить. Это тот, кому мы верим все, все, это тот, кто все отдаст на борьбу с большевиками и преступным тылом.Да здравствует генерал Врангель, наш могучий и сильный духом молодой офицер. Капитан Орлов" (цитируется по мемуарам Врангеля).
Симферополь в начале ХХ века
Пытался Орлов выступать и от имени генерала Слащова - по крайней мере, во время арестов в Симферополе, о которых пишет Врангель, Орлов заявил, что задерживает высокопоставленных чиновников белой администрации и генералов по непосредственному приказу Якова Александровича. Столь дерзкие выходки Орлова не могли не встревожить белое командование, особенно если учесть, что поражения на фронте действительно подрывали его авторитет на низах. Генерал Лукомский даже телеграфировал Деникину, что все высылаемые против Орлова отряды будут переходить на его сторону - и просил Деникина срочно дать Врангелю официальные полномочия в Крыму, дабы лишить Орлова возможности выступать от имени барона.
В этих условиях основная тяжесть борьбы с орловщиной ложилась на плечи генерала Я.А. Слащова. Тем более, что Яков Александрович уже по сути являлся командующим в Крыму и своей офицерской честью поручился за удержание полуострова. Так что спокойный тыл белой армии обеспечивать должен был именно он.
Успешные бои на Перекопе в конце января подняли авторитет Слащова среди населения Крыма и среди низового офицерства на недосягаемую прежде высоту (и отнюдь не случайно Орлов решил попытаться прикрыться именем Якова Александровича). Стало ясно, что фронт - в надёжных руках и что быстрой сдачи Крыма, как пророчил Орлов, не будет. Слащов почувствовал себя уверенно и вызвал Орлова на фронт вместе с его отрядом. А попутно - категорически потребовал освободить всех задержанных в Симферополе. Это своё требование Слащов подкрепил опубликованием его в газете. Теперь рядовым бойцам орловского отряда становилось ясно, что "капитан" их обманул и что никаких полномочий от Слащова он не получал. Врангель со своей стороны также поспешил дезавуировать Орлова.
Позиции самозванца зашатались. Однако он ещё пытался сделать хорошую мину при плохой игре. Приказа Слащова он не исполнил, а вместо этого выслал в штаб Крымского корпуса для переговоров князя Сергея Романовского (данного деятеля не стоит путать с начальником штаба Деникина И.П. Романовским - они всего лишь однофамильцы). Князь Сергей, по словам Слащова, "много говорил, но ничего не объяснил", понять, чего он, собственно, добивается, было "решительно невозможно". На рассвете следующего дня Орлов неожиданно "перешёл в наступление" - словесное: прислал Слащову телеграмму. "Вы задерживаете князя, - писал самозванец. - Это не честно: он переговорщик!" Вероятно, Орлов надеялся этим идиотским обвинением поколебать авторитет Якова Александровича. Но Слащов был готов. В ответ в Симферополь полетела телеграмма: "Задерживать не собирался. Его высочество (князь Сергей был родственником царской семьи по линии герцогов Лейхтенбергских - М.М.) едет". Копия - в газеты. Следом - ещё одна телеграмма: "Я еду. Если не освободите арестованных, то взыщу я".
Князь Сергей Романовский в составе ВСЮР был офицером белого флота.
Впоследствии, уже при Врангеле, был удалён за границу
из-за интриг против нового главнокомандующего
Таким образом, Слащов уверенно припирал Орлова к стенке, лишая "капитана" возможности прикрываться своим именем. Поскольку телеграммы публиковались в газетах, каждому обывателю становилось ясно, что Слащов бесповоротно решил выступить против Орлова. А самому Орлову оставался нехитрый выбор: либо доказать делом свою готовность реально бороться с большевиками (а не интриговать против командования в тылу), либо расписаться в собственной трусости. Поезд Слащова подходил к Симферополю, а тем временем Яков Александрович снова телеграфировал, обращаясь уже не к капитану-самозванцу, а через его голову - непосредственно к его солдатам: "Бывшему отряду Орлова построиться на площади у вокзала для моего осмотра".
Понимая, что дело может вполне кончиться его арестом, Орлов с группой своих наиболее верных сторонников в 150 человек бежал из Симферополя. Остальные 400 человек его отряда подчинились приказу и построились на вокзальной площади Симферополя. Арестованные были освобождены, так что прибывшего в Симферополь Слащова встретил начальник штаба войск Новороссии Чернавин. Примечательно, что генерал Чернавин ни минуты не сомневался, что Орлов действует по собственному почину. Явившимся за ним орловцам он заявил: "Я сейчас еду от генерала Слащова и не допускаю с его стороны предательства; если бы было нужно, он бы сам меня арестовал". Теперь доказательство его правоты и обличение лжи Орлова прибыло в Симферополь собственной персоной, и орловцам, большинство из которых всё же хранило верность Белой Идее, ничего не оставалось, как подчиниться законному командованию.
В то же время Слащов понимал, что такой низкий чин, как Орлов, не заявил бы своих претензий на верховное командование в Крыму, не будь у него серьёзных сторонников. Понимал он и то, что боевые действия против этих сторонников даже в случае победы ослабят его войска, отвлекут с фронта и без того немногочисленные части и тем самым сыграют на руку большевикам, даже если мятеж Орлова и удастся подавить. Поэтому Слащов объявил об амнистии Орлову и его ближайшим подельникам (напомню: как раз в это время Орлов устроил налёт на Ялту и ограбил местный банк) при условии выхода на фронт. Там, на фронте, Орлов со своими боевиками был лишён возможности "партизанить", к тому же постоянно находился бы под наблюдением Слащова. Орлов, чувствуя непрочность своего положения, подчинился, и его отряд выступил в район н/п Воинка.
Таким образом, Слащову удалось на время обезопасить тыл. Вскоре после выхода Орлова с отрядом на фронт, Яков Александрович потребовал от него строгой финансовой отчётности. Задачей генерала было, по его собственным словам, уличить Орлова в том, что он разворовывает деньги отряда. Прекрасно зная уголовные повадки Орлова, Слащов не сомневался, что так оно и есть и что ревизия это обнаружит. Одновременно за малодушие при нападении Орлова Слащов своей властью командующего в Крыму отрешил от должности ялтинского начальника гарнизона генерала Зуева и вызвал к себе полковника Протопопова, которого подозревал в тайной поддержке Орлова. Этот приказ застал Протопопова врасплох и вынудил открыть карты: полковник попытался проигнорировать вызов и бежать к Орлову, но был задержан своими подчинёнными и выслан в штаб Слащова принудительно. За неподчинение прямому приказу в условиях боевых действий Протопопов был отдан под суд, который приговорил его к смертной казни, и Слащов немедленно утвердил приговор. Казнь Протопопова, хоть и вызвала возмущение в Ставке, в то же время наглядно показало всем, что Слащов - не только решительный и талантливый военачальник, но и человек, умеющий любой ценой добиваться исполнения отданных приказаний. В результате к началу марта 1920 года сложилась следующая ситуация: армия всецело находилась в руках Слащова, большинство рядовых и младших офицеров орловского отряда признавало авторитет комкора и готово было ему подчиняться, а сам Орлов и его ближайшие подельники, оставаясь враждебными, но напуганные участью Протопопова не смели выступить открыто. Оставалось арестовать и показательно судить главного мятежника, но для этого следовало дождаться результатов финансовой отчётности, а Орлов затягивал дело.
8 - 12 марта корпус Слащова дал большевикам тяжёлое сражение под Юшунью. Сражение окончилось в пользу белых. Авторитет комкора после этой убедительной победы возрос ещё сильнее. 9 марта, в разгар боя, в котором орловский отряд так и не принял участия, Слащов получил телеграмму от Орлова, в которой тот требовал прекратить всякое расследование по поводу истраченных им денег. Телеграмма была составлена в недопустимо резком тоне, и Слащов без труда понял, что предать её гласности Орлов не посмел и не посмеет. В ответ Яков Александрович послал Орлову приказ сдать отряд и явиться в штаб корпуса. В воздухе отчётливо запахло повторением истории с Протопоповым.
Поэтому Орлов снова решил схитрить. Своим подчинённым он объявил, что приказ, полученный им из штаба корпуса, требует движения на Симферополь. В Симферополе Слащов сосредоточил большие припасы на случай, если сражение будет проиграно, и белым войскам придётся эвакуироваться из Крыма. Этими-то припасами и рассчитывал поживиться Орлов, чтобы потом продолжать свою бессмысленную партизанщину - последнее, что ему оставалось. Возможно, эта его хитрость и имела бы успех, но Орлов был военно-безграмотным человеком. И имел неосторожность приказать танкистам слащовского корпуса походным порядком следовать за ним. Поскольку танки того времени не обладали достаточным запасом хода, чтобы добраться от Юшуни до Симферополя, танкисты этому идиотскому приказу не поверили, а запросили штаб. Так измена Орлова вскрылась. А поскольку на фронте против красных к этому времени победа обозначилась чётко, и большевики в беспорядке отходили, преследуемые слащовцами, Яков Александрович мог сосредоточиться на окончательной ликвидации орловщины.
Слащов отдал приказ сводному полку 9 кавдивизии, взяв с собой артдивизион, преследовать Орлова в направлении на Симферополь, сам же он с личным конвоем двинулся наперерез Орлову поездом. За передвижениями Орлова с воздуха следили лётчики. "Преследовать противника может и должна конница, - комментировал Слащов принятое им решение с тактической точки зрения. - Но она не может вести упорного боя, и, следовательно, противник может ее задержать, а то и вовсе не пустить дальше энергичным арьергардом, и вот задача артиллерии, свободно поспевающей за конной колонной, - сметать все и расчищать последней дорогу - это всегда давало мне хорошие результаты".
Банду Орлова удалось настигнуть 12 марта в районе Сарабуза, где мятежный отряд оказался охвачен с двух сторон. Поскольку с конвоем Слащов прибыл лично, подчинённым самозванца стало ясно, что их в очередной раз обманули. А отказ Орлова от финансовой ревизии недвусмысленно обнаруживал перед ними и моральную нечистоту собственного командира. Несколько ближайших сторонников Орлова попытались выкатить пулемёты, однако были остановлены и обезоружены собственными же солдатами. Сам Орлов под покровом темноты сумел бежать. 16 человек "офицеров" его отряда - те, кто пытался сопротивляться, - в тот же день предстали перед военно-полевым судом и были показательно расстреляны. "Приговоренные к смерти военно-полевым судом, - рассказывал В.А. Оболенский, - они были положены в ряд, лицами вниз, на платформе станции Джанкой и расстреляны в затылок. Трупы их для острастки целый день лежали в рядах на платформе". Остальные орловцы поступили на укомплектование частей слащовского корпуса.
Слащовцы в Крыму. После хорошо сделанной работы не грех и отдохнуть.
Таким образом к моменту Новороссийской эвакуации Слащову удалось полностью ликвидировать опасный мятеж в белом тылу, причём ликвидировать без потерь для собственных войск. Эта победа ещё больше укрепила его авторитет. Что касается Орлова, то он скрывался в горах до самого прихода большевиков, никому уже не опасный. Имеются сведения, что после захвата Крыма красными Орлов вышел из своего укрытия и попытался легализоваться, как участник "народного восстания" против "белогвардейской тирании", предлагал большевикам свои услуги для "борьбы с бандитизмом". Но красные не стали разбираться (а возможно - и разобрались уже, в белом Крыму у них была своя агентура, от которой выступление Орлова укрыться не могло) и расстреляли проходимца без суда.