Улица Заменгофа (часть 13)
Продолжаю публиковать свой перевод книги «Улица Заменгофа» («La Zamenhof-strato»; книга была написана на эсперанто польским журналистом Романом Добжиньским на основе бесед с внуком Лазаря Заменгофа Луи-Кристофом Залески-Заменгофом).
Предыдущий фрагмент перевода • Самый первый фрагмент и содержание • Записи по тегу « z-strato»
Часть 4
Пути
Эсперанто родился в Варшаве, но где именно?
Звания «колыбель эсперанто» наиболее заслуживает варшавский квартал Муранув, точнее две улицы с похожими названиями: Новолипки и Новолипье. Семья моего прадеда Марка Заменгофа переселилась из Белостока в Варшаву в 1873 году и поселилась по адресу: улица Новолипье 28. Людвиг, самый старший из детей (ему было тогда четырнадцать), стал посещать среднюю школу с официальным названием «Вторая филологическая гимназия», располагавшуюся на улице Новолипки под номером, вероятно, 9. Вскоре семья переехала в дом по адресу Новолипки 21. Однако когда вышла «Первая книга», автор проживал уже по адресу Муранувская 40. Ему было тогда 27 лет.
Мальчик с Новолипок?
От мальчика, да и от девочек с Новолипок* не осталось никаких следов - война разрушила весь город. Совершенно не сохранилась улица Пшеязд, на которой дед жил после свадьбы. Исчез и дом, в котором он жил больше всего - по улице Дикой 9, переименованной в улицу Заменгофа в 1931 году. Нет уж и типографии Кельтер по адресу Новолипье 11, где эсперанто появился на свет.
* Примечание: Намёк на знаменитый польский роман Поли Гоявичиньской «Девочки с Новолипок».
Когда он появился на свет?
Днём рождения эсперанто считается 26 июля 1887 года. Однако эта дата не является единственно точной, хотя бы потому, что рукопись была готова двумя годами раньше. Дата публикации тоже сомнительна. В Российской империи всё издания контролировались двукратно: до и после печати. Книга могла «ожить» лишь тогда, когда цензор разрешал её публичное распространение. Другими словами не автор, а цензор решал, когда книге родиться и родиться ли вообще.
Цензор - творец истории! Эсперанто вошёл в мир под грифом «Дозволено цензурою».
Этой русскоязычной пометкой были снабжены не только русское и польское издание «Первой книги», но и её немецкий, французский и английский варианты, вышедшие в Варшаве чуть позже. Молодой автор передал рукопись цензору 6 апреля 1887 года. Разрешение на печать версии «для русских» он получил двумя месяцами позже, а именно 2 июня. В Российской империи использовался юлианский календарь, поэтому в книге как дата прохождения цензорской проверки указано 21 мая 1887 года. Первому историку эсперанто, Адаму Закжевскому, среди документов издательства удалось найти и так называемый «выпускной билет», другими словами, цензорское разрешение распространять русскую версию «Первой книги». Документ датирован 14 июля 1887 года, что по григорианскому календарю соответствует 26 июля 1887 года.
Как выглядела «Первая книга»?
Она представляла собой почти сорокастраничную брошюрку с серой обложкой и названием: «Международный Язык, предисловие и полный учебник». Любой, пролиставший книгу, мог с удивлением обнаружить, что «полный учебник» занимал всего лишь шесть страниц, ещё две - словарь с девятью сотнями корней. Все оставшиеся страницы были заняты предисловием и демонстрационными текстами на новом языке. На титульной странице красовалось загадочное имя автора: Доктор Эсперанто. Значение псевдонима - «тот, кто надеется» - можно было легко расшифровать с помощью прилагавшегося словаря.
Каким образом псевдоним автора стал названием языка?
Дед назвал своё творение «Lingvo Internacia» («Международный Язык»). Чтобы не путать его с волапюком, часто говорили «язык доктора Эсперанто». Впоследствии эта формулировка сократилась до «язык Эсперанто», а в конце концов осталось одно лишь слово «Esperanto», пишущееся с большой буквы, чтобы отличать его от слова «надеющийся». Мне кажется, что Дед избрал этот псевдоним не только из-за его звучности и красоты; он действительно надеялся решить с помощью своего творения большую проблему человечества. Во многих других случаях Дед использовал псевдонимы, построенные на основе его фамилии, например, Hemza, Hamzefon и так далее. Кстати, можно заметить, что слово Zamenhof содержит элемент «hof», близкий к немецкому «hoffen», что значит «надеяться».
Почему Заменгоф подписал произведение всей своей жизни псевдонимом?
В отличие от своих предшественников он сознавал, что язык не может быть создан одним человеком, что язык «оживёт» лишь в том случае, если станет явлением общественным и сможет самостоятельно развиваться. Дед хотел, чтобы его считали не единоличным создателем международного языка, а лишь его инициатором. Эту мысль он ясно выразил уже на первой странице «Первой книги»: «Интернациональный язык, подобно всякому национальному, составляет достояние общественное, и от всяких личных прав на него автор навсегда отказывается». Это заявление поясняет, почему он подписал книгу псевдонимом.
Первый «полный учебник» международного языка занимал лишь шесть страниц, однако Людвиг Заменгоф работал над ним годы. Сколько же времени длился процесс появления эсперанто?
Возможно, и несколько тысячелетий. Эсперанто является, по сути, усреднённой моделью индоевропейских языков, так что нужно учесть всё то долгое время, в течение которого формировалась эта языковая семья. В основном, конечно, речь идёт о нескольких языках, явившихся базой для эсперанто, каковыми были романские (главным образом французский), и германские языки - в основном немецкий и английский. Однако Заменгоф использовал, хоть и не так активно, и славянские языки, а именно польский и русский. Оттуда, например, заимствовано слово «черпать» («ĉerpi»). Разумеется, на все эти языки наложили отпечаток латинский и греческий языки, из которых Заменгоф и напрямую заимствовал многие элементы своего творения.
Как правило, об эсперанто говорят, как об искусственном языке.
Сказать точнее, это синтез индоевропейских языков. Из грамматических систем множества разных языков Заменгоф отобрал многое из того, что является для них общим, но в то же время и максимально простым, и подчинил всё это грамматике, практически не знающей исключений. Так возникла модель упорядоченного индоевропейского языка. Благодаря такой упорядоченности эсперанто - это самый лёгкий язык мира. Однако лёгкость, являющаяся его базовым качеством, не лишает его естественности. Американский лингвист Ноам Хомский определил «естественный язык» как язык, пригодный для использования людьми, а эсперанто полностью соответствует любым критериям, используемым при описании человеческих языков. Повторюсь, эсперанто - это лишь упорядоченный вариант естественных языков.
Однако, существует множество упорядоченных вариантов естественных языков, например, интерлингва.
Это имя носят несколько проектов. Из них более-менее распространились лишь два: проект люксембуржца Пинта, представляющий собой, по сути, реформированную «Латынь без флексий» итальянца Джузеппе Пеано; а также проект, созданный американцем немецкого происхождения Александром Гоудом. Однако они являются недостаточно «упорядоченными», поэтому не намного легче в изучении, чем обычные романские языки. Сложный международный язык не достигает своей цели.
Что же говорит в пользу эсперанто?
Самые яркие и до сих пор действительные аргументы представил сам автор в длинном предисловии к своему коротенькому учебнику. Он убедительно отстаивает как свой проект, так и идею международного языка вообще. Заменгоф сознавал, какие проблемы необходимо решить, чтобы международный язык добился успеха, тогда как его предшественники таких вопросов не решали и даже не ставили. Согласно моему Деду проблемы состояли в следующем: во-первых, международный язык должен быть необычайно лёгким; во-вторых, каждый, изучивший его, должен тут же суметь применить его для общения с людьми иных наций, независимо от того, сколько адептов язык заполучит. Наконец, последняя проблема, остро стоящая и в наши дни, состоит в необходимости преодолеть равнодушие мира.
Заменгофу удалось решить первые две проблемы.
В этом он имел возможность убедиться почти сразу после выхода «Первой книги». Молодого доктора Эсперанто посетил химик Антоний Грабовский, его ровесник. Между ними состоялась, вероятно, первая беседа на международном языке. Теория полностью подтвердилась на практике; эсперанто родился живым. Вскоре стали приходить письма. «Господину Заменгофу, для доктора Эсперанто, Варшава» - таков был адрес. Одним из первых корреспондентов моего Деда был Александрас Дамбраускас, священник из Каунаса, впоследствии ставший епископом, активный борец за возрождение литовского языка и культуры. Его могила находится в кафедральном соборе Каунаса, очень близко к улице Заменгофа.
Изучение эсперанто могло быть забавой для столь выдающихся личностей, как Грабовский или Дамбраускас. А как насчёт людей средних способностей?
По крайней мере в первые годы своего существования эсперанто притягивал к себе именно выдающихся людей. Можно упомянуть ещё одного выдающегося человека, а именно Льва Толстого, который в 1894 году отозвался об эсперанто так: «Лёгкость его изучения такова, что получив шесть лет тому назад эсперантскую грамматику, словарь и статьи, написанные на этом языке, я после не более двух часов занятий был в состоянии если не писать, то свободно читать на этом языке».
Из чего же проистекает такая лёгкость эсперанто?
Ответ можно найти, если следовать за шагами юного Заменгофа по тому длинному пути, который в конце концов привёл его к решению проблемы. «Вопрос о международном языке занимал меня уже давно; но будучи не более талантливым и активным, чем авторы всех бесследно провалившихся попыток, я долгое время ограничивался лишь мечтаниями и невольными размышлениями над этим делом. Однако несколько счастливых идей, появившихся как плод этих невольных размышлений, придали мне смелости проверить, смогу ли я преодолеть все преграды на пути к созданию и введению рационального международного языка».
И какие же идеи придали смелости мальчику с улицы Новолипки?
Заменгоф описал их в 1896 году в своём письме Николаю Боровко. «Обучаясь в пятом классе гимназии, я начал изучать английский язык; простота английской грамматики бросилась мне в глаза, особенно благодаря контрасту с латинской и греческой грамматикой. Я заметил, что избыток грамматических форм является лишь слепой исторической случайностью, вовсе не являющейся необходимой для языка».
Именно это открытие подтолкнуло Заменгофа к разработке простого международного языка?
Он решил проблему сложности, упростив «до невероятности» грамматику своего языка. В предисловии к «Первой книге» можно прочитать: «Всю грамматику моего языка можно изучить на протяжении одного часа».
Волапюк тоже имел простую грамматику.
Но важно, чтобы не только грамматика, а и весь язык был лёгким.
Какие же ещё «счастливые мысли» подвели Заменгофа к решению этой проблемы?
В том же письме к Боровко читаем: «Однажды, когда я учился в шестом или седьмом классе, я случайно обратил внимание на вывеску „Швейцарская“, которую я видел уже много раз, а затем - на вывеску „Кондитерская“. Это окончание „-ская“ заинтересовало меня и показало мне, что суффиксы дают возможность из одних слов создавать новые, которые не нужно заучивать отдельно». Таким образом Заменгоф создал правила словообразования, которые обеспечили значительную экономию в отношении изучаемых слов.
Словообразование посредством суффиксов и приставок существует во многих языках.
Совершенно верно, создателя эсперанто вдохновляли именно те языки, которыми он сам владел. Однако во всех языках правила словообразования настолько засыпаны многочисленными исключениями, что даже не обладают качествами правил. Например, в польском, в русском языке можно привести множество суффиксов, употребляемых для одной цели - образование названия профессии. В эсперанто же благодаря его последовательной регулярности часто используются слова вовсе не изученные ранее, а лишь спонтанно образованные в потоке речи. Немного упрощая, можно сказать, что на эсперанто верна каждая фраза, которая понятна, тогда как правильное использование национальных языков требует знания не только всех правил, но и всех исключений. Очень часто случается, что та или иная форма, правильная с точки зрения логики и абсолютно ясная для понимания не может быть использована, если её не поддерживает языковая практика или традиция.
Ещё один замечательный принцип, введённый Заменгофом, состоял в том, что все слова, уже ставшие международными (например, «локомотив», «нерв», «публика», «театр», «телеграф» и так далее), вошли в международный язык почти без изменений, приняв лишь орфографию этого языка*.
* Примечание: На эсперанто эти слова выглядят как lokomotivo, nervo, publiko, teatro, telegrafo.
А как насчёт слова, например, «факс»? Во времена Заменгофа это средство связи просто не существовало.
Это интересный вопрос. За ним должен был бы последовать другой, а именно, как эсперанто остаётся живым уже сто лет после смерти его создателя? Если бы мой Дед вышел из могилы, он, скорее всего, ничуть не удивился бы, увидев, что нынешний эсперанто отличается то того, на котором он говорил сам. Встретив, например, слово kosmoŝipo («космический корабль»), благодаря правилам эсперантского словообразования он смог бы легко понять, что речь идёт о каком-то ŝipo (корабле), предназначенном для движения в kosmo (космосе). Он удивился бы столь выдающемуся достижению техники, но не слову. Не менее радостно было бы ему узнать о том, с какой лёгкостью эсперанто перенял слова fakso, eŭro (евро) и многие другие. Эти примеры показывают, что эсперанто обладает способностью развиваться самостоятельно.
И как же он перенял слово fakso?
Ещё и лучше, чем какой-либо другой язык. Этот термин обычно употребляется в нескольких значениях: аппарат, документ, а иногда и само действие по пересылке такого документа. Система словообразования эсперанто позволяет легко различать эти три понятия с помощью суффиксов, употребляющихся с единым корнем, так образуются слова faksilo, faksaĵo, faksado.
А слово «евро»? Немцы произносят его как «ойро», англичане «юро», французы - «эрó», русские «евро», поляки «эвро». Как эсперанто справился с этой путаницей?
Более чем хорошо. Эсперантское слово eŭro*, так же как и любые другие эсперантские слова, может принимать все возможные формы, тогда как во многих языках это слово не склоняется. Например, в русском языке это слово имеет одну и ту же форму в единственном и множественном числе; тогда как в эсперанто для выражения множественного числа к нему достаточно добавить стандартное окончание -j. Подобным же образом дело обстоит в испанском и португальском языках: euro - euros. Во французском языке буква s добавляется, но не произносится. Зато ни в одном языке не возможно так же легко, как в эсперанто, создать от этого слово прилагательное или наречие**.
* Примечание: Произносится «эуро» (с беглой, неслогообразующей буквой «у»).
** Примечание: Прилагательное «eŭra» означает «выраженный в евро», «евровый», тогда как наречие «eŭre» переводится как «в евро».
В гениальности Заменгофа я имел возможность убедиться во время работы над эсперантизацией телевизионного курса-мультфильма про Маззи, выпущенного в своё время компанией Би-Би-Си. Там, где английский оригинал успевал продемонстрировать лишь несколько грамматических элементов, можно было изложить всю основную структуру эсперанто.
Я уже говорил о том, что эсперанто является, в некотором смысле, моделью, своеобразной совершенной формой человеческого языка. Его логичная и прозрачная структура позволяет обозреть язык как целое. Именно в этом состоит пропедевтическая ценность эсперанто - доказано, что после предварительного изучения эсперанто дальнейшее изучение языков идёт с лучшими успехами и более быстрыми темпами.
Эсперанто является удивительно лёгким, однако Заменгоф сознавал, что этого всё же недостаточно для того, чтобы язык стал международным.
Второй задачей, согласно Заменгофу, была необходимость дать языку возможность заработать сразу же, не дожидаясь появления приверженцев, преподавателей, международных конференций и организаций. Молодой автор понимал, что способность к самостоятельному распространению должна быть заложена уже в самом языке. И Заменгофу удалось достичь, казалось бы, недостижимой цели: на его языке можно было объясняться даже тем, кто его не знал, и всего лишь с помощью словаря!
Только словаря?
Чтобы с успехом использовать словари любых существующих языков, необходимо более-менее знать эти языки» - писал Заменгоф в «Первой Книге». В доказательство своему утверждению он приводил фразу на немецком языке: «Ich weiss nicht, wo ich meinen Stock gelassen habe; haben Sie ihn nicht gesehen?» Лицо, не знающее немецкого языка, обнаружило бы в словаре следующее: «Я - белый - не - где - я - думать - палка или этаж - тихий - имущество - иметь - она - ? - не - ?». Разумеется, понять смысл фразы («Я не знаю, где я оставил свою палку, Вы не видели её?») с одним только словарём будет невозможно. Однако, та же самая фраза на эсперанто («Mi ne scias, kie mi lasis mian bastonon, ĉu vi ne vidis ĝin?») вполне понятна с одним лишь словарём.
Но каким образом это получается?
Автор эсперанто объясняет этот феномен так: «Я осуществил полное расчленение идей в отдельные слова таким образом, что весь язык, вместо того чтобы состоять из множества грамматических форм, состоит лишь из неизменяемых слов и их частей». Анализируя вышеприведенную фразу на эсперанто с помощью словаря, читатель найдёт следующее: mi одначает «я», ne - «не, нет», sci - «знать», -as - «указывает на настоящее время глагола», kie - «где», las - «оставлять», -is - «указывает на прошедшее время глагола», -a - «окончание прилагательных и притяжательных местоимений» (то есть, mi-a означает «мой»), -n - «окончание винительного падежа», baston - «палка», -o - «окончание имени существительного», ĉu - «ли, означает вопрос», vi - «ты, вы», vid - «видеть», ĝi - «он, она, оно (о неодушевлённых предметах)».
То есть, словарный состав эсперанто можно сравнить с конструктором «Lego», с помощью которого из отдельных частиц можно собирать сложные конструкции?
Да. Эсперанто является агглютинативным языком, похожим на японский или турецкий, но более последовательным, чем они. В то же время, эсперанто очень похож и на флективные языки, даже столь далёкие друг от друга, как, например, литовский и итальянский.
Правда ли, что Заменгоф был назван «Коперником лингвистики»?
Так его назвал французский математик Шарль Бурле. Заменгофу удалось прийти к основным принципам создания международного языка, когда он был ещё совсем юным. Безусловно, к столь удачному решению его привели как знания, так и интуиция. Он последовательно стремился к синтезу, не обращая внимания на возможные негативные оценки его труда. «Я знаю о склонности многих людей относиться к тому или иному делу с большей долей уважения, если это дело выглядит запутанным, объёмным и трудно перевариваемым. Такие люди, увидев маленький учебник с самыми простыми и легко понятными правилами, будет относиться к подобному делу с презрением, в то время как именно упрощение и укорочение, приведение каждого элемента от сложных форм к простым и самым лёгким представляли самую сложную часть моей работы».
Не мотивировали ли это стремление к краткости какие-либо другие моменты, например, стоимость?
Очевидно, что международный язык не имел бы смысла, если бы он не сумел распространиться. В то время основным средством общения была почта. Люди, проживающие далеко друг от друга, могли общаться только с помощью писем. Малые размеры и вес «Первой книги», а, соответственно, и «ключей эсперанто»*, облегчали их распространение почтой. Заменгоф советовал смело писать письма на международном языке любому иностранцу. Если к письму прилагался всего лишь соответствующий словарик, то можно было быть уверенным, что получатель сумеет понять текст письма.
* Примечание: Так называются небольшие брошюрки, в которых представлена основная грамматика эсперанто и имеется базовый эсперанто-национальноязычный словарик.
Похоже, Заменгоф применял самые современные по тем временам методики и технические средства для распространения своего языка.
Именно благодаря этому эсперанто и заработал, правда, в первое время - лишь в письменной форме. Автор был засыпан письмами со всего мира, что, как оказалось, имело значение и для меня - я унаследовал от Деда громадную коллекцию почтовых марок.
Заменгоф разрешил две проблемы, но осталась ещё и третья, а именно найти средства преодоления равнодушия мира. Что он предпринял в этом направлении?
Он предпринял смелую кампанию. В «Первой книге» имелось 8 купонов со следующим текстом: «Я, нижеподписавшийся, обещаю изучить язык доктора Эсперанто, если 10 миллионов лиц дадут публично такое же обещание». Автор просил читателей подписать это обещание, добавить своё имя и адрес, а затем отослать купон «Господину доктору Заменгофу для доктора Эсперанто, в Варшаву». Ничего более активного он просто не мог предпринять, так как он был один и располагал лишь теми финансовыми средствами, которые получил в качестве приданого. Кстати, с самых первых месяцев своей жизни эсперанто столкнулся не только с равнодушием мира, но и с враждебным отношением со стороны волапюкистов. Заменгоф искал сторонников, но в первую очередь обрёл врагов. Вскоре оказалось, что появление эсперанто уже после волапюка оказалось для международного языка чрезвычайно неудачным. Отец Шлейер со своим языков застал самый удачный исторический момент, когда обстоятельства для международного языка складывались наиболее удачным образом. Однако быстрый взлёт и внезапное падение волапюка дискредитировали саму идею взаимопонимания посредством планового языка. Провалившийся волапюк стал синонимом для обозначения всякой запутанной тарабарщины, которая с тех пор ассоциировалась с любым международным языком, в том числе и с эсперанто.
Неужели совсем не было дальновидных волапюкистов, готовых поддержать эсперанто?
Некоторые из них даже открыто переходили на сторону эсперанто, как например, нюрнбергский клуб волапюкистов, ставший первой в мире организованной эсперанто-группой. Однако большинство, связанное с Мартином Шлейером, потонуло вслед за ним. Отец Шлейер считал волапюк своей собственностью и считал нормальным делом принятие произвольных решений как в отношении языка, так и в отношении движения в его поддержку. Дед, в отличие от Шлейера, не хотел связывать эсперанто со своей персоной. Его целью было, чтобы язык стал общественным явлением; его дальнейшее развитие должно было стать результатом общего использования. Поэтому он опубликовал «Первую книгу», по сути, с экспериментальной целью: «для года обсуждений общественностью». Он просил присылать добавления и предложения по улучшению языка, которые он обещал опубликовать в отдельной брошюре. В результате общественного голосования язык должен был бы принять окончательную форму. В течение 1888 года Заменгоф намеревался ничего не публиковать, ожидая оценки.
И как же откликнулись сторонники нового языка?
Почти каждый хотел его «улучшить». Однако некоторые высказали мысль о том, что «Первая книга» содержит недостаточно текстов, чтобы можно было осуществить полноценную оценку всего языка. Поэтому Заменгоф нарушил своё обещание и уже в 1888 году опубликовал «Вторую книгу». Она содержала в себе упражнения, перевод сказки Андерсена «Тень» и несколько стихотворений. «Вторая книга» планировалась автором как первая из шести книг, которые он хотел издать в 1888 году. Своё решение он поясняет следующим образом: «Я действительно хотел молчать в течение одного года. Однако после появления моей книжечки я начал получать множество писем с вопросами и с просьбами ускорить дело. Ответить на каждое отдельное письмо невозможно, поэтому я решил ответить на все вопросы публично. Но собрать все вопросы и ответы в одной книжечке означало бы заставить моих корреспондентов долго ждать, так как одна большая книга требует много времени на подготовку и издание. Поэтому я решил издать шесть небольших выпусков». Он ещё раз подчеркнул, что хочет быть не «создателем» языка, а лишь его «инициатором», и подтвердил своё намерение «подправить» проект языка согласно желанию публики. «Личность автора тогда совсем сойдёт со сцены и будет забыта». В течение года он ждал дальнейших предложений от общественности.
И что же представляли собой эти предложения?
Как правило, речь шла о мелочах, которые, однако, дали молодому автору понять, сколь деликатной темы он коснулся своим предложением. Славянам не нравился артикль «la», использование которого представляло для них затруднения, зато им нравилось наличие винительного падежа; французы же, наоборот, одобряли наличие артикля, зато яростно противодействовали введению в язык винительного падежа. Предложения противоречили одно другому, и удовлетворить всех не было никакой возможности. Однако ещё более важным был следующий аспект проблемы: любое небольшое изменение могло оказаться камешком, способным вызвать лавину прочих поправок. Например, многие предлагали заменить окончание множественного числа -j на -s, имеющееся во многих языках. Однако, тогда необходимо было бы изменить и окончание винительного падежа, так как буквосочетание -sn на конце слова было бы весьма трудно произносимым. Точно так же пришлось бы менять и глагольные окончания (в которых имелась буква s) и так далее. Любое изменение могло разрушить всю систему.
Бедный автор обратился к публике для того, чтобы улучшить свое творение, а в результате вынужден был защищаться от покушений «коллективного разума» на само существование языка. Что же он чувствовал?
Безусловно, его огорчало, что реформаторы руководствовались не соображениями всеобщей пользы, а лишь собственными вкусами, предпочтениями или амбициями. Часто предложение преподносилось в ультимативной форме: либо автор осуществит те или иные изменения, либо предложившая их личность отвернётся от такого языка. Один русский отказывался признавать международность эсперанто, так как он содержал «мало русских слов»; какому-то шведу эсперанто казался слишком итальянским, тогда как итальянцам он казался слишком немецким; французам эсперанто представлялся недостаточно французским и так далее. На страницах первой в мире эсперанто-газеты «La Esperantisto» развернулась бурная дискуссия на тему реформ, и в конце концов был опубликован их перечень, выносимый на голосование.
Получал ли Заменгоф одобрительные отзывы?
Да, именно они помогли ему сохранить равновесие. Россиянин Боровко предложил «не делать никаких предложений», швед Лундстрём обращал внимание на то, что введение предложенных изменений значительно ухудшит язык, поляк Грабовский констатировал, что окончания -ajn, -ojn вовсе не являются столь неблагозвучными, как ему казалось вначале.
Эсперанто уже изначально был нереформируемой системой, так как она оказалась… совершенной?
Видимо да, какого аспекта мы бы не касались. Активные споры разгорелись вокруг алфавита: кто-то предлагал ввести новые, а кто-то - отменить старые буквы и звуки. Однако вскоре оказалось, что эсперантская звуковая система с пятью гласными и 23 согласными, существующими во многих языках, является оптимальным выбором.
Как варшавский школьник мог об этом знать?
Варшавский школьник вполне мог знать, что среди европейских языков греческий, русский, сербский, хорватский и испанский имеют именно такую систему гласных. А вот мог ли он знать, что те же гласные имеются и в суахили, и в языке майя, и во многих других экзотических языках? Ещё более интересно то, что он не поддался искушению скопировать звуковую систему эсперанто с языков, которые он очень хорошо знал, а именно польского, немецкого и французского, которые имеют больше гласных.
Но проблема состоит не только в количестве звуков, а и в том, что отдельные звуки, представляемые одними и теми же буквами, могут произноситься немного по-разному. Речь идёт о так называемых фонемах. Они являются самыми малыми языковыми единицами, которые обладают смыслоразличительной способностью. Например, латинское слово «malum» может означать либо «зло», либо «яблоко», в зависимости от того, с какой долготой произносится звук «a».
Выдающийся фонетик, профессор Лондонского Университета Джон Уэллс, бывший в своё время президентом Международной Эсперанто-Ассоциации, охарактеризовал это явление так: «Чем меньше фонем имеется в языковой системе, тем больше свободы существует в их реализации, то есть, в произношении». В своей книге «Лингвистические аспекты эсперанто» он приводит пример с английским языком, чья звуковая система имеет 20 гласных. «В случае с большим количеством гласных они должны выговариваться очень чётко по сравнению, например, с гласными испанского или греческого языка, в противном случае возникает возможность спутать, например, «чашку» (на английском - «cup» с коротким а) с «карпом» (по-английски «carp», а долгое)». Таким образом, простота системы гласных даёт эсперанто-говорящим относительную свободу в их произношении. Однако стоит обратить внимание и на тот факт, что за десятилетия разговорной практики в эсперанто сформировалась своеобразная норма произношения.
Почему же Заменгоф ещё более не уменьшил количество звуков в языке, а остановился на пяти гласных и 23 согласных?
Продолжение следует...
Перевод осуществлён по изданию Dobrzyński, Roman. La Zamenhof-strato. Verkita laŭ interparoloj kun d-ro L.C. Zaleski-Zamenhof. - Kaunas: Ryto varpas, 2003. - 288 pĝ., il. - 1000 ekz.
Предыдущий фрагмент перевода • Самый первый фрагмент и содержание • Следующий фрагмент перевода
Все записи по тегу «z-strato»