Дети в лагерях.
Нина Матвеевна Виссинг по национальности - голландка. Ее родители приехали в СССР по приглашению и через какое-то время были арестованы.Мы попали в детский дом в городе Богучар через какой-то детприемник. Я помню большое количество детей в странном помещении: серо, сыро, нет окон, сводчатый потолок.Детдом наш находился рядом то ли с тюрьмой, то ли с сумасшедшим домом и отделялся высоким деревянным забором со щелями. Мы любили наблюдать за странными людьми за забором, хотя нам это не разрешали. О том, как содержались дети врагов народа», можно судить по воспоминаниям очевидцев
Часть 1 здесь - rus-vopros.livejournal.com/...
Часть 2 здесь - rus-vopros.livejournal.com/...
по материалам - rus-vopros.livejournal.com/...
Летом нас вывозили за город на берег реки, где стояли два больших плетеных сарая с воротами вместо дверей. Крыша текла, потолков не было. В таком сарае помещалось очень много детских кроватей. Кормили нас на улице под навесом. В этом лагере мы впервые увидели своего отца и не узнали его, убежали в «спальню» и спрятались под кроватью в самом дальнем углу. Отец приезжал к нам несколько дней подряд, брал нас на целый день для того, чтобы мы могли привыкнуть к нему. За это время я окончательно забыла голландский язык. Была осень 1940 г. Я с ужасом думаю, что было бы с нами, если бы отец не нашел нас?! Несчастные дети, несчастные родители. У одних отняли прошлое, у других - будущее. У всех - человеческие права. По словам Солженицына, благодаря такой политике «вырастали дети вполне очищенными от родительской скверны»23. А уж «отец всех народов», товарищ Сталин позаботится о том, чтобы через несколько лет его воспитанники дружно скандировали: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
Некоторым женщинам разрешали находиться в тюрьме с ребенком. В первые годы советской власти женщины могли попасть в заключение с ребенком или беременными. Статьей 109 Исправительно-трудового кодекса 1924 г. было предусмотрено, что «при приеме в исправительно-трудовые учреждения женщин, по их желанию, принимаются и их грудные дети». Но не всегда эта статья соблюдалась.
Беременные тут же, в лагере, рожали детей. Женщина всегда остается женщиной. Просто до безумия, до битья головой об стенку, до смерти хотелось любви, нежности, ласки. И хотелось ребенка - существа самого родного и близкого, за которое не жаль было бы отдать жизнь, - так объясняла свое состояние бывшая узница ГУЛАГа Хава Волович, получившая 15 лет лагерей, когда ее шел 21-й год, - так и не узнав, за что24. В случае рождения живого ребенка мать получала для новорожденного несколько метров портяночной ткани. Хотя новорожденный и не считался заключенным (как это было гуманно!), однако ему выписывался отдельный детский паек. Мамки, т.е. кормящие матери, получали 400 граммов хлеба, три раза в день суп из черной капусты или из отрубей, иногда с рыбьими головами.
От работы женщин освобождали только непосредственно перед родами. Днем матерей код конвоем провожали к детям для кормления. В некоторых лагерях матери оставались на ночь с детьми. Вот как описала жизнь новорожденных и маленьких детей ГУЛАГа Г.М.Иванова. Нянями в мамском бараке работали заключенные женщины, осужденные за бытовые преступления, имеющие своих детей. В семь часов утра няньки делали побудку малышам. Тычками, пинками поднимали их из ненагретых постелей (для «чистоты» детей одеяльцами их не укрывали, а набрасывали их поверх кроваток). Толкая детей в спинки кулаками и осыпая грубой бранью, меняли распашонки, подмывали ледяной водой. А малыши даже плакать не смели. Они только кряхтели по-стариковски и - гукали. Это страшное гуканье, целыми днями неслось из детских кроваток. Дети, которым полагалось уже сидеть или ползать, лежали на спинках, поджав ножки к животу, и издавали эти странные звуки, похожие на приглушенный голубиный стон. Выжить в таких условиях можно было только чудом25. Е.А.Керсновской по просьбе молодой мамы - Веры Леонидовны - пришлось крестить в камере внука и правнука адмиралов Невельских, сделавших так много для России. Было это в лагере под Красноярском.
Дед Веры Леонидовны - Геннадий Иванович Невельской (1813-1876) - исследователь Дальнего Востока, адмирал. Он исследовал и описал берега в районе Сахалина, открыл пролив, соединяющий южную часть Татарского пролива с Амурским лиманом (пролив Невельского), установил, что Сахалин является островом. Дальнейшая судьба его внучки и правнука неизвестны. Однако известно, что в 1936-1937 гг. пребывание детей в лагерях было признано фактором, понижающим дисциплину и производительность заключенных-женщин. В секретной инструкции НКВД СССР срок пребывания ребенка с матерью снизили до 12 месяцев (в 1934 г. он составлял 4 года, позже - 2 года). Дети, достигшие годовалого возраста, отправлялись в принудительном порядке в детдома, о чем делалась пометка в личном деле матери, однако без указания адреса. Вера Леонидовна об этом еще не знала.
Принудительные отправки лагерных детей планируются и проводятся, как настоящие военные операции - так, чтобы противник был захвачен врасплох. Чаще всего это происходит глубокой ночью. Но редко удается избежать душераздирающих сцен, когда ошалелые мамки бросаются на надзирателей, на колючую проволоку заграждения. Зона долго сотрясается от воплей. Встречались среди жителей ГУЛАГа и дети блокадного Ленинграда. Их вспоминает Е.А.Керсновская. Эти дистрофики - совсем еще дети, им 15-16 лет,
Тома Васильева и Вера. Они вместе со взрослыми рыли противотанковые рвы. Во время воздушного налета - бросились в лес. Когда страх прошел, огляделись. Вместе с другими девочками пошли в город. И вдруг - немцы. Девочки повалились на землю, закричали. Немцы успокоили, дали шоколад, вкусное лимонное печенье. Когда отпускали, сказали: через три километра - поле, а на нем полевая кухня, поторапливайтесь. Девочки убежали. На свою беду всё рассказали солдатам. Им этого не простили. Жутко было смотреть на этих истощенных до предела детей. Были в ГУЛАГе и испанские дети. О них поведал Павел Владимирович Чебуркин, тоже бывший заключенный.
Чебуркин вспоминал, как в 1938 г. в Норильлаг привезли молодого испанца, отнятого у родителей. Хуана перекрестили в Ивана, да и фамилию переделали на русский манер - стал испанец Иваном Мандраковым. Когда Гражданская война в Испании закончилась победой Франко, республиканцы стали покидать родину. Несколько пароходов с испанцами прибыли в Одессу. Последнему из них пришлось долго стоять на рейде - то ли закончились отведенные для приезжих места распределения по Союзу, то ли братская республиканская солидарность иссякла. Как бы то ни было, когда несчастных привезли в Норильск, многие из них от лагерного «гостеприимства» умерли… Хуан, перекрещенный в Ивана Мандракова, по возрасту попал сначала в воспитательный дом, откуда бежал. Он стал обычным беспризорником, воровал на базаре еду… Его определили в Норильлаг, откуда уже было не сбежать. О детях испанских республиканцев пишет и А.Солженицын Испанские дети - те самые, которые вывезены были во время Гражданской войны, но стали взрослыми после Второй мировой. Воспитанные в наших интернатах, они одинаково очень плохо сращивались с нашей жизнью. Многие порывались домой. Их объявляли социально опасными и отправляли в тюрьму, а особенно настойчивым - 58, часть 6 - шпионаж в пользу . Таких проворных детей, которые успевали схватить 58-ю статью, было немало. Гелий Павлов получил ее в 12 лет. По 58-й вообще никакого возрастного минимума не существовало! Доктор Усма знал 6-летнего мальчика, сидевшего в колонии по 58-й статье - уж это очевидный рекорд.
Гулаг принял 16-летнюю Галину Антонову-Овсеенко - дочь полпреда СССР в республиканской Испании. В 12 лет ее направили в детдом, где находились дети репрессированных в 1937-1938 гг. Мать Галины умерла в тюрьме, отца и брата расстреляли. Рассказ Г.Антоновой-Овсеенко воспроизводит А.Солженицын. В этот детдом присылали также трудновоспитуемых подростков, слабоумных и малолетних преступников. Мы ждали: вот исполнится 16 лет, дадут паспорта и пойдем в ремесленные училища. А оказалось - перевели в тюрьму. Я была ребенком, я имела право на детство. А так - кто я? Сирота, у которой отобрали живых родителей! Преступница, которая не совершала преступление. Детство прошло в тюрьме, юность тоже. На днях мне пойдет двадцатый год31. Стали обитателями ГУЛАГа и дети спецпереселенцев. В 1941 г. нашей собеседнице Марии Карловне Батищевой было 4 года. В этом возрасте ребенок обычно себя не помнит. Но маленькая Маша запомнила трагическую ночь на всю жизнь. Всех жителей сгоняли, как скот, в одно место: крики, плач, рев животных - и гроза. Она время от времени освещала тот ужас, что творился в центре села. В чем была их вина? Все они были немцами, а значит, автоматически становились «врагами народа». Затем долгая дорога в Казахстан. Как выжили в Казахстане, Мария Карловна не помнит, но жизнь в спецпоселении описывает книга ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. Смертность среди детей была огромной. Общими сведениями мы не располагаем, однако множество частных примеров раскрывает эту страшную картину.
В Ново-Лялинском районе, например, за 1931г. родилось 87, а умерло 347 детей, в Гаринском за два месяца родилось 32, а умерло 73 ребенка. В Перми на комбинате за два месяца (август-сентябрь)умерло почти 30% всех детей. В связи с высокой смертностью возросла и беспризорность. Практически сведения о беспризорных детях в первые годы существования кулацкой ссылки в централизованном порядке не фиксировались. В первые полтора года ссылки вопрос об образовании детей из числа переселенцев практически не решался и отодвигался на второй план. На фоне этого происходило падение морали среди спецпереселенцев, отказ от многих традиций, поощрение доносов и т.д. Спецпереселенцы практически лишались гражданских прав32. Мария Карловна с гордостью рассказывает о том, что ее дед был участником Первой мировой войны, получил ранение. В госпитале за ним ухаживала одна из цесаревен - дочерей императора. Она подарила деду Библию. Эта реликвия хранится теперь у брата, в Германии. Вернувшись на фронт, дед храбро сражался, за что и получил из рук Николая Второго именные часы. Его нашрадили двумя Георгиевскими крестами. Всё это долго лежало на дне сундука. Мария же - внучка георгиевского кавалера - на целых 16 лет стала дочерью «врага народа». Вплоть до 20 лет ее изгоняли отовсюду - из школы, из училища, косо смотрели, называли фашисткой. В паспорте стояло клеймо: спецпереселенка. Мария, измученная непрекращающимися гонениями, однажды, уже в Норильске, бросила в костер ненавистный паспорт, надеясь таким способом, избавится от отметки о гражданской неполноценности. Заявив о потере паспорта, она со страхом ждала приглашения в отдел. Она выдержала всё, что кричал ей представитель власти - главное, чтобы не было клейма. Всю дорогу домой она проплакала. Прижимая к груди новый паспорт, Мария боялась заглянуть в новый документ. И только дома, осторожно открыв паспорт и не увидев там страницы с клеймом, спокойно вздохнула.
Мария Карловна Батищева до сих пор живет в Норильске, воспитывает правнука и с удовольствием откликается на приглашения школьников рассказать о себе в день памяти жертв политических репрессий. Судьба Марии Карловны схожа с судьбой другой женщины - Анны Ивановны Щепиловой. Моего отца арестовывали дважды. В 1937 г. мне было уже шесть лет. После ареста отца начались наши хождения по мукам. В деревне нам не давали ни жить, ни учиться, считая «детьми врагов народа». Когда я стала подростком, меня посылали на самые тяжелые работы в лес - пилить дрова наравне с взрослыми мужчинами. Со мной даже сверстники не дружили. Я вынуждена была уехать, но и там меня нигде не брали на работу. Вся жизнь прошла в страхе и муках. Теперь нет ни сил, ни здоровья! Были у ГУЛАГа и другие дети - те, что жили рядом с заключенными, но всё же дома (хотя домом чаще всего была барачная каморка), учились в обычной школе. Это дети так называемых вольняшек, вольнонаемных. Тамара Викторовна Пичугина в 1950 г. была ученицей первого класса норильской средней школы № 3. Мы были обыкновенные непоседливые дети, любили прыгать в снег с крыш, кататься с горки, играть в дом. Однажды я, Лариса и Алла играли рядом с платформой. Решив обустроить свое будущее жилище, мы начали очищать платформу от снега. Вскоре мы наткнулись на два трупа. Замерзшие люди были без валенок, но в телогрейках с номерами. Мы тут же побежали в ПРБ [производственно-рабочий блок]. Этот блок мы хорошо знали: там были наши заключенные. Дядя Миша, дядя Коля забрали эти трупы, что было дальше, я не знаю.
Вообще к заключенным мы относились как к обычным людям, не боялись их. В течение двух зим, например, после уроков мы бегали в «свой» блок ПРБ. Забежим бывало, а там тепло, печка из бочки, охранник с винтовкой спит. Наши «дяди» там грелись, обычно пили чай. Так вот, дядя Миша поможет валенки снять, рукавички у печки сушиться положит, стряхнет шаль и усадит нас за стол. Обогревшись, мы начинали рассказывать домашние задания. Каждый из них отвечал за какой-нибудь предмет. Поправляют нас, добавляют, рассказывали так интересно. Проверив уроки, они давали каждой из нас по 2 р. 25 коп. на пирожное. Мы бежали в ларек и наслаждались сладостями. Я теперь только понимаю, что, наверное, наши «дяди» были преподавателями, учеными, в общем, очень образованными людьми; возможно, они видели в нас своих собственных детей и внуков, с которыми их разлучили. Столько отцовского тепла и нежности было в их отношениях к нам34.Вспоминает Алевтина Щербакова - норильская поэтесса. В 1950 г. она также была первоклассницей.Заключенные женщины, работавшие на оштукатуривании уже выстроенных домов на улице Севастопольской, были из Прибалтики. Необыкновенные прически с буклями и валиками надо лбом делали их в детских глазах нездешними красавицами. Женщины и дети в любых условиях неотделимы друг от друга, и охрана часто в прямом смысле закрывала глаза, когда невольницы зазывали детей, чтобы просто поговорить с ними, приласкать. И один Бог знает, что в этот момент творилось в их сердцах и душах. Дети приносили хлеб, а женщины дарили им сохранившиеся бусинки или необычные пуговички. Алька знала, чем заканчивались такие встречи - красавицы плакали. Мама не поощряла этого общения (мало ли что), но особенно и не запрещала.
Случалось, что на глазах у детей разыгрывались самые настоящие трагедии. Свидетельницей таких трагедий не однажды была маленькая Тамарочка (Тамара Викторовна Пичугина).Мы жили по улице Горной, блок № 96. За питьевой водой нужно было идти к колонке. Рядом с нашим блоком были два лаготделения - пятое и седьмое. Так вот, стою я в очереди за водой и, как обычно, глазею по сторонам. В это время со стороны зоны из бани вышел мужчина в одних трусах, встал на перила и как прыгнет на колючую проволоку, всё тело себе ободрал. Тут с вышки охранник выстрелил и попал мужчине в бедро, затем вохровцы выскочили, наручники раненому надели и повели в лагерь. Я не помню, чтобы меня эта картина сильно потрясла, помню, что мне дядю этого было жалко: наверное, ему очень холодно, подумала я.
Другой случай. Вижу как сейчас: зимой идет колонна заключенных, и вдруг из ее рядов выходит человек, раздевается до кальсон или до трусов и садится, съежившись прямо у дороги. Его не поднимали, с ним оставался один охранник, вся же колонна спокойно шла дальше. Затем приходило подкрепление, и его уводили в другое лаготделение. Мы хорошо знали: этого человека проиграли в карты. Но рассказывали, что бывало, что никто так и не уводил таких бедолаг, они оставались у дороги и сидели, пока не замерзнут. Когда их заносило снегом, образовывались бугорки, вот эти-то бугорки иногда находили дети и «откатывали» с дороги36.Воспоминаниями делится М.М.Коротаева (Борун):В школе был объявлен праздничный концерт. Обещали музыкальный театр, ну и, конечно, - наша школьная самодеятельность. Но мы ждали артистов! Волновались, надели свои лучшие наряды, зал был переполнен. За закрытым занавесом настраивались инструменты, что-то двигали, приколачивали. Мы терпеливо ждали, замирая от счастья. И наконец занавес открылся. Сцена сияла, светилась, блестела огнями, цветами, какими-то чудесными украшениями! Мы, замерев, слушали отрывки из оперетт, опер, сценки из спектаклей. Артистки были в великолепных платьях, в прическах, с красивыми украшениями, мужчины - в черных костюмах, в белоснежных рубашках с бабочками - все красивые, веселые. Оркестр небольшой, но очень хороший.
В заключение их концерта мы вместе с артистами спели наш любимый «Енисейский вальс». Очень не хотелось отпускать артистов, и мы хлопали, хлопали. И нашу самодеятельность как-то уже не хотелось смотреть. Решили вдруг бежать, посмотреть на артистов вблизи, проводить их хотя бы издали. Пробежав по коридору второго этажа, затем первого, мы услышали голоса в одном из классов и поняли, что там они, артисты. Тихо, на цыпочках, подкрались мы к двери, которая была чуть-чуть приоткрыта. Первой заглянула Нина Пономаренко - и вдруг отпрянула, прошептав с ужасом: «Это не артисты, это - зэки!». Следом заглянула я и тоже не поверила своим глазам - в едком, густом махорочном дыму увидела фигуры людей, сидевших на партах, расхаживающих по классу, и это действительно были зэки. Мы знали их - они чистили дороги, откапывали дома после пурги, строили дома, долбили землю, все одинаковые - в серых телогрейках, серых шапках-ушанках, с недобрыми глазами. Мы боялись их. Так зачем они здесь, что делают? И тут я увидела нечто, что сразу отрезвило, - мешки, ящики, из которых виднелось что-то яркое, красивое. Да это же костюмы, инструменты наших артистов. Это - они, они! Растерявшиеся, испуганные, стояли мы у двери, пока не услышали голоса в коридоре, - кто-то шел к классу. Мы бросились прочь, и увидели, как серые фигуры выходили, выносили костюмы и шли к выходу. Не было женщин, мужчин - все одинаково серые, унылые, молчаливые. У школы стояла серая крытая грузовая машина, куда люди погрузились и уехали. Мы поняли: в зону. А мы всё стояли, не в силах осознать виденное, понятое, в головах недоуменный вопрос - ну зачем так? Почему? В зал мы не вернулись, не могли. Когда уже сейчас я пою «Енисейский вальс», всегда вспоминаю тот далекий концерт и трагедию души, пережитую нами, детьми37.Мы попытались взглянуть на жизнь детей, которых затянуло в лагерный водоворот. Конечно, так жили не все советские дети, но очень многие. И дело здесь не в количественных показателях, не в процентах. Конечно, у кого-то в сталинском СССР детство и впрямь было счастливым - хотя вряд ли за это следовало благодарить вождя. На воле дети отправлялись в походы, пели песни у костра, отдыхали в пионерских лагерях, а не в иных. Для них сочиняли массу прекрасных песен, их любили родители, они носили красивые туфельки. Но мы не должны забывать и о тех детях, которых партийные судьи приговаривали к трем, пяти, восьми и десяти, двадцати пяти годам лагерей, к расстрелу. Они рождались на полу грязных вогонов-телятников, умирали в трюмах переполненных барж, сходили с ума в детских домах. Они жили в условиях, которых не выдерживали устоявшиеся мужественные люди.
Малолетки, - писал Солженицын, - были воровские пионеры, они усваивали заветы старших. Старшие охотно руководили и мировоззрением малолеток и их тренировками в воровстве. Учиться у них - заманчиво, не учиться - невозможно 38. Сталинские законы о малолетках просуществовали 20 лет, «до указа от 24.4.54, чуть послабившего: освободившего тех малолеток, кто отбыл больше одной трети первого срока, - а если их пять, десять, четырнадцать? 39 То, что происходило в ГУЛАГЕ, - это детоубийство в прямом смысле слова. До сих пор не открыты все архивы. Но и тогда, когда их откроют, мы узнаем из документов не о всех трагических детских судьбах. Что-то, конечно, можно восстановить и по воспоминаниям очевидцев, но их, увы, осталось не так уж много. Вряд ли получится описать судьбу каждого, кто подвергся репрессиям, каждого ребенка, которого лишили отца и матери, каждого, кто скитался беспризорником по стране, всех умерших от голода на Украине, от непосильного труда в лагерях, от отсутствия лекарств и ухода в детских домах, от холода в эшелонах спецпереселенцев. Но следует сделать всё возможное, чтобы страшные страницы нашей истории были заполнены не только вопросительными знаками, но и свидетельствами.
Источники: в Дети в сталинских лагерях, часть 2 Рисунки бывших узников ГУЛАГа. deti-v-stalinskih-lagerjah.zhtml
Библиография. 1 См.: Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ М.: Инком, 1991. Т. 6. С. 277. 2 Росси Ж. Справочник по ГУЛАГУ. М.: Просвет, 1991. С. 199-200. 3 Солженицын А. Указ. соч. Т. 5. С. 46. 4 См.: ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. Франкфурт н/М; М., 1999. С. 23. 5 См.: Солженицын А. Указ. соч. Т. 6. С. 278. 6 Там же. Т. 5. С. 71. 7 Воспоминания А.В.Щербаковой, выпускницы школы № 4, норильской поэтессы. 8 Керсновская Е. Сколько стоит человек. М., 1996. Т. 3. С. 60-61. 9 Там же. С. 271. 10 ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. С. 32. 11 Солженицын А. Указ. соч. Т. 5. С. 383. 12 Керсновская Е. Указ. соч. С. 275. 13 Норильский мемориал. 1998. № 4. С. 6-7. 14 ГАРФ. Ф. 8361. Оп. 1. Д. 67. Л. 1-2. 15 Норильский мемориал. 1998. № 4. С. 7. 16 Цит. по: Заполярная правда. 1990. 3 июля. 17 ГАРФ. Ф. 9416-с. Д. 642. Л. 59. 18 См.: Норильский мемориал. 1998. № 4. С. 3. 19 ГАРФ. Ф. 9414-с. Д. 812. Л.18. 20 Цит. по: Очерки по истории открытий минеральных богатств Таймыра. Новосибирск, 2001. С. 175-210. 21 Заполярная правда. 13 сентября.1990г. 22 ГУЛАГ: его строители, обитатели, герои. С. 389. 23 Солженицын А. Указ. соч. Т. 6. С. 288. 24 ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. С. 30. 25 Там же . С. 31. 26 Росси Ж. Указ. соч. Ч. 1. С. 201. 27 Керсновская Е. Указ. соч. С. 32. 28 О времени, о Норильске, о себе: Воспоминания. М.: Полимедиа, 2001. Кн. 2. С. 149. 29 Солженицын А. Указ. соч. Т. 5. С. 70. 30 См. там же. Т. 6. С. 286. 31 Там же. С. 226. 32 ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои. С. 147-148. 33 Там же. С. 382. 34 Моя любимая школа: Сборник. Норильск, 2000. С. 4. 35 Там же. С. 15. 36 Там же. С. 4-5. 37 О времени, о Норильске, о себе. С. 380-381. 38 Солженицын А. Указ. соч. Т. 6. С. 282-283. 39 Там же. С. 286.Любовь Николаевна Овчинникова - учитель гимназии № 4 г. Норильска.