Собственно, Унаги Копченый Угорь уже находился здесь. Это можно было уверенно определить по той целеустремленности, с какой выворачивались из асфальта поддеваемые невидимыми силами бордюрные камни тротуара. Для составления твердого тела Унаги с избытком хватило двух с половиной десятков камней. Некоторое время Копченый Угорь экспериментировал с продолговатыми серыми призмами, словно с кубиками из детского конструктора, соединял их в разных комбинациях и в итоге изобразил нечто вроде спичечного человечка - палка, палка, коробочек. Впрочем, такое ощущение было обманчивым и возникало только при достаточно большом удалении от объекта наблюдения: вблизи становилось ясно, что каждая спичка, изображающая голень или предплечье голема, на самом деле - пара сложенных вместе бордюрных камней, обладающая солидной массой и способная при желании хозяина нанести неосторожному удар сокрушительной силы.
Завершив метаморфирование, Унаги шагнул к коллеге и молодцевато отдал честь.
- Господин Краб, если не ошибаюсь? - осведомился он глухим металлическим голосом.
- Можно просто Кани, - отозвался Мягкий Краб. У него выходило утробное басовитое рычание, словно говорил погребенный внутри его земляного тела полуразложившийся покойник. - Без чинов. Сегодня у нас не войсковая операция.
- Унаги. Унаги Копченый Угорь, если угодно. Сделайте милость, сударь, просветите, куда нас занесло на сей раз?
- Аборигены называют это место Москвою. Хотя название явно автохтонное и возникло много раньше, нежели нынешняя титульная нация истребила автохтонов, так что возможны ошибки в произношении.
- Ах, как славно! - Унаги Копченый Угорь со скрежетом потер каменными ладонями, демонстрируя неподдельное радостное оживление. - Это мы удачно попали, смею вас уверить. Красные, между прочим, до сих пор не извинились и не покаялись ни за Крым, ни за разрушенные церкви, ни за позорное убийство царской семьи. А территории, нагло отторгнутые у Польши, Румынии и Японии? А полувековая оккупация Прибалтики? А, наконец, собственный могучий и широкий душою народ, низведенный до уровня полуголодного, забитого, подлого раба?.. Я полагаю, за всякого раздавленного сегодня красного червя каждому из нас спишется до семи - да нет, о чем я, до семидесяти семи смертных грехов!
- Полноте, коллега, - произнес Кани. - Не увлекайтесь так. У власти в России нынче ваши единомышленники.
- Нонсенс, милостивый государь! У власти сейчас бывшие красные директора, кагэбэшники и комсомольские вожаки. Вы в курсе, какие знамена эта краснопузая сволочь несла на параде в честь шестидесятого юбилея победы во второй мировой войне? Сплошь багряные, с серпом и молотом! Это дерьмо, украшенное взбитыми сливками, они могут предлагать лидерам мировых держав и собственному населению, одураченному продажными СМИ, а не нам с вами.
- Ну, это ведь те знамена, под которыми русское оружие одерживало беспримерные победы на полях сражений, не так ли?
- А где тогда знамена, под которыми казаки входили в Париж? Где суворовские знамена и нахимовские штандарты? Где военно-морской андреевский флаг императора Петра?. Где, чорт побери…
Он именно так, на старомодный манер, и сказал - «чорт побери», а вовсе не «черт», как могло бы показаться умозрительному наблюдателю, если бы он не был идеальным.
Беседа неожиданно оказалась прервана появлением третьего персонажа по имени Ика Сырой Кальмар. Он уверенно вышагнул из боковой стены стоматологической клиники «Президент», словно бульдозер, успешно решивший задачу по преодолению намеченного препятствия. Клубы кирпичной пыли окутывали его пурпурным императорским плащом, вслед ему несся грохот ломающейся кирпичной кладки, звон разбитого стекла и надсадный свист рассеченных коммуникаций. Следует отдать Сырому Кальмару должное, он появился крайне, крайне эффектно. Унаги даже позабыл, что хотел сказать.
- Всем сбросить скорость! Трамваю принять вправо! - рявкнул Ика во всю пасть. Если бы идеальный наблюдатель в этот момент находился где-нибудь на соседней улице, он непременно присягнул бы, что во дворе дома 161 заработал мощный компрессор. - Приготовить документы для проверки! Налоговая инспекция!
- Рад тебя видеть, чучинько, - заулыбался Кани, широко раскрывая объятия.
Некоторое время они с Икой крепко обнимались, похлопывая друг друга по спинам от избытка чувств, при этом во все стороны летели клочья дерна и кирпичная крошка. Когда Мягкий Краб выпустил Сырого Кальмара на свободу, тот вежливо раскланялся с Унаги: они едва были знакомы и не могли пока позволить себе подобных фамильярностей.
- Однако чем же так провинились местные туземцы, что удостоились нашего визита? - поинтересовался Ика, покончив с приветствиями. - Поговаривают, копрофагия и демонолатрия процветают здесь? Потянет ли это на несколько тысяч лет в четвертом круге ада по совокупности деяний?
- Чего только не процветает здесь, в этой великой Багряной Блуднице, - сокрушенно покачал бесформенной головой Кани. - Копрофагия, демонолатрия, инцест, адюльтер, содомия, ксенофобия, метросексуализм. Отмечались даже отдельные случаи $сидеродромофобии$. Оперативным работникам твоего уровня всегда есть чем заняться.
- Ну, добро! - обрадовался Сырой Кальмар. - В последний-то раз я, смешно сказать, не проломил ни одной башки!.. - Его слегка качнуло, и он поспешно отступил с поползшего из-под ног участка тротуара.
Шиитаке Императорский Гриб составил себе твердое тело из асфальта. Для этого он стянул в огромную воронку весь тротуар в радиусе семи метров от уже воплотившихся големов. Пластичный и вместе с тем прочный материал позволил ему точнее, нежели коллегам, передать очертания человеческой фигуры, однако эти же свойства асфальта привели к тому, что Императорскому Грибу не хватило сил раскрыть глаза: они никак не хотели разлепляться.
- Подымите мне веки, засранцы! - захохотал Шиитаке. Голос у него был масляный и шелестящий, словно вытекающий из разбитой цистерны горячий гудрон. - Категорически не вижу!
Ика вытянул острый указательный палец из колотого кирпича и снайперскими тычками пробил в неподвижных глазницах товарища две неровные дыры.
- Слепа я с детства, пустяки; глаза мне сделаешь отверткой, - нравоучительно процитировал он из «Энума элиш».
Чудесным образом прозревший Шиитаке неспешно перездоровался с коллегами, оставляя на их лапах и плечах тягучие следы разогретого асфальта, и начал с интересом озираться по сторонам, разглядывая многоэтажные здания, обступившие двор дома 161 по Люблинской улице.
- Однако и архитектура же, - уважительно произнес он. - Тысяча морских чертей! Пожалуй, даже римские $инсулы$ пониже будут. Я имею в виду эпоху расцвета Первого Рима, конечно - через триста лет они уже все давно обрушились от ветхости. Слышишь, Ика? Это больше напоминает неприступные скалы Финикии - помнишь, когда мы с тобой топили галеры феаков в проливе?..
- Ну, $зиккурат Энлиля-то$ повыше был, - заметил Унаги Копченый Угорь.
- Эка сравнил! - возмутился Шиитаке. - То ж Вавилонская башня, а то жилища простых смертных!..
- И за это, кстати, они тоже будут примерно наказаны, - заявил Кани Мягкий Краб. - Когда они построили гигантскую башню для своего божества движущихся картинок по имени Останкин, никто им ни слова не сказал. Сакральные объекты налогом не облагаются. Но после того, как появился величайший артефакт человеческой гордыни - жилой комплекс «Алые паруса», - терпение небес иссякло. Хотя события 11 сентября 2001 года, казалось бы, должны были навести смертных на определенные размышления.
- Имеющий уши да увидит, - фыркнул Ика.
- Имеющий зубы да укусит, - проговорил Унаги, надменно озирая обреченные многоэтажки.