Улица Заменгофа (часть 16)
Продолжаю публиковать свой перевод книги «Улица Заменгофа» («La Zamenhof-strato»; книга была написана на эсперанто польским журналистом Романом Добжиньским на основе бесед с внуком Лазаря Заменгофа Луи-Кристофом Залески-Заменгофом).
Предыдущий фрагмент перевода • Самый первый фрагмент и содержание • Записи по тегу « z-strato»
Заменгоф пришёл к выводу, что гиллелизм и нейтральный общечеловеческий язык неразрывно связаны, одно нуждается в другом. Однако при тех исторических обстоятельствах взаимное пересечение обоих идей было противопоказано. «Я прекрасно понимаю, - писал Дед к Мишо осенью 1905 года, - какой опасности я подвергнул бы эсперанто, открыто связав гиллелизм с эсперантизмом». Он пообещал, что выступит публично со своими идеями «лишь тогда, когда будет полная уверенность в том, что это не нанесёт никакого ущерба делу эсперанто».
Чем можно объяснить такую осторожность Заменгофа?
Она была отражением определённых проблем, с которыми он столкнулся на только что закончившемся конгрессе в Булонь-сюр-Мер. Дед связывал большие надежды с этим событием. Первый всемирный эсперанто-конгресс, беспрецедентный международный съезд без переводчиков состоялся 7-12 августа 1905 года. В нём приняли участие почти 700 человек. Они представляли 20 стран, но значительно больше наций, так как, например, поляки и литовцы формально были представителями одной страны - России. Конгресс оказался подходящей платформой для идеалистических концепций создателя эсперанто. Он сам изложил их в своей торжественной речи: «Мы должны сознавать всю значимость сегодняшнего дня, поскольку сегодня в гостеприимных стенах Булонь-сюр-Мер собрались не французы с англичанами, не русские с поляками, а люди с людьми». Этот дух международного братания, однако, вступал в противоречие с чисто утилитарной точкой зрения французских эсперантистов, особенно с позицией их лидера - Луи де Бофрона. Они считали, что «эсперанто - это лишь язык и ничего более». Оба подхода нашли своё отражение в «Декларации о сущности эсперантизма», единодушно принятой всеми участниками конгресса.
Та самая «Декларация», в которой утверждалась и неприкосновенность языковой нормы, «Основ эсперанто».
Для Заменгофа был дорог и второй пункт, рекомендовавший усердно работать на благо эсперанто как единственного проекта международного языка, «показавшего свою пригодность во всех отношениях»; а также третий, подтверждавший, что эсперанто является достоянием всего мира, так как его создатель «раз и навсегда отказался от всех своих личных прав». Более утилитарную, «французскую» точку зрения отражал пятый пункт: «Эсперантистом называется каждое лицо, которое знает и использует язык эсперанто, независимо от того, в каких целях оно это делает». Первый же пункт выражал основную цель эсперантизма: «распространять во всём мире нейтральный язык, который, не вмешиваясь во внутреннюю жизнь народов и нисколько не стремясь вытеснить существующие национальные языки, дал бы людям разных наций возможность общаться между собой». Стоит упомянуть и дополнительное замечание о том, что эсперанто «мог бы служить языком примирения в общественных институтах тех стран, где различные нации борются между собой на языковой почве».
В этой фразе звучат отголоски белостокского Вавилона?
Да, однако документ в целом не отражает никаких других идей, в истинности которых мой Дед был глубоко убеждён. Согласно формулировке Эдмона Прива, «Декларация положила официальное разграничение между личными убеждениями эсперантистов и практической ролью эсперанто». Такое компромиссное решение было навязано Заменгофу французскими эсперантистами, среди которых было много учёных и людей с техническим складом ума. Они боялись возможных нападок на дело эсперанто, если оно будет иметь вид какой-то новой философии или носить религиозный оттенок. Декларация выступила неким противовесом весьма трогательной торжественной речи Заменгофа, которой он придал всему конгрессу идеалистическую направленность». Да и саму речь Деда сопроводил неприятный инцидент. Организаторы конгресса подвергли её цензуре, впрочем, вмешавшись только в её заключительную часть - в стихотворение «Молитва под зелёным знаменем», которое содержало в себе идеи гиллелизма... Заменгофа вынудили опустить последнюю строфу, которая содержала следующие строки:
Сплотитесь же, братья, сорвите оковы,
И с мирным оружьем - в дорогу!
Еврей, мусульманин, друг веры Христовой -
Мы дети единого Бога.*
* Примечание: Из стихотворения «Молитва под зелёным знаменем» (перевод - мой, mevamevo).
Невероятно! Такой благородный экуменический призыв был подвергнут цензуре, и где - в либеральной Франции!
Увы, всё так и было. В связи с этим мне приятно вспомнить, что идея о Медали Терпимости родилась именно во время наших бесед - она в прямом смысле порождена теми словами, которые Дед не смог высказать в Булони. При этих словах мысли невольно возвращаются к городу, в котором родился Дед.
И, по сути, ко всему Подляшью - области Польши, по-прежнему характеризующейся значительным разнообразием культур, наций, языков и религий.
Действительно, в Белостоке и его окрестностях проживают большей частью поляки, белорусы и литовцы - и всё они используют свои национальные языки. Белорусы являются большей частью православными, литовцы и поляки - католиками, однако имеется и несколько татарских деревень, чьи жители исповедуют ислам. Нет ничего удивительного, что к идее о создании Медали Терпимости охотно подключились не только Фонд Заменгофа, но и государственные инстанции. Мне и тогдашнему председателю Фонда, профессору Анне Конопке, принадлежала честь вручения первого экземпляра медали папе Иоанну Павлу Второму. Вряд ли можно было бы подобрать лучшее место и время для этой церемонии: она состоялась в исторической столице Подляшья, небольшом городке Дрохичине*, сразу после экуменической службы 10 июня 2000 года. Когда я поднялся к алтарю и встал перед папой, я показал ему медаль в белом футляре и сказал на эсперанто: «Kristanoj, hebreoj kaj mahometanoj, ni ĉiuj de Di’ estas filoj»**. Папа, знакомый с международным языком, спонтанно отреагировал: «О, эсперанто!». Затем я сказал на польском следующие слова: «Здесь, в Дрохичине, представители различных конфессий и религий неоднократно повторили, что мы все являемся детьми Бога. Те же слова ещё сто лет назад произнёс мой Дед, Людвиг Заменгоф. Эти слова вдохновили нас на создание Медали Терпимости. Я имею честь вручить её Вам в знак высокой оценки Вашей благородной деятельности на поле экуменизма, являющейся образцом терпимости между религиями, а в более широком смысле - терпимости к различным культурам, языкам, убеждениям и этнической принадлежности».
* Примечание: Речь идёт о польском Дрохичине, городе Семятыченского повята Подляского воеводства, а не о белорусском Дрогичине.
** Примечание: Строка из недавно упоминавшегося стихотворения «Молитва под зелёным знаменем». Дословный перевод: «Христиане, евреи и мусульмане - мы все сыновья Бога».
Я имел возможность наблюдать за этой церемонией по телевизору…
Вручение Медали Терпимости папе Иоанну Павлу Второму.
Луи-Кристоф Залески-Заменгоф слева. Фотография из книги «Улица Заменгофа», авторство фото в книге не обозначено.
Папа в течение многих лет использует эсперанто в своих пасхальных и рождественских благословениях «Urbi et orbi» («Городу и миру»), звучащих на нескольких десятках языков и транслируемых во многих странах мира. Папа старается при обращении даже к небольшим группам верующих использовать их языки, что даёт им ощущение собственной ценности и значимости.
Я добавлю, что во время понтификата Иоанна Павла Второго был утверждён канонический текст литургии на эсперанто, а также признан Международный союз эсперантистов-католиков.
Однако папа был удостоен Медали вовсе не за своё дружеское отношение к эсперанто. Его соглашению принять эту награду предшествовала довольно долгая процедура. Мотивы, представленные в письменной форме, были, в основном, теми же, что и те, что я высказал ему устно. Я вообще считаю, что во время понтификата Иоанна Павла Второго католическая церковь стала намного терпимее. Папа старается не ограничиваться примирением только лишь христианских церквей. Евреи, например, из «народа, распявшего Христа» стали «старшими братьями христиан». Могу признаться, что моё стремление вручить Медаль именно папе подкреплялось ещё и личными мотивами. В лице папы я хотел почтить память Марцелия Годлевского, который во время войны столь великодушно помогал моей семье в варшавском гетто. Отец Годлевский даже при тех ужасных обстоятельствах не изменил терпимости, которую и символизирует наша Медаль.
Как это событие было принято эсперанто-движением?
Очень позитивно, особенно в католических странах. Журнал «Esperanto» (орган Международной Эсперанто-Ассоциации) посвятил этой теме две страницы. Однако нашлись и недовольные, упрекавшие папу в излишнем консерватизме, выражающемся, например, в виде навязываемой всем «ватиканской половой морали» и «бескомпромиссном противостоянии абортам». Я ответил недовольным, что папа напоминает католикам о моральных принципах, исторически присущих католицизму, религии, которую они добровольно исповедуют. По-моему, это не является проявлением нетерпимости к другим религиям, культам и образам жизни.
Вы ответили в духе гомаранизма.
Да, в духе идей, которые целиком поддержал бы мой Дед.
Однако, вопрос, поддержали ли бы эту идею организаторы первого конгресса эсперантистов. Они полагали, что религиозные идеи создателя эсперанто могли помешать распространению международного языка. Что же предпринял Заменгоф в этих обстоятельствах?
Вернёмся в 1905 год. После конгресса в Булони Заменгоф под влиянием его организаторов решил отложить на некоторое время свои планы выступления с гиллелизмом. Отложить, но не отказаться от них, так как именно необыкновенная атмосфера конгресса, совершенно противоположная белостокским воспоминаниям, убедила его реализовать свою мечту в неопределённом будущем. Однако к внезапным действиям его побудили сугубо личные мотивы. В 1904 году разразилась Русско-японская война (на китайском фронте которой, к слову, воевали его братья Леон и Александр). Как раз во время конгресса русская армия терпела свои последние поражения, что вызвало подъём революционного движения по всей империи. Варшава принадлежала к тем регионам, где революционные настроения разгорелись с наибольшей силой. Для подавления революции был использован привычный сценарий: царь объявил о новых правах и свободах для всех народов страны, а одновременно началась очередная волна погромов, спровоцированных властями и призванных направить революционные настроения в другое русло. В этот раз погромы не обошли стороной и Белосток. Заменгоф писал о тех днях: «Под впечатлением множества национальных вопросов, шовинизма и взаимной ненависти, поднявшихся в нашей стране в последнее время, я решил не ждать более».
И как же Заменгоф выступил со своей новой идеей?
Газета «Российский эсперантист» в первом номере за 1906 год опубликовала на двух языках анонимный текст, озаглавленный «Догматы гиллелизма». Текст сопровождался вступлением, которое касалось текущих событий. «В нынешний критический момент, когда наша отчизна должна собрать все свои силы, необходимо воплотить в жизнь такие догматы, которые позволили бы гражданам всех национальностей и вероисповеданий прекратить всякие раздоры и междоусобицы; которые помогли бы им объединиться для спасения нашей общей родины, которая должна, в конце концов, стать всеобщим достоянием».
Эти слова больше похожи на политику, чем на религию.
Такую же оценку можно дать и большинству гиллелистических догматов, которых было в сумме двенадцать. Я процитирую несколько фрагментов. Второй догмат: «Я верую, что все народы равны, и я оцениваю каждого человека по его личному достоинству и поступкам, а не по его происхождению. Всякое оскорбление или преследование человека за то, что он родился от другого племени, с другим языком или другой религией, чем я, я считаю варварством». Третий догмат: «Я верую, что каждая страна принадлежит не тому или иному племени, а совершенно равноправно всем своим жителям, какой бы язык или религию они ни имели…» Шестой догмат: «Патриотизмом или служением своему отечеству я называю только служение благу всех моих сограждан, какого бы происхождения, языка или религии они ни были… одни подданные, даже если они представляют в стране огромное большинство, не имеют морального права навязывать свой язык или религию другим подданным». Восьмой догмат: «Своей нацией я называю совокупность всех людей, населяющих моё отечество, какого бы происхождения, языка или религии они ни были…»
Современным языком эти «догматы» можно назвать «правами человека». До сих пор во многих странах мира они не реализованы в полной мере.
А в то время, да ещё и в той стране к их реализации мог вести путь исключительно религиозный. Непосредственно религиозные принципы сформулированы в трёх последних «догматах». В сущности, они остались теми же, что и пять лет назад, единственной разницей было то, что на этот раз они были обращены ко всем людям. Кроме того Дед уже не стремился заменить существующие религии новой, а лишь предложил нейтральную базу, мост между ними. В отношении языка он сделал следующее замечание: «Поскольку в настоящее время существует лишь один нейтральный язык, а именно - эсперанто, то гиллелисты принимают именно его; однако они оставляют за собой право заменить когда-нибудь позже этот язык другим языком, если это окажется целесообразным».
Как к этому отнеслись эсперантисты?
Лишь немногие поняли идеи Заменгофа правильно. Было ведь очень легко догадаться, что автором «Догматов» выступает именно автор эсперанто. Укоры и нарекания стали поступать в первую очередь от католиков, затем и от всех остальных христиан. Камнем преткновения - к удивлению автора - оказалось название религии. Оно производилось от имени Гиллеля и тем самым принижало значение Христа. Особо сильными и едкими были нападки Луи де Бофрона. Следствием полемики было следующее заключение: «Поскольку название моей брошюры является слишком еврейским, а предисловие - слишком русским, я решил подготовить совершенно новое издание своей брошюры». Новое издание появилось с «международным» предисловием и «нейтральным» названием «Homaranismo» («Гомаранизм»). По мнению автора, это название было совершенно лишено каких-либо национальных, религиозных и личных предпочтений.
Новое предложение Людвига Заменгофа, как Вы сказали, было призвано не ввести новую религию, а установить мост между уже существующими. Как это понимать?
Установки гомаранизма являются не столько религиозными установками, сколько принципами человеческого поведения, что выражено в следующем правиле: «поступай с другими так, как хочешь, чтобы другие поступали с тобой, и слушайся всегда голоса своей совести». Гомаранин может утверждать, что «Своей религией я называю ту религию, в которой я родился или к которой я официально приписан», однако его действиями должны руководить те общечеловеческие принципы, которые мы уже частично обсудили. Они составляют, согласно автору, «политически-религиозный идеал», из которого вытекает необходимость уважать человека, включая его религию, нацию, язык и так далее.
Было ли выражение «права человека» когда-нибудь явно употреблено Заменгофом?
Да, в своей торжественной речи при открытии Второго Всемирного Конгресса (28 августа 1906 года в Женеве) он сказал: «Я прибыл к вам из страны, где многие миллионы людей сейчас отчаянно борются за свободу, за элементарную человеческую свободу, за права человека». Он имел в виду революционные события, прокатившиеся по царской империи, этой «тюрьме народов».
За этими словами, должно быть, следовало предложение о введении гомаранизма?
Рукописный текст речи вмещал обширное обсуждение этой темы, Дед планировал представить свою идею как совершенно неофициальное и частное предложение (соблюдая дух Булонской Декларации). Тем не менее, с той частью, которая была посвящена гомаранизму, стало возможным ознакомиться лишь полвека спустя.
Почему же? Неужели и в вечно нейтральной Швейцарии работала цензура?
Дед пошёл на поводу «советчиков». За месяц до конгресса он отдыхал на курорте Бад-Райнерц (сейчас он принадлежит Польше и называется Душники-Здруй). Во время своего лечения он вёл активную переписку с французами Жавалем и генералом Себером, в том числе и по поводу торжественной речи. Вероятно, именно они отсоветовали Заменгофу публикацию и оглашение второй части речи. Доктор Жаваль так боялся возможного «запуска» гомаранизма, что даже рекомендовал Заменгофу вообще не принимать участия в конгрессе. Однако Дед всё же приехал в Женеву и отказался от своего выступления с гомаранизмом, возможно, уже на месте, хотя детали об этом решении нам не известны.
Обошёл ли он в своей речи и другие идейные аспекты эсперанто?
«Бесцветная официальная речь была бы большим грехом с моей стороны», - заявил он в самом начале своей речи. Не имея возможности говорить о гомаранизме, он заменил эту тему более общей «внутренней идеей эсперанто». Он хотел вдохнуть немного идеализма в утилитарный склад «Декларации о сущности эсперантизма», принятой в Булони годом ранее. «С эсперанто, который должен служить лишь целям коммерции и практической выгоды, мы не хотим иметь ничего общего». Дед верил, что в будущем эсперанто станет только лишь языком, что за него уже не нужно будет бороться. «Однако сейчас, когда почти все эсперантисты не извлекают выгоду, а лишь борются за принятие эсперанто, мы все очень хорошо сознаём, что к работе на эсперанто нас побуждает не мысль о практической выгоде, а лишь мысль о святой, великой и важной идее, которую международный язык в себе содержит. Эта идея - и вы все чувствуете это очень хорошо - братство и справедливость между всеми народами».
Можно ли выразить понятие «внутренняя идея» точнее?
Оно никогда не было ясно выражено. Внутренняя идея эсперанто не может восприниматься как доктрина, она указывает лишь направление, но тем самым и задаёт мотивацию для деятельности на благо эсперанто. Бóльшая часть эсперантистов сознательно или бессознательно вдохновлялась именно этой идеей; во многом благодаря ей они так самоотверженно, без жажды наживы, «прямо и смело»*, даже невзирая на преследования работают на идею международного языка вот уже более столетия.
* Примечание: «Смело и прямо» - намёк на стихотворение Л. Заменгофа «La Vojo» («Путь»). Дословный перевод соответствующего двустишия: «Давайте идти намеченным путём прямо, смело и не уклоняясь». Ряд цитат из данного стихотворения стал в эсперанто крылатыми фразами.
Что же случилось с сокрытым гомаранизмом?
Вскоре произошёл идо-раскол, забравший у Деда много сил и энергии, его здоровье постоянно ухудшалось. Он продолжал осуществлять громадную работу, однако мало-помалу основные приоритеты его деятельности изменялись. Как ещё раньше он отошёл от «проблем еврейства», так и сейчас он дистанцировался от эсперанто-движения. Тому было две причины. Во-первых, эсперанто должен был (да уже и мог) развиваться самостоятельно; во-вторых, Дед хотел все свои силы отдать гомаранизму, однако этому мешало - как оказалось - его положение в эсперанто-среде. Решающим годом оказался 1912, когда в своей речи при открытии юбилейного (25 лет эсперанто) конгресса в Кракове Заменгоф сказал: «Нынешний конгресс - последний, когда вы видите меня перед собой; теперь, если у меня ещё будет возможность прийти к вам, вы будете видеть меня лишь среди вас». У него была уже совершенно конкретная цель - созвать международный конгресс, который возвестил бы о рождении новой всечеловеческой доктрины, примиряющей все религии мира. В мае 1913 года появляется брошюра «Гомаранизм», в которой Людвиг Заменгоф впервые опубликовал свои предложения под собственным именем.
Как эта нейтральная всечеловеческая доктрина представляла Бога?
Дед представил его уже в 1905 году на Булонском конгрессе в своём стихотворении «Молитва под зелёным знаменем»:
Тебе, о могучая скрытая сила,
Что держит весь мир бесконечный,
Тебе, о источник любви легкокрылой
И жизни источник предвечный;
Пусть разные есть о тебе представленья,
Но сердцу доступно одно ощущенье -
Тебе, что ведёт и творит ежечасно,
Мы молимся страстно.*
* Примечание: Из стихотворения «Молитва под зелёным знаменем» (перевод - мой, mevamevo)
Это была одна из строф, которую организаторы конгресса всё-таки позволили озвучить.
Впоследствии Дед ещё дорабатывал свою доктрину, но понятие о Боге осталось почти неизменным. В 1913 году он определил гомаранином того, кто может заявить: «Наивысшую, непостигаемую Силу, являющуюся причиной причин в материальном и духовном мире, я могу называть „Богом“ или каким-либо другим именем, однако я сознаю, что сущность этой силы каждый может представлять себе в той форме, которую диктует ему его благоразумие и сердце или учения его религии. Я не должен ненавидеть или подвергать гонениям тех, чьё представление о Боге отличается от моего».
Столь широкое понимание Бога, в принципе, может быть приемлемым для каждого.
Да, оно не настраивает друг против друга представителей различных конфессий, не противопоставляет религию науке, вполне приемлемо даже для атеистов и, наконец, предоставляет убежище всем сомневающимся. Гомаранизм не даёт новых откровений, не обещает спасения и вечной жизни, так как его цель - не новая религия, а лишь примирение уже существующих.
Эта цель остаётся актуальной и сейчас. Принципы, разработанные Заменгофом, сейчас можно было бы назвать «экуменизмом», не так ли?
Да, но не только. В предисловии к брошюре говорится о «политически-религиозной программе», однако эта программа больше касалась политики, нежели религии; по сути, она описывает права человека. Автор явно говорит о «праве на родину» и «праве на язык». Для практической реализации принципов гомаранизма было необходимо создать некое международное сообщество, чьим языком был бы, разумеется, «нейтрально-человеческий» эсперанто. Дед подчёркивал, что речь идёт лишь о его личной идее; было бы ошибкой объединять её даже с внутренней идеей эсперанто, которая «представляет собой лишь неопределённое братское чувство и надежду, которые естественным образом порождаются общением на нейтральной языковой основе».
Состоялся ли конгресс, который должен был положить начало этому «нейтрально-человеческому» движению?
Для его организации Дед надеялся собрать группу активистов во время Всемирного Эсперанто-Конгресса в Париже, который должен был состояться в августе 1914 года. Он был уже в пути к столице Франции, когда разразилась война. Вместо того, чтобы поселиться в парижском отеле на улице Санкт-Петербург, Дед был вынужден возвращаться в Варшаву кружным путём через Швецию, Финляндию и сам Петербург.
Шум канонады заставил эсперанто замолчать?
Не совсем; некоторые практические возможности эсперанто проявились как раз во время войны. Международная Эсперанто-Ассоциация, имевшая тогда штаб-квартиру в нейтральной Швейцарии, организовала активную передачу почтовых отправлений между лицами, разделёнными линиями фронтов. Двести тысяч писем прошли через её штаб-квартиру благодаря непосредственному участию эсперантистов.
Первая мировая война оказалась жестокой насмешкой над идеями Заменгофа…
Однако в то же время она подтвердила их правоту. Своими идеями Дед обогнал время, интуитивно пытался предотвратить катастрофу. Его прозорливость проявилась и в «Призыве к дипломатам», написанном в конце 1914 года. В то время, когда великая война только заливала Европу, он уже думал о послевоенном обустройстве мира. Он обращался к политикам, которые примут участие в когда-нибудь созванной мирной конференции, с вопросом: «Неужели вы начнёте просто переделывать и перекраивать карту Европы?» Далее он обращал внимание на нижеследующее: «Как бы вы ни хотели удовлетворить желания народов, какими справедливыми бы вы ни желали быть в отношении различных наций, вы ничего не достигните простым перекраиванием карты, так как любая кажущаяся справедливость в отношении одного народа является в то же время и несправедливостью по отношению к другому». В решениях, принятых победителем и навязанных побеждённому, залегает - как он считал - причина новой схватки, так как таким образом подчёркивается разделение народов на подавляющие и подавляемые, что не может не вызывать ненависти. Затем Заменгоф предложил всестороннее применение следующего принципа: «Каждая страна морально и материально совершенно равноправно принадлежит всем своим детям». Уже этот принцип вмещает несколько прав человека одновременно, однако Дед явно сформулировал ещё и право на язык и на религию. Он прекрасно понимал, что неприязнь между народами исчезнет не в один прекрасный момент, а лишь в результате долгой воспитательной и просветительской работы, однако только при одном непременном условии: «Можно примирить лишь свободных и равноправных людей; но примирение невозможно, когда одни считают себя полноправными хозяевами других».
Не являются ли предложения, сформулированные в «Призыве к дипломатам», лишь модифицированными принципами гомаранизма?
По сути, они те же самые. Отсутствуют лишь религиозные фрагменты.
Сейчас, глядя в прошлое, видно, как заблуждались критики гомаранизма, видевшие в нём лишь «религиозное и мистическое воодушевление», в то время как глубина идей Заменгофа позволяет рассматривать его как дальновидного политика.
Действительно, его идеи получили международное признание лишь в 1948 году во Всемирной Декларации Прав Человека, провозглашённой Организацией Объединённых Наций. Отдельный интерес представляет предложение Заменгофа о создании «Объединённых Штатов Европы», в рамках которого решались бы все национальные конфликты. Эта идея реализовалась в самом широком смысле - речь идёт, разумеется, о Евросоюзе. Удивительную прозорливость Деда подтверждает и ещё одно его предложение: «За любую несправедливость, чинимую в одном из государств, правительство этого государства несёт ответственность перед Постоянным Всеевропейским Трибуналом, созванном по взаимному согласию всех европейских государств».
Да, такой трибунал уже существует. Заменгоф предвидел и Брюссель, и Страсбург.
Когда предоставляется возможность в очередной раз прогуляться по знаменитым Крытым мостам Страсбурга, я каждый раз думаю, что человечество нуждается в гораздо большем количестве мостов, в том числе и предложенных моим Дедом…
Продолжение следует...
Перевод осуществлён по изданию Dobrzyński, Roman. La Zamenhof-strato. Verkita laŭ interparoloj kun d-ro L.C. Zaleski-Zamenhof. - Kaunas: Ryto varpas, 2003. - 288 pĝ., il. - 1000 ekz.
Предыдущий фрагмент перевода • Самый первый фрагмент и содержание • Следующий фрагмент перевода
Все записи по тегу «z-strato»