"Царь-искупитель": аргументы и факты
Немного в продолжение начатой ранее темы
Лично я хотел бы задать царебожникам два простых вопроса, на которые, полагаю, они не смогут ответить. Вопрос первый: чем именно недостаточной оказалась искупительная жертва Христа, что её понадобилось восполнять искупительной жертвой Царя-Страстотерпца? А если на этот вопрос им всё-таки удастся найти вразумительный с точки зрения христианского богословия ответ, я задал бы второй вопрос: каким образом недостаточность Божеской Жертвы может восполнить жертва простого смертного человека, пусть даже и святого? «Со своей стороны, Он (Иисус Христос - авт.) принёс Себя в жертву точно за всех и всем приобрёл благодать и спасение. Но пользуются этим те из нас, кто, со своей стороны, добровольно принимает участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его», - излагает свт. Филарет (Дроздов) общехристианскую вероучительную норму. Вот пусть теперь царебожники поупражняются в мыслительной деятельности и растолкуют мне, дураку, где в данной схеме остаётся место для «царя-искупителя»? Иначе получается, что своим учением они отвергают Жертву Христа. Ведь если их искупление совершено Царём-Страстотерпцем, значит Христос, как им кажется, их ещё не искупил. Ну и кто же они после этого?
А вот ещё один аргумент в пользу «царя-искупителя», озвученный на «Правой.ru» журналистом Ильёй Бражниковым. Оказывается, Царь - это образ Бога на Земле. И если самому Богу доступно быть Искупителем, то почему бы и Царю как «образу Божию» не взять на себя такое служение? Ну, во-первых, надо ещё доказать, что Царь - действительно «образ Божий» (в соответствии с Православным учением - всего лишь Помазанник). А во-вторых, согласно христианскому богословию иконы, да и просто обычному здравому смыслу, образ вовсе не обязан обладать всеми свойствами своего первообраза. Скажем, тропининский портрет является ли образом великого русского поэта А.С. Пушкина? Безусловно. Но рассчитывать, что в силу этого обстоятельства портрет сам начнёт писать стихи, можно только в сумасшедшем доме. И когда христианин молится перед иконой, он ведь не от доски и не от красок ожидает себе помощи, а от Того, Кто изображён на этой доске и этими красками - от Спасителя, Божией Матери или Святых Угодников. Не от образа, а от Первообраза. Кстати, попытка представить Царя как «образ Божий на Земле» служит, скорее, аргументом в опровержение, а не в подтверждение царебожничества. Ведь если «образу Божию» доступно принимать на себя служение Искупителя, то Жертва Самого Бога становится излишней. Почему, спрашивается, Христос должен был страдать Сам, а не послал вместо Себя какую-нибудь чудотворную икону в качестве «искупительной жертвы»? Кроме того, по большому счёту, любой человек есть «образ и подобие Божие» (Быт., 1). И если «образу Божию» доступно искупать чужие грехи, то почему мученическая кровь ветхозаветных пророков не вменилась в «искупительную жертву» - хотя бы за грехи Израиля? Поскольку же Христос всё-таки пострадал, а Бог, как известно, бессмысленных поступков не совершает, то приходится признать: образу Божию искупать чьи-либо грехи недоступно.
Царебожие - результат катастрофического непонимания сути догмата об Искуплении, непонимания того, почему же именно Бог и только Бог мог стать Искупителем. Хорошую систематизированную подборку святоотеческих суждений (прп. Максим Исповедник и свтт. Василий Великий, Афанасий Великий и Иоанн Златоуст) о том, почему всё-таки необходима была Жертва Самого Бога - см. напр. Кураев А.В., диакон. Сатанизм для интеллигенции. - М.: Изд-во Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2006. - Т. 2. - сс. 161 - 171. Отец диакон насчитывает четыре различных теории, бытовавшие среди свв. отцов, о том, как именно совершилось Искупление. И ни в одной из них не остаётся места для «царя-искупителя». Но нынешние «ревнители», в отличие от Кураева, святых отцов не читают...
Апостол Павел
Если согласиться с «ревнителями»-царебожниками, придётся признать, что лжёт Апостол Павел, предупреждавший в «Послании к евреям»: «Волею бо согрешающим нам по приятии разума истины, ктому о гресех не обретается жертва; страшно же некое чаяние суда…» (Евр., 10, 26 - 27). Поскольку же всё Писание богодухновенно, приходится признать, что новомодное учение о «царе-искупителе» находится за пределами христианства.
Впрочем, есть в учении о «царе-искупителе» одна черта, которая не может не вызвать сочувствия. И это даёт мне осторожную надежду на то, что диалог с цареславными всё же не бесперспективен. Дело в том, что царебожническая ересь возникла, скорее всего, как неудачная попытка апологии именно канонической Русской Православной Церкви. С одной стороны - это естественная эмоциональная реакция на непрекращающиеся нападки на Царя-Мученика, сменившие с падением «советской» власти только знак: если раньше Царя принято было изображать кровавым тираном и палачом трудового народа, то сегодня модно болтать о недалёком и безвольном Царе-подкаблучнике, жалкой игрушке в руках якобы сумасшедшей жены и авантюриста (действительно авантюриста) Распутина, о «профнепригодном» Царе, развалившем государство и струсившем в самый ответственный момент. Подобные сплетни, до сих пор тиражируемые значительной частью историков и публицистов (в том числе и консервативного направления), вопиют об апологии Церкви, канонизировавшей такого Царя. А с другой стороны, публицисты правого толка сегодня активно муссируют тему 11-й анафемы («Помышляющим, яко православные Государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению и дерзающим на бунт и измену - анафема! Анафема! Анафема!»). И наиболее последовательные из них договариваются уже до того, что иерархия Русской Православной Церкви утратила благодатность в силу этой анафемы - ибо признала власть большевиков. Вот и нашёлся (вернее, был лукаво подсказан сектантами) аргументик, убивающий сразу двух зайцев: «Царь Николай не противился своему низложению, ибо своей жертвенной кровью он искупал наше отступничество, и в силу этой же его жертвы Церковь осталась благодатной, несмотря на 11-ю анафему».
Обычная сцена времён Февральской революции. Как видим, ни одного священника в толпе.
Опровергнуть эти благоглупости вполне можно и без столь экзотических вывертов, как «царь-искупитель». Те, кто настаивает на 11-й анафеме в отношении Московской Патриархии, совершают обычную подмену понятий: сначала они говорят о действительно имевшем место массовом отступничестве русского народа, а затем каким-то невероятным образом от этого отступничества народа перескакивают к утрате благодатности Русской Церковью. Но именно Церковь как раз и не подходит под определение 11-й анафемы. Ведь свойством благодатности обладает Церковная иерархия, а отнюдь не церковный народ. А иерархия не отступила от Царя. Среди бунтующей петроградской черни не было ни одного православного священника (даже из так называемых обновленцев). И ни один архиерей не присылал Царю требований (и даже советов) об отречении. Не Церковь предала Императора, а думские политики, бредившие властью, да солдаты запасных полков, мечтавшие откосить от фронта.
Самое же главное в вопросе о роли Церкви в трагические дни февраля 1917-го заключается в том, что, вопреки уверениям раскольников, попытки верноподданных освободить Царя из рук палачей имели место. Генерал-лейтенант Фёдор Артурович Келлер (этот человек заслуживает того, чтобы назвать его имя полностью), прозванный «первой шашкой России», предлагал Николаю II свой кавалерийский корпус, чтобы очистить Петроград от мятежников и восстановить власть помазанника Божия в полном объёме. Николай II (а он в этот момент находился уже не в Пскове, а в собственной Ставке) отверг это предложение. Видимо, будучи человеком слова, Государь не счёл возможным отказаться от взятых на себя ранее обязательств. А может, сказалась и обычная человеческая усталость - двадцать лет не прекращающейся травли надломили бы самую твёрдую натуру. Так или иначе, но Император подтвердил своё отречение, уже находясь на свободе, более того, располагая преданной ему военной силой. Церковь, скрепя сердце, подчинилась тяжёлому для неё решению Самодержца и стала думать, как ей организовать духовное окормление паствы в новых условиях. И до какой же степени нужно ненавидеть родную Церковь, чтобы в этих её действиях углядеть «бунт и измену»?!!!
Граф Фёдор Артурович Келлер.
Даже контакты Священного Синода с исполнительным комитетом государственной думы 2-го марта (т.е., до отречения Царя) нельзя однозначно квалифицировать как измену законному Государю и «признание временного правительства», как утверждает О. Гончаренко в предисловии к книге В.С. Кобылина «Император Николай II и заговор генералов». Не было тогда ещё никакого временного правительства. Царь находился в пути. Царское правительство фактически самораспустилось. Так что дума в условиях уличных беспорядков могла представляться архиереям единственной оставшейся в городе законной властью. О революционных же намерениях думских лидеров архиереи могли и не подозревать. Кстати, в состав тогдашнего Синода входил и владыка Тихон (Белавин) - будущий Патриарх и новоисповедник, святости которого никто из ревнителей не оспаривает. Так что пусть уж они задумаются, к каким выводам и к каким последствиям приводят их «ультрамонархические» истерики.
Свт. Тихон, Патриарх Московский
Более того, сразу же после Екатеринбургского цареубийства священноначалие Русской Церкви в лице свт. Тихона Московского поспешило предать анафеме как самих убийц, так и всех сочувствующих свершившемуся злодеянию. Таким образом, Церковная иерархия сделала всё, что каноны позволяли ей сделать, для того, чтобы выразить свою преданность Государю. Ну не должен же был, в самом деле, престарелый святитель Тихон, тогдашний Патриарх, лично ехать в Екатеринбург и пытаться силой освободить узников ипатьевского дома. Священнослужитель не имеет права применять физическое насилие. Освобождать Царя должны были другие - тот самый «народ», который действительно отвернулся от помазанника Божия и радовался его падению. Так этот народ отрёкся от Бога (в пользу революционных учений) ещё прежде, чем от Царя, и тем самым поставил себя вне Церкви помимо всякой 11-ой анафемы.
Итак, есть Церковная иерархия, носительница благодати, и она от Царя не отрекалась. Есть так называемый «народ», который отрёкся и от Царя, и от Бога, и от Церкви (и который сегодня кое-кто почему-то норовит выставить единственным «хранителем Православия»). Это два непересекающихся множества, и грехи одного из них не стоит приписывать другому. И есть нечто более сложное - люди, осознавшие всю обманчивость «революционных идеалов» и бесперспективность атеизма и устремившиеся в своём поиске истины навстречу Православию. Но эти люди, отрекаясь от прежнего своего безбожия, неизбежно должны были принести покаяние и в своём революционным прошлом - слишком уж явной была враждебность революционных сил к Русской Церкви. А дальше Церковь выстраивала свои отношения с этими кающимися, учитывая степень их личной вины и исходя из глубины покаяния, возраста кающегося и мудрости его духовника. То есть, отношение к обращающимся от «научного» коммунизма к Православию было точно таким же, как и к обращающимся из любой ереси. Еретики ведь тоже находятся под церковной анафемой. Но до сих пор никому и в голову не приходило требовать от приходящих из ересей (и даже из сатанизма), помимо проклятия своих прежних заблуждений и безукоризненного исповедания Православия, ещё и свидетельств о каких-то «искупительных жертвах», принесённых за них кем-либо (кроме единственной Жертвы Христа). Чем 11-я анафема (вдобавок, не утверждённая соборнеым решением Церкви, а навязанная ей извне - самодурством императрицы Екатерины) настолько страшнее всех остальных, что не снимается простым покаянием отлучённого, а требует ещё и искупительной жертвы (не довольствуясь Христовой Жертвой)? Бывших сатанистов, значит, можно принимать в Церковь без «искупительной жертвы», а вот бывших коммунистов (и даже не коммунистов, а так, «случайных попутчиков» революции) почему-то нельзя? Не проще ли и не каноничнее ли предположить, что лица, обратившиеся из коммунистического атеизма к Православию, уже не находятся под прещением 11-й анафемы просто в силу того, что они больше не революционеры (точно так же, как принявший Православие латинский патер больше не папист, а евангельский мытарь Закхей после встречи со Христом - уже не лихоимец и не изменник Родины).
Лично я хотел бы задать царебожникам два простых вопроса, на которые, полагаю, они не смогут ответить. Вопрос первый: чем именно недостаточной оказалась искупительная жертва Христа, что её понадобилось восполнять искупительной жертвой Царя-Страстотерпца? А если на этот вопрос им всё-таки удастся найти вразумительный с точки зрения христианского богословия ответ, я задал бы второй вопрос: каким образом недостаточность Божеской Жертвы может восполнить жертва простого смертного человека, пусть даже и святого? «Со своей стороны, Он (Иисус Христос - авт.) принёс Себя в жертву точно за всех и всем приобрёл благодать и спасение. Но пользуются этим те из нас, кто, со своей стороны, добровольно принимает участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его», - излагает свт. Филарет (Дроздов) общехристианскую вероучительную норму. Вот пусть теперь царебожники поупражняются в мыслительной деятельности и растолкуют мне, дураку, где в данной схеме остаётся место для «царя-искупителя»? Иначе получается, что своим учением они отвергают Жертву Христа. Ведь если их искупление совершено Царём-Страстотерпцем, значит Христос, как им кажется, их ещё не искупил. Ну и кто же они после этого?
А вот ещё один аргумент в пользу «царя-искупителя», озвученный на «Правой.ru» журналистом Ильёй Бражниковым. Оказывается, Царь - это образ Бога на Земле. И если самому Богу доступно быть Искупителем, то почему бы и Царю как «образу Божию» не взять на себя такое служение? Ну, во-первых, надо ещё доказать, что Царь - действительно «образ Божий» (в соответствии с Православным учением - всего лишь Помазанник). А во-вторых, согласно христианскому богословию иконы, да и просто обычному здравому смыслу, образ вовсе не обязан обладать всеми свойствами своего первообраза. Скажем, тропининский портрет является ли образом великого русского поэта А.С. Пушкина? Безусловно. Но рассчитывать, что в силу этого обстоятельства портрет сам начнёт писать стихи, можно только в сумасшедшем доме. И когда христианин молится перед иконой, он ведь не от доски и не от красок ожидает себе помощи, а от Того, Кто изображён на этой доске и этими красками - от Спасителя, Божией Матери или Святых Угодников. Не от образа, а от Первообраза. Кстати, попытка представить Царя как «образ Божий на Земле» служит, скорее, аргументом в опровержение, а не в подтверждение царебожничества. Ведь если «образу Божию» доступно принимать на себя служение Искупителя, то Жертва Самого Бога становится излишней. Почему, спрашивается, Христос должен был страдать Сам, а не послал вместо Себя какую-нибудь чудотворную икону в качестве «искупительной жертвы»? Кроме того, по большому счёту, любой человек есть «образ и подобие Божие» (Быт., 1). И если «образу Божию» доступно искупать чужие грехи, то почему мученическая кровь ветхозаветных пророков не вменилась в «искупительную жертву» - хотя бы за грехи Израиля? Поскольку же Христос всё-таки пострадал, а Бог, как известно, бессмысленных поступков не совершает, то приходится признать: образу Божию искупать чьи-либо грехи недоступно.
Царебожие - результат катастрофического непонимания сути догмата об Искуплении, непонимания того, почему же именно Бог и только Бог мог стать Искупителем. Хорошую систематизированную подборку святоотеческих суждений (прп. Максим Исповедник и свтт. Василий Великий, Афанасий Великий и Иоанн Златоуст) о том, почему всё-таки необходима была Жертва Самого Бога - см. напр. Кураев А.В., диакон. Сатанизм для интеллигенции. - М.: Изд-во Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2006. - Т. 2. - сс. 161 - 171. Отец диакон насчитывает четыре различных теории, бытовавшие среди свв. отцов, о том, как именно совершилось Искупление. И ни в одной из них не остаётся места для «царя-искупителя». Но нынешние «ревнители», в отличие от Кураева, святых отцов не читают...
Апостол Павел
Если согласиться с «ревнителями»-царебожниками, придётся признать, что лжёт Апостол Павел, предупреждавший в «Послании к евреям»: «Волею бо согрешающим нам по приятии разума истины, ктому о гресех не обретается жертва; страшно же некое чаяние суда…» (Евр., 10, 26 - 27). Поскольку же всё Писание богодухновенно, приходится признать, что новомодное учение о «царе-искупителе» находится за пределами христианства.
Впрочем, есть в учении о «царе-искупителе» одна черта, которая не может не вызвать сочувствия. И это даёт мне осторожную надежду на то, что диалог с цареславными всё же не бесперспективен. Дело в том, что царебожническая ересь возникла, скорее всего, как неудачная попытка апологии именно канонической Русской Православной Церкви. С одной стороны - это естественная эмоциональная реакция на непрекращающиеся нападки на Царя-Мученика, сменившие с падением «советской» власти только знак: если раньше Царя принято было изображать кровавым тираном и палачом трудового народа, то сегодня модно болтать о недалёком и безвольном Царе-подкаблучнике, жалкой игрушке в руках якобы сумасшедшей жены и авантюриста (действительно авантюриста) Распутина, о «профнепригодном» Царе, развалившем государство и струсившем в самый ответственный момент. Подобные сплетни, до сих пор тиражируемые значительной частью историков и публицистов (в том числе и консервативного направления), вопиют об апологии Церкви, канонизировавшей такого Царя. А с другой стороны, публицисты правого толка сегодня активно муссируют тему 11-й анафемы («Помышляющим, яко православные Государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению и дерзающим на бунт и измену - анафема! Анафема! Анафема!»). И наиболее последовательные из них договариваются уже до того, что иерархия Русской Православной Церкви утратила благодатность в силу этой анафемы - ибо признала власть большевиков. Вот и нашёлся (вернее, был лукаво подсказан сектантами) аргументик, убивающий сразу двух зайцев: «Царь Николай не противился своему низложению, ибо своей жертвенной кровью он искупал наше отступничество, и в силу этой же его жертвы Церковь осталась благодатной, несмотря на 11-ю анафему».
Обычная сцена времён Февральской революции. Как видим, ни одного священника в толпе.
Опровергнуть эти благоглупости вполне можно и без столь экзотических вывертов, как «царь-искупитель». Те, кто настаивает на 11-й анафеме в отношении Московской Патриархии, совершают обычную подмену понятий: сначала они говорят о действительно имевшем место массовом отступничестве русского народа, а затем каким-то невероятным образом от этого отступничества народа перескакивают к утрате благодатности Русской Церковью. Но именно Церковь как раз и не подходит под определение 11-й анафемы. Ведь свойством благодатности обладает Церковная иерархия, а отнюдь не церковный народ. А иерархия не отступила от Царя. Среди бунтующей петроградской черни не было ни одного православного священника (даже из так называемых обновленцев). И ни один архиерей не присылал Царю требований (и даже советов) об отречении. Не Церковь предала Императора, а думские политики, бредившие властью, да солдаты запасных полков, мечтавшие откосить от фронта.
Самое же главное в вопросе о роли Церкви в трагические дни февраля 1917-го заключается в том, что, вопреки уверениям раскольников, попытки верноподданных освободить Царя из рук палачей имели место. Генерал-лейтенант Фёдор Артурович Келлер (этот человек заслуживает того, чтобы назвать его имя полностью), прозванный «первой шашкой России», предлагал Николаю II свой кавалерийский корпус, чтобы очистить Петроград от мятежников и восстановить власть помазанника Божия в полном объёме. Николай II (а он в этот момент находился уже не в Пскове, а в собственной Ставке) отверг это предложение. Видимо, будучи человеком слова, Государь не счёл возможным отказаться от взятых на себя ранее обязательств. А может, сказалась и обычная человеческая усталость - двадцать лет не прекращающейся травли надломили бы самую твёрдую натуру. Так или иначе, но Император подтвердил своё отречение, уже находясь на свободе, более того, располагая преданной ему военной силой. Церковь, скрепя сердце, подчинилась тяжёлому для неё решению Самодержца и стала думать, как ей организовать духовное окормление паствы в новых условиях. И до какой же степени нужно ненавидеть родную Церковь, чтобы в этих её действиях углядеть «бунт и измену»?!!!
Граф Фёдор Артурович Келлер.
Даже контакты Священного Синода с исполнительным комитетом государственной думы 2-го марта (т.е., до отречения Царя) нельзя однозначно квалифицировать как измену законному Государю и «признание временного правительства», как утверждает О. Гончаренко в предисловии к книге В.С. Кобылина «Император Николай II и заговор генералов». Не было тогда ещё никакого временного правительства. Царь находился в пути. Царское правительство фактически самораспустилось. Так что дума в условиях уличных беспорядков могла представляться архиереям единственной оставшейся в городе законной властью. О революционных же намерениях думских лидеров архиереи могли и не подозревать. Кстати, в состав тогдашнего Синода входил и владыка Тихон (Белавин) - будущий Патриарх и новоисповедник, святости которого никто из ревнителей не оспаривает. Так что пусть уж они задумаются, к каким выводам и к каким последствиям приводят их «ультрамонархические» истерики.
Свт. Тихон, Патриарх Московский
Более того, сразу же после Екатеринбургского цареубийства священноначалие Русской Церкви в лице свт. Тихона Московского поспешило предать анафеме как самих убийц, так и всех сочувствующих свершившемуся злодеянию. Таким образом, Церковная иерархия сделала всё, что каноны позволяли ей сделать, для того, чтобы выразить свою преданность Государю. Ну не должен же был, в самом деле, престарелый святитель Тихон, тогдашний Патриарх, лично ехать в Екатеринбург и пытаться силой освободить узников ипатьевского дома. Священнослужитель не имеет права применять физическое насилие. Освобождать Царя должны были другие - тот самый «народ», который действительно отвернулся от помазанника Божия и радовался его падению. Так этот народ отрёкся от Бога (в пользу революционных учений) ещё прежде, чем от Царя, и тем самым поставил себя вне Церкви помимо всякой 11-ой анафемы.
Итак, есть Церковная иерархия, носительница благодати, и она от Царя не отрекалась. Есть так называемый «народ», который отрёкся и от Царя, и от Бога, и от Церкви (и который сегодня кое-кто почему-то норовит выставить единственным «хранителем Православия»). Это два непересекающихся множества, и грехи одного из них не стоит приписывать другому. И есть нечто более сложное - люди, осознавшие всю обманчивость «революционных идеалов» и бесперспективность атеизма и устремившиеся в своём поиске истины навстречу Православию. Но эти люди, отрекаясь от прежнего своего безбожия, неизбежно должны были принести покаяние и в своём революционным прошлом - слишком уж явной была враждебность революционных сил к Русской Церкви. А дальше Церковь выстраивала свои отношения с этими кающимися, учитывая степень их личной вины и исходя из глубины покаяния, возраста кающегося и мудрости его духовника. То есть, отношение к обращающимся от «научного» коммунизма к Православию было точно таким же, как и к обращающимся из любой ереси. Еретики ведь тоже находятся под церковной анафемой. Но до сих пор никому и в голову не приходило требовать от приходящих из ересей (и даже из сатанизма), помимо проклятия своих прежних заблуждений и безукоризненного исповедания Православия, ещё и свидетельств о каких-то «искупительных жертвах», принесённых за них кем-либо (кроме единственной Жертвы Христа). Чем 11-я анафема (вдобавок, не утверждённая соборнеым решением Церкви, а навязанная ей извне - самодурством императрицы Екатерины) настолько страшнее всех остальных, что не снимается простым покаянием отлучённого, а требует ещё и искупительной жертвы (не довольствуясь Христовой Жертвой)? Бывших сатанистов, значит, можно принимать в Церковь без «искупительной жертвы», а вот бывших коммунистов (и даже не коммунистов, а так, «случайных попутчиков» революции) почему-то нельзя? Не проще ли и не каноничнее ли предположить, что лица, обратившиеся из коммунистического атеизма к Православию, уже не находятся под прещением 11-й анафемы просто в силу того, что они больше не революционеры (точно так же, как принявший Православие латинский патер больше не папист, а евангельский мытарь Закхей после встречи со Христом - уже не лихоимец и не изменник Родины).