Третий этаж, часть I
Предыстория
Андрей был послан максимально жёстко. Отрезан и выброшен из жизни навсегда.
Бросая последние каменные слова, Алёна внутренне напряглась в ожидании встречного шторма эмоций.
Он будет взбешён. Не может не быть. Она же знает, что он к ней ох как не равнодушен. Всю ночь обдумывала, проигрывала завтрашнюю сцену и пыталась угадать его реакцию - какой она будет? Бурная истерика с мольбами, с виноватыми глазами, с попытками схватить за руку? (Надо будет вырвать руку с негодованием.) Может, он упадёт на колени? Нет, это не про него. Он сдержан. Глаза блеснут гневом? Сжав губы, процедит проклятья? Что?
В реальном мире освещённый настоящим солнцем Андрей сощурил близорукие глаза, пристально вгляделся в Алёну, после чего сделал лицо непроницаемым, словно надел маску, и коротко сказал:
- Хорошо. Спасибо за прямоту.
После этого он решительно повернулся и ушёл быстро, не допуская продолжения разговора. Он шёл, и безжалостно, целыми пучками рвались нити, которые их связывали. Алёне казалось, что она ясно видит эти нити. Они чувствительные, с ними надо поаккуратней. Что же он так грубо? Так быстро? Она ждала чего угодно, но не такой поспешности. Она хотела подглядеть драму его чувств, досмотреть её до конца, увидеть финал, узнать, какова будет логическая точка. Но вот он ушёл. В самом начале увертюры. Сюжет повис в неопределённости. Ну и ладно. Ты же хотела в первую очередь именно этого, чтобы он ушёл? Он ушёл. Значит, всё как надо. Ей удалось убедить себя, что такой вариант развязки тоже хорош и, возможно, даже лучше других, чреватых слезами и скандалами.
Всё. И хватит об этом.
По дороге домой она заехала в универсам, долго кружила по рядам, машинально набивая снедью тележку, временами подвисая в задумчивости. Не заметила, как расплатилась и как добралась домой. Собственно, что это за человек? Совсем недавно его не существовало в её жизни. Потом он вошёл - не ворвался, нет, вошёл - просто и уверенно. Всего несколько свиданий, несколько совместных прогулок, какие-то неторопливые разговоры. Странная манера разговаривать, в которой больше молчания, чем слов. По большей части он слушал, изредка вставляя свои замечания. Короткие и точные. Или неожиданно шутил. Как ни странно, чаще удачно, чем нет. Его можно было разговорить. Вдруг, он, увидев её интерес, брался за какую-то тему и начинал развивать её неторопливо, обстоятельно и на удивление нескучно. Странное впечатление - то, что он говорил, казалось продолжением его молчания. Как будто он всё время где-то в себе ведёт непрерывный монолог, который иногда просто выходит на поверхность.
Он был ужасно негибкий. Выслушивая её маленькие женские капризы, улыбался снисходительно, как ребёнку, и… делал по-своему. Её самолюбие принцессы, ждавшей поклонения, попиралось нещадным образом. Её шпильки и копья ломались, как о каменную стену. Но когда зачехлялись копья, то и стена сама собой куда-то исчезала. Возражать было бесполезно - он не заводился в ответ на её упрёки, слёзы и даже истерики. Выслушивал спокойно, молча. Если становилось слишком громко или долго, поворачивался и уходил. Никогда не извинялся за свои слова и поступки. Ну и в конце концов это, само собой, стало её бесить. Она-то надеялась его слегка переделать, подогнать под своё представление о том, каким должен быть её мужчина. Но он оказался необучаем, не годным для обработки.
Он давал понять, что ждёт от неё секса, но она не торопилась соглашаться, колебалась, не в силах ответить себе на вопрос, а, вообще, нужен ли ей Андрей как таковой? В смысле, надолго, потенциально навсегда. Тот ли он, кого она ждёт? А вдруг нет? Она доверит ему сокровенное, а он окажется чужим. Готова ли она принять его с его нескладностью, со всеми его такими очевидными недостатками? Нет, он определённо не был достоин её интимной близости. К тому же, сказать по правде, Алёна робела и терялась от мысли, что ей придётся раздеться догола при мужчине и позволить ему смотреть на неё и трогать всё, что ему вздумается. Она понимала, что это несовременно, что девушка должна быть раскрепощённой и уметь получать удовольствие от таких вещей. И что в конце концов когда-нибудь это должно произойти. И всё же оттягивала, надеясь дождаться того, чтобы отдать себя в самые что ни на есть надёжные-пренадёжные руки, чтобы родство душ было такое полное, что уже совсем не осталось бы стыда. А Андрей был не такой. Не совсем такой. Его она стеснялась.
И вот решение принято.
К тому времени, как ужин был приготовлен и съеден, она уже окончательно успокоилась. Настолько, что сумела увлечься чтением книжки в кресле, закутавшись в плед. Закончив чтение, отметила про себя, что вот уже час как не думает об Андрее, и похвалила себя за это. Душа явно шла на поправку.
Как она вообще могла на него запасть? Теперь можно взглянуть на их отношения немного отстранённо, с расстояния проходящего времени и остывающих чувств. Она - сильная целеустремлённая женщина, знающая себе цену и не терпящая над собой ни чьего диктата. Он тоже волевой и цельный. В этом они похожи. Но почему он решил, что может вести себя так покровительски? С какой стати? Нет, он не давил на неё явно. Но почему-то часто сам принимал решения, с ней не поговорив, со снисходительной улыбкой выслушивал её возражения и решение не менял. Или вдруг делал что-то, что она считала вторжением в её личную зону, вторгался с возмутительной уверенностью в том, что ему это позволено, что он имеет на это какое-то право. И ещё ждал от неё преданности. Совсем не понятно с какой стати.
Так вот нет же. Беспардонность твоя и самоуверенность наказаны.
Конечно же, от него перестали приходить электронные письма. СМСки он и раньше никогда не писал, звонил редко и коротко, но е-мэйлы иногда кидал, короткие и деловые: делился интересными ссылками или спрашивал о планах на вечер. Теперь это ожидаемо пропало. Что здорово: меньше напоминаний - быстрее будет забываться. Скоро забудется совсем.
В воскресенье, волоча велосипед по лестнице, она подумала, что с ним не пришлось бы таскать по лестницам велосипед. Но, впрочем, не настолько уж тяжёл велосипед, чтобы спортивная женщина делала из этого проблему и о чём-то там сожалела. Крутя педали, она думала о том, что по её расчётам, по тому, как она понимает его психологию, он уже должен созреть для того, чтобы искать контакта. Дома почему-то в первую очередь, скинув только кроссовки, открыла почту. Там ничего не было. Конечно, именно этого и следовало ожидать. Странно, что минуту назад она надеялась на что-то другое. Дрогнула и заунывной струной потянулась мысль: “Во взаимодействии двух сильных натур главной проблемой становится неуступчивость”. Но это не её забота. Женщина выбирает из того, что ей предлагает мужчина. Пусть он там сам переживает, думает, как вернуть её расположение, а она никуда не торопится и может спокойно ждать. Да нет же, ничего не ждать, спокойно жить, открытой для новых встреч, для новых сюжетов. А пока пусть будет пауза. В конце концов, скоро её день рождения, не может же он проигнорировать и не поздравить. Наверняка поздравит сухо и коротко. Но должен, просто обязан, оставить какую-то зацепочку, чтобы она, не роняя своего достоинства, могла что-то ответить. Ещё суше чем он, конечно же. Или даже не ответить, что кольнёт его больно и заставит забеспокоиться.
Весь вечер перед днём рождения, и даже засыпая, она всё не могла придумать, что лучше - ответить или проигнорировать.Утром пошли косяком поздравления от друзей и родственников, удачные и не очень. Всякие котики, розочки, шаблонные стишки, заёмное остроумие. Они наполняли её время до самого обеда, заставляя то умиляться, то кривиться от неуклюжей безвкусицы. К обеду большинство отстрелялось, поток поредел. Алёна радостно качалась на розовых волнах внимания. Андрей тянул, видно, не хотел толпиться в общем хоре. Хочет дождаться тишины и пустоты, чтобы придать себе значительности. Предсказуемо. Всё равно она ещё не додумала свою реакцию, так что это даже к лучшему. Вечером вдруг завалили подруги с тортом и шампанским. Закрутились разговоры, кухонная возня, в размякшем воздухе заклубились аппетитные запахи от скворчащего мяса и растомившихся пряностей. С радостью и с жадностью Алёна во всё это погрузилась и хотела, чтобы оно длилось и грело её вечно, чтобы мелькали знакомые разрумянившиеся лица, несли околесицу, не давая ни минуты роздыху. И это было хорошо, то, что нужно. И жалко было видеть, как с понятной неизбежностью ткань общения начала помалу редеть, и в дыры проглядывали ночь и одиночество. Она цеплялась, как могла, за угасающее веселье, долго не отпускала последнюю подругу, но всё-таки была в конце концов оставлена наедине с полной тишиной.
Выпитое шампанское заполняло тишину ровным шумом в ушах и глухим биением височного пульса. Движения были немного резковаты, разбросаны, но вполне себе точны. Она немедленно заглянула в почту. Потом в Фэйсбук. Ничего?
Рассердившись, настучала: “Между прочим, у меня сегодня день рождение”. Захлопнула ноутбук и немедленно пошла спать, отложив на завтра необходимость что-либо додумывать. И правильно сделала, потому что утром проснулась, как от щелчка по носу, от противной мысли, что даже то малое, что успела спьяну натворить, было страшной глупостью. Бросилась к компьютеру. Там был ответ: “Ах, да! Поздравляю. Прости.” Коротко, едко, неискренне. И жирная точка - разговор окончен. Да ещё бросилась в глаза её грамматическая ошибка: почему “рождение”, когда надо “рождения”? С этой ошибкой её послание выглядело особенно жалким. А-а! Позор! Тонкой игры не вышло, сплошные ляпы.
И тут Алёну прошило: нет, ничто не проходит и не рассасывается, чем дальше, тем больше он занимает её мысли. Он близкий, он нужный, он подходящий. Большинство его недостатков - фантазия её воспалённой гордости, её собственная спесь. Да, он не гнётся под неё, но это не есть недостаток. Это свойство, которое нужно ценить. За него, это свойство, даже можно любить. При этом же он умеет быть внимательным, и прощать, и не высмеивать чужие проколы. Он совершенно не злопамятен. И даже простит этот скандальный разрыв. Стопудово простит и не помянет. Ещё целые сутки она себя уговаривала, уверяла в том, что как раз с ним не страшно показаться глупой, непоследовательной. Он всё воспримет спокойно, адекватно, как доктор, как сильный человек, без упрёков и брюзжания, не дразня заработанными очками. Но как признаться в поражении? И при этом продолжать жить, и улыбаться. Как сохранить достоинство, без которого она сама себе не нужна и не будет собой? Через сутки совершенно одуревшая от внутренних борений, всклокоченная, бледная и одичавшая она пошла сдаваться. С ненавистью глядя в экран монитора, набрала: “Давай встретимся”. Хорошо, что с ним не требуется расшаркиваний и прочего политеса. Он всё поймёт и так. Правильно. Несколько секунд палец подрагивал над мышкой, а указатель-стрелочка завис над кнопкой “Send”. Закусила губу и нажала. Прокатилась смешанная волна ужаса и облегчения. Алёна обмякла, осела в кресле. Уронила руки и закрыла глаза. И только сердце иступлённо, до ноющей боли колотило в рёбра, сотрясая тело. Решение принято. Удачное, мудрое, глупое - теперь не важно. Время поползло бульдозером - неторопливо и неумолимо. Это у неё решение шарахнуло молнией сразу по всем нервным окончаниям. Окружающему миру требовались минуты и часы, чтобы его переварить и выплюнуть ответ. Прошла бесконечность, другая.
Она смотрела на заголовок письма, которого так ждала, и не верила, что это оно. И боялась открыть. Просто иметь это письмо в ящике, подсвеченным как нераспакованное, уже было хорошо, приятно. Зачем желать большего? Фу ты, глупость какая. Вышла из ступора и кликнула на заголовок. Торопясь ухватить смысл, она скакала глазами по словам и не сразу сложила их в осмысленную фразу: “Я заказал столик в ресторане Маргарита на третьем этаже. Приходи завтра в шесть вечера. Столик на твоё имя.”
Так.
Новая фаза. Встала и, покачиваясь, пошла в ванную. На автомате приняла душ. В постель рухнула совершенно без сил. Последней мыслью было: “Непременно уснуть. Только не бессонница. Завтра я нужна себе свежей.” Организм не подвёл, не стал раскачивать маховик ночного бреда, а честно погрузился в анабиоз и в этом состоянии дотянул до утра.
Продолжение: Третий этаж, часть II, LJ, DW
Андрей был послан максимально жёстко. Отрезан и выброшен из жизни навсегда.
Бросая последние каменные слова, Алёна внутренне напряглась в ожидании встречного шторма эмоций.
Он будет взбешён. Не может не быть. Она же знает, что он к ней ох как не равнодушен. Всю ночь обдумывала, проигрывала завтрашнюю сцену и пыталась угадать его реакцию - какой она будет? Бурная истерика с мольбами, с виноватыми глазами, с попытками схватить за руку? (Надо будет вырвать руку с негодованием.) Может, он упадёт на колени? Нет, это не про него. Он сдержан. Глаза блеснут гневом? Сжав губы, процедит проклятья? Что?
В реальном мире освещённый настоящим солнцем Андрей сощурил близорукие глаза, пристально вгляделся в Алёну, после чего сделал лицо непроницаемым, словно надел маску, и коротко сказал:
- Хорошо. Спасибо за прямоту.
После этого он решительно повернулся и ушёл быстро, не допуская продолжения разговора. Он шёл, и безжалостно, целыми пучками рвались нити, которые их связывали. Алёне казалось, что она ясно видит эти нити. Они чувствительные, с ними надо поаккуратней. Что же он так грубо? Так быстро? Она ждала чего угодно, но не такой поспешности. Она хотела подглядеть драму его чувств, досмотреть её до конца, увидеть финал, узнать, какова будет логическая точка. Но вот он ушёл. В самом начале увертюры. Сюжет повис в неопределённости. Ну и ладно. Ты же хотела в первую очередь именно этого, чтобы он ушёл? Он ушёл. Значит, всё как надо. Ей удалось убедить себя, что такой вариант развязки тоже хорош и, возможно, даже лучше других, чреватых слезами и скандалами.
Всё. И хватит об этом.
По дороге домой она заехала в универсам, долго кружила по рядам, машинально набивая снедью тележку, временами подвисая в задумчивости. Не заметила, как расплатилась и как добралась домой. Собственно, что это за человек? Совсем недавно его не существовало в её жизни. Потом он вошёл - не ворвался, нет, вошёл - просто и уверенно. Всего несколько свиданий, несколько совместных прогулок, какие-то неторопливые разговоры. Странная манера разговаривать, в которой больше молчания, чем слов. По большей части он слушал, изредка вставляя свои замечания. Короткие и точные. Или неожиданно шутил. Как ни странно, чаще удачно, чем нет. Его можно было разговорить. Вдруг, он, увидев её интерес, брался за какую-то тему и начинал развивать её неторопливо, обстоятельно и на удивление нескучно. Странное впечатление - то, что он говорил, казалось продолжением его молчания. Как будто он всё время где-то в себе ведёт непрерывный монолог, который иногда просто выходит на поверхность.
Он был ужасно негибкий. Выслушивая её маленькие женские капризы, улыбался снисходительно, как ребёнку, и… делал по-своему. Её самолюбие принцессы, ждавшей поклонения, попиралось нещадным образом. Её шпильки и копья ломались, как о каменную стену. Но когда зачехлялись копья, то и стена сама собой куда-то исчезала. Возражать было бесполезно - он не заводился в ответ на её упрёки, слёзы и даже истерики. Выслушивал спокойно, молча. Если становилось слишком громко или долго, поворачивался и уходил. Никогда не извинялся за свои слова и поступки. Ну и в конце концов это, само собой, стало её бесить. Она-то надеялась его слегка переделать, подогнать под своё представление о том, каким должен быть её мужчина. Но он оказался необучаем, не годным для обработки.
Он давал понять, что ждёт от неё секса, но она не торопилась соглашаться, колебалась, не в силах ответить себе на вопрос, а, вообще, нужен ли ей Андрей как таковой? В смысле, надолго, потенциально навсегда. Тот ли он, кого она ждёт? А вдруг нет? Она доверит ему сокровенное, а он окажется чужим. Готова ли она принять его с его нескладностью, со всеми его такими очевидными недостатками? Нет, он определённо не был достоин её интимной близости. К тому же, сказать по правде, Алёна робела и терялась от мысли, что ей придётся раздеться догола при мужчине и позволить ему смотреть на неё и трогать всё, что ему вздумается. Она понимала, что это несовременно, что девушка должна быть раскрепощённой и уметь получать удовольствие от таких вещей. И что в конце концов когда-нибудь это должно произойти. И всё же оттягивала, надеясь дождаться того, чтобы отдать себя в самые что ни на есть надёжные-пренадёжные руки, чтобы родство душ было такое полное, что уже совсем не осталось бы стыда. А Андрей был не такой. Не совсем такой. Его она стеснялась.
И вот решение принято.
К тому времени, как ужин был приготовлен и съеден, она уже окончательно успокоилась. Настолько, что сумела увлечься чтением книжки в кресле, закутавшись в плед. Закончив чтение, отметила про себя, что вот уже час как не думает об Андрее, и похвалила себя за это. Душа явно шла на поправку.
Как она вообще могла на него запасть? Теперь можно взглянуть на их отношения немного отстранённо, с расстояния проходящего времени и остывающих чувств. Она - сильная целеустремлённая женщина, знающая себе цену и не терпящая над собой ни чьего диктата. Он тоже волевой и цельный. В этом они похожи. Но почему он решил, что может вести себя так покровительски? С какой стати? Нет, он не давил на неё явно. Но почему-то часто сам принимал решения, с ней не поговорив, со снисходительной улыбкой выслушивал её возражения и решение не менял. Или вдруг делал что-то, что она считала вторжением в её личную зону, вторгался с возмутительной уверенностью в том, что ему это позволено, что он имеет на это какое-то право. И ещё ждал от неё преданности. Совсем не понятно с какой стати.
Так вот нет же. Беспардонность твоя и самоуверенность наказаны.
Конечно же, от него перестали приходить электронные письма. СМСки он и раньше никогда не писал, звонил редко и коротко, но е-мэйлы иногда кидал, короткие и деловые: делился интересными ссылками или спрашивал о планах на вечер. Теперь это ожидаемо пропало. Что здорово: меньше напоминаний - быстрее будет забываться. Скоро забудется совсем.
В воскресенье, волоча велосипед по лестнице, она подумала, что с ним не пришлось бы таскать по лестницам велосипед. Но, впрочем, не настолько уж тяжёл велосипед, чтобы спортивная женщина делала из этого проблему и о чём-то там сожалела. Крутя педали, она думала о том, что по её расчётам, по тому, как она понимает его психологию, он уже должен созреть для того, чтобы искать контакта. Дома почему-то в первую очередь, скинув только кроссовки, открыла почту. Там ничего не было. Конечно, именно этого и следовало ожидать. Странно, что минуту назад она надеялась на что-то другое. Дрогнула и заунывной струной потянулась мысль: “Во взаимодействии двух сильных натур главной проблемой становится неуступчивость”. Но это не её забота. Женщина выбирает из того, что ей предлагает мужчина. Пусть он там сам переживает, думает, как вернуть её расположение, а она никуда не торопится и может спокойно ждать. Да нет же, ничего не ждать, спокойно жить, открытой для новых встреч, для новых сюжетов. А пока пусть будет пауза. В конце концов, скоро её день рождения, не может же он проигнорировать и не поздравить. Наверняка поздравит сухо и коротко. Но должен, просто обязан, оставить какую-то зацепочку, чтобы она, не роняя своего достоинства, могла что-то ответить. Ещё суше чем он, конечно же. Или даже не ответить, что кольнёт его больно и заставит забеспокоиться.
Весь вечер перед днём рождения, и даже засыпая, она всё не могла придумать, что лучше - ответить или проигнорировать.Утром пошли косяком поздравления от друзей и родственников, удачные и не очень. Всякие котики, розочки, шаблонные стишки, заёмное остроумие. Они наполняли её время до самого обеда, заставляя то умиляться, то кривиться от неуклюжей безвкусицы. К обеду большинство отстрелялось, поток поредел. Алёна радостно качалась на розовых волнах внимания. Андрей тянул, видно, не хотел толпиться в общем хоре. Хочет дождаться тишины и пустоты, чтобы придать себе значительности. Предсказуемо. Всё равно она ещё не додумала свою реакцию, так что это даже к лучшему. Вечером вдруг завалили подруги с тортом и шампанским. Закрутились разговоры, кухонная возня, в размякшем воздухе заклубились аппетитные запахи от скворчащего мяса и растомившихся пряностей. С радостью и с жадностью Алёна во всё это погрузилась и хотела, чтобы оно длилось и грело её вечно, чтобы мелькали знакомые разрумянившиеся лица, несли околесицу, не давая ни минуты роздыху. И это было хорошо, то, что нужно. И жалко было видеть, как с понятной неизбежностью ткань общения начала помалу редеть, и в дыры проглядывали ночь и одиночество. Она цеплялась, как могла, за угасающее веселье, долго не отпускала последнюю подругу, но всё-таки была в конце концов оставлена наедине с полной тишиной.
Выпитое шампанское заполняло тишину ровным шумом в ушах и глухим биением височного пульса. Движения были немного резковаты, разбросаны, но вполне себе точны. Она немедленно заглянула в почту. Потом в Фэйсбук. Ничего?
Рассердившись, настучала: “Между прочим, у меня сегодня день рождение”. Захлопнула ноутбук и немедленно пошла спать, отложив на завтра необходимость что-либо додумывать. И правильно сделала, потому что утром проснулась, как от щелчка по носу, от противной мысли, что даже то малое, что успела спьяну натворить, было страшной глупостью. Бросилась к компьютеру. Там был ответ: “Ах, да! Поздравляю. Прости.” Коротко, едко, неискренне. И жирная точка - разговор окончен. Да ещё бросилась в глаза её грамматическая ошибка: почему “рождение”, когда надо “рождения”? С этой ошибкой её послание выглядело особенно жалким. А-а! Позор! Тонкой игры не вышло, сплошные ляпы.
И тут Алёну прошило: нет, ничто не проходит и не рассасывается, чем дальше, тем больше он занимает её мысли. Он близкий, он нужный, он подходящий. Большинство его недостатков - фантазия её воспалённой гордости, её собственная спесь. Да, он не гнётся под неё, но это не есть недостаток. Это свойство, которое нужно ценить. За него, это свойство, даже можно любить. При этом же он умеет быть внимательным, и прощать, и не высмеивать чужие проколы. Он совершенно не злопамятен. И даже простит этот скандальный разрыв. Стопудово простит и не помянет. Ещё целые сутки она себя уговаривала, уверяла в том, что как раз с ним не страшно показаться глупой, непоследовательной. Он всё воспримет спокойно, адекватно, как доктор, как сильный человек, без упрёков и брюзжания, не дразня заработанными очками. Но как признаться в поражении? И при этом продолжать жить, и улыбаться. Как сохранить достоинство, без которого она сама себе не нужна и не будет собой? Через сутки совершенно одуревшая от внутренних борений, всклокоченная, бледная и одичавшая она пошла сдаваться. С ненавистью глядя в экран монитора, набрала: “Давай встретимся”. Хорошо, что с ним не требуется расшаркиваний и прочего политеса. Он всё поймёт и так. Правильно. Несколько секунд палец подрагивал над мышкой, а указатель-стрелочка завис над кнопкой “Send”. Закусила губу и нажала. Прокатилась смешанная волна ужаса и облегчения. Алёна обмякла, осела в кресле. Уронила руки и закрыла глаза. И только сердце иступлённо, до ноющей боли колотило в рёбра, сотрясая тело. Решение принято. Удачное, мудрое, глупое - теперь не важно. Время поползло бульдозером - неторопливо и неумолимо. Это у неё решение шарахнуло молнией сразу по всем нервным окончаниям. Окружающему миру требовались минуты и часы, чтобы его переварить и выплюнуть ответ. Прошла бесконечность, другая.
Она смотрела на заголовок письма, которого так ждала, и не верила, что это оно. И боялась открыть. Просто иметь это письмо в ящике, подсвеченным как нераспакованное, уже было хорошо, приятно. Зачем желать большего? Фу ты, глупость какая. Вышла из ступора и кликнула на заголовок. Торопясь ухватить смысл, она скакала глазами по словам и не сразу сложила их в осмысленную фразу: “Я заказал столик в ресторане Маргарита на третьем этаже. Приходи завтра в шесть вечера. Столик на твоё имя.”
Так.
Новая фаза. Встала и, покачиваясь, пошла в ванную. На автомате приняла душ. В постель рухнула совершенно без сил. Последней мыслью было: “Непременно уснуть. Только не бессонница. Завтра я нужна себе свежей.” Организм не подвёл, не стал раскачивать маховик ночного бреда, а честно погрузился в анабиоз и в этом состоянии дотянул до утра.
Продолжение: Третий этаж, часть II, LJ, DW