(no subject)
Наткнувшись в ФБ у Гали-Даны на гравюру Пиранези, сопровождённую рассказом о снах, я оставила коммент, - и оказалась «осаленной» - получив от Гали-Даны имя художника, мне надлежало поместить у себя его какую-нибудь его репродукцию и что-нибудь сказать впридачу.
У меня не получилось. Совсем. Сначала Гали-Дана назвала совершенно мне незнакомое имя - Мэри Кассат, потом Берту Моризо, к которой я совсем равнодушна. И когда она назвала Дега, - то и тут не попала - не люблю я его... И тогда Гали-Дана, поняв, что по правилам каши со мной не сваришь, предложила мне самой кого-нибудь выбрать и что-нибудь сказать...
Пусть будет Михнов-Войтенко (1932-1988)
В 78-ом году была его выставка - в доме культуры Дзержинского в Ленинграде, и дом культуры не только назван по доблестному чекисту, а и принадлежал, кажется, то ли управлению МВД, то ли прямо КГБ. Странное, прямо скажем, место для выставки неофициального художника - из тех, кого тогда называли нонконформистами. Впрочем, может, и не странное, а наоборот - удобней приглядывать.
Где-то в районе Староневского этот дом культуры. И была то ли зима, то ли осень поздняя, то ли весна ранняя - что-то такое тёмное, холодное, с подтаявшим снегом...
Выставки - в домах культуры с налётом полуофициальности, в квартирах - совсем неофициальные, их часто разгоняли, - для меня из главных примет семидесятых. Стояли в очередях на вход, каждый раз надеялись на открытие, на радость, на удивительное ощущение пригвождённости перед холстом, когда мурашки бегают, запомнить пытаешься, и чтоб в тебя вошло... И многое осталось ведь и вправду - кого-то потом отлично узнала, кого-то полюбила, кого-то разлюбила, а были просто картины мелькнувшие, даже автора не помню, а перед глазами возникают, и такое есть - вон чья-то картинка «на эскалаторе» - с какой-то подобной выставки, и лихой лубок - «господин Сковородин»...
Мне кажется, что до выставки мы про Михнова ничего не знали, впрочем, откуда-то взяли, что это единственный из Советского Союза художник, чей альбом хочет выпустить сам Скира! Это щвейцарское издательство, в котором выходили огромными тиражами тоненькие альбомы, вызывало невероятное почтение... Когда вдруг в букинистическом на Литейном появлялся такой альбомчик, смотрели на него за стеклом, мечтали, да цены были неподъёмные - кажется, дешевле, чем за десятку уж совсем ничего быть не могло, а толстые альбомы легко стоили пятьдесят и больше.
Я, в принципе, не люблю абстракционизма, скажем, очень редко его люблю... Мы вошли в зал - типичный для советских домов культуры с лепниной и золотом - и висели картины, и дыханье перехватило - мне казалось, что Михнову удалось то, что не удаётся никому - его абстракции - не абстракции вовсе - у него получалось видеть и показывать души - душу огня, душу воды, льда, леса, костра...
Мы вышли на темнеющую улицу, фонари зажигались, таяло, и мы опять встали в очередь на вход... Слишком рано мы оторвались, хотелось ещё, и ещё...
Потом я рассказала Ваське об этом - он картин Михнова странным образом не знал, настаивал, что не любит абстракций... А имя знал - Васька дружил когда-то, в пятидесятые-шестидесятые, с Эллой Фингарет - египтологом из Эрмитажа. Она была в той весёлой толпе, которая ездила к нему в Павловск кататься на лыжах... Подругой Михнова она стала чуть позже.
Потом Элла уехала в Израиль и однажды появилась в Париже и к нам зашла. Она на три года старше Васьки, ей было семьдесят - мне тогда ещё казалось, что семьдесят - это всё ж много, и я ужасно радовалась, что васькин возраст начинается ещё на шестьдесят. Элла была страшно молодая - прекрасная тонкая коротко стриженая женщина - мы пообщались, кажется, один вечер... Глядя на Нюшу, она сказала, что собачьи носы, конечно же, делают из обрезков сумочек, - и наша мама тоже была убеждена, что на кожевенной фабрике носы делают - а где ж ещё...
Элла увезла в Израиль немало михновских картин...
А я сейчас смотрю на то, что в сети - чертовски их мало, и всё ж не на экране на них надо смотреть, так жалко...
У меня не получилось. Совсем. Сначала Гали-Дана назвала совершенно мне незнакомое имя - Мэри Кассат, потом Берту Моризо, к которой я совсем равнодушна. И когда она назвала Дега, - то и тут не попала - не люблю я его... И тогда Гали-Дана, поняв, что по правилам каши со мной не сваришь, предложила мне самой кого-нибудь выбрать и что-нибудь сказать...
Пусть будет Михнов-Войтенко (1932-1988)
В 78-ом году была его выставка - в доме культуры Дзержинского в Ленинграде, и дом культуры не только назван по доблестному чекисту, а и принадлежал, кажется, то ли управлению МВД, то ли прямо КГБ. Странное, прямо скажем, место для выставки неофициального художника - из тех, кого тогда называли нонконформистами. Впрочем, может, и не странное, а наоборот - удобней приглядывать.
Где-то в районе Староневского этот дом культуры. И была то ли зима, то ли осень поздняя, то ли весна ранняя - что-то такое тёмное, холодное, с подтаявшим снегом...
Выставки - в домах культуры с налётом полуофициальности, в квартирах - совсем неофициальные, их часто разгоняли, - для меня из главных примет семидесятых. Стояли в очередях на вход, каждый раз надеялись на открытие, на радость, на удивительное ощущение пригвождённости перед холстом, когда мурашки бегают, запомнить пытаешься, и чтоб в тебя вошло... И многое осталось ведь и вправду - кого-то потом отлично узнала, кого-то полюбила, кого-то разлюбила, а были просто картины мелькнувшие, даже автора не помню, а перед глазами возникают, и такое есть - вон чья-то картинка «на эскалаторе» - с какой-то подобной выставки, и лихой лубок - «господин Сковородин»...
Мне кажется, что до выставки мы про Михнова ничего не знали, впрочем, откуда-то взяли, что это единственный из Советского Союза художник, чей альбом хочет выпустить сам Скира! Это щвейцарское издательство, в котором выходили огромными тиражами тоненькие альбомы, вызывало невероятное почтение... Когда вдруг в букинистическом на Литейном появлялся такой альбомчик, смотрели на него за стеклом, мечтали, да цены были неподъёмные - кажется, дешевле, чем за десятку уж совсем ничего быть не могло, а толстые альбомы легко стоили пятьдесят и больше.
Я, в принципе, не люблю абстракционизма, скажем, очень редко его люблю... Мы вошли в зал - типичный для советских домов культуры с лепниной и золотом - и висели картины, и дыханье перехватило - мне казалось, что Михнову удалось то, что не удаётся никому - его абстракции - не абстракции вовсе - у него получалось видеть и показывать души - душу огня, душу воды, льда, леса, костра...
Мы вышли на темнеющую улицу, фонари зажигались, таяло, и мы опять встали в очередь на вход... Слишком рано мы оторвались, хотелось ещё, и ещё...
Потом я рассказала Ваське об этом - он картин Михнова странным образом не знал, настаивал, что не любит абстракций... А имя знал - Васька дружил когда-то, в пятидесятые-шестидесятые, с Эллой Фингарет - египтологом из Эрмитажа. Она была в той весёлой толпе, которая ездила к нему в Павловск кататься на лыжах... Подругой Михнова она стала чуть позже.
Потом Элла уехала в Израиль и однажды появилась в Париже и к нам зашла. Она на три года старше Васьки, ей было семьдесят - мне тогда ещё казалось, что семьдесят - это всё ж много, и я ужасно радовалась, что васькин возраст начинается ещё на шестьдесят. Элла была страшно молодая - прекрасная тонкая коротко стриженая женщина - мы пообщались, кажется, один вечер... Глядя на Нюшу, она сказала, что собачьи носы, конечно же, делают из обрезков сумочек, - и наша мама тоже была убеждена, что на кожевенной фабрике носы делают - а где ж ещё...
Элла увезла в Израиль немало михновских картин...
А я сейчас смотрю на то, что в сети - чертовски их мало, и всё ж не на экране на них надо смотреть, так жалко...