Всеволод Мейерхольд в Киеве
На начало февраля приходятся памятные даты, связанные с режиссером, актером, организатором театра Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом. 2 февраля 1940 года он погиб в Москве в сталинских застенках, а 9 февраля 1874 года - день его рождения в Пензе.
Всеволод Мейерхольд. Фото М. Наппельбаума
Есть несколько сюжетов, которые так или иначе связывают Мейерхольда с Киевом.
Этот текст не претендует на исчерпывающее отражение темы и, вполне возможно, не охватывает все киевские страницы биографии Всеволода Эмильевича. Для меня отправной точкой к его написанию послужило приобретение фотоснимка нашего Оперного театра с пометкой «Июнь 1926 г.». На фасаде здания помещена необычная надпись «Бубус».
Зная репертуар московского театра Мейерхольда и историю его гастролей в Киеве, нетрудно догадаться, что означают эти буквы. Именно в мае-июне 1926 года в киевском Оперном театре (в ту пору носившем имя Карла Либкнехта) проходили гастрольные спектакли Театра имени Всеволода Мейерхольда. С 1925-го в репертуар театра входила постановка «Учитель Бубус» (или просто «Бубус») по пьесе советского драматурга Алексея Файко.
То был уже четвертый известный мне приезд в Киев Мастера, как многие современники называли Всеволода Эмильевича.
А первый состоялся еще в 1908 году, сразу после Пасхи.
Из газеты «Киевская мысль», 1908 г.
Незадолго до того Мейерхольд служил в Петербурге, в драматическом театра Веры Комиссаржевской. Там же была группа актеров-студийцев, его сторонников. Но настал момент, когда творческие взгляды Веры Федоровны и Всеволода Эмильевича пришли в противоречие, и Мейерхольда уволили. Собрав единомышленников, он возобновил деятельность «Товарищества Новой Драмы», провозглашенного им несколько раньше. Участники «Товарищества» отправились в гастрольное турне по западным и южным городам империи. В середине апреля труппа посетила Киев. Ей предоставили сцену драматического театра «Соловцов» (нынешний Театр им. Ивана Франко).
Театр «Соловцов». С открытки начала ХХ в.
Были намечены четыре представления (14-17 апреля). Особое место занял «Вечер нового искусства», назначенный на 16 апреля. Его программу составили две коротких постановки - по «Балаганчику» Александра Блока (под музыку Михаила Кузмина) и по «Электре» Гуго фон Гофмансталя. Перед спектаклем Мейерхольд произнес вступительное слово «О новой драме», а в заключение вечера актеры и актрисы Товарищества читали стихи новейших поэтов.
Из газеты «Киевлянин», 1908 г.
К тому времени киевляне уже встречались в том же театре «Соловцов» и с современным репертуаром, и с передовыми приемами режиссуры (в предшествовавшем сезоне режиссером театра был известный новатор Константин Марджанов-Марджанишвили). Однако «Балаганчик» значительная часть зрителей просто не восприняла.
Надо сказать, что и столичные ценители со скандалом встретили «Балаганчик», поставленный Мейерхольдом еще у Комиссаржевской в Петербурге. Без специальной «настройки» слишком трудно было распознать символику образов, ощутить ту меру условности, которую предложили участники спектакля. Сам Всеволод Эмильевич предстал в образе Пьеро, в традиционном белом балахоне. После знаменитой реплики паяца: «Помогите! Истекаю клюквенным соком!» из зала театра «Соловцов» раздались выкрики: «Издевательство! Опустите занавес!». Но большинство присутствовавших все же потребовало продолжения спектакля. В антракте зрители шумели, спорили, поклонники новизны вступили в перебранку с консерваторами, считавшими все происходившее шарлатанством.
Мейерхольд в образе Пьеро из «Балаганчика». Рисунок Н. Ульянова
Известный рецензент Николай Николаев, склонный к традиционному театру, написал в газете «Киевлянин»: «Публика смеялась, негодовала, смотря по темпераменту, но решительно никто ничего не понял, за исключением, может быть, немногих избранных, к числу которых я, к сожалению, не принадлежал». Не произвело на критика впечатление и вступительное слово Мейерхольда, которое было аттестовано в рецензии как «сбивчивое, широковещательное, полное лирических отступлений и элоквенции», т. е. витийства. Впрочем, отзывы на постановки Гамсуна и Ибсена оказались более благожелательными, поскольку сами эти спектакли выглядели привычнее «Балаганчика».
Вскоре Всеволода Эмильевича как незаурядного режиссера пригласили к сотрудничеству с императорскими театрами в столице - Александринским (драматическим) и Мариинским (оперным). Между тем в Киеве образованная публика, наблюдая за процессами модернизации театра и литературы, жаждала разобраться в них. Как ответ на эти запросы в марте 1914 года был организован публичный диспут «О современном театре».
Из газеты «Киевлянин», 1914 г.
В качестве «гвоздя программы» пригласили двух авторитетных гостей из столицы. Одним из них был «режиссер императорских театров» Всеволод Мейерхольд - новатор-практик. Вторым гостем оказался Евгений Аничков, профессор Петербургского психоневрологического института, знаток литературы, фольклора и мифологии, известный своим вольномыслием.
Профессор Евгений Аничков
Приезжие знаменитости остановились в фешенебельной гостинице «Континенталь» на Николаевской улице (теперь ул. Архитектора Городецкого). Это было тем удобнее, что диспут проходил 14 марта в помещении цирка, расположенного тогда рядом с гостиницей (после войны на этом месте появился кинотеатр «Украина»).
Гостиница «Континенталь» (справа). С открытки начала ХХ в.
Использование цирка для творческих вечеров или концертов было в Киеве в порядке вещей: вместимость циркового зала, свыше двух тысяч мест, намного превышала все прочие аудитории города.
Цирк. С открытки начала ХХ в.
Организаторы разослали приглашения всем мало-мальски известным театральным журналистам. Кроме того, были привлечены молодые энтузиасты, поклонники современного искусства. В их число вошел Александр Дейч, 20-летний студент университета, к тому времени уже имевший несколько лет журналистского стажа, - впоследствии видный историк литературы и театра. Ему составил компанию Николай Фореггер, также студент, будущий режиссер и теоретик пластического театра. Надо сказать, что в целом зал оказался полупустым: собрались лишь несколько сотен завзятых театралов и молодых актеров.
Александр Дейч
Воспоминания Александра Дейча «На заре туманной юности» содержат немало подробностей той встречи с Мейерхольдом. Автор упомянул о выступлении профессора Аничкова на тему «Два искания в современном русском репертуаре»: «Говорил он умело, любуясь собственным словоизвержением и яростно уничтожая «быт» на сцене и в жизни. Аудитория наградила Аничкова дружными хлопками». Потом Мейерхольд прочитал по журнальному тексту свой доклад «Балаган». Он увлеченно проповедовал театральность, подчиненную особым законам искусства, резко отвергал натурализм на сцене.
«Но, надо сказать правду, - отмечал Дейч, - аудитория не оказалась восприимчивой к проповеди Всеволода Эмильевича. Маститые критики, сидевшие за столом, сохраняли каменное равнодушие, и только мы, молодежь, смутно чувствовали за потоком красивых слов и парадоксальных утверждений настоящую тоску по обновлению театра, раскрепощенного от уз бытовщины и натурализма. Диспут, собственно говоря, не состоялся. Никто ни о чем не спорил, и защитники старого театра не выступали. После перерыва цирк почти опустел. Выступал Н. М. Фореггер, выступал и я. Мы поддерживали Мейерхольда в его призывах отказаться от протокольного копирования жизни на сцене и ратовали за новый театр, где будет господствовать актер движения, ритма, свободного слова».
Поздним вечером небольшая группа молодежи сопровождала Всеволода Мейерхольда на прогулке по безлюдным киевским улицам. На Крещатике компания зашла в заведение под названием «Бар» - благоустроенную пивную, открытую местным пивзаводом акционерного общества (она находилась в тогдашнем № 27; здание не сохранилось). Мейерхольд заметил, что обстановка в «Баре» напоминает ему «Незнакомку» Блока. Он имел в виду лирическую драму, лишь отдаленно связанную с одноименным знаменитым стихотворением, и заговорил о возможности ее поставить (что, кстати, и сделал в Питере в том же году).
Бывшее здание по Крещатику, 27 (слева). С открытки начала 1930-х гг.
Назавтра Всеволод Эмильевич уехал из Киева. Следующий его приезд состоялся уже совсем в другую историческую эпоху.
После установления советской власти в творческих кругах возникло мощное движение за «театральный Октябрь». В нем, конечно, многое перемешалось - с одной стороны, стремление новаторов преодолеть рутину; с другой стороны, конъюнктурная демагогия приспособленцев. Но под лозунгом «театрального Октября» Всеволоду Мейерхольду после долгих усилий и непростой борьбы удалось возглавить в Москве собственный театральный коллектив, с которым он мог реализовывать на сцене новые яркие идеи.
Всеволод Мейерхольд
В мае - июле 1923 года театр «народного артиста Республики» Мейерхольда выехал полным составом на свои первые гастроли. Основная часть поездки пришлась на города УССР - Харьков, Киев и Екатеринослав (Днепр).
Киевские спектакли стартовали 12 июня. Сцена была Мейерхольду уже знакома - бывший театр «Соловцов», который к тому времени назывался «театром имени Ленина». Отказавшись от традиционных декораций, театр Мейерхольда заполнил сценическую коробку специально придуманными для каждого спектакля конструкциями.
Театр им. Ленина. С открытки 1920-х гг.
Местный рецензент Хаим Токарь в день начала гастролей писал в газете «Пролетарская правда»: «После нудных и скучных сезонов сцену, откуда раздавались томные вздохи мещанских душонок, займет новый артист, артист-производственник, сотрудник трудовой художественной артели. Предстанет перед зрителем работа В.М.(?! - М.К.) Мейерхольда - режиссера-бунтаря, вечно ищущего, никогда не останавливающегося на полпути в своей творческой работе. Можно не соглашаться с отдельными работами Мейерхольда, можно порой их жестоко критиковать, но нельзя не признать за Мейерхольдом огромного творческого дарования, а главное - борца с театральной рутиной».
Предполагалось поначалу дать шесть представлений: по два спектакля «Великодушный рогоносец», «Земля дыбом» и «Смерть Тарелкина». Начали с «Великодушного рогоносца».
Этот фарс бельгийского драматурга Фернана Кроммелинка был подан как эффектная пародия на «уходящий театр», сатирический вызов мещанству. Главные роли сельского поэта Брюно и его жены Стеллы с блеском сыграли Игорь Ильинский и Мария Бабанова. Тот же Хаим Токарь отмечал: «В обычной постановке пьеса надоела бы с первого акта. Здесь не дают скучать. Подвешенные площадки, вертящиеся двери, мельница, колеса, приходящие в движение от переживаний действующих лиц, «голубиное воркование» влюбленной пары - символизирующее мещанскую идиллию семейной жизни, жест, ритм, соответствующий слову, игра тела - все это не оставляло зрителя равнодушным. Характерно, что пьесу слушали при абсолютной тишине, чего не бывает на наших спектаклях».
Из газеты «Пролетарская правда», 1923 г.
На следующий день состоялось представление «Земля дыбом» по мотивам пьесы француза Марселя Мартинэ «Ночь». Здесь показывали в динамичных массовых сценах революцию как итог войны - «империалистической бойни». Была в спектакле и роль «государя императора», сбежавшего к «буржуям». В одной из сцен под конструкцией, напоминавшей основание Эйфелевой башни, «государь император» выходил в регалиях и с пышной свитой, но у него вдруг схватывал живот. Ему торжественно подставляли ведро с двуглавым орлом, и он под звуки «Боже, царя храни» поворачивался спиной, задирал рубаху и садился на ведро. Свита брала под козырек. Сейчас бы сказали: «Подумаешь, невидаль», но тогда этот эпизод была скандально-знаменитым. По свидетельству Михаила Жарова, «это была кульминационная сцена всего спектакля, из-за которой публика валом валила на него». Многие из киевской публики испытали шок, и один из газетных откликов на «Землю дыбом» назывался «Партер дыбом».
Третья постановка - «Смерть Тарелкина» - опиралась на пьесу из классической трилогии Александра Сухово-Кобылина, но с формальной стороны стала «образцово-показательным» примером творческих методов Мейерхольда. Здесь вовсю были использованы конструктивистские приспособления, демонстрировались навыки пресловутой «биомеханики», однако актеры получили возможность ярко импровизировать в духе народного балагана.
После шести запланированных спектаклей в Театре имени Ленина киевские гастроли были продолжены в новых условиях.
Из газеты «Пролетарская правда», 1923 г.
В театральном здании билеты были недешевы, и значительную часть публики составили нэпманы - скоробогачи, выросшие на частном предпринимательстве периода нэпа. Особая пикантность состояла в том, что именно нэпманы были одной из мишеней сатирических стрел Театра Мейерхольда. Впрочем, они помогли театру пополнить кассу, ради чего, собственно, и устраивались гастроли. Однако Мейерхольд и его труппа хотели видеть в зале «своего», более демократического зрителя.
И вот Киевская государственная филармония, незадолго до того созданная, на несколько дней предоставила приезжему театру летнюю эстраду в Пролетарском саду (теперь Крещатый парк; сооружение не сохранилось). Эта эстрада была популярной концертной площадкой, с нее выступали многие знаменитости.
Эстрада в Пролетарском саду. С открытки 1920-х гг.
Здесь были повторены все три пьесы. Значительную часть билетов филармония распределила по предприятиям и воинским частям. Это была удачная идея. Мейерхольда увлекала идея театральных зрелищ на площадях, так что он легко приспособил постановки к необычным условиям. В газетной хронике 22 июня отметили: «Третьего дня шла пьеса «Земля дыбом». Несмотря на то, что все время моросил дождь, спектакль не был отменен. Публика, собравшаяся на спектакль в громадном количестве, не хотела расходиться. Благодаря тому, что играли на открытом воздухе, спектакль прошел с еще большим художественным и материальным успехом, чем прошлые спектакли в Театре им. Ленина». В качестве «бонуса» ассистент Мастера Валерий Инкижинов с группой артистов демонстрировал перед зрителями биомеханические упражнения. Мейерхольдовцы оставались в Киеве до 26 июня, а затем на пароходе отбыли в Екатеринослав.
Нашумевшие гастроли произвели на многих киевлян глубокое впечатление. Вместе с тем, в газетных откликах отмечалось, что идеи «театрального Октября» уже были привиты на киевской почве. Здесь выступал созданный в 1922 году коллектив «Мистецького об’єднання Березіль» под руководством Леся Курбаса.
Лесь Курбас
Спектакли труппы «Березіль» проходили как раз на сцене Театра имени Ленина. Однако тогда, в июне 1923 года, два коллектива как бы поменялись местами: пока театр Мейерхольда переезжал из Харькова в Киев, театр Курбаса направился из Киева в Харьков на гастроли. Его спектакль по пьесе немецкого автора Георга Кайзера «Газ» получил там восторженные отзывы.
Постановка дела у Всеволода Мейерхольда и у Леся Курбаса во многом была сходной. Оба коллектива организовали свои школы-студии, изучали теорию театрального дела, выпускали журналы. Очевидно, что и Курбас, и Мейерхольд охотно воспринимали новые веяния, проникавшие с разных сторон. Очевидно и то, что задачи Курбаса в Киеве были более сложными, поскольку он практически в одиночку тащил творческий груз, который в Москве пришелся на несколько передовых театров.
В киевской газете «Більшовик» от 23 июня 1923 года вышла статья под названием «Лесь Курбас і Всеволод Мейєрхольд». Под ней стояла подпись «Панфутурист-екструктор», скрывшая имя Мыколы Бажана. Проведя ряд сопоставлений, автор следующим образом подвел итоги: ««Газ», «Жовтень» і «Рур» доводять, що Курбас творить театр для пролетаріату. «Земля дыбом», «Рогоносец» і «Тарелкин» - це для буржуазії й «революційного» інтелігента. Не даремно говорить Київ, що Курбас провалив Мейєрхольда. Чемпіон Київа (Курбас) положив на обидві лопатки чемпіона Москви (Мейєрхольда)».
Мыкола Бажан
Между прочим, двумя днями раньше в «Пролетарской правде» напечатали стихотворение «Мейерхольду» - по сути, хвалебную оду, оформленную «под Маяковского». Автор, подписавшийся «раб[очий] М. Любко», восклицал: «Мейерхольд - ты новой эпохи герольд!.. Ты меня погрузил в океан ощущений. Ты меня напоил вином твоих вдохновнений» и т, п.
Понятно, что были и есть любители меряться длинами частей тела. Но сами мастера, насколько известно, ощущали себя не конкурентами, а единомышленниками, каждый на своем месте. И зловещую точку в их судьбах поставила одна рука…
Прошло три года, и Театр Мейерхольда (еще в 1923-м официально переименованный в «Театр имени Вс. Мейерхольда») снова приехал в Киев.
Из газеты «Киевский пролетарий», 1926 г.
На этот раз гастроли длились около месяца. Местом выступлений, как мы уже знаем, стала сцена Оперного театра имени Либкнехта. В ту пору, соответственно предписаниям «сверху», велась подготовка к открытию украинской Оперы, состоявшемуся 1 октября 1926 года.
Оперный театр имени Либкнехта. Фото 1920-х гг.
Как раз в 1926-м в очередной раз Киев посетил Осип Мандельштам. В тот приезд он опубликовал под названием «Киев» два известных очерка в ленинградской вечерней «Красной газете». В первом из них конкретно говорится: «Киевляне гордятся: все к ним приехали! В городе сразу: настоящий джазбанд, Еврейский Камерный из Москвы, Мейерхольд и Дуров, не говоря уже о других».
Осип Мандельштам
Любопытно, однако, что именно ко времени публикации очерков «Киев» Мейерхольд в Киев еще не приехал. За первые две недели гастролей, начиная с 25 мая, давались только две пьесы - «Мандат» Николая Эрдмана и «Рычи, Китай!» по агитационному произведению Сергея Третьякова. Последнюю из этих постановок готовил даже не Мейерхольд, а режиссер Василий Федоров. Так что Всеволод Эмильевич по каким-то причинам задержался и прибыл в Киев только 9 июня. В тот же вечер он выступил со вступительным словом перед спектаклем по классической пьесе Александра Островского «Лес». Этой постановкой Театр имени Мейерхольда откликнулся на брошенный наркомом Анатолием Луначарским лозунг «Назад к Островскому», показав, что самый привычный драматургический материал может быть подан в свежей, невиданной манере. Однако полемика вокруг мейерхольдовского «Леса» разгорелась нешуточная, так что Мастер посчитал за благо специально готовить зрителей к неожиданностям восприятия.
13 июня, опять-таки со вступительным словом Мейерхольда, впервые прошел на киевской сцене спектакль «Бубус» (его повторили 19 июня). Непритязательная, в общем-то, сатирическая комедия, обличавшая продажность «мелкобуржуазной интеллигенции» в мире капитала, была обставлена целым комплексом режиссерских придумок. Сценическую площадку окружала бамбуковая завеса, подвешенная на медных кольцах. Действующие лица появлялись и исчезали сквозь бамбуковые нити, издававшие характерное постукивание. На специальной площадке сверху восседал за роялем пианист, непрерывно исполнявший произведения Листа и Шопена. Все актеры должны были по ходу спектакля использовать прием, характерный для китайского и японского театра: перед каждым спичем разыгрывать краткую мимическую сцену, выражавшую его истинное отношение к данному действию… Все это было необычно и сложно. Может быть, недалеки от истины были некоторые критики, отметившие, что мимические паузы неоправданно тормозили действие, а сатирический посыл представления напоминал пальбу из пушек по воробьям…
Сцена из спектакля «Бубус» в Театре им. Мейерхольда
На следующий вечер, 14 июня, в том же зале Оперного театра состоялся диспут на темы «Театральный Октябрь» и «Театры Парижа». Основным докладчиком был сам Мейерхольд. Он провел далекий исторический экскурс в борьбу старого и нового театра, добравшись до Пушкина и Гоголя. В современном отечественном театре, по словам докладчика, «галерка победила партер». Между тем в Париже, где он не так давно побывал, «актер играет роль манекена, на которого надевают одежду», а творческие поиски нерешительны.
Из газеты «Пролетарська правда», 1926 г.
В дискуссии выступили несколько киевских критиков. Один из них, Самуил Щупак, заявил, что театр должен выражать стремления масс и что теперь массы отвергают футуризм и требуют новых форм пролетарского реализма. Докладчик возражал ему, но, как написали в отзыве «Пролетарської правди» на диспут, «суттю на поставлені питання тов. Мейєрхольд не відповів».
Ближе к концу гастролей в программу было внесено дополнение. К четырем показанным спектаклям добавился пятый. Театр выписал из Москвы конструкции, бутафорию и костюмы для пьесы «Д. Е.», которую в жанре «международного обозрения» сочинил Михаил Подгаецкий по мотивам романов Ильи Эренбурга «Трест Д. Е.» и Бернгарда Келлермана «Туннель». Этой постановкой киевские гастроли были завершены 21 июня. Тем же летом мейерхольдовцы выступали в Виннице и Одессе.
Из газеты «Киевский пролетарий», 1926 г.
В гастролях 1923 и 1926 годов приняло участие целое созвездие артистов. В ту пору в театре Мейерхольда служили такие мастера, как Мария Бабанова, Зинаида Райх, Елена Тяпкина, Эраст Гарин, Михаил Жаров, Борис Захава, Игорь Ильинский, Юрий Лавров, Николай Охлопков, Петр Репнин и ряд других. Об одном из них скажу особо. 15 июня было сообщено, что «в завтрашнем спектакле «Лес» в роли Счастливцева впервые выступит вошедший в состав труппы Т. им. Мейерхольда знакомый Киеву арт. Владиславский».
Владимир Владиславский
Действительно, Владимир Владиславский (Ельник) был уроженцем Киева, в 1910-е годы служил здесь несколько сезонов в различных труппах. Этот актер потом стал звездой Малого театра, народным артистом СССР. Все знают его по роли жуликоватого директора базы - заказчика «операции Ы» в одноименном фильме. Он также великолепно сыграл Модестова в «Анне на шее». А тогда, в 1926-м, ему удалось заменить в «Лесе» популярнейшего Игоря Ильинского.
Есть сведения и о более поздних киевских гастролях ГосТиМа - так сокращенно называли Государственный (с 1926 года) Театр имени Мейерхольда. На сайте «История России в фотографиях» приведены снимки актеров театра, сделанные в Киеве и помеченные 1930 годом.
На одном из них мы видим уже знакомую эстраду Пролетарского сада, приспособленную под театральную постановку. Судя по символической надписи «Усадьба Пеньки помещицы Гурмыжской», это конструкции «Леса» по Островскому (забавно видеть за театральным текстом декоративный портрет Карла Маркса из оформления эстрады). Но в 1923 году «Лес» у Мейерхольда еще не был поставлен, а в 1926-м в Киеве этот спектакль шел только в Оперном театре. Следовательно, на фото фигурируют другие гастроли, быть может, и 1930 года (дату нужно будет еще уточнить).
Фото с сайта russianphoto.ru
Еще один снимок того же времени показывает, что мейерхольдовцы интересовались киевскими достопримечательностями. Группа актеров сфотографирована возле алтарной апсиды Софийского собора.
Фото с сайта russianphoto.ru
…1920-е годы были периодом триумфа Театра Мейерхольда, но следующее десятилетие оказалось для Мастера роковым. Новаторский театр раздражал Сталина, и в 1938 году его окончательно закрыли.
У меня нет данных о гастролях в Киеве Театра имени Мейерхольда после 1930 года. Но сам Всеволод Эмильевич сюда еще приезжал. Об этом свидетельствует в своих воспоминаниях Юрий Лавров, в прошлом - артист ТиМ, а позже один из ведущих актеров Театра имени Леси Украинки в Киеве.
Юрий Лавров
Он рассказывал: «Самого Мастера я видел последний раз в Киеве в 1939 году в ресторане «Континенталь», куда пришел ужинать после спектакля. Мейерхольд сидел за столиком в полупустом зале, в черном костюме, красивый, седой, почти неподвижный. Я подошел, мы что-то сказали друг другу. Потом он спросил, как мне работается в Киеве, а я о том, что привело его в Киев. Он ответил, что приехал по делам в Оперный театр. Больше всего от этой встречи мне запомнились его глаза. Раньше они светились улыбкой, загорались гневом, в них мелькали лукавые искорки. Теперь они казались стеклянными. Может быть, Мейерхольд не хотел видеть ничего вокруг…».
Гостиница и ресторан «Континенталь». С открытки 1930-х гг.
Вскоре Мейерхольда арестовали, чтобы уже не выпустить на свободу.
К знаменитым портретам Всеволода Мейерхольда, которые в свое время писали Александр Головин, Борис Григорьев, Петр Кончаловский, через много лет добавилась трагическая в своей лаконичности картина театрального художника Петра Белова.
Петр Белов. «Мейерхольд»
Напоследок напомню еще об одном изображении Мейерхольда. Оно встретилось мне в «зале фарфора» Киевского музея русского искусства (теперь Киевская картинная галерея»). Это объемный шарж на Мастера по рисунку Кукрыниксов, изготовленный Ленинградским фарфоровым заводом. Помню, что долгое время в подборке фарфоровых шаржей на музейной витрине присутствовали Станиславский, Москвин, Сергей Прокофьев, а где-то в годы перестройки к ним присоединился и Мейерхольд.
Прошу извинить, что пятибуквенное слово на старом фотоснимке исторгло из меня такое большое количество букв. Но киевские «привязки» Всеволода Мейерхольда показались мне заслуживающими хотя бы сжатого рассказа.
Всеволод Мейерхольд. Фото М. Наппельбаума
Есть несколько сюжетов, которые так или иначе связывают Мейерхольда с Киевом.
Этот текст не претендует на исчерпывающее отражение темы и, вполне возможно, не охватывает все киевские страницы биографии Всеволода Эмильевича. Для меня отправной точкой к его написанию послужило приобретение фотоснимка нашего Оперного театра с пометкой «Июнь 1926 г.». На фасаде здания помещена необычная надпись «Бубус».
Зная репертуар московского театра Мейерхольда и историю его гастролей в Киеве, нетрудно догадаться, что означают эти буквы. Именно в мае-июне 1926 года в киевском Оперном театре (в ту пору носившем имя Карла Либкнехта) проходили гастрольные спектакли Театра имени Всеволода Мейерхольда. С 1925-го в репертуар театра входила постановка «Учитель Бубус» (или просто «Бубус») по пьесе советского драматурга Алексея Файко.
То был уже четвертый известный мне приезд в Киев Мастера, как многие современники называли Всеволода Эмильевича.
А первый состоялся еще в 1908 году, сразу после Пасхи.
Из газеты «Киевская мысль», 1908 г.
Незадолго до того Мейерхольд служил в Петербурге, в драматическом театра Веры Комиссаржевской. Там же была группа актеров-студийцев, его сторонников. Но настал момент, когда творческие взгляды Веры Федоровны и Всеволода Эмильевича пришли в противоречие, и Мейерхольда уволили. Собрав единомышленников, он возобновил деятельность «Товарищества Новой Драмы», провозглашенного им несколько раньше. Участники «Товарищества» отправились в гастрольное турне по западным и южным городам империи. В середине апреля труппа посетила Киев. Ей предоставили сцену драматического театра «Соловцов» (нынешний Театр им. Ивана Франко).
Театр «Соловцов». С открытки начала ХХ в.
Были намечены четыре представления (14-17 апреля). Особое место занял «Вечер нового искусства», назначенный на 16 апреля. Его программу составили две коротких постановки - по «Балаганчику» Александра Блока (под музыку Михаила Кузмина) и по «Электре» Гуго фон Гофмансталя. Перед спектаклем Мейерхольд произнес вступительное слово «О новой драме», а в заключение вечера актеры и актрисы Товарищества читали стихи новейших поэтов.
Из газеты «Киевлянин», 1908 г.
К тому времени киевляне уже встречались в том же театре «Соловцов» и с современным репертуаром, и с передовыми приемами режиссуры (в предшествовавшем сезоне режиссером театра был известный новатор Константин Марджанов-Марджанишвили). Однако «Балаганчик» значительная часть зрителей просто не восприняла.
Надо сказать, что и столичные ценители со скандалом встретили «Балаганчик», поставленный Мейерхольдом еще у Комиссаржевской в Петербурге. Без специальной «настройки» слишком трудно было распознать символику образов, ощутить ту меру условности, которую предложили участники спектакля. Сам Всеволод Эмильевич предстал в образе Пьеро, в традиционном белом балахоне. После знаменитой реплики паяца: «Помогите! Истекаю клюквенным соком!» из зала театра «Соловцов» раздались выкрики: «Издевательство! Опустите занавес!». Но большинство присутствовавших все же потребовало продолжения спектакля. В антракте зрители шумели, спорили, поклонники новизны вступили в перебранку с консерваторами, считавшими все происходившее шарлатанством.
Мейерхольд в образе Пьеро из «Балаганчика». Рисунок Н. Ульянова
Известный рецензент Николай Николаев, склонный к традиционному театру, написал в газете «Киевлянин»: «Публика смеялась, негодовала, смотря по темпераменту, но решительно никто ничего не понял, за исключением, может быть, немногих избранных, к числу которых я, к сожалению, не принадлежал». Не произвело на критика впечатление и вступительное слово Мейерхольда, которое было аттестовано в рецензии как «сбивчивое, широковещательное, полное лирических отступлений и элоквенции», т. е. витийства. Впрочем, отзывы на постановки Гамсуна и Ибсена оказались более благожелательными, поскольку сами эти спектакли выглядели привычнее «Балаганчика».
Вскоре Всеволода Эмильевича как незаурядного режиссера пригласили к сотрудничеству с императорскими театрами в столице - Александринским (драматическим) и Мариинским (оперным). Между тем в Киеве образованная публика, наблюдая за процессами модернизации театра и литературы, жаждала разобраться в них. Как ответ на эти запросы в марте 1914 года был организован публичный диспут «О современном театре».
Из газеты «Киевлянин», 1914 г.
В качестве «гвоздя программы» пригласили двух авторитетных гостей из столицы. Одним из них был «режиссер императорских театров» Всеволод Мейерхольд - новатор-практик. Вторым гостем оказался Евгений Аничков, профессор Петербургского психоневрологического института, знаток литературы, фольклора и мифологии, известный своим вольномыслием.
Профессор Евгений Аничков
Приезжие знаменитости остановились в фешенебельной гостинице «Континенталь» на Николаевской улице (теперь ул. Архитектора Городецкого). Это было тем удобнее, что диспут проходил 14 марта в помещении цирка, расположенного тогда рядом с гостиницей (после войны на этом месте появился кинотеатр «Украина»).
Гостиница «Континенталь» (справа). С открытки начала ХХ в.
Использование цирка для творческих вечеров или концертов было в Киеве в порядке вещей: вместимость циркового зала, свыше двух тысяч мест, намного превышала все прочие аудитории города.
Цирк. С открытки начала ХХ в.
Организаторы разослали приглашения всем мало-мальски известным театральным журналистам. Кроме того, были привлечены молодые энтузиасты, поклонники современного искусства. В их число вошел Александр Дейч, 20-летний студент университета, к тому времени уже имевший несколько лет журналистского стажа, - впоследствии видный историк литературы и театра. Ему составил компанию Николай Фореггер, также студент, будущий режиссер и теоретик пластического театра. Надо сказать, что в целом зал оказался полупустым: собрались лишь несколько сотен завзятых театралов и молодых актеров.
Александр Дейч
Воспоминания Александра Дейча «На заре туманной юности» содержат немало подробностей той встречи с Мейерхольдом. Автор упомянул о выступлении профессора Аничкова на тему «Два искания в современном русском репертуаре»: «Говорил он умело, любуясь собственным словоизвержением и яростно уничтожая «быт» на сцене и в жизни. Аудитория наградила Аничкова дружными хлопками». Потом Мейерхольд прочитал по журнальному тексту свой доклад «Балаган». Он увлеченно проповедовал театральность, подчиненную особым законам искусства, резко отвергал натурализм на сцене.
«Но, надо сказать правду, - отмечал Дейч, - аудитория не оказалась восприимчивой к проповеди Всеволода Эмильевича. Маститые критики, сидевшие за столом, сохраняли каменное равнодушие, и только мы, молодежь, смутно чувствовали за потоком красивых слов и парадоксальных утверждений настоящую тоску по обновлению театра, раскрепощенного от уз бытовщины и натурализма. Диспут, собственно говоря, не состоялся. Никто ни о чем не спорил, и защитники старого театра не выступали. После перерыва цирк почти опустел. Выступал Н. М. Фореггер, выступал и я. Мы поддерживали Мейерхольда в его призывах отказаться от протокольного копирования жизни на сцене и ратовали за новый театр, где будет господствовать актер движения, ритма, свободного слова».
Поздним вечером небольшая группа молодежи сопровождала Всеволода Мейерхольда на прогулке по безлюдным киевским улицам. На Крещатике компания зашла в заведение под названием «Бар» - благоустроенную пивную, открытую местным пивзаводом акционерного общества (она находилась в тогдашнем № 27; здание не сохранилось). Мейерхольд заметил, что обстановка в «Баре» напоминает ему «Незнакомку» Блока. Он имел в виду лирическую драму, лишь отдаленно связанную с одноименным знаменитым стихотворением, и заговорил о возможности ее поставить (что, кстати, и сделал в Питере в том же году).
Бывшее здание по Крещатику, 27 (слева). С открытки начала 1930-х гг.
Назавтра Всеволод Эмильевич уехал из Киева. Следующий его приезд состоялся уже совсем в другую историческую эпоху.
После установления советской власти в творческих кругах возникло мощное движение за «театральный Октябрь». В нем, конечно, многое перемешалось - с одной стороны, стремление новаторов преодолеть рутину; с другой стороны, конъюнктурная демагогия приспособленцев. Но под лозунгом «театрального Октября» Всеволоду Мейерхольду после долгих усилий и непростой борьбы удалось возглавить в Москве собственный театральный коллектив, с которым он мог реализовывать на сцене новые яркие идеи.
Всеволод Мейерхольд
В мае - июле 1923 года театр «народного артиста Республики» Мейерхольда выехал полным составом на свои первые гастроли. Основная часть поездки пришлась на города УССР - Харьков, Киев и Екатеринослав (Днепр).
Киевские спектакли стартовали 12 июня. Сцена была Мейерхольду уже знакома - бывший театр «Соловцов», который к тому времени назывался «театром имени Ленина». Отказавшись от традиционных декораций, театр Мейерхольда заполнил сценическую коробку специально придуманными для каждого спектакля конструкциями.
Театр им. Ленина. С открытки 1920-х гг.
Местный рецензент Хаим Токарь в день начала гастролей писал в газете «Пролетарская правда»: «После нудных и скучных сезонов сцену, откуда раздавались томные вздохи мещанских душонок, займет новый артист, артист-производственник, сотрудник трудовой художественной артели. Предстанет перед зрителем работа В.М.(?! - М.К.) Мейерхольда - режиссера-бунтаря, вечно ищущего, никогда не останавливающегося на полпути в своей творческой работе. Можно не соглашаться с отдельными работами Мейерхольда, можно порой их жестоко критиковать, но нельзя не признать за Мейерхольдом огромного творческого дарования, а главное - борца с театральной рутиной».
Предполагалось поначалу дать шесть представлений: по два спектакля «Великодушный рогоносец», «Земля дыбом» и «Смерть Тарелкина». Начали с «Великодушного рогоносца».
Этот фарс бельгийского драматурга Фернана Кроммелинка был подан как эффектная пародия на «уходящий театр», сатирический вызов мещанству. Главные роли сельского поэта Брюно и его жены Стеллы с блеском сыграли Игорь Ильинский и Мария Бабанова. Тот же Хаим Токарь отмечал: «В обычной постановке пьеса надоела бы с первого акта. Здесь не дают скучать. Подвешенные площадки, вертящиеся двери, мельница, колеса, приходящие в движение от переживаний действующих лиц, «голубиное воркование» влюбленной пары - символизирующее мещанскую идиллию семейной жизни, жест, ритм, соответствующий слову, игра тела - все это не оставляло зрителя равнодушным. Характерно, что пьесу слушали при абсолютной тишине, чего не бывает на наших спектаклях».
Из газеты «Пролетарская правда», 1923 г.
На следующий день состоялось представление «Земля дыбом» по мотивам пьесы француза Марселя Мартинэ «Ночь». Здесь показывали в динамичных массовых сценах революцию как итог войны - «империалистической бойни». Была в спектакле и роль «государя императора», сбежавшего к «буржуям». В одной из сцен под конструкцией, напоминавшей основание Эйфелевой башни, «государь император» выходил в регалиях и с пышной свитой, но у него вдруг схватывал живот. Ему торжественно подставляли ведро с двуглавым орлом, и он под звуки «Боже, царя храни» поворачивался спиной, задирал рубаху и садился на ведро. Свита брала под козырек. Сейчас бы сказали: «Подумаешь, невидаль», но тогда этот эпизод была скандально-знаменитым. По свидетельству Михаила Жарова, «это была кульминационная сцена всего спектакля, из-за которой публика валом валила на него». Многие из киевской публики испытали шок, и один из газетных откликов на «Землю дыбом» назывался «Партер дыбом».
Третья постановка - «Смерть Тарелкина» - опиралась на пьесу из классической трилогии Александра Сухово-Кобылина, но с формальной стороны стала «образцово-показательным» примером творческих методов Мейерхольда. Здесь вовсю были использованы конструктивистские приспособления, демонстрировались навыки пресловутой «биомеханики», однако актеры получили возможность ярко импровизировать в духе народного балагана.
После шести запланированных спектаклей в Театре имени Ленина киевские гастроли были продолжены в новых условиях.
Из газеты «Пролетарская правда», 1923 г.
В театральном здании билеты были недешевы, и значительную часть публики составили нэпманы - скоробогачи, выросшие на частном предпринимательстве периода нэпа. Особая пикантность состояла в том, что именно нэпманы были одной из мишеней сатирических стрел Театра Мейерхольда. Впрочем, они помогли театру пополнить кассу, ради чего, собственно, и устраивались гастроли. Однако Мейерхольд и его труппа хотели видеть в зале «своего», более демократического зрителя.
И вот Киевская государственная филармония, незадолго до того созданная, на несколько дней предоставила приезжему театру летнюю эстраду в Пролетарском саду (теперь Крещатый парк; сооружение не сохранилось). Эта эстрада была популярной концертной площадкой, с нее выступали многие знаменитости.
Эстрада в Пролетарском саду. С открытки 1920-х гг.
Здесь были повторены все три пьесы. Значительную часть билетов филармония распределила по предприятиям и воинским частям. Это была удачная идея. Мейерхольда увлекала идея театральных зрелищ на площадях, так что он легко приспособил постановки к необычным условиям. В газетной хронике 22 июня отметили: «Третьего дня шла пьеса «Земля дыбом». Несмотря на то, что все время моросил дождь, спектакль не был отменен. Публика, собравшаяся на спектакль в громадном количестве, не хотела расходиться. Благодаря тому, что играли на открытом воздухе, спектакль прошел с еще большим художественным и материальным успехом, чем прошлые спектакли в Театре им. Ленина». В качестве «бонуса» ассистент Мастера Валерий Инкижинов с группой артистов демонстрировал перед зрителями биомеханические упражнения. Мейерхольдовцы оставались в Киеве до 26 июня, а затем на пароходе отбыли в Екатеринослав.
Нашумевшие гастроли произвели на многих киевлян глубокое впечатление. Вместе с тем, в газетных откликах отмечалось, что идеи «театрального Октября» уже были привиты на киевской почве. Здесь выступал созданный в 1922 году коллектив «Мистецького об’єднання Березіль» под руководством Леся Курбаса.
Лесь Курбас
Спектакли труппы «Березіль» проходили как раз на сцене Театра имени Ленина. Однако тогда, в июне 1923 года, два коллектива как бы поменялись местами: пока театр Мейерхольда переезжал из Харькова в Киев, театр Курбаса направился из Киева в Харьков на гастроли. Его спектакль по пьесе немецкого автора Георга Кайзера «Газ» получил там восторженные отзывы.
Постановка дела у Всеволода Мейерхольда и у Леся Курбаса во многом была сходной. Оба коллектива организовали свои школы-студии, изучали теорию театрального дела, выпускали журналы. Очевидно, что и Курбас, и Мейерхольд охотно воспринимали новые веяния, проникавшие с разных сторон. Очевидно и то, что задачи Курбаса в Киеве были более сложными, поскольку он практически в одиночку тащил творческий груз, который в Москве пришелся на несколько передовых театров.
В киевской газете «Більшовик» от 23 июня 1923 года вышла статья под названием «Лесь Курбас і Всеволод Мейєрхольд». Под ней стояла подпись «Панфутурист-екструктор», скрывшая имя Мыколы Бажана. Проведя ряд сопоставлений, автор следующим образом подвел итоги: ««Газ», «Жовтень» і «Рур» доводять, що Курбас творить театр для пролетаріату. «Земля дыбом», «Рогоносец» і «Тарелкин» - це для буржуазії й «революційного» інтелігента. Не даремно говорить Київ, що Курбас провалив Мейєрхольда. Чемпіон Київа (Курбас) положив на обидві лопатки чемпіона Москви (Мейєрхольда)».
Мыкола Бажан
Между прочим, двумя днями раньше в «Пролетарской правде» напечатали стихотворение «Мейерхольду» - по сути, хвалебную оду, оформленную «под Маяковского». Автор, подписавшийся «раб[очий] М. Любко», восклицал: «Мейерхольд - ты новой эпохи герольд!.. Ты меня погрузил в океан ощущений. Ты меня напоил вином твоих вдохновнений» и т, п.
Понятно, что были и есть любители меряться длинами частей тела. Но сами мастера, насколько известно, ощущали себя не конкурентами, а единомышленниками, каждый на своем месте. И зловещую точку в их судьбах поставила одна рука…
Прошло три года, и Театр Мейерхольда (еще в 1923-м официально переименованный в «Театр имени Вс. Мейерхольда») снова приехал в Киев.
Из газеты «Киевский пролетарий», 1926 г.
На этот раз гастроли длились около месяца. Местом выступлений, как мы уже знаем, стала сцена Оперного театра имени Либкнехта. В ту пору, соответственно предписаниям «сверху», велась подготовка к открытию украинской Оперы, состоявшемуся 1 октября 1926 года.
Оперный театр имени Либкнехта. Фото 1920-х гг.
Как раз в 1926-м в очередной раз Киев посетил Осип Мандельштам. В тот приезд он опубликовал под названием «Киев» два известных очерка в ленинградской вечерней «Красной газете». В первом из них конкретно говорится: «Киевляне гордятся: все к ним приехали! В городе сразу: настоящий джазбанд, Еврейский Камерный из Москвы, Мейерхольд и Дуров, не говоря уже о других».
Осип Мандельштам
Любопытно, однако, что именно ко времени публикации очерков «Киев» Мейерхольд в Киев еще не приехал. За первые две недели гастролей, начиная с 25 мая, давались только две пьесы - «Мандат» Николая Эрдмана и «Рычи, Китай!» по агитационному произведению Сергея Третьякова. Последнюю из этих постановок готовил даже не Мейерхольд, а режиссер Василий Федоров. Так что Всеволод Эмильевич по каким-то причинам задержался и прибыл в Киев только 9 июня. В тот же вечер он выступил со вступительным словом перед спектаклем по классической пьесе Александра Островского «Лес». Этой постановкой Театр имени Мейерхольда откликнулся на брошенный наркомом Анатолием Луначарским лозунг «Назад к Островскому», показав, что самый привычный драматургический материал может быть подан в свежей, невиданной манере. Однако полемика вокруг мейерхольдовского «Леса» разгорелась нешуточная, так что Мастер посчитал за благо специально готовить зрителей к неожиданностям восприятия.
13 июня, опять-таки со вступительным словом Мейерхольда, впервые прошел на киевской сцене спектакль «Бубус» (его повторили 19 июня). Непритязательная, в общем-то, сатирическая комедия, обличавшая продажность «мелкобуржуазной интеллигенции» в мире капитала, была обставлена целым комплексом режиссерских придумок. Сценическую площадку окружала бамбуковая завеса, подвешенная на медных кольцах. Действующие лица появлялись и исчезали сквозь бамбуковые нити, издававшие характерное постукивание. На специальной площадке сверху восседал за роялем пианист, непрерывно исполнявший произведения Листа и Шопена. Все актеры должны были по ходу спектакля использовать прием, характерный для китайского и японского театра: перед каждым спичем разыгрывать краткую мимическую сцену, выражавшую его истинное отношение к данному действию… Все это было необычно и сложно. Может быть, недалеки от истины были некоторые критики, отметившие, что мимические паузы неоправданно тормозили действие, а сатирический посыл представления напоминал пальбу из пушек по воробьям…
Сцена из спектакля «Бубус» в Театре им. Мейерхольда
На следующий вечер, 14 июня, в том же зале Оперного театра состоялся диспут на темы «Театральный Октябрь» и «Театры Парижа». Основным докладчиком был сам Мейерхольд. Он провел далекий исторический экскурс в борьбу старого и нового театра, добравшись до Пушкина и Гоголя. В современном отечественном театре, по словам докладчика, «галерка победила партер». Между тем в Париже, где он не так давно побывал, «актер играет роль манекена, на которого надевают одежду», а творческие поиски нерешительны.
Из газеты «Пролетарська правда», 1926 г.
В дискуссии выступили несколько киевских критиков. Один из них, Самуил Щупак, заявил, что театр должен выражать стремления масс и что теперь массы отвергают футуризм и требуют новых форм пролетарского реализма. Докладчик возражал ему, но, как написали в отзыве «Пролетарської правди» на диспут, «суттю на поставлені питання тов. Мейєрхольд не відповів».
Ближе к концу гастролей в программу было внесено дополнение. К четырем показанным спектаклям добавился пятый. Театр выписал из Москвы конструкции, бутафорию и костюмы для пьесы «Д. Е.», которую в жанре «международного обозрения» сочинил Михаил Подгаецкий по мотивам романов Ильи Эренбурга «Трест Д. Е.» и Бернгарда Келлермана «Туннель». Этой постановкой киевские гастроли были завершены 21 июня. Тем же летом мейерхольдовцы выступали в Виннице и Одессе.
Из газеты «Киевский пролетарий», 1926 г.
В гастролях 1923 и 1926 годов приняло участие целое созвездие артистов. В ту пору в театре Мейерхольда служили такие мастера, как Мария Бабанова, Зинаида Райх, Елена Тяпкина, Эраст Гарин, Михаил Жаров, Борис Захава, Игорь Ильинский, Юрий Лавров, Николай Охлопков, Петр Репнин и ряд других. Об одном из них скажу особо. 15 июня было сообщено, что «в завтрашнем спектакле «Лес» в роли Счастливцева впервые выступит вошедший в состав труппы Т. им. Мейерхольда знакомый Киеву арт. Владиславский».
Владимир Владиславский
Действительно, Владимир Владиславский (Ельник) был уроженцем Киева, в 1910-е годы служил здесь несколько сезонов в различных труппах. Этот актер потом стал звездой Малого театра, народным артистом СССР. Все знают его по роли жуликоватого директора базы - заказчика «операции Ы» в одноименном фильме. Он также великолепно сыграл Модестова в «Анне на шее». А тогда, в 1926-м, ему удалось заменить в «Лесе» популярнейшего Игоря Ильинского.
Есть сведения и о более поздних киевских гастролях ГосТиМа - так сокращенно называли Государственный (с 1926 года) Театр имени Мейерхольда. На сайте «История России в фотографиях» приведены снимки актеров театра, сделанные в Киеве и помеченные 1930 годом.
На одном из них мы видим уже знакомую эстраду Пролетарского сада, приспособленную под театральную постановку. Судя по символической надписи «Усадьба Пеньки помещицы Гурмыжской», это конструкции «Леса» по Островскому (забавно видеть за театральным текстом декоративный портрет Карла Маркса из оформления эстрады). Но в 1923 году «Лес» у Мейерхольда еще не был поставлен, а в 1926-м в Киеве этот спектакль шел только в Оперном театре. Следовательно, на фото фигурируют другие гастроли, быть может, и 1930 года (дату нужно будет еще уточнить).
Фото с сайта russianphoto.ru
Еще один снимок того же времени показывает, что мейерхольдовцы интересовались киевскими достопримечательностями. Группа актеров сфотографирована возле алтарной апсиды Софийского собора.
Фото с сайта russianphoto.ru
…1920-е годы были периодом триумфа Театра Мейерхольда, но следующее десятилетие оказалось для Мастера роковым. Новаторский театр раздражал Сталина, и в 1938 году его окончательно закрыли.
У меня нет данных о гастролях в Киеве Театра имени Мейерхольда после 1930 года. Но сам Всеволод Эмильевич сюда еще приезжал. Об этом свидетельствует в своих воспоминаниях Юрий Лавров, в прошлом - артист ТиМ, а позже один из ведущих актеров Театра имени Леси Украинки в Киеве.
Юрий Лавров
Он рассказывал: «Самого Мастера я видел последний раз в Киеве в 1939 году в ресторане «Континенталь», куда пришел ужинать после спектакля. Мейерхольд сидел за столиком в полупустом зале, в черном костюме, красивый, седой, почти неподвижный. Я подошел, мы что-то сказали друг другу. Потом он спросил, как мне работается в Киеве, а я о том, что привело его в Киев. Он ответил, что приехал по делам в Оперный театр. Больше всего от этой встречи мне запомнились его глаза. Раньше они светились улыбкой, загорались гневом, в них мелькали лукавые искорки. Теперь они казались стеклянными. Может быть, Мейерхольд не хотел видеть ничего вокруг…».
Гостиница и ресторан «Континенталь». С открытки 1930-х гг.
Вскоре Мейерхольда арестовали, чтобы уже не выпустить на свободу.
К знаменитым портретам Всеволода Мейерхольда, которые в свое время писали Александр Головин, Борис Григорьев, Петр Кончаловский, через много лет добавилась трагическая в своей лаконичности картина театрального художника Петра Белова.
Петр Белов. «Мейерхольд»
Напоследок напомню еще об одном изображении Мейерхольда. Оно встретилось мне в «зале фарфора» Киевского музея русского искусства (теперь Киевская картинная галерея»). Это объемный шарж на Мастера по рисунку Кукрыниксов, изготовленный Ленинградским фарфоровым заводом. Помню, что долгое время в подборке фарфоровых шаржей на музейной витрине присутствовали Станиславский, Москвин, Сергей Прокофьев, а где-то в годы перестройки к ним присоединился и Мейерхольд.
Прошу извинить, что пятибуквенное слово на старом фотоснимке исторгло из меня такое большое количество букв. Но киевские «привязки» Всеволода Мейерхольда показались мне заслуживающими хотя бы сжатого рассказа.