Наша Европа
В замечательной лекции Андрея Ланькова aka tttkkk о модернизации в Восточной Азии говорится, в частности, о различии подходов европейца и восточного азиата к коммунизму: если в первом, привычном для нашей культуры случае, люди думают о социальном неравенстве и помощи трудящимся, то во втором - о практических задачах. В Восточной Азии, пишет Ланьков "в компартию люди шли не только потому, что они видели внутренние проблемы общества и социальные противоречия, но и потому, что они считали: коммунизм в его советском варианте - это путь к ускоренному решению проблем их нации и их государства".
Слегка развив это наблюдение, можно подвести под единый знаменатель несколько разрозненных, но очень ярких и необычных впечатлений от восточноазиатской культуры. Первым было замечание Аверинцева о том, что он "не способен вообразить, скажем, китайского Солженицына, который с такой же силой и с такой же открытостью, как его русский собрат, выступил бы перед всем миром в качестве вдохновенного обвинителя, называющего в своей судебной речи все преступления своего глубоко любимого Отечества". Очень точно, но в чем причина? Аверинцев видел ее в разнице между культурой совести и культурой стыда, да только само представление о "восточной" культуре стыда очень уж европейское - где ж тут Китай?
Второе впечатление - от многим, наверное, известных фотографий толп китайцев, купающихся в бассейне. Что меня поразило в свое время в этих фотографиях - так это счастливые улыбки несчастных людей, стиснутых как шпроты в банке. Вот ведь оптимизм, вот ведь жизнелюбие - подумал я, но вскоре обнаружил, что точно так же китайцы улыбаются, глядя на поваров, ухитряющихся поджарить рыбу так, чтобы она агонизировала прямо на блюде (вот еще чудесный ролик, если кому-то мало).
Почему в Восточной Азии не видят социальных противоречий, выходящих за рамки их собственных проблем? Почему азиаты лишены рефлексии? Почему они спокойно смотрят на чужие страдания?
Продолжая мысль Ланькова о практицизме восточной культуры, отвечу на эти вопросы так: восточноазиатский путь утилитарен, в силу чего в рамках восточной культуры практически невозможно построить абстракцию типа "рабочий класс", "ближний", "меньшинство", "братья наши меньшие" и т.п., отождествить себя с ними. Без такого отождествления, в свою очередь, невозможно сострадание.
Умение перемещать свое "я" за пределы личности, заставляющее индивидуума и целые народы проявлять сострадание там, где это им явно невыгодно, было "изобретено" Европой и стало основой современной культуры. Нигде больше этого не произошло. Жестокость, в которой мы, европейцы, традиционно обвиняем китайцев - это термин нашей же культуры. Жестокость - это производная от милосердия, в азиатов же нет милосердия, поэтому у них нет и жестокости. Только практицизм.
Вся культура as we know it - это культура европейская. Так называемая культура Восточной Азии - это всего лишь способ немцев, англичан и французов говорит о дзене, китайской живописи или японском театре. Не будь Европы - не было бы никакого Судзуки с его исследованиями дзен-буддизма. Был бы просто дзен, а точнее - просто сумма людей, исполняющих некие практики. В определенном смысле, кроме Европы в мире вообще ничего нет. Мир, осознающий себя, мир, пытающийся выйти за свои пределы, мир, в котором есть история, мир, в котором и о котором вообще можно поговорить и пофилософствовать - это европейский мир и только европейский. Остальное - сплошная пустота, которая для одних тьма, плач и скрежет зубовный, для других - нормальненькое такое дао.
Слегка развив это наблюдение, можно подвести под единый знаменатель несколько разрозненных, но очень ярких и необычных впечатлений от восточноазиатской культуры. Первым было замечание Аверинцева о том, что он "не способен вообразить, скажем, китайского Солженицына, который с такой же силой и с такой же открытостью, как его русский собрат, выступил бы перед всем миром в качестве вдохновенного обвинителя, называющего в своей судебной речи все преступления своего глубоко любимого Отечества". Очень точно, но в чем причина? Аверинцев видел ее в разнице между культурой совести и культурой стыда, да только само представление о "восточной" культуре стыда очень уж европейское - где ж тут Китай?
Второе впечатление - от многим, наверное, известных фотографий толп китайцев, купающихся в бассейне. Что меня поразило в свое время в этих фотографиях - так это счастливые улыбки несчастных людей, стиснутых как шпроты в банке. Вот ведь оптимизм, вот ведь жизнелюбие - подумал я, но вскоре обнаружил, что точно так же китайцы улыбаются, глядя на поваров, ухитряющихся поджарить рыбу так, чтобы она агонизировала прямо на блюде (вот еще чудесный ролик, если кому-то мало).
Почему в Восточной Азии не видят социальных противоречий, выходящих за рамки их собственных проблем? Почему азиаты лишены рефлексии? Почему они спокойно смотрят на чужие страдания?
Продолжая мысль Ланькова о практицизме восточной культуры, отвечу на эти вопросы так: восточноазиатский путь утилитарен, в силу чего в рамках восточной культуры практически невозможно построить абстракцию типа "рабочий класс", "ближний", "меньшинство", "братья наши меньшие" и т.п., отождествить себя с ними. Без такого отождествления, в свою очередь, невозможно сострадание.
Умение перемещать свое "я" за пределы личности, заставляющее индивидуума и целые народы проявлять сострадание там, где это им явно невыгодно, было "изобретено" Европой и стало основой современной культуры. Нигде больше этого не произошло. Жестокость, в которой мы, европейцы, традиционно обвиняем китайцев - это термин нашей же культуры. Жестокость - это производная от милосердия, в азиатов же нет милосердия, поэтому у них нет и жестокости. Только практицизм.
Вся культура as we know it - это культура европейская. Так называемая культура Восточной Азии - это всего лишь способ немцев, англичан и французов говорит о дзене, китайской живописи или японском театре. Не будь Европы - не было бы никакого Судзуки с его исследованиями дзен-буддизма. Был бы просто дзен, а точнее - просто сумма людей, исполняющих некие практики. В определенном смысле, кроме Европы в мире вообще ничего нет. Мир, осознающий себя, мир, пытающийся выйти за свои пределы, мир, в котором есть история, мир, в котором и о котором вообще можно поговорить и пофилософствовать - это европейский мир и только европейский. Остальное - сплошная пустота, которая для одних тьма, плач и скрежет зубовный, для других - нормальненькое такое дао.