Циничные мемуары
Очередной номер журнала «Посев» с моим очередным опусом.
Каждый раз при появлении такой моей статьи по инерции испытываю легкие страх и восторг. В памятном прошлом за сам факт хранения такого журнала можно было заработать изрядную неприятность.
А уж за публикацию в эмигрантском и контрабандном тогда «Посеве» прямой путь был в КГБ со всеми вытекающими последствиями.
А сейчас, пожалуйста, - редактор Александр Штамм (светлая память!) на Большой Монетной, телефоны, E-mail’ы, продажа в киосках…
Немножко Александр Юрьевич перегибает, указывая в сносках к моим статьям, что я «в рядах КПСС не состоял».
Было дело, состоял.
Как и миллионы других идиотов.
***
Годам к тридцати трем потихоньку ликвидирую отставание по служебной карьере от сверстников и уже подумываю о движении наверх. И честолюбия хватает. И деньги надо зарабатывать. Слава Богу, две доченьки в разных местах подрастают. По отдельности.
Должность старшего следователя для обеспечения нормальной жизни уже недостаточна.
А должность, например, замначальника СО (следственный отдел - прим. авт.) или какого-либо отделения, уже недоступна для беспартийного офицера. Несмотря на целый пакет служебных достоинств.
Номенклатура, понимаешь.
А в большевички-то просто так не попасть.
По милой советской традиции компартия должна поддерживать в своих рядах преобладающий процент пролетариата. Посему офицеры (как и инженеры, творческие и научные работники, и иная интеллигенция) принимаются в партийные ряды не в первую очередь и обязательно по разнарядкам.
Лишь когда руководство полагает, что «нижних чинов» стало слишком много, в нижестоящие организации спускаются плановые показатели по приему в члены КПСС ограниченного контингента народа «повыше».
***
Конец 1985 года. Кировское РУВД.
Выхожу из кабинета начальника следственного отдела. И неожиданно попадаю почти что в объятия майора Михайлова, секретаря партбюро РУВД.
- Юрий Михайлович, здравствуй!
- Привет Виктор Михайлович.
- Слушай, Михалыч, пора бы тебе уже к нам вступать. Ты у нас человек достойный.
- Дык, я-то достойный, а вы чего-то не берете.
- Нет, Михалыч, есть мнение, что надо тебе в партию вступать!
Видать разнарядочка пришла. А на меня глаз положили.
- Дык, какой разговор, Виктор Михайлович, пошли. Буду заявление писать.
Явно переигрывая с изображением коммунистического энтузиазма, сам волоку партийного секретаря к его кабинету, расположенному рядом.
- Чего писать? «Хочу в первых рядах»? Давай, щас напишу.
- Да ты погоди. На специальной бумаге надо, специальными чернилами. В партии же все серьезно.
С огорчением бросаю в корзину почти написанное заявление. И творю новое - на спецбумаге спецчернилами.
Сотворив заявление и получив ценные указания по поводу теоретической подготовки к партийной имматрикуляции, ухожу.
На языке вертятся фамилии членов и кандидатов в члены политбюро ЦК. Их я должен обязательно знать.
Сбор рекомендаций. От Никитина, начальника СО (ныне судья - прим. авт.), и Володи Почиталина (светлая память!), коллеги, однокурсника по юрфаку.
Январь 1986 года.
В газете «Правда» выходит опус генсека Горбачева «Пять вопросов кадровой политики».
Речь его на состоявшемся накануне пленуме ЦК КПСС.
Подражая арифметическому стилю Мао Цзэдуна, Михаил Сергеевич учит паству подбору работников на вакансии строителей коммунизма. Основные направления этой науки представлены как «пять вопросов». Каждый «вопрос» занимает по небольшому абзацу, выделенному жирным курсивом.
Все было бы ерундой, если бы вечером не должно было состояться партийное собрание РУВД. С приемом в КПСС. Членов и кандидатов. В том числе меня. В кандидаты.
Заучиваю близко к тексту пять абзацев горбачевского произведения. Договариваюсь с Почиталиным о постановке им на собрании соответствующего вопроса.
Вечер того же дня. Один из залов Дворца культуры им. Горького.
Партсобрание. Сотни три с лишком человек.
Уже перестройка. Партия демократизируется. На сцене нет так называемого «президиума» из передовых коммунистов. Сидит лишь председательствующий Михайлов и пишет протокол какая-то из дам-коммунисток, избранная секретарем собрания. Даже Представитель Райкома (!!!) занимает скромное место в зале, хоть и в первом ряду.
Полтора нудных и сонных часа.
Последний пункт повестки - прием в партию. Десяток дубов из сержантского состава. Зал спит.
Последний - старший следователь Лучинский. Офицер, юрист с высшим университетским образованием. Опытные партийцы понимают, что сейчас с целью злого развлечения меня будут пытать дурными вопросами.
Толпа просыпается.
Выхожу на сцену. Михайлов зачитывает мои анкетные данные. Предлагает собранию задавать мне вопросы. Пауза.
Тут же в последних рядах вылезает мозолистая рука Почиталина.
- Пожалуйста, коммунист Почиталин, - дает слово парторг.
- А расскажите, пожалуйста, Лучинский, о чем говорил вчера на пленуме ЦК Михаил Сергеевич Горбачев? - гнусным голосом произносит мой приятель.
В зале замешательство. Никто не ожидает такой «подлянки». Тем более от своих, из следственного отдела. Представитель райкома, сам не читавший еще поучений генсека, выворачивает голову, пытаясь разглядеть крейзанутого активиста.
- Михаил Сергеевич говорил о пяти вопросах кадровой политики. Эти вопросы таковы…, - на одном дыхании выдаю высшую партийную мудрость.
К середине второго «вопроса» делается ясно, что это спектакль и я играю его успешно.
- Ну, я думаю, всем понятен уровень подготовки Юрия Михайловича, - ухмыляясь прерывает меня Михайлов. - Если больше вопросов нет, предлагаю перейти к голосованию.
Вопросов нет, и меня, почти единогласно, принимают в кандидаты.
А вот на "парткомиссии" кировского райкома я прокалываюсь.
Орган, состоящий из самых гнусных ветеранов, предназначен для всевозможных разборов конфликтов и их участников. Так сказать, "карающий орган". Местного значения.
Эти же ветераны должны заслушивать всех абитуриентов, дабы поглубже влезть в души и составить о них авторитетное мнение.
В группе вновь принимаемых я опять заслушиваюсь последним. Как старший по званию и по образованию. И мне, естественно, достается.
Когда эти большевики начинают расспрашивать меня о деятельности коммунистов Нарвской заставы Петербурга до 1917 года, я пасую.
И тут же получаю вердикт, гласящий, что я по своей подготовке не достоин быть коммунистом. Но, в виде исключения, меня порекомендуют в кандидаты партии. А уж через год к приему в члены я должен готовиться более тщательно.
Черт с вами, старые пердуны, подготовлюсь!
Через год, вступая уже в члены этой партии и, готовясь к парткомиссии, ярешаю брать пример с Чапаева . Помня старый анекдот про Василия Ивановича, поступавшего в конную академию. Выучившего по ветеринарии один вопрос, про вшей. И предлагавшего его экзаменаторам по всем темам.
- Ну расскажите нам, товарищ Лучинский, об основных направлениях деятельности нашей партии в области… - провозглашает гнусавый голос старшего из ветеранов.
- Я, вообще-то, следователь, специализирующийся на делах о незаконном обороте наркотиков… - делаю паузу, чуть задумавшись.
- А что у нас с наркотиками? - гнусавит еще один комиссар.
Есть! Наживка проглочена. С первого захода.
- Обстановка с незаконным оборотом наркотиков в нашей стране в настоящее время такова… - от души посвящаю ветеранов в свою работу.
- Вы хоть партийный устав-то читали? - пытается перебить меня какой-то самый сознательный дедушка.
- Да не мешай ты, слушай, что человек рассказывает, - одергивает его сосед.
Через пятнадцать минут меня прерывают с извинениями. В связи с истечением времени работы комиссии.
- Вы настоящий молодой коммунист, товарищ Лучинский! Парткомиссия будет рекомендовать бюро райкома утвердить ваш прием в наши ряды!
Вступил! Твою мать....
Первый секретарь райкома Чуксанов вручает нам партийные билеты.
С театральным радушием говорит каждому пару теплых слов.
До моего выхода из КПСС остается чуть больше трех лет.
До разгона всей партии - чуть больше четырех.
***
Надо было Александру Юрьевичу Штамму не скрывать моего партийного прошлого…
Тем более, что и сам я перед российскими неодебилами этим глумливо бравирую.
2001 г.
© Юрий Лучинский