Петербург. Кафе "Бродячая собака".
Как-то раз, будучи в Музее личных коллекций и рассматривая предметы быта известных людей, я вдруг подумала: ну и что, у меня тоже есть коллекция из памятной макулатуры: ж/д билеты, афишки, рекламки, буклеты, карты, открытки, магнитики, музейные билеты и так далее. И это совсем не коробка с барахлом, как может кому-то показаться, а копилка дорогих моему сердцу воспоминаний.
Вот, например, вчера перебирала свои сокровища, и на глаза попалась эмблема-памятка из "Подвала Бродячей собаки". Этот кусочек картона я никогда не выброшу, потому что он напоминает мне о той поездке в Петербург, когда я впервые побывала в арт-кафе "Подвал Бродячей собаки".
Эмблема кафе
До этого о "Собаке ..." я только читала в книгах воспоминаний об Ахматовой и её современниках. В тот приезд в Петербург я объединила два давнишних желания: обошла все достопримечательности, посвящённые Ахматовой и завершила "личное" знакомство с ней посещением "Бродячей собаки".
Это случилось в последнюю неделю декабря, Петербург вовсю сверкал от новогодней иллюминации, снега не было и в помине, погода стояла тёплая.
Помню, до Итальянской улицы я добралась на исходе дня и сил. Мне казалось логичным завершить посвящённый Ахматовой день встречей с кафе, в котором она часто бывала всего лишь сто лет назад. Кафе действительно оказалось подвалом. Вниз вели ступени, которые можно назвать священными уже потому, что по ним много раз спускалась и поднималась литераторы, артисты, художники, имена которых печатают в учебниках: Ахматова, Гумилёв, Сергей Судейкин, Кузмин, Саша Чёрный, Фокин, Юрьев, Бальмонт, Игорь Северянин, Мандельштам, Георгий Иванов, Сергей Маковский, Тамара Карсавина, Ольга Судейкина, Маяковский, Хлебников....
Подвал Бродячей собаки
[Spoiler (click to open)]
Что я помнила об этом историческом месте?
В 1911 году Гумилёв и Городецкий основали поэтическое объединение "Цех поэтов". Анна Андреевна была не только участником "Цеха", но и его секретарём. В её обязанности входила рассылка приглашений на заседания всем собратьям по Объединению. Собирались "цеховики" в "Бродячей собаке", которая в то время была единственным местом в Петербурге, "где литературная и артистическая молодежь, в виде общего правила не имевшая ни гроша за душой, чувствовала себя, как дома".
"Да, я любила их, те сборища ночные,
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий". /Ахматова/
Странное название кафе имеет историю. Антрепренер Художественного общества интимного театра Борис Пронин (будущий директор "Бродячей собаки") захотел создать артистическое кабаре и провести в нём новогоднюю ночь. Он и его помощники рыскали по Петербургу в поисках подходящего помещения, и однажды во время очередного поиска Алексей Толстой сказал: "А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут место для приюта?" Образ бродячей собаки показался всем удачным и закрепился в названии открытого кабаре. Оно открылось 31 декабря 1911 года.
Поэт Всеволод Князев сочинил к открытию "Собачий гимн" (одним из главных героев гимна был Сергей Судейкин, Кавалер Ордена Собаки)):
Во втором дворе подвал,
В нем - приют собачий.
Каждый, кто сюда попал -
Просто пес бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть!
Гав!
Живописно описан мир "Приюта Бродячей собаки" в "Петербургских зимах" Георгия Иванова. Прочитав книгу, я решила, что как только приеду в Питер, непременно пойду в это кафе. Что и сделала.
Я думала, что историческое кафе будет переполнено посетителями, но, увы, оно было пустынным. У окна за столиком тихо беседовала пара пожилых интеллигентов, за столиком в углу сидела девушка с раскрытым ноутбуком и время от времени пила что-то из белой чашки.
Столик, который я облюбовала.
Окошки под потолком создавали полумрак, а приглушённый свет светильников создавал в помещении уют. Нарядно смотрелись разноцветные скатёрки, полукруглая стойка была украшена яркой мозаикой. Я выбрала столик в середине зала и заказала "собачьи битки" - любимое блюдо посетителей "Бродячей собаки" эпохи 1912 года.
Ещё на тему собаки.
У четы Прониных была маленькая, лохматая и очень злобная собачонка. Её-то и изобразил Мстислав Добужинский при создании эмблемы арт-кабаре. Так что эта злобная моська стала "вечно молодой"!
Собаки в кафе были разных мастей.
Пока заказ готовился, я пыталась увидеть это помещение так, как его описывал Георгий Иванов: "<...> вас ошеломляли музыка, духота, пестрота стен, шум электрического вентилятора, гудевшего, как аэроплан. Сводчатые комнаты "Собаки", заволоченные табачным дымом, становились к утру чуть волшебными, чуть "из Гофмана". На эстраде кто-то читает стихи, его перебивает музыка или рояль. Кто-то ссорится, кто-то объясняется в любви …"
Я даже прищурила глаза, чтобы представить среди этой богемной обстановки Анну Андреевну - как она ходит, разговаривает, читает стихи, смеётся, ужинает ... Я читала в воспоминаниях, как она входила в кафе: плавно спустившись по ступеням, она вплывала в подвал "затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса", задерживалась у входа, чтобы вписать в "свиную" (гостевую) книгу что-нибудь из своих стихов и, улыбаясь улыбкой Джоконды, вливалась в богемную среду.
Фото Анны Ахматовой, снятое Н. Пуниным у ворот Фонтанного дома в 1925 году.
Про улыбку Джоконды я нигде не читала, я сама её выдумала, потому что на всех ранних фото Анны Андреевны мне чудится в уголках её тонких губ чуть сдерживаемую усмешку, как у Моны Лизы на картине да Винчи.
Думаю, что после подобных визитов в кафе Ахматову обязательно посещало вдохновение, и она по впечатлениям от шумных сборищ придумывала строчки новых стихов:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
"Цветы и птицы на стенах", отмеченные в стихотворении, это росписи стен, выполненные Сергеем Судейкиным (один зал) и Николаем Кульбиным (другой зал). Первая "Бродячая собака" просуществовала немного: с 1911 по 1915 год. Нынешнее кафе открыто в 2001-м. По всей видимости, его старались воссоздать таким же, как и в начале 20-го века, но я не увидела росписей славных художников ТЕХ годов, ни их имитации.
Разве что ... надпись якобы Ахматовой на стене в переходе из зала в зал:
Автограф Анны Ахматовой (верю, что он настоящий)
И "затянутую в шелка" Ахматову я тоже не смогла представить, в памяти всплывал её образ в жёлтой шали с портрета Альтмана. Зато я вспомнила силуэт Ахматовой на фотографии Николая Пунина. Эта фотография я видела в воздушном пространстве Белого зала в Фонтанном доме, Ахматова на ней кажется мне птицей из её "Белой стаи": стройная, земная/неземная, ещё любимая Пуниным ...
Мне было очень интересно посмотреть, каким окажется мой заказ. Ничего супер я не ожидала, так и получилось: принесли тарелку с двумя тефтелями, вокруг полужидкое картофельное пюре, всё полито подливкой серо-мучного цвета. В тефтелях хлеба было больше, чем мяса, но меня это не смутило: это кушанье по рецепту 1912-года, а тогда с продуктами была напряжёнка. Да и где взять разносолы для оравы голодных талантов, которых набивалось в подвал до ста человек! Думаю, Анна Андреевна охотно съедала это блюдо, ведь, во-первых, хотелось есть, во-вторых, другого не было, и в-третьих, оно было горячее и в-четвёртых, оно было дешёвое.
Меню с блюдами 1912 года.
Я ела хлебные тефтели с картошкой, держа спину прямо и ровно, мне казалось, что именно так вкушала пищу царственная Анна Андреевна. и подумалось, может, в один из таких вечеров, утолив на время свой вечный голод, Осип Мандельштам оглянулся на Ахматову и написал стихотворение:
Вполоборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.
Собака-лампа
Оформление стен в кафе выглядело оригинально, в стенах были вделаны ниши с подсветкой, в нишах стояло/лежало что-то фигурно-прикладное, между нишами висели картины, постеры и театральные анонсы, призывающие в кафе и отсылающие в прочие студии. По углам стояли фигуры разномастных бродячих собак, созданных из подручных средств. Даже лампа в угглу была собакой.
Собаки во всех нишах.
Вот таким было моё первое посещение знаменитого кафе. Кипит ли там жизнь - возможно, при мне не кипела. Пока я доедала "собачьи" тефтели, пожилая пара ушла, девушка в углу захлопнула компьютер и стала поправлять марафет, молодой человек за стойкой (он же официант) перетёр все стаканы и ушёл в подсобку.
И ... пустынная тишина!
Уходя, я оглянулась ... как это там у Георгия Иванова: "Маяковский обыгрывает кого-то в орлянку. Ольга Судейкина, похожая на куклу, с прелестной, какой-то кукольно-механической грацией танцует "полечку" - свой коронный номер. Сам "мэтр Судейкин", скрестив по-наполеоновски руки, с трубкой в зубах, мрачно стоит в углу. Может быть, он совершенно трезв, может быть - пьян - решить трудно <…> За "поэтическим" столом идет упражнение в писании шуточных стихов".
Ах, как бурлила жизнь в этом подвале чуть больше ста лет тому назад! Какие люди здесь обитали!
На улице недалеко от входа в подвал в непринуждённой позе застыл бронзовый Остап Бендер с одним из своих стульев (у ресторана "Золотой Остап), у его ног стояла миска, наполненная монетами. На стул я садиться не стала, а в миску мелочь бросила: примета такая, надо бросить монетку, чтоб вернуться. Значит, вернусь!
Молодцеватый Остап Бендер
Вот, например, вчера перебирала свои сокровища, и на глаза попалась эмблема-памятка из "Подвала Бродячей собаки". Этот кусочек картона я никогда не выброшу, потому что он напоминает мне о той поездке в Петербург, когда я впервые побывала в арт-кафе "Подвал Бродячей собаки".
Эмблема кафе
До этого о "Собаке ..." я только читала в книгах воспоминаний об Ахматовой и её современниках. В тот приезд в Петербург я объединила два давнишних желания: обошла все достопримечательности, посвящённые Ахматовой и завершила "личное" знакомство с ней посещением "Бродячей собаки".
Это случилось в последнюю неделю декабря, Петербург вовсю сверкал от новогодней иллюминации, снега не было и в помине, погода стояла тёплая.
Помню, до Итальянской улицы я добралась на исходе дня и сил. Мне казалось логичным завершить посвящённый Ахматовой день встречей с кафе, в котором она часто бывала всего лишь сто лет назад. Кафе действительно оказалось подвалом. Вниз вели ступени, которые можно назвать священными уже потому, что по ним много раз спускалась и поднималась литераторы, артисты, художники, имена которых печатают в учебниках: Ахматова, Гумилёв, Сергей Судейкин, Кузмин, Саша Чёрный, Фокин, Юрьев, Бальмонт, Игорь Северянин, Мандельштам, Георгий Иванов, Сергей Маковский, Тамара Карсавина, Ольга Судейкина, Маяковский, Хлебников....
Подвал Бродячей собаки
[Spoiler (click to open)]
Что я помнила об этом историческом месте?
В 1911 году Гумилёв и Городецкий основали поэтическое объединение "Цех поэтов". Анна Андреевна была не только участником "Цеха", но и его секретарём. В её обязанности входила рассылка приглашений на заседания всем собратьям по Объединению. Собирались "цеховики" в "Бродячей собаке", которая в то время была единственным местом в Петербурге, "где литературная и артистическая молодежь, в виде общего правила не имевшая ни гроша за душой, чувствовала себя, как дома".
"Да, я любила их, те сборища ночные,
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий". /Ахматова/
Странное название кафе имеет историю. Антрепренер Художественного общества интимного театра Борис Пронин (будущий директор "Бродячей собаки") захотел создать артистическое кабаре и провести в нём новогоднюю ночь. Он и его помощники рыскали по Петербургу в поисках подходящего помещения, и однажды во время очередного поиска Алексей Толстой сказал: "А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут место для приюта?" Образ бродячей собаки показался всем удачным и закрепился в названии открытого кабаре. Оно открылось 31 декабря 1911 года.
Поэт Всеволод Князев сочинил к открытию "Собачий гимн" (одним из главных героев гимна был Сергей Судейкин, Кавалер Ордена Собаки)):
Во втором дворе подвал,
В нем - приют собачий.
Каждый, кто сюда попал -
Просто пес бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть!
Гав!
Живописно описан мир "Приюта Бродячей собаки" в "Петербургских зимах" Георгия Иванова. Прочитав книгу, я решила, что как только приеду в Питер, непременно пойду в это кафе. Что и сделала.
Я думала, что историческое кафе будет переполнено посетителями, но, увы, оно было пустынным. У окна за столиком тихо беседовала пара пожилых интеллигентов, за столиком в углу сидела девушка с раскрытым ноутбуком и время от времени пила что-то из белой чашки.
Столик, который я облюбовала.
Окошки под потолком создавали полумрак, а приглушённый свет светильников создавал в помещении уют. Нарядно смотрелись разноцветные скатёрки, полукруглая стойка была украшена яркой мозаикой. Я выбрала столик в середине зала и заказала "собачьи битки" - любимое блюдо посетителей "Бродячей собаки" эпохи 1912 года.
Ещё на тему собаки.
У четы Прониных была маленькая, лохматая и очень злобная собачонка. Её-то и изобразил Мстислав Добужинский при создании эмблемы арт-кабаре. Так что эта злобная моська стала "вечно молодой"!
Собаки в кафе были разных мастей.
Пока заказ готовился, я пыталась увидеть это помещение так, как его описывал Георгий Иванов: "<...> вас ошеломляли музыка, духота, пестрота стен, шум электрического вентилятора, гудевшего, как аэроплан. Сводчатые комнаты "Собаки", заволоченные табачным дымом, становились к утру чуть волшебными, чуть "из Гофмана". На эстраде кто-то читает стихи, его перебивает музыка или рояль. Кто-то ссорится, кто-то объясняется в любви …"
Я даже прищурила глаза, чтобы представить среди этой богемной обстановки Анну Андреевну - как она ходит, разговаривает, читает стихи, смеётся, ужинает ... Я читала в воспоминаниях, как она входила в кафе: плавно спустившись по ступеням, она вплывала в подвал "затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса", задерживалась у входа, чтобы вписать в "свиную" (гостевую) книгу что-нибудь из своих стихов и, улыбаясь улыбкой Джоконды, вливалась в богемную среду.
Фото Анны Ахматовой, снятое Н. Пуниным у ворот Фонтанного дома в 1925 году.
Про улыбку Джоконды я нигде не читала, я сама её выдумала, потому что на всех ранних фото Анны Андреевны мне чудится в уголках её тонких губ чуть сдерживаемую усмешку, как у Моны Лизы на картине да Винчи.
Думаю, что после подобных визитов в кафе Ахматову обязательно посещало вдохновение, и она по впечатлениям от шумных сборищ придумывала строчки новых стихов:
Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.
"Цветы и птицы на стенах", отмеченные в стихотворении, это росписи стен, выполненные Сергеем Судейкиным (один зал) и Николаем Кульбиным (другой зал). Первая "Бродячая собака" просуществовала немного: с 1911 по 1915 год. Нынешнее кафе открыто в 2001-м. По всей видимости, его старались воссоздать таким же, как и в начале 20-го века, но я не увидела росписей славных художников ТЕХ годов, ни их имитации.
Разве что ... надпись якобы Ахматовой на стене в переходе из зала в зал:
Автограф Анны Ахматовой (верю, что он настоящий)
И "затянутую в шелка" Ахматову я тоже не смогла представить, в памяти всплывал её образ в жёлтой шали с портрета Альтмана. Зато я вспомнила силуэт Ахматовой на фотографии Николая Пунина. Эта фотография я видела в воздушном пространстве Белого зала в Фонтанном доме, Ахматова на ней кажется мне птицей из её "Белой стаи": стройная, земная/неземная, ещё любимая Пуниным ...
Мне было очень интересно посмотреть, каким окажется мой заказ. Ничего супер я не ожидала, так и получилось: принесли тарелку с двумя тефтелями, вокруг полужидкое картофельное пюре, всё полито подливкой серо-мучного цвета. В тефтелях хлеба было больше, чем мяса, но меня это не смутило: это кушанье по рецепту 1912-года, а тогда с продуктами была напряжёнка. Да и где взять разносолы для оравы голодных талантов, которых набивалось в подвал до ста человек! Думаю, Анна Андреевна охотно съедала это блюдо, ведь, во-первых, хотелось есть, во-вторых, другого не было, и в-третьих, оно было горячее и в-четвёртых, оно было дешёвое.
Меню с блюдами 1912 года.
Я ела хлебные тефтели с картошкой, держа спину прямо и ровно, мне казалось, что именно так вкушала пищу царственная Анна Андреевна. и подумалось, может, в один из таких вечеров, утолив на время свой вечный голод, Осип Мандельштам оглянулся на Ахматову и написал стихотворение:
Вполоборота, о печаль,
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.
Собака-лампа
Оформление стен в кафе выглядело оригинально, в стенах были вделаны ниши с подсветкой, в нишах стояло/лежало что-то фигурно-прикладное, между нишами висели картины, постеры и театральные анонсы, призывающие в кафе и отсылающие в прочие студии. По углам стояли фигуры разномастных бродячих собак, созданных из подручных средств. Даже лампа в угглу была собакой.
Собаки во всех нишах.
Вот таким было моё первое посещение знаменитого кафе. Кипит ли там жизнь - возможно, при мне не кипела. Пока я доедала "собачьи" тефтели, пожилая пара ушла, девушка в углу захлопнула компьютер и стала поправлять марафет, молодой человек за стойкой (он же официант) перетёр все стаканы и ушёл в подсобку.
И ... пустынная тишина!
Уходя, я оглянулась ... как это там у Георгия Иванова: "Маяковский обыгрывает кого-то в орлянку. Ольга Судейкина, похожая на куклу, с прелестной, какой-то кукольно-механической грацией танцует "полечку" - свой коронный номер. Сам "мэтр Судейкин", скрестив по-наполеоновски руки, с трубкой в зубах, мрачно стоит в углу. Может быть, он совершенно трезв, может быть - пьян - решить трудно <…> За "поэтическим" столом идет упражнение в писании шуточных стихов".
Ах, как бурлила жизнь в этом подвале чуть больше ста лет тому назад! Какие люди здесь обитали!
На улице недалеко от входа в подвал в непринуждённой позе застыл бронзовый Остап Бендер с одним из своих стульев (у ресторана "Золотой Остап), у его ног стояла миска, наполненная монетами. На стул я садиться не стала, а в миску мелочь бросила: примета такая, надо бросить монетку, чтоб вернуться. Значит, вернусь!
Молодцеватый Остап Бендер