ДЕБИЛЬНОСТЬ ИЗНАЧАЛЬНАЯ
Советские дебилы - 1
(см. "Советские дебилы - 2 и 3" http://ment52.livejournal.com/684.html
http://ment52.livejournal.com/947.html )
Как ни верти, а к вопросу о дебилах и дебильности не обращаться нельзя. Тем более в воспоминаниях о советской стране.
Как первородный грех, изначальная дебильность в советском человеке практически с рождения. Становым хребтом.
Сказать, что к первому классу я был грамотным, значит быть ко мне предвзятым. Я был очень грамотным.
Еще в четыре года я умел читать. И писать.
Записки типа «папа, я тебя целую, Юра», написанные неуверенной рукой корявыми печатными буквами, отец, морской офицер, брал с собой на корабль.
К семи годам я мог, хоть и корявыми буквами, излагать на бумаге свои мысли. И книжки читал уже в жестком переплете, «для школьного возраста». Читал не по складам, а, как взрослые, про себя. Прекрасно воспринимая при этом получаемую информацию.
Уже в третьем-четвертом классах недоумевал по поводу дебильности Сережи Бойкина, офицерского сына, проживавшего в шикарном «морском доме» на Петровской набережной.
Этот Сережа на полном серьезе брал в библиотеке крупноформатные «тонкие» книжки «для маленьких». Где на каждой странице было по две-три фразы текста крупным шрифтом на фоне картинок.
***
Первые дни сентября 1959 года.
Мои первые дни в первом классе школы.
Gервая учительница Таисия Ивановна весь день заставляет нас оптом и в розницу составлять предложения. Комментарии картинок на одной из первых страниц букваря. Типа «Ласточки сидят. Ласточки летят». И не иначе. Ни шага вправо, или влево. «Сидят» и «летят». Ласточки, а не хрен собачий. Это называлось «составить предложения по картинкам».
Разобрались с ласточками. Так, мерзавки, на всю жизнь в память и врезались.
На дом же задано… «составить предложения по картинкам в букваре».
Первоначальная робость не позволяет мне уточнить у первой учительницы смысл сего задания. Но ощущение такое, что меня держат за дебила.
Первоклассник Лучинский никак не может понять, на хрена нужно повторять то, чего уже до мозговой рвоты наделали днем в классе.
И, благодаря еще не отработавшейся родительской бдительности, накатываю полторы страницы предложений в тщательно оформленной тетрадке.
Смотрится жутко в красотище, где до того, была лишь одна страница, заполненная «палочками». Катаю корявыми печатными буквами и про ласточек, и про прочее дерьмо.
С чувством исполненного долга сдаю на следующий день тетрадь на проверку.
Через день получаю ее с перечеркнутым красными чернилами «exercise»’ом и каллиграфически написанным замечанием первой учительницы «…будь внимательнее на уроках».
Опустила, сердешная, на землю-матушку.
Оказалось, что надо было дома вновь промастурбировать вслух ласточек, маму с мылом, Машей и прочий букварёвский паноптикум.
Но, падлой буду, никаких дополнительных разъяснений от препода не исходило. И я "в простой письменной форме" добросовестно исполнил задание. В отличие от некреативных собратьев по перу и чернильнице (писали-то еще ручками-"вставочками" со сменным "86-м" пером и чернильницами в партах).
Может быть, после столкновения с этой дебильностью у меня стало развиваться хроническое неприятие того, чему меня учат и чего от меня хотят в этой стране. С ее «уровнем образованности» и «инициативой масс».
1999 г.
© Юрий Лучинский
(см. "Советские дебилы - 2 и 3" http://ment52.livejournal.com/684.html
http://ment52.livejournal.com/947.html )
Как ни верти, а к вопросу о дебилах и дебильности не обращаться нельзя. Тем более в воспоминаниях о советской стране.
Как первородный грех, изначальная дебильность в советском человеке практически с рождения. Становым хребтом.
Сказать, что к первому классу я был грамотным, значит быть ко мне предвзятым. Я был очень грамотным.
Еще в четыре года я умел читать. И писать.
Записки типа «папа, я тебя целую, Юра», написанные неуверенной рукой корявыми печатными буквами, отец, морской офицер, брал с собой на корабль.
К семи годам я мог, хоть и корявыми буквами, излагать на бумаге свои мысли. И книжки читал уже в жестком переплете, «для школьного возраста». Читал не по складам, а, как взрослые, про себя. Прекрасно воспринимая при этом получаемую информацию.
Уже в третьем-четвертом классах недоумевал по поводу дебильности Сережи Бойкина, офицерского сына, проживавшего в шикарном «морском доме» на Петровской набережной.
Этот Сережа на полном серьезе брал в библиотеке крупноформатные «тонкие» книжки «для маленьких». Где на каждой странице было по две-три фразы текста крупным шрифтом на фоне картинок.
***
Первые дни сентября 1959 года.
Мои первые дни в первом классе школы.
Gервая учительница Таисия Ивановна весь день заставляет нас оптом и в розницу составлять предложения. Комментарии картинок на одной из первых страниц букваря. Типа «Ласточки сидят. Ласточки летят». И не иначе. Ни шага вправо, или влево. «Сидят» и «летят». Ласточки, а не хрен собачий. Это называлось «составить предложения по картинкам».
Разобрались с ласточками. Так, мерзавки, на всю жизнь в память и врезались.
На дом же задано… «составить предложения по картинкам в букваре».
Первоначальная робость не позволяет мне уточнить у первой учительницы смысл сего задания. Но ощущение такое, что меня держат за дебила.
Первоклассник Лучинский никак не может понять, на хрена нужно повторять то, чего уже до мозговой рвоты наделали днем в классе.
И, благодаря еще не отработавшейся родительской бдительности, накатываю полторы страницы предложений в тщательно оформленной тетрадке.
Смотрится жутко в красотище, где до того, была лишь одна страница, заполненная «палочками». Катаю корявыми печатными буквами и про ласточек, и про прочее дерьмо.
С чувством исполненного долга сдаю на следующий день тетрадь на проверку.
Через день получаю ее с перечеркнутым красными чернилами «exercise»’ом и каллиграфически написанным замечанием первой учительницы «…будь внимательнее на уроках».
Опустила, сердешная, на землю-матушку.
Оказалось, что надо было дома вновь промастурбировать вслух ласточек, маму с мылом, Машей и прочий букварёвский паноптикум.
Но, падлой буду, никаких дополнительных разъяснений от препода не исходило. И я "в простой письменной форме" добросовестно исполнил задание. В отличие от некреативных собратьев по перу и чернильнице (писали-то еще ручками-"вставочками" со сменным "86-м" пером и чернильницами в партах).
Может быть, после столкновения с этой дебильностью у меня стало развиваться хроническое неприятие того, чему меня учат и чего от меня хотят в этой стране. С ее «уровнем образованности» и «инициативой масс».
1999 г.
© Юрий Лучинский