Оруэлл как бытописатель Запада
25 июня - день рождения писателя Джорджа Оруэлла (1903-1950). Его часто изображают противником социализма, однако Оруэлл сражался за социализм с оружием в руках в Испании, был ранен. И очень ярко обличал язвы буржуазного строя, при котором сам жил.
Джордж Оруэлл
Джордж Оруэлл говорил, что свою идею «новояза» из романа «1984» он позаимствовал из реальности: что все государства при его жизни переименовали свои военные министерства в министерства обороны. Так у него родилась идея Министерств мира (войны), правды (дезинформации), любви (арестов, следствия и приговоров) и т.д. А разве замечательные мемы вроде «гуманитарные бомбардировки» (придуманный Вацлавом Гавелом), «поезда дружбы» и «институт национальной памяти» (занимающийся сносом и переименованием исторических объектов), красоте которых Оруэлл, вероятно, искренне бы восхитился, не при буржуазном строе родились?
А вот, например, замечательный лозунг марша активистов Гражданского корпуса «Азов» в Александрии 23 декабря 2015 года:
Правда, его участники должны были бы, по справедливости, указать на своём плакате авторство Джорджа Оруэлла или хотя бы Большого Брата.
Ещё можно было бы предложить участникам подобных маршей слово «мир» рисовать на плакатах таким примерно образом:
Я бы посоветовал читать оруэлловскую «Памяти Каталонии» всех тех, кто идеализирует капитализм. Вот послушаем Оруэлла о том, какая атмосфера царила в революционной Испании:
«Я приехал в Испанию с неопределёнными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным.
Фактическая власть в Каталонии по-прежнему принадлежала анархистам, революция все ещё была на подъёме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-чёрными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-чёрный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения временно исчезли из обихода. Никто не говорил больше «сеньор» или «дон», не говорили даже «вы», - все обращались друг к другу «товарищ» либо «ты» и вместо «Buenos dias» говорили «Salud!»
Чаевые были запрещены законом. Сразу же по приезде я получил первый урок - заведующий гостиницей отчитал меня за попытку дать на чай лифтёру. Реквизированы были и частные автомобили, а трамваи, такси и большая часть других видов транспорта были покрашены в красно-чёрный цвет. Повсюду бросались в глаза революционные плакаты, пылавшие на стенах яркими красками - красной и синей, немногие сохранившиеся рекламные объявления казались рядом с плакатами всего лишь грязными пятнами. Толпы народа, тёкшие во всех направлениях, заполняли центральную улицу города - Рамблас, из громкоговорителей до поздней ночи гремели революционные песни. Но удивительнее всего был облик самой толпы. Глядя на одежду, можно было подумать, что в городе не осталось состоятельных людей. К «прилично» одетым можно было причислить лишь немногих женщин и иностранцев, - почти все без исключения ходили в рабочем платье, в синих комбинезонах или в одном из вариантов формы народного ополчения. Это было непривычно и волновало. Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чём даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями.
Джордж Оруэлл во время войны в Испании
К ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались - предосторожность на случай воздушного налёта, - полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди. И всё же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих, если не считать цыган. Главное же - была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине».
А этот отрывок из «Вспоминая войну в Каталонии» Оруэлла:
«Единственный пропагандистский трюк, который мог удасться нацистам и фашистам, заключался в том, чтобы изобразить себя христианами и патриотами, спасающими Испанию от диктатуры русских. Чтобы этому поверили, надо было... до крайности преувеличивать масштабы вмешательства русских. Из всего нагромождения лжи, которая отличала католическую и реакционную прессу, я коснусь лишь одного пункта - присутствия в Испании русских войск. Об этом трубили все преданные приверженцы Франко, причём говорилось, что численность советских частей чуть не полмиллиона. А на самом деле никакой русской армии в Испании не было. Были лётчики и другие специалисты-техники, может быть, несколько сот человек, но не было армии. Это могут подтвердить тысячи сражавшихся в Испании иностранцев, не говоря уже о миллионах местных жителей. Но такие свидетельства не значили ровным счётом ничего для франкистских пропагандистов, из которых ни один не побывал на нашей стороне фронта. Зато этим пропагандистам хватало наглости отрицать факт немецкой и итальянской интервенции, хотя итальянские и немецкие газеты открыто воспевали подвиги своих «легионеров». Упоминаю только об этом, но ведь в таком стиле велась вся фашистская военная пропаганда.
Обложка одного из номеров журнала «Русского общевоинского союза» (РОВС) за 1937 год. РОВС - воинская организация белой эмиграции, созданная 1 сентября 1924 года последним главнокомандующим белой армии бароном Петром Врангелем
Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. Кто поручится, что подобного рода или сходная ложь в конце концов не проникнет в историю? И как будет восстановлена подлинная история испанской войны? Если Франко удержится у власти, историю будут писать его ставленники, и - раз уж об этом зашла речь - сделается фактом присутствие несуществовавшей русской армии в Испании, и школьники будут этот факт заучивать, когда сменится не одно поколение».
А это из первой книги Оруэлла «Фунты Лиха в Париже и Лондоне» (1932). Вот как по его описанию выглядела ночёвка в этих городах для тех, у кого на ночлег имелось только два пенса.
«Двухпенсовый подвес». Ночёвка классом чуть повыше уличной. В двухпенсовом подвесе клиентов сажают на длинную лавку, натянув перед ними канат, который удерживает спящих, как поперечная жердь клонящейся трухлявой изгороди. В пять утра человек, насмешливо называемый камердинером, канат снимает. Сам я в подвесах не бывал, но Чумарь ночевал там часто и на вопрос, можно ли вообще спать в подобном положении, ответил, что не так худо, как слабаки про то трезвонят, - лучше уж, чем на голом полу. Подобного типа пристанища есть и в Париже, только стоят там не два пенса, а двадцать пять сантимов (полпенни)».
На фотографиях, впрочем, мы видим, что никаких лавок для сидения ночующим могли и не предоставлять - ненужная роскошь! - а просто предлагали им за два пенса стоя повисеть ночью на верёвках, как птичкам.
А вот более роскошный вариант ночёвки, практически люкс, для тех толстосумов, у которых имелось на ночлег аж целых четыре пенса (фотографии ещё начала ХХ века, но вполне соответствуют описанию Оруэлла).
Оруэлл: «Гроб». За четыре пенса вы ложитесь в деревянный ящик, накрытый брезентом. Спать холодно, и хуже всего масса гнездящихся между досками лютых клопов, от которых никуда не деться».
Полезно иметь перед глазами картину «двухпенсового подвеса», прежде чем говорить что-то об «ужасах коммуналок», куда в СССР, между прочим, переселяли людей из сырых подвалов и бараков. А следующей стадией улучшения жилищных условий были т.н. «хрущёвки», то есть пятиэтажные дома с отдельными квартирами для каждой семьи... Потом - брежневские «дома улучшенной планировки», на чём массовое улучшение жилищных условий закончилось, вместе с социализмом.
Интересно, предпочли бы обличители «совка» хрущёвкам или коммуналкам «двухпенсовый подвес» или даже комфортабельный «гроб» с клопами?
Анекдот 2022. В вагоне метро сразу двое читают Оруэлла.
Поздно, ребята. Вам уже неинтересно будет.
Анекдот 2024. Из записной книжки Джорджа Оруэлла: «Все, кого мы считали умными, оказались идиотами или мошенниками. А идиоты оказались провидцами...»
Джордж Оруэлл
Джордж Оруэлл говорил, что свою идею «новояза» из романа «1984» он позаимствовал из реальности: что все государства при его жизни переименовали свои военные министерства в министерства обороны. Так у него родилась идея Министерств мира (войны), правды (дезинформации), любви (арестов, следствия и приговоров) и т.д. А разве замечательные мемы вроде «гуманитарные бомбардировки» (придуманный Вацлавом Гавелом), «поезда дружбы» и «институт национальной памяти» (занимающийся сносом и переименованием исторических объектов), красоте которых Оруэлл, вероятно, искренне бы восхитился, не при буржуазном строе родились?
А вот, например, замечательный лозунг марша активистов Гражданского корпуса «Азов» в Александрии 23 декабря 2015 года:
Правда, его участники должны были бы, по справедливости, указать на своём плакате авторство Джорджа Оруэлла или хотя бы Большого Брата.
Ещё можно было бы предложить участникам подобных маршей слово «мир» рисовать на плакатах таким примерно образом:
Я бы посоветовал читать оруэлловскую «Памяти Каталонии» всех тех, кто идеализирует капитализм. Вот послушаем Оруэлла о том, какая атмосфера царила в революционной Испании:
«Я приехал в Испанию с неопределёнными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным.
Фактическая власть в Каталонии по-прежнему принадлежала анархистам, революция все ещё была на подъёме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-чёрными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-чёрный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения временно исчезли из обихода. Никто не говорил больше «сеньор» или «дон», не говорили даже «вы», - все обращались друг к другу «товарищ» либо «ты» и вместо «Buenos dias» говорили «Salud!»
Чаевые были запрещены законом. Сразу же по приезде я получил первый урок - заведующий гостиницей отчитал меня за попытку дать на чай лифтёру. Реквизированы были и частные автомобили, а трамваи, такси и большая часть других видов транспорта были покрашены в красно-чёрный цвет. Повсюду бросались в глаза революционные плакаты, пылавшие на стенах яркими красками - красной и синей, немногие сохранившиеся рекламные объявления казались рядом с плакатами всего лишь грязными пятнами. Толпы народа, тёкшие во всех направлениях, заполняли центральную улицу города - Рамблас, из громкоговорителей до поздней ночи гремели революционные песни. Но удивительнее всего был облик самой толпы. Глядя на одежду, можно было подумать, что в городе не осталось состоятельных людей. К «прилично» одетым можно было причислить лишь немногих женщин и иностранцев, - почти все без исключения ходили в рабочем платье, в синих комбинезонах или в одном из вариантов формы народного ополчения. Это было непривычно и волновало. Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чём даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями.
Джордж Оруэлл во время войны в Испании
К ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались - предосторожность на случай воздушного налёта, - полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди. И всё же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих, если не считать цыган. Главное же - была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине».
А этот отрывок из «Вспоминая войну в Каталонии» Оруэлла:
«Единственный пропагандистский трюк, который мог удасться нацистам и фашистам, заключался в том, чтобы изобразить себя христианами и патриотами, спасающими Испанию от диктатуры русских. Чтобы этому поверили, надо было... до крайности преувеличивать масштабы вмешательства русских. Из всего нагромождения лжи, которая отличала католическую и реакционную прессу, я коснусь лишь одного пункта - присутствия в Испании русских войск. Об этом трубили все преданные приверженцы Франко, причём говорилось, что численность советских частей чуть не полмиллиона. А на самом деле никакой русской армии в Испании не было. Были лётчики и другие специалисты-техники, может быть, несколько сот человек, но не было армии. Это могут подтвердить тысячи сражавшихся в Испании иностранцев, не говоря уже о миллионах местных жителей. Но такие свидетельства не значили ровным счётом ничего для франкистских пропагандистов, из которых ни один не побывал на нашей стороне фронта. Зато этим пропагандистам хватало наглости отрицать факт немецкой и итальянской интервенции, хотя итальянские и немецкие газеты открыто воспевали подвиги своих «легионеров». Упоминаю только об этом, но ведь в таком стиле велась вся фашистская военная пропаганда.
Обложка одного из номеров журнала «Русского общевоинского союза» (РОВС) за 1937 год. РОВС - воинская организация белой эмиграции, созданная 1 сентября 1924 года последним главнокомандующим белой армии бароном Петром Врангелем
Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. Кто поручится, что подобного рода или сходная ложь в конце концов не проникнет в историю? И как будет восстановлена подлинная история испанской войны? Если Франко удержится у власти, историю будут писать его ставленники, и - раз уж об этом зашла речь - сделается фактом присутствие несуществовавшей русской армии в Испании, и школьники будут этот факт заучивать, когда сменится не одно поколение».
А это из первой книги Оруэлла «Фунты Лиха в Париже и Лондоне» (1932). Вот как по его описанию выглядела ночёвка в этих городах для тех, у кого на ночлег имелось только два пенса.
«Двухпенсовый подвес». Ночёвка классом чуть повыше уличной. В двухпенсовом подвесе клиентов сажают на длинную лавку, натянув перед ними канат, который удерживает спящих, как поперечная жердь клонящейся трухлявой изгороди. В пять утра человек, насмешливо называемый камердинером, канат снимает. Сам я в подвесах не бывал, но Чумарь ночевал там часто и на вопрос, можно ли вообще спать в подобном положении, ответил, что не так худо, как слабаки про то трезвонят, - лучше уж, чем на голом полу. Подобного типа пристанища есть и в Париже, только стоят там не два пенса, а двадцать пять сантимов (полпенни)».
На фотографиях, впрочем, мы видим, что никаких лавок для сидения ночующим могли и не предоставлять - ненужная роскошь! - а просто предлагали им за два пенса стоя повисеть ночью на верёвках, как птичкам.
А вот более роскошный вариант ночёвки, практически люкс, для тех толстосумов, у которых имелось на ночлег аж целых четыре пенса (фотографии ещё начала ХХ века, но вполне соответствуют описанию Оруэлла).
Оруэлл: «Гроб». За четыре пенса вы ложитесь в деревянный ящик, накрытый брезентом. Спать холодно, и хуже всего масса гнездящихся между досками лютых клопов, от которых никуда не деться».
Полезно иметь перед глазами картину «двухпенсового подвеса», прежде чем говорить что-то об «ужасах коммуналок», куда в СССР, между прочим, переселяли людей из сырых подвалов и бараков. А следующей стадией улучшения жилищных условий были т.н. «хрущёвки», то есть пятиэтажные дома с отдельными квартирами для каждой семьи... Потом - брежневские «дома улучшенной планировки», на чём массовое улучшение жилищных условий закончилось, вместе с социализмом.
Интересно, предпочли бы обличители «совка» хрущёвкам или коммуналкам «двухпенсовый подвес» или даже комфортабельный «гроб» с клопами?
Анекдот 2022. В вагоне метро сразу двое читают Оруэлла.
Поздно, ребята. Вам уже неинтересно будет.
Анекдот 2024. Из записной книжки Джорджа Оруэлла: «Все, кого мы считали умными, оказались идиотами или мошенниками. А идиоты оказались провидцами...»