Бабочка, гл. 4, Выйти из кокона
(эротическая фантазия)
Начало: гл. 1, В ресторане LJ, DW
Предыдущая: гл. 3, Перфоманс LJ, DW
Целую неделю Лина никак себя не обнаруживала. Но потом всё-таки позвонила, говорила немного сбивчиво:
- Можно я приду завтра, ну, помните?.. Мы, вроде, договаривались, ну, чтобы…
- Да-да, я понял. Конечно, буду ждать, - Алексей старался звучать как можно спокойней и доброжелательней, чувствуя, как с трудом карабкается от фразы к фразе её голос, придавленный дискомфортом.
Весь вечер он думал о предстоящей сессии. Надо быть предельно деликатным. Как помочь Лине? Что для неё будет лучше? Напоить сначала чаем, чтобы в дружеской беседе снять напряжение? Или накапать коньяку?
И вот она пришла. У неё были холодные руки и озабоченный вид.
- Чаю для разгона? - предложил Алексей.
- Нет, я хотела бы поскорей начать. - Она избегала его глаз, но один раз, напротив, взглянула прямо и по-кошачьи цепко, словно хотела задать вопрос или что-то быстро про него понять, но потом поспешно опять отвела взгляд.
- Как скажешь,.. он пожал плечами, а сам подумал: “Наверное, боится, что улетучится кураж.” Жестом пригласил её в студию, где всё уже было расставлено по местам и погружено в полумрак ожидания. Они вошли и встали посреди комнаты, окружённые штативами, проводами, полотнищами фонов и разным сценическим реквизитом. С чего-то надо было начинать.
- Ну что ж, - просто сказал он, - тогда раздевайся. И сам удивился тому, как это прозвучало просто и обыденно. Фраза, которую до сих пор он мог сказать только жене, вдруг странным образом стала возможной для совсем другой, далеко не так близкой ему женщины.
- Ага, - быстрым эхом откликнулась она, но начинать всё-таки медлила. Для неё, видно, ситуация выглядела ещё более фантастической. Да, на словах вроде всё решено, всё обговорено, но шаг, прыжок ещё только предстоит сделать.
Пауза исчерпала себя, и Лина начала расстёгивать блузку. Похолодевшие от кондиционера и волнения пальцы плохо слушались.
- Тебе помочь? - Чёрт, какая дурацкая, неуместная фраза. Надо за собой следить, не ляпать что попало.
Она опустила и отвела в сторону глаза. Пуговицы поддавались с трудом, но она коротко сказала:
- Я сама.
- Мне отвернуться?
Она цепко схватила его взглядом. На скулах загустел румянец. Губы дрогнули:
- Н-нет, не надо... Пожалуйста. - В голосе неожиданно прозвучала просьба. Он почувствовал, что перестаёт понимать, что ею движет, какое борение желаний, опасений, чувств. Наверное и она понимала себя не чётко. Где-то там внутри она как бы шла наощупь по канату, неуверенная абсолютно ни в чём. Готовясь открыть тело, она непроизвольно стыдливо прикрывала душу, и в то же самое время спешила открыться, проскочить неловкий зазор, приблизить неизбежное.
“Непонятно, и ладно, - подумал он, - будем экспериментировать.” Включил фотофонарь, щедро залив её светом, готовый ко всему, к протесту, к маханию рук, бегству за ширму. Но она только еле уловимо улыбнулась, стягивая, наконец, блузку и бросая её в темноту.
Это не был стриптиз - ни музыки, ни нагловатой самоуверенности профессионалки, с шиком мечущей перед публикой свои козыри. Девочка явно смущалась и робела, не думала об осанке и выгодности поз. Её движения были похожи на сбивчивую речь человека, который давно собирался выговориться, но ему всё не давали, а теперь он торопится воспользоваться появившейся возможностью, сказать всё, ничего не забыть, да побыстрее, пока слушают.
Юбка слетела легко. Застёжки лифчика стойко сопротивлялись. Она стояла спиной, видно было, как алые лепестки ногтей пляшут над застёжками, пальцы вслепую нащупывают и сковыривают крючки. Наконец, оковы пали, она повернулась, прижимая чашки бюстгальтера к грудям, нашла глазами Алексея, словно прося одобрения, и отняла чаши от грудей так, как будто выпускала на волю птицу. Вздрогнули и качнулись соски, но мир не перевернулся и не разлетелся на части.
Потом она суетливо и неловко освобождалась от трусов, словно никогда не делала этого раньше. Сначала они как-то наперекосяк туго перетянули попу, потом никак не хотели съезжать вниз по ногам, и конечно же зацепились за острый каблучок, так что ей пришлось мелко и быстро переступить, ловя равновесие. Наконец, совладав, она поспешила куда-то с глаз долой затолкать маленький комочек из тряпочек и тесьмы, словно избавляясь от улик.
Всё. Дело сделано. Чёрные лаковые туфли - это всё, что на ней осталось. Лина прикрыла глаза и замерла в свободной позе, греясь в широком луче фонаря. Напряжение словно бы стекало с нервов на открытую поверхность кожи и испарялось, давая место свободе и покою. Подержала в руках груди, как бы проверяя их вес, провела руками по бокам, как бы убеждаясь, что трусов действительно нет, крепко, до вмятин схватила себя за ягодицы:
- Ну-у, я готова.
Дальше была съёмка. Почти без неловкостей - всё-таки у обоих уже был богатый опыт совместной работы. И, ха-ха, без траты времени на переодевания. Лина была пластична, податлива, с готовностью выполняла просьбы Алексея. Он осмелел и всё решительней использовал её гибкость, отзывчивость её подвижного тела, легко изобретая позы и ракурсы.
Искусство фотографии всё-таки сильно отличается от живописи. Перед глазами фотографа непрерывно течёт жизнь, сюжет развивается, композиция строится, дополняется и потом вдруг ломается, рассыпается на куски. Фотограф наблюдает за развитием композиции, как за схождением звёзд: “Сейчас не то, хаос линий и световых пятен. Вот что-то начинает выстраиваться, но рыхло, ломко.” И вдруг наступает момент, когда становится ясно - именно сейчас надо жать на кнопку, всё сошлось, но на короткое мгновение, через десятую долю секунды уйдёт, и будет поздно. Каждый раз, прикладывая глаз к видоискателю, Алексей вновь и вновь переживал этот процесс - сбора и распада композиции.
Когда Лина начала выдыхаться, спина заблестела от пота, а одна из выбившихся прядок слиплась в мышиный хвостик, в комнату заглянула Марина:
- Вы скоро закончите? У меня всё готово.
- Да, в общем-то уже и закончили. Только проверить на большом экране всё ли в порядке с резкостью.
- Линочка, ты ведь останешься с нами ужинать?
- Да, спасибо.
Алексей щёлкнул выключателем и безжалостно яркий свет как-то увял, растёкся по углам и растаял в полумраке студии. Привычное превращение сияющего островка света в тусклую обыденность вызвало привычную лёгкую грусть. Угловатые предметы изо всех углов полезли к сцене, где Лина продолжала стоять, растерянно озираясь по сторонам. Видно, ещё медленней, чем растаял свет ламп на её коже, в глазах её продолжали таять зайчики от осветителей, только что слепивших со всех сторон.
- Можно одеваться.
Он снял со штатива фотоаппарат, уложил его в футляр, подумал, что бы из вещей лучше убрать, а что можно пока оставить. Пожалуй, протянутый через всю комнату силовой кабель стоит от греха смотать. Отсоединил кабель с обоих концов и начал, не торопясь, сматывать его в бухту. Не сразу заметил, что Лина так и не двинулась с места и продолжала стоять в нерешительности где стояла, немного скосолапив ноги, высокая на своих шпильках. Нагота её мягко обволакивалась сумраком студии.
- Что-то не так?
Он подошёл к ней поближе и попробовал разглядеть выражение лица.
- Нет-нет, всё в порядке.
Она явно хотела и не решалась что-то сказать, чего-то невероятно стесняясь. Конечно же не отсутствия на ней одежды. Широко расправленные плечи, заложенные за спину руки, какие-то другие неуловимые черты говорили, что в этом смысле она чувствует себя вполне комфортно. Даже, в волнении переступив ногами, раздвинула их на ширину плеч. Отчего поза стала ещё более открытой, откровенной. Чего же она ждёт? Ему пришла в голову неожиданная и странная догадка, но паузу уже некуда было дальше тянуть, и чтобы наконец прервать затянувшуюся паузу он решился сказать вслух:
- Ты не хочешь одеваться?
Она вспыхнула, залилась краской, глаза блеснули из полумрака, как ему показалось, гневно. Потом она потупилась и тихо сказала:
- Да.
"Надо же, угадал. Только что это она?.. Да кто их разберёт, этих одиноких барышень."
- Но ужин уже на столе...
- Да-да, ужин... да...
Надо было выручать её и дальше.
- Хочешь, останься так на время ужина, а я захвачу фотоаппарат, может, ещё какой-нибудь сюжетик для следующей сессии подсмотрю.
- Правда, можно? А как же Марина? Возражать не будет?
- А вот мы её сейчас и спросим. Марина!
Лина вздрогнула и сжалась. Вошла Марина, вытирая на ходу руки кухонным полотенцем.
- Слушай, хозяйка... Мы тут хотели ещё поработать над скованностью нашей модели... Ты разрешишь ей отужинать в костюме Евы?
Марина бросила несколько быстрых взглядов на Лину и Алексея, пытаясь уловить следы сказанного в её отсутствии.
- Пожалуйста, меня это не смутит. М-м,.. у нас за ужином обнажённая дама, значит, ужин автоматически становится романтическим. А, пожалуй, я вас поддержу. Пусть будут две обнажённые дамы.
- Ура. Я достану шампанское, а ужин перенесём из столовой в гостиную.
Пребывая в некотором замешательстве и гадая, как следует держать себя в такой ситуации, он вдруг поймал себя на том, что подсознательно уже выбрал стиль поведения - подчёркнуто почтительный. Он сопровождал её в гостиную, как сопровождают даму на великосветском балу, как если бы вокруг них было не его милое и скромное жилище, а ослепительная зала, полная шикарно одетых дам, и как будто на ней тоже было великолепное бальное платье из шёлка и атласа с водопадом шуршащих юбок, смело открывающее плечи и спину. Реальность была, конечно же, гораздо смелей, и с удовольствием он отметил, что отсутствие платья не уменьшало ощущения великолепия и какой-то даже роскоши, исходивших от её матовой кожи, от безупречности идеально сложенного тела.
Неожиданно он почувствовал, что, пожалуй, интуитивно найденный стиль вполне подходит. Замешательство прошло, появились лёгкость и комфорт. Похоже, она тоже вдруг ощутила себя как бы на балу. Блестящие глаза, вспыхнувший румянец, лёгкий трепет в холодных тонких пальцах, когда он подал ей руку. Будто она пребывала в нетерпеливом ожидании своего первого танца, открывающего бал. Демонстративная церемонность была явной игрой, но игрой приятной, все играли в неё с удовольствием.
Ужин накрыли в гостиной у камина. Дамы расположились на диванах, а он на низкой банкетке по другую сторону журнального столика. Лина села как-то робко, на уголок, выпрямив спину и потупив глаза. Он откупорил бутылку шампанского и разлил по бокалам:
- За милых дам. За бабочек, покинувших свои коконы.
Он хотел тонко намекнуть на ню-нюанс вечеринки, но, возможно, перемудрил, потому что реакция дам была очень неопределённой.
Лина сидела, по-ученически сложив руки на коленях. Она явно смущалась, причём скорее Марины, чем Алексея, чувствуя себя чужеродной, неуместной деталью в семейном интерьере. Это, впрочем, подтверждалось некоторой заметной неловкостью в поведении Марины. Зато Алексей старался вовсю - сшить, разгладить ткань общения. Шампанское растопило его красноречие, он сыпал анекдот за анекдотом, щедро подливал вина, вспоминал истории из жизни, невольно скатываясь на злободневную тему - отсутствия одежды на персонажах. Вино понемногу начинало действовать - обнажённые дамы понемногу всё-таки расставались с коконом напряжённости и как будто становились ещё более обнажёнными. Во всяком случае их руки и ноги перестали робко жаться, а свободно заполняли пространство. Из углов поползли сумерки, но вовремя подоспевшие свечи ловко подоткнули их расползающиеся щупальца. Даже в образе пламени Алексею почудилась какая-то обнажённость. Прямо наваждение.
Он рассказывал о том, как когда-то давно они отдыхали дикарями в Крыму, жили в палатках у нудистского пляжа. О том, что к голым телам привыкаешь. Привыкаешь видеть их в разных видах - бледные только что приехавших, красные, облезающие целыми лоскутьями, загорелые до черноты, пропотевшие, просоленные, обветренные. И ещё вдруг понимаешь, как много вокруг некрасивых людей! Обнажение открывает не только то запретное, что хочется видеть, но часто и то, что видеть совсем не обязательно, что так удачно было спрятано одеждой. Одна его подруга тогда даже воскликнула: “Некрасивые не должны ходить голыми!” Он возразил ей, что это - дело привычки. Лица тоже далеко не все идеальны, но мы привыкли их видеть открытыми, и нас наоборот раздражает, когда человек закрывает лицо. Как бы некрасиво оно ни было.
И ещё он вспомнил случай на прогулке далеко от пляжа в горах, куда пляжники выбирались редко. На каменистой тропке, петлявшей в зарослях низкорослого бука, ему попалась компания из пяти молодых жилистых парней в линялых футболках и шортах. Среди них была такая же поджарая, прокопчённая девушка. На ней были такие же, как и на парнях, стоптанные пропылённые кеды, но в отличие от парней в остальном она была совершенно голой. Казалось бы что такого? В двух километрах отсюда целый пляж такого добра, и наверняка эта девушка уже мелькала в его поле зрения там. Но почему-то здесь это воспринялось по-другому. Здесь это было неожиданно, и в том, что её мужская свита была одета, чувствовался какой-то вызов. Да, именно свита, потому что во взгляде, которым она смерила Алексея, было чисто королевское обозначение дистанции, декларация недоступности. И вызов.
Потом в Феодосии на вокзале он опять столкнулся с ней, и опять случился мгновенный диалог взглядов. На его растерянный ответом был тот же высокомерный королевский, сказавший примерно следующее: “Да, я узнала тебя. Ты видел меня голой. Тебе была оказана милость, которой ты не достоин. Тебе просто повезло. Благодари судьбу, не меня.”
Алексей достал гитару пошёл по песням, тем, что без промаха бьют по женским сердцам: “Под небом голубым”, “Ты меня на рассвете разбудишь”, “Je suis malade”. Уже на второй песне Лина присоединилась. У неё был насыщенный богатый голос, в бархат заворачивавший пение Алексея. После чувственного женского романса “Не покидай, побудь со мной”, она вдруг сказала:
- Можно, я прочитаю вам стихотворение? Оно мне очень близко.
- Конечно. Давай.
- Называется “Светлячок”.
Она начала читать, постепенно разворачивая, наполняя деталями сложную картину. Начавшись об одном, стихотворение забрело куда-то в совсем другую степь.
Марина сказала:
- Какое неожиданное, очень женское стихотворение. Кто его автор?
- Один малоизвестный блогер.
- В смысле? Мужчина?
- Да.
- Ещё более неожиданно.
- Когда я его читаю, я погружаюсь и как будто живу в нём.
Алексей настроил музыкальный центр на случайную выборку. Бархатное танго пошло нарезать чувственность на ладные ломти шагов. Лина встрепенулась и даже хлопнула в ладоши:
- Ой, танго!
- Ты танцуешь танго?
- Да, в университете мы с друзьями ходили в студию. Обожаю танго!
Было тепло и уютно сидеть с бокалом вина, но ради танго он всё-таки отставил бокал:
- Ну тогда, может, потанцуем?
- С удовольствием.
Он подошёл к ней, с поклоном подал руку. Она немного кокетливо протянула свою. Он решительно притянул её к себе, и на мгновение пара замерла, плотно слитая в единое целое, готовясь попасть в такт и начать движение. Она практически сидела верхом, плотно обхватив ногами его колено, как и положено хорошей партнёрше, напряжённо ожидая его следующего движения, которое будет сигналом для неё. И точно, когда он сделал шаг, она тут же отступила быстрым и точным броском ноги. Танцевать с ней было одно удовольствие. Можно было делать сколь угодно большие шаги, неожиданные повороты - она всегда и везде поспевала легко и изящно. Он скосил глаза на её решительно развёрнутый профиль. Она совсем не смотрела на него. Казалось, она вообще никуда не смотрит, еле заметно улыбаясь чему-то своему и прислушиваясь только к своим ощущениям, полностью доверясь и ожидая новых сигналов ведущего её партнёра. На щеке трепетал румянец, по лбу рассыпались микробриллианты влаги. Обычная для танго тесная близость партнёров из-за наготы партнёрши, казалось, удвоилась, и жар её разгорячённого тела охватывал его решительно и откровенно. В запахах и ароматах проявилась тонкая волнующая струйка женского пота. Конечно, она танцевала гораздо лучше него, но подчинённая женская роль позволяла это скрыть, уступив партнёру инициативу, и тем пощадить его самолюбие. А он с искренней радостью следил за её точными безошибочными движениями, за тем, как послушно ей всё в её теле. За исключением, разве что легкомысленно болтающегося хвостика волос и курносых грудей. Они одни двигались не столь упорядоченно и продолжали подрагивать, даже когда хозяйка застывала напряжённой струной. Ещё должны вздрагивать ему не видимые ягодицы и задние поверхности бёдер. Почему-то он ясно себе их представил, почти увидел. Чёрт, это должно быть суперэротично!
Её рука и спина стали влажными. И это тоже было приятным - доказывало реальность того, что как-то больше походило на сон.
Потом был вальс, и он пригласил Марину. Ещё одна полностью обнажённая партнёрша, ещё один танец в тесном контакте. Он входил во вкус и хмелел быстрее, чем можно было ожидать от вина.
Но как-то не хотелось ничего больше. Просто тянуть этот тёплый вечер долго, неторопливо, как бокал коньяка. Было уже так хорошо, что лучшего и не хотелось. Собственно, так оно и вышло. Коньячный бокал вечера вкусно и медленно выпился до дна, Лине было пора одеваться. Напоследок он обнял её, постаравшись охватить объятьем её всю целиком и запомнить побольше ощущений от её тела - прохладную гладкость кожи в сочетании с живым теплом, идущим из глубины.
Она уходила с несколько отрешённым выражением на зарумянившемся лице, будто душа плыла где-то поверху в паре метров над телом. Чем-то этот вечер и её пронял до глубины, наполнил доверху впечатлениями, в которых надо было основательно разбираться.
Оставшись вдвоём Алексей и Марина, не выходя из состояния задумчивости, принялись за уборку.
- Для тебя это, наверное, бессмысленный цирк, происшествие в бане…
- Да нет. У меня есть свой интерес. Я бы хотела её порисовать. Вся эта ваша фотография - хлоп - и готово, как водку залпом. А когда рисуешь - цедишь красоту по капле, смакуешь каждую линию, каждую полутень.
- Обижаешь. Да, фотография быстра, как спринтерский забег. Но победа в спринтерском забеге - это результат многолетних тренировок. Нужно хорошо знать, какой ракурс, какая композиция, какой свет к чему приведут. Что будет работать, что нет. На фотосессию надо идти в пике формы, чтобы в момент нажатия на кнопку всё уже было учтено, вся мозаика сложена. Чтобы после не пришлось говорить: “Эх, как же я это упустил, тут не довернул, и там провалил.”
Продолжение: гл. 5, День рождения (LJ), (DW)
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/132788.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.
Начало: гл. 1, В ресторане LJ, DW
Предыдущая: гл. 3, Перфоманс LJ, DW
Целую неделю Лина никак себя не обнаруживала. Но потом всё-таки позвонила, говорила немного сбивчиво:
- Можно я приду завтра, ну, помните?.. Мы, вроде, договаривались, ну, чтобы…
- Да-да, я понял. Конечно, буду ждать, - Алексей старался звучать как можно спокойней и доброжелательней, чувствуя, как с трудом карабкается от фразы к фразе её голос, придавленный дискомфортом.
Весь вечер он думал о предстоящей сессии. Надо быть предельно деликатным. Как помочь Лине? Что для неё будет лучше? Напоить сначала чаем, чтобы в дружеской беседе снять напряжение? Или накапать коньяку?
И вот она пришла. У неё были холодные руки и озабоченный вид.
- Чаю для разгона? - предложил Алексей.
- Нет, я хотела бы поскорей начать. - Она избегала его глаз, но один раз, напротив, взглянула прямо и по-кошачьи цепко, словно хотела задать вопрос или что-то быстро про него понять, но потом поспешно опять отвела взгляд.
- Как скажешь,.. он пожал плечами, а сам подумал: “Наверное, боится, что улетучится кураж.” Жестом пригласил её в студию, где всё уже было расставлено по местам и погружено в полумрак ожидания. Они вошли и встали посреди комнаты, окружённые штативами, проводами, полотнищами фонов и разным сценическим реквизитом. С чего-то надо было начинать.
- Ну что ж, - просто сказал он, - тогда раздевайся. И сам удивился тому, как это прозвучало просто и обыденно. Фраза, которую до сих пор он мог сказать только жене, вдруг странным образом стала возможной для совсем другой, далеко не так близкой ему женщины.
- Ага, - быстрым эхом откликнулась она, но начинать всё-таки медлила. Для неё, видно, ситуация выглядела ещё более фантастической. Да, на словах вроде всё решено, всё обговорено, но шаг, прыжок ещё только предстоит сделать.
Пауза исчерпала себя, и Лина начала расстёгивать блузку. Похолодевшие от кондиционера и волнения пальцы плохо слушались.
- Тебе помочь? - Чёрт, какая дурацкая, неуместная фраза. Надо за собой следить, не ляпать что попало.
Она опустила и отвела в сторону глаза. Пуговицы поддавались с трудом, но она коротко сказала:
- Я сама.
- Мне отвернуться?
Она цепко схватила его взглядом. На скулах загустел румянец. Губы дрогнули:
- Н-нет, не надо... Пожалуйста. - В голосе неожиданно прозвучала просьба. Он почувствовал, что перестаёт понимать, что ею движет, какое борение желаний, опасений, чувств. Наверное и она понимала себя не чётко. Где-то там внутри она как бы шла наощупь по канату, неуверенная абсолютно ни в чём. Готовясь открыть тело, она непроизвольно стыдливо прикрывала душу, и в то же самое время спешила открыться, проскочить неловкий зазор, приблизить неизбежное.
“Непонятно, и ладно, - подумал он, - будем экспериментировать.” Включил фотофонарь, щедро залив её светом, готовый ко всему, к протесту, к маханию рук, бегству за ширму. Но она только еле уловимо улыбнулась, стягивая, наконец, блузку и бросая её в темноту.
Это не был стриптиз - ни музыки, ни нагловатой самоуверенности профессионалки, с шиком мечущей перед публикой свои козыри. Девочка явно смущалась и робела, не думала об осанке и выгодности поз. Её движения были похожи на сбивчивую речь человека, который давно собирался выговориться, но ему всё не давали, а теперь он торопится воспользоваться появившейся возможностью, сказать всё, ничего не забыть, да побыстрее, пока слушают.
Юбка слетела легко. Застёжки лифчика стойко сопротивлялись. Она стояла спиной, видно было, как алые лепестки ногтей пляшут над застёжками, пальцы вслепую нащупывают и сковыривают крючки. Наконец, оковы пали, она повернулась, прижимая чашки бюстгальтера к грудям, нашла глазами Алексея, словно прося одобрения, и отняла чаши от грудей так, как будто выпускала на волю птицу. Вздрогнули и качнулись соски, но мир не перевернулся и не разлетелся на части.
Потом она суетливо и неловко освобождалась от трусов, словно никогда не делала этого раньше. Сначала они как-то наперекосяк туго перетянули попу, потом никак не хотели съезжать вниз по ногам, и конечно же зацепились за острый каблучок, так что ей пришлось мелко и быстро переступить, ловя равновесие. Наконец, совладав, она поспешила куда-то с глаз долой затолкать маленький комочек из тряпочек и тесьмы, словно избавляясь от улик.
Всё. Дело сделано. Чёрные лаковые туфли - это всё, что на ней осталось. Лина прикрыла глаза и замерла в свободной позе, греясь в широком луче фонаря. Напряжение словно бы стекало с нервов на открытую поверхность кожи и испарялось, давая место свободе и покою. Подержала в руках груди, как бы проверяя их вес, провела руками по бокам, как бы убеждаясь, что трусов действительно нет, крепко, до вмятин схватила себя за ягодицы:
- Ну-у, я готова.
Дальше была съёмка. Почти без неловкостей - всё-таки у обоих уже был богатый опыт совместной работы. И, ха-ха, без траты времени на переодевания. Лина была пластична, податлива, с готовностью выполняла просьбы Алексея. Он осмелел и всё решительней использовал её гибкость, отзывчивость её подвижного тела, легко изобретая позы и ракурсы.
Искусство фотографии всё-таки сильно отличается от живописи. Перед глазами фотографа непрерывно течёт жизнь, сюжет развивается, композиция строится, дополняется и потом вдруг ломается, рассыпается на куски. Фотограф наблюдает за развитием композиции, как за схождением звёзд: “Сейчас не то, хаос линий и световых пятен. Вот что-то начинает выстраиваться, но рыхло, ломко.” И вдруг наступает момент, когда становится ясно - именно сейчас надо жать на кнопку, всё сошлось, но на короткое мгновение, через десятую долю секунды уйдёт, и будет поздно. Каждый раз, прикладывая глаз к видоискателю, Алексей вновь и вновь переживал этот процесс - сбора и распада композиции.
Когда Лина начала выдыхаться, спина заблестела от пота, а одна из выбившихся прядок слиплась в мышиный хвостик, в комнату заглянула Марина:
- Вы скоро закончите? У меня всё готово.
- Да, в общем-то уже и закончили. Только проверить на большом экране всё ли в порядке с резкостью.
- Линочка, ты ведь останешься с нами ужинать?
- Да, спасибо.
Алексей щёлкнул выключателем и безжалостно яркий свет как-то увял, растёкся по углам и растаял в полумраке студии. Привычное превращение сияющего островка света в тусклую обыденность вызвало привычную лёгкую грусть. Угловатые предметы изо всех углов полезли к сцене, где Лина продолжала стоять, растерянно озираясь по сторонам. Видно, ещё медленней, чем растаял свет ламп на её коже, в глазах её продолжали таять зайчики от осветителей, только что слепивших со всех сторон.
- Можно одеваться.
Он снял со штатива фотоаппарат, уложил его в футляр, подумал, что бы из вещей лучше убрать, а что можно пока оставить. Пожалуй, протянутый через всю комнату силовой кабель стоит от греха смотать. Отсоединил кабель с обоих концов и начал, не торопясь, сматывать его в бухту. Не сразу заметил, что Лина так и не двинулась с места и продолжала стоять в нерешительности где стояла, немного скосолапив ноги, высокая на своих шпильках. Нагота её мягко обволакивалась сумраком студии.
- Что-то не так?
Он подошёл к ней поближе и попробовал разглядеть выражение лица.
- Нет-нет, всё в порядке.
Она явно хотела и не решалась что-то сказать, чего-то невероятно стесняясь. Конечно же не отсутствия на ней одежды. Широко расправленные плечи, заложенные за спину руки, какие-то другие неуловимые черты говорили, что в этом смысле она чувствует себя вполне комфортно. Даже, в волнении переступив ногами, раздвинула их на ширину плеч. Отчего поза стала ещё более открытой, откровенной. Чего же она ждёт? Ему пришла в голову неожиданная и странная догадка, но паузу уже некуда было дальше тянуть, и чтобы наконец прервать затянувшуюся паузу он решился сказать вслух:
- Ты не хочешь одеваться?
Она вспыхнула, залилась краской, глаза блеснули из полумрака, как ему показалось, гневно. Потом она потупилась и тихо сказала:
- Да.
"Надо же, угадал. Только что это она?.. Да кто их разберёт, этих одиноких барышень."
- Но ужин уже на столе...
- Да-да, ужин... да...
Надо было выручать её и дальше.
- Хочешь, останься так на время ужина, а я захвачу фотоаппарат, может, ещё какой-нибудь сюжетик для следующей сессии подсмотрю.
- Правда, можно? А как же Марина? Возражать не будет?
- А вот мы её сейчас и спросим. Марина!
Лина вздрогнула и сжалась. Вошла Марина, вытирая на ходу руки кухонным полотенцем.
- Слушай, хозяйка... Мы тут хотели ещё поработать над скованностью нашей модели... Ты разрешишь ей отужинать в костюме Евы?
Марина бросила несколько быстрых взглядов на Лину и Алексея, пытаясь уловить следы сказанного в её отсутствии.
- Пожалуйста, меня это не смутит. М-м,.. у нас за ужином обнажённая дама, значит, ужин автоматически становится романтическим. А, пожалуй, я вас поддержу. Пусть будут две обнажённые дамы.
- Ура. Я достану шампанское, а ужин перенесём из столовой в гостиную.
Пребывая в некотором замешательстве и гадая, как следует держать себя в такой ситуации, он вдруг поймал себя на том, что подсознательно уже выбрал стиль поведения - подчёркнуто почтительный. Он сопровождал её в гостиную, как сопровождают даму на великосветском балу, как если бы вокруг них было не его милое и скромное жилище, а ослепительная зала, полная шикарно одетых дам, и как будто на ней тоже было великолепное бальное платье из шёлка и атласа с водопадом шуршащих юбок, смело открывающее плечи и спину. Реальность была, конечно же, гораздо смелей, и с удовольствием он отметил, что отсутствие платья не уменьшало ощущения великолепия и какой-то даже роскоши, исходивших от её матовой кожи, от безупречности идеально сложенного тела.
Неожиданно он почувствовал, что, пожалуй, интуитивно найденный стиль вполне подходит. Замешательство прошло, появились лёгкость и комфорт. Похоже, она тоже вдруг ощутила себя как бы на балу. Блестящие глаза, вспыхнувший румянец, лёгкий трепет в холодных тонких пальцах, когда он подал ей руку. Будто она пребывала в нетерпеливом ожидании своего первого танца, открывающего бал. Демонстративная церемонность была явной игрой, но игрой приятной, все играли в неё с удовольствием.
Ужин накрыли в гостиной у камина. Дамы расположились на диванах, а он на низкой банкетке по другую сторону журнального столика. Лина села как-то робко, на уголок, выпрямив спину и потупив глаза. Он откупорил бутылку шампанского и разлил по бокалам:
- За милых дам. За бабочек, покинувших свои коконы.
Он хотел тонко намекнуть на ню-нюанс вечеринки, но, возможно, перемудрил, потому что реакция дам была очень неопределённой.
Лина сидела, по-ученически сложив руки на коленях. Она явно смущалась, причём скорее Марины, чем Алексея, чувствуя себя чужеродной, неуместной деталью в семейном интерьере. Это, впрочем, подтверждалось некоторой заметной неловкостью в поведении Марины. Зато Алексей старался вовсю - сшить, разгладить ткань общения. Шампанское растопило его красноречие, он сыпал анекдот за анекдотом, щедро подливал вина, вспоминал истории из жизни, невольно скатываясь на злободневную тему - отсутствия одежды на персонажах. Вино понемногу начинало действовать - обнажённые дамы понемногу всё-таки расставались с коконом напряжённости и как будто становились ещё более обнажёнными. Во всяком случае их руки и ноги перестали робко жаться, а свободно заполняли пространство. Из углов поползли сумерки, но вовремя подоспевшие свечи ловко подоткнули их расползающиеся щупальца. Даже в образе пламени Алексею почудилась какая-то обнажённость. Прямо наваждение.
Он рассказывал о том, как когда-то давно они отдыхали дикарями в Крыму, жили в палатках у нудистского пляжа. О том, что к голым телам привыкаешь. Привыкаешь видеть их в разных видах - бледные только что приехавших, красные, облезающие целыми лоскутьями, загорелые до черноты, пропотевшие, просоленные, обветренные. И ещё вдруг понимаешь, как много вокруг некрасивых людей! Обнажение открывает не только то запретное, что хочется видеть, но часто и то, что видеть совсем не обязательно, что так удачно было спрятано одеждой. Одна его подруга тогда даже воскликнула: “Некрасивые не должны ходить голыми!” Он возразил ей, что это - дело привычки. Лица тоже далеко не все идеальны, но мы привыкли их видеть открытыми, и нас наоборот раздражает, когда человек закрывает лицо. Как бы некрасиво оно ни было.
И ещё он вспомнил случай на прогулке далеко от пляжа в горах, куда пляжники выбирались редко. На каменистой тропке, петлявшей в зарослях низкорослого бука, ему попалась компания из пяти молодых жилистых парней в линялых футболках и шортах. Среди них была такая же поджарая, прокопчённая девушка. На ней были такие же, как и на парнях, стоптанные пропылённые кеды, но в отличие от парней в остальном она была совершенно голой. Казалось бы что такого? В двух километрах отсюда целый пляж такого добра, и наверняка эта девушка уже мелькала в его поле зрения там. Но почему-то здесь это воспринялось по-другому. Здесь это было неожиданно, и в том, что её мужская свита была одета, чувствовался какой-то вызов. Да, именно свита, потому что во взгляде, которым она смерила Алексея, было чисто королевское обозначение дистанции, декларация недоступности. И вызов.
Потом в Феодосии на вокзале он опять столкнулся с ней, и опять случился мгновенный диалог взглядов. На его растерянный ответом был тот же высокомерный королевский, сказавший примерно следующее: “Да, я узнала тебя. Ты видел меня голой. Тебе была оказана милость, которой ты не достоин. Тебе просто повезло. Благодари судьбу, не меня.”
Алексей достал гитару пошёл по песням, тем, что без промаха бьют по женским сердцам: “Под небом голубым”, “Ты меня на рассвете разбудишь”, “Je suis malade”. Уже на второй песне Лина присоединилась. У неё был насыщенный богатый голос, в бархат заворачивавший пение Алексея. После чувственного женского романса “Не покидай, побудь со мной”, она вдруг сказала:
- Можно, я прочитаю вам стихотворение? Оно мне очень близко.
- Конечно. Давай.
- Называется “Светлячок”.
Она начала читать, постепенно разворачивая, наполняя деталями сложную картину. Начавшись об одном, стихотворение забрело куда-то в совсем другую степь.
Марина сказала:
- Какое неожиданное, очень женское стихотворение. Кто его автор?
- Один малоизвестный блогер.
- В смысле? Мужчина?
- Да.
- Ещё более неожиданно.
- Когда я его читаю, я погружаюсь и как будто живу в нём.
Алексей настроил музыкальный центр на случайную выборку. Бархатное танго пошло нарезать чувственность на ладные ломти шагов. Лина встрепенулась и даже хлопнула в ладоши:
- Ой, танго!
- Ты танцуешь танго?
- Да, в университете мы с друзьями ходили в студию. Обожаю танго!
Было тепло и уютно сидеть с бокалом вина, но ради танго он всё-таки отставил бокал:
- Ну тогда, может, потанцуем?
- С удовольствием.
Он подошёл к ней, с поклоном подал руку. Она немного кокетливо протянула свою. Он решительно притянул её к себе, и на мгновение пара замерла, плотно слитая в единое целое, готовясь попасть в такт и начать движение. Она практически сидела верхом, плотно обхватив ногами его колено, как и положено хорошей партнёрше, напряжённо ожидая его следующего движения, которое будет сигналом для неё. И точно, когда он сделал шаг, она тут же отступила быстрым и точным броском ноги. Танцевать с ней было одно удовольствие. Можно было делать сколь угодно большие шаги, неожиданные повороты - она всегда и везде поспевала легко и изящно. Он скосил глаза на её решительно развёрнутый профиль. Она совсем не смотрела на него. Казалось, она вообще никуда не смотрит, еле заметно улыбаясь чему-то своему и прислушиваясь только к своим ощущениям, полностью доверясь и ожидая новых сигналов ведущего её партнёра. На щеке трепетал румянец, по лбу рассыпались микробриллианты влаги. Обычная для танго тесная близость партнёров из-за наготы партнёрши, казалось, удвоилась, и жар её разгорячённого тела охватывал его решительно и откровенно. В запахах и ароматах проявилась тонкая волнующая струйка женского пота. Конечно, она танцевала гораздо лучше него, но подчинённая женская роль позволяла это скрыть, уступив партнёру инициативу, и тем пощадить его самолюбие. А он с искренней радостью следил за её точными безошибочными движениями, за тем, как послушно ей всё в её теле. За исключением, разве что легкомысленно болтающегося хвостика волос и курносых грудей. Они одни двигались не столь упорядоченно и продолжали подрагивать, даже когда хозяйка застывала напряжённой струной. Ещё должны вздрагивать ему не видимые ягодицы и задние поверхности бёдер. Почему-то он ясно себе их представил, почти увидел. Чёрт, это должно быть суперэротично!
Её рука и спина стали влажными. И это тоже было приятным - доказывало реальность того, что как-то больше походило на сон.
Потом был вальс, и он пригласил Марину. Ещё одна полностью обнажённая партнёрша, ещё один танец в тесном контакте. Он входил во вкус и хмелел быстрее, чем можно было ожидать от вина.
Но как-то не хотелось ничего больше. Просто тянуть этот тёплый вечер долго, неторопливо, как бокал коньяка. Было уже так хорошо, что лучшего и не хотелось. Собственно, так оно и вышло. Коньячный бокал вечера вкусно и медленно выпился до дна, Лине было пора одеваться. Напоследок он обнял её, постаравшись охватить объятьем её всю целиком и запомнить побольше ощущений от её тела - прохладную гладкость кожи в сочетании с живым теплом, идущим из глубины.
Она уходила с несколько отрешённым выражением на зарумянившемся лице, будто душа плыла где-то поверху в паре метров над телом. Чем-то этот вечер и её пронял до глубины, наполнил доверху впечатлениями, в которых надо было основательно разбираться.
Оставшись вдвоём Алексей и Марина, не выходя из состояния задумчивости, принялись за уборку.
- Для тебя это, наверное, бессмысленный цирк, происшествие в бане…
- Да нет. У меня есть свой интерес. Я бы хотела её порисовать. Вся эта ваша фотография - хлоп - и готово, как водку залпом. А когда рисуешь - цедишь красоту по капле, смакуешь каждую линию, каждую полутень.
- Обижаешь. Да, фотография быстра, как спринтерский забег. Но победа в спринтерском забеге - это результат многолетних тренировок. Нужно хорошо знать, какой ракурс, какая композиция, какой свет к чему приведут. Что будет работать, что нет. На фотосессию надо идти в пике формы, чтобы в момент нажатия на кнопку всё уже было учтено, вся мозаика сложена. Чтобы после не пришлось говорить: “Эх, как же я это упустил, тут не довернул, и там провалил.”
Продолжение: гл. 5, День рождения (LJ), (DW)
Оригинал заметки размещён здесь: https://weiss-edel.dreamwidth.org/132788.html. Можно оставить там комментарий, используя OpenID.