КРОВАВАЯ МЭРИ
Коктейль "Кровавая мэри" мы делали так:
100 г томатного сока в стакан,
немного соли и черного перца,
потом аккуратно, по лезвию ножа, 50г водки, так, чтобы водка не смешалась с соком и оставалась сверху.
А потом выпиваешь водку в два больших глотка и блаженно смакуешь густую пряную жидкость, медленно стекающую в гортань.
Научил меня этому ПэПэ. Я тогда только приехал в Якутск. Чужой мне город, ни одного приятеля, морозы за минус 50, отсутствие солнца, и фирменный якутский смог - густой как молоко туман, круглые сутки изо дня в день.
Пал Палыч, или как его звали друзья ПэПэ, работал со мной в одной конторе. Однажды, когда я собирался домой, он спросил меня: Тебе не надоело одному сидеть в своей общаге?
- Нормально, - неопределенно ответил я.
- Да ладно, - засмеялся он, - пойдем ко мне, посидим, я тебя с женой познакомлю.
ПэПэ мне нравился. Большой, толстый, улыбчивый якут, слегка постарше меня. Меньшая часть жеского коллектива нашей конторы обожала ПэПэ и таяла, когда он подходил с каким-нибудь вопросом. Большая часть почему-то ненавидела его.
- Ходит, крутит своей жопой как педик, - презрительно говорили они. Потом я понял, что ненавидели его те, с кем ПэПэ крутил один из своих частых, коротких и ни к чему его не обязывающих романов. А также те, которым бы хотелось, но ПэПэ остался равнодушен к их чарам.
Жена ПэПэ оказалась красавицей. Бывают такие якутки с частицей русской крови: почти европейские черты лица, густые черные волосы, шелковая смуглая кожа и длинные стройные ноги. Я только посмотрел на нее и сердце забилось. А может быть дело было не только в ее экзотической красоте, кошачьих движениях и мягкой улыбке. Я был одинок в этом городе и у меня уже давно никого не было.
Потом мы пили Кровавую мзри и закусывали строганиной. В печке ровно гудел огонь, потрескивали поленья, а окна , расписанные морозом, были похожи на белые витражи. ПэПэ проворно перебирал толстыми пальцами гитарные струны и пел хрипловатым баритоном: " Учили меня отец мой и мать, любить так любить, стрелять так стрелять..." Ей богу, он пел песни Розенбаума гораздо лучше самого Розенбаума. И я понимал, почему наши девушки и дамы постарше так таяли, глядя на ПэПэ.
Но я смотрел не на ПэПэ. Весь вечер я бросал воровские взгляды на "Цветок на снегу". Так в переводе на русский звучало ее имя. Она как будто ничего не замечала,и лишь однажды я поймал ее встречный взгляд, и мне показалось, что я увидел в ее влажных глазах полыхнувший огонь. А может быть это был всего лишь отблеск горевших поленьев...
Кровая мэри - коварный коктейль. Его легко пить и поэтому трудно заметить черту, за которой стоит остановиться. ПэПэ уснул на полуслове, с гитарой в руках, откинувшись на спинку дивана. Она осторожно вынула из рук мужа гитару, уложила его на диван и укрыла пледом.
- Сейчас я постелю тебе, - сказала она. Я посидел минут пять и не дождавшись, когда меня позовут, прошел в комнату. Она сидела на кровати и смотрела мне прямо в глаза.
- Паша не проснется теперь до самого утра, - сказала она.
Ворота в рай были открыты. Но я медлил. Я пытался найти в ее глазах хоть каплю порочности, хоть легкий намек на разврат. Это помогло бы мне сделать первый шаг. Но я видел на дне ее глаз только глубокую грусть. Трогательную грусть обманутой девочки, уставшей от бесконечных измен мужа, и самой решившейся на обман, чтобы хоть на час, но быть по-настоящему любимой и желанной.
Прости меня, Цветок на снегу, я испугался. Я только-только выполз с окровавленной душой из неудавшегося брака. И я был слишком слаб, чтобы вступать в новое сражение. А просто слегка помародерствовать, с тобой бы не получилось. Я знал это, глядя в твои слегка раскосые глаза и слушая тревожный стук своего сердца.
- Я тоже , - сказал я, - я тоже засну сейчас и не проснусь до самого утра. Такая коварная штука - эта Кровавая мэри.
100 г томатного сока в стакан,
немного соли и черного перца,
потом аккуратно, по лезвию ножа, 50г водки, так, чтобы водка не смешалась с соком и оставалась сверху.
А потом выпиваешь водку в два больших глотка и блаженно смакуешь густую пряную жидкость, медленно стекающую в гортань.
Научил меня этому ПэПэ. Я тогда только приехал в Якутск. Чужой мне город, ни одного приятеля, морозы за минус 50, отсутствие солнца, и фирменный якутский смог - густой как молоко туман, круглые сутки изо дня в день.
Пал Палыч, или как его звали друзья ПэПэ, работал со мной в одной конторе. Однажды, когда я собирался домой, он спросил меня: Тебе не надоело одному сидеть в своей общаге?
- Нормально, - неопределенно ответил я.
- Да ладно, - засмеялся он, - пойдем ко мне, посидим, я тебя с женой познакомлю.
ПэПэ мне нравился. Большой, толстый, улыбчивый якут, слегка постарше меня. Меньшая часть жеского коллектива нашей конторы обожала ПэПэ и таяла, когда он подходил с каким-нибудь вопросом. Большая часть почему-то ненавидела его.
- Ходит, крутит своей жопой как педик, - презрительно говорили они. Потом я понял, что ненавидели его те, с кем ПэПэ крутил один из своих частых, коротких и ни к чему его не обязывающих романов. А также те, которым бы хотелось, но ПэПэ остался равнодушен к их чарам.
Жена ПэПэ оказалась красавицей. Бывают такие якутки с частицей русской крови: почти европейские черты лица, густые черные волосы, шелковая смуглая кожа и длинные стройные ноги. Я только посмотрел на нее и сердце забилось. А может быть дело было не только в ее экзотической красоте, кошачьих движениях и мягкой улыбке. Я был одинок в этом городе и у меня уже давно никого не было.
Потом мы пили Кровавую мзри и закусывали строганиной. В печке ровно гудел огонь, потрескивали поленья, а окна , расписанные морозом, были похожи на белые витражи. ПэПэ проворно перебирал толстыми пальцами гитарные струны и пел хрипловатым баритоном: " Учили меня отец мой и мать, любить так любить, стрелять так стрелять..." Ей богу, он пел песни Розенбаума гораздо лучше самого Розенбаума. И я понимал, почему наши девушки и дамы постарше так таяли, глядя на ПэПэ.
Но я смотрел не на ПэПэ. Весь вечер я бросал воровские взгляды на "Цветок на снегу". Так в переводе на русский звучало ее имя. Она как будто ничего не замечала,и лишь однажды я поймал ее встречный взгляд, и мне показалось, что я увидел в ее влажных глазах полыхнувший огонь. А может быть это был всего лишь отблеск горевших поленьев...
Кровая мэри - коварный коктейль. Его легко пить и поэтому трудно заметить черту, за которой стоит остановиться. ПэПэ уснул на полуслове, с гитарой в руках, откинувшись на спинку дивана. Она осторожно вынула из рук мужа гитару, уложила его на диван и укрыла пледом.
- Сейчас я постелю тебе, - сказала она. Я посидел минут пять и не дождавшись, когда меня позовут, прошел в комнату. Она сидела на кровати и смотрела мне прямо в глаза.
- Паша не проснется теперь до самого утра, - сказала она.
Ворота в рай были открыты. Но я медлил. Я пытался найти в ее глазах хоть каплю порочности, хоть легкий намек на разврат. Это помогло бы мне сделать первый шаг. Но я видел на дне ее глаз только глубокую грусть. Трогательную грусть обманутой девочки, уставшей от бесконечных измен мужа, и самой решившейся на обман, чтобы хоть на час, но быть по-настоящему любимой и желанной.
Прости меня, Цветок на снегу, я испугался. Я только-только выполз с окровавленной душой из неудавшегося брака. И я был слишком слаб, чтобы вступать в новое сражение. А просто слегка помародерствовать, с тобой бы не получилось. Я знал это, глядя в твои слегка раскосые глаза и слушая тревожный стук своего сердца.
- Я тоже , - сказал я, - я тоже засну сейчас и не проснусь до самого утра. Такая коварная штука - эта Кровавая мэри.