Весна, которую мы так рассчитывали застать в Провансе, оказалась тусклой и дождливой. В ожидании боев Пасхальной ферии в Арле мы то мокли, то сохли, то волновались, не отменят ли из-за губительного ливня те две корриды, ради которых мы приехали. Нет, признаться, были и другие побудительные мотивы, среди них - желание снова встретиться с тёплым багетом, свежим козьим сыром, розовым бандолем и другими ободряющими проявлениями жизни на юге Франции.
Считается, что отсутствие солнца убийственно для корриды. Если пасмурно или идёт дождь, то зрелище будет испорчено. И это отчасти правда, в корриде есть аллюзия смерти, на пласе ее обозначает резкая граница между солнцем и тенью. Боевые быки изгибом могучей холки напоминают грозовую тучу. А солнце, отражаясь от золотого шиться на костюме матадора, придает всей истории подобающую торжественность.
Солнце, однако, почти не показывалось в Арле, мы сидели на скамьях арены в коконах из курток, белый платок ферии был повязан поверх теплого шарфа. Коробейник, который обычно носит по рядам чипсы и ледяное пиво, был обруган и послан за горячим супом. Зато мы впервые увидели синий платок. Синенький скромный платочек.
У президента корриды - того человека, который запускает маховик действия и следит за строгим соответствием происходящего ритуалу, есть свои инструменты волеизъявление. На столе в президентской ложе укреплена планка, к которой привязан сноп платков - “paсuelos” пяти разных цветов. Взмах платком - это сигнал, которые президент подает зрителям и матадору. Белый платок (всего их три) - начало действия, вывод быков, он же отсчитывает награды: один - ухо, два - два уха, три - два уха и хвост. Зеленый платок - позорный, это замена негодного быка. Красный - для бандерилий. Оранжевый - самый почетный, это помилование быка, или индульто.
Так вот, синий. Но сначала небольшое отступление...
У меня никогда не повернется язык назвать матадоров, регулярно балансирующих по лезвию жизни и смерти, людьми, лишенными страха. Это означало бы отказать им в рассудке, записать поголовно в адреналиновые маньяки. Это не так, или не вполне так. Вне арены тореро в большинстве своем обычные люди. Они не ездят на красный свет, не размахивают налево-направо своим мечом-эстоком, и даже, думаю, оплачивают страховку от профессиональных травм. Маэстро Падилья, например (тот, ради кого мы приехали в Арль) признается, что каждый день дисциплинированно занимается с физиотерапевтом, чтобы преодолеть последствия
страшной травмы . Другие ежедневно тренируются - не только на песке, но и в спортзале. Словом, матадор - это не безоглядный кураж и страсть в клочья ("клочья" - это скорее часть сценического образа, маска). Это в первую очередь подготовка, холодный расчет и мгновенная реакция).
Страх - неизбежная сторона корриды. Победу над страхом дают профессионализм и хорошо рассчитанный риск рисковать. Страх мобилизует, страх - спасителен, он будто промывает зрение и обостряет инстинкты. Отсутствие страха, его атрофия означает, что матадор перестает трезво оценивать опасность, и делает торопливый шаг к смерти или увечью. В общем, как говорят вышедшие на пенсию тореро, главное - не отсутствие страха, главное - умение им управлять.
Но перед боем матадор проходит особый ритуал - переодевания в traje de luсes. И по мере того, как затягиваются на нем застежки «светозарного одеяния», которое олицетворяет атавистическое благородство профессии, страх усмиряется, загоняется внутрь, затянутый в шелк и золото.
В Арле на пасхальной ферии мы посмотрели две очень разные корриды. В субботний вечер - трех великих мастеров. В воскресный - трех превосходных быков. Драма была в том, что они не совпали...
Маэстро Падилья был не очень хорош физически, попал на рога, к счастью, не опасно, травмировал руку... Второго быка порвал на чистом адреналине и на силе характера. Хорошо, что в Арле его чтят, и президент откинул два белых платка под настойчивые требования публики.
Иван Фандиньо. Он из Страны Басков, а там такие люди, что могут убивать взглядом. У него очень авторитарный стиль, силовой, похожий на работу парового молота - будто сваи заколачивает. Отжал одно ухо, подавив быка авторитетом.
Нервозность и безразличие к плащу, которые быки выказывали в этом бою, заставили горевать юное дарование Даниэля Луке: «Нет, - говорил этот андалусский пион, - такие быки не созданы для триумфа». Почти половину отпущенного на фаэну времени у Даниэля заняли попытки повести быка за мулетой. Тот не поддавался, оркестр заводил его медленным пасодоблем. Периодически припускавший ливень довершал мрачную картину несудьбы.
А на следующий день все поменялось местами, только мистраль задул сильнее, вымораживая публику. Хозяином на арене в этот вечер был бык. Он был силен, проворен, проявлял живой интерес к капоте, атаковал быстро, прямо, с низко опущенной головой. Сначала он свалил пикадора, плотного человечка под центнер весом. Разогнал за щиты-бурладеро квадрилью. Налетел на барьер, едва не взяв его, да так, что брызнула врассыпную сидевшая за барьером публика. Бандерильи угрожающе покачивались на холке. Кровь спускалась от загривка к правой ноге.
Зрителям животное пришлось по душе, но матадору никак не удавалось найти подход к зверю, добиться власти над ним. Впервые я видела, как матадор боялся. Робкий мах мулетой, быстрый прыск в сторону. Публика быстро поняла, кто тут фаворит. С галерки раздались робкие крики "Индульто! Индульто!"
Бык и вправду был хорош, но индульто - это триумф обоих участников корриды. А матадор в этот вечер не заслуживал славы.
Поэтому, кстати, насколько может воодушевить и подняться до уровня искусства коррида в исполнении мастера, настолько ужасным может быть это зрелище с участием ремесленника. Человек, принимающий участие подобных инферналиях, должен быть безупречен.
Где-то за барьером грыз локти заводчик-ганадеро: такое роскошное животное, его бы на разведение, но поздно. Болван матадор не заслуживал такого прекрасного быка. Его бы - на корриду предыдущего дня, но насмешливый жребий сыграл злую шутку со всеми.
...Матадор и квадрилья кое-как, бесславно умучали быка и удалились за барьер. Президент раздумывал. Публика тяжело молчала. Наконец, со стола свесился синий платок. Выбежали мулы, служители арены - моносабьос цепями привязали быка к упряжке, хлестнули мулов, и бык отправился в свой последний, посмертный круг почета по арене. Публика встала, все аплодировали...