ПИСЬМА ОБ ЭВОЛЮЦИИ (102). Заметки по русской истории
Царь Пётр на Саардамской верфи в Голландии
Конечно, я совсем не собирался в этой серии от истории Македонского царства перескакивать через века и тысячелетия к теме русской истории, а планировал идти по обычному заведённому порядку хронологии: Древняя Греция, потом Древний Рим, затем средние века и так далее...
Но один из комментаторов поднял тему русской истории, написав, что она тоже распадается на большие эпохи по 300-350 лет, как и история Древней Эллады. Отвечая на это, поневоле пришлось забежать вперёд. Конечно, это так! Да и может ли быть иначе? Практически история любой «цивилизации» распадается на такие большие эпохи, и каждая из них - жизнь правящего класса, от его прихода к власти до «нагрева», «перегрева» и падения. Случаются, конечно, преждевременные катастрофы, но ведь и в человеческой жизни они тоже бывают, что не отменяет её обычного хода и естественного предельного срока. А «естественный» срок жизни правящего класса - 300-350 лет, 400 лет - это уже класс-долгожитель, более 400 - глубокий и дряхлый старик, страдающий всеми недугами своего преклонного возраста. И живущий на свете только до тех пор, пока на горизонте не появился достаточно «холодный» класс-конкурент или завоеватель, который отправит его в долгожданное небытие.
На Руси вехи смены правящих классов такие:
862 год - призвание Рюрика (длительность эпохи - 380 лет);
1242 год - монгольское завоевание (длительность эпохи - 371 год);
1613 год - окончание Смуты, избрание Романовых на престол (длительность эпохи - 304 года);
1917 год - не нуждается в пояснениях...
Всё то же самое, короче говоря, вид сбоку, если смотреть на сроки. (Впрочем, обо всём этом я писал ещё в 2000 году в книге про эволюцию). Конечно, дать полную картину эволюции и неотвратимого «нагрева» трёх правящих классов за доброе тысячелетие истории - дело немыслимое в рамках одного поста. И это - не более, чем беглые заметки на данную тему.
Но задача облегчается тем, что мы уже поняли, что все свойства растущего класса, как и все свойства класса отживающего, находятся в строгой корреляции между собой. Как Жорж Кювье по единственной сохранившейся косточке угадывал и воссоздавал строение вымерших животных, так и по одному характерному признаку класса можно угадать все его остальные качества, как и сам «возраст».
1. Разумеется, само легендарное призвание варягов в 862 году было связано с тем, что собственная славянская родоплеменная знать переживала эпоху глубокого «нагрева», со всеми обычными для этой стадии беспросветными междоусобицами. И варяги были той самой «холодной» силой, которая была призвана остудить и погасить этот пожар. Конечно, могут спросить: а были ли они такой силой?
Читаем жизнеописание воинственного русского князя Святослава Игоревича (X век) из «Повести временных лет». Во время походов князь с пренебрежением отвергал любые удобства, в том числе кров над головой: «Не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину, и зажарив на углях, так ел; не имел он и шатра, но спал, подостлав потник, с седлом в головах, - такими же и все прочие его воины были». Облачался князь Святослав в простую белую рубаху.
«Такими же и все прочие его воины были» - какая, спрашивается, может быть внутренняя конкуренция при такой малости ресурсов, которыми привык обходиться каждый? Ясно, что самая минимальная, то есть социальная температура этой группы близка к нулю.
Любопытно, что в одной из былин Илья Муромец (который, напомню - воин княжеской дружины той же эпохи, но, в отличие от князей, славянского, а не скандинавского происхождения) давал, можно сказать, обоснование такой стратегии поведения. Он отвергает щедрые приношения побеждённых врагов, поясняя это так:
«Кабы мне брать вашу золоту казну,
За мной бы рыли ямы глубокие;
Кабы мне брать ваше платье цветное,
За мной бы были горы высокие;
Кабы мне брать ваших добрых коней,
За мной бы гоняли табуны великие».
2. Теперь сравним эти первоначальные идеалы с поведением потомства тех же князей через два-три века. Тут надо заметить, что из последних полутора веков домонгольской Руси лишь половина лет прошла мирно. Остальное время было заполнено княжескими междоусобицами.
Чрезвычайно характерный отрывок из русского «Слова о князьях» (XII век). Автор увещевал младших князей: «Одумайтесь, князья, вы, что старшей братии своей противитесь... Как святые Борис и Глеб претерпели от брата своего старшего не только лишение власти, но и лишение жизни. Вы же и слова единого от брата старшего стерпеть не можете, за малую обиду вражду смертоносную воздвигаете, помощь от поганых принимаете на свою братию».
По-моему, опять всё ясно... Так сказать, замер температуры внутренней конкуренции правящего класса показал, что термометр вот-вот лопнет...
3. Конечно, пришедшие с Востока завоеватели были той «холодной» силой, которая положила конец этому «перегреву», хотя и весьма разрушительными средствами. После этого началась следующая 370-летняя «большая эпоха» русской истории. К концу которой температура конкуренции внутри правящего класса вновь приблизилась к точке кипения.
Тут мы можем обратить внимание на другое характерное свойство отживающего класса: крайнее ослабление верховной власти. Иван Грозный вспоминал об ограничениях, наложенных на него боярством: «Даже в малейших и незначительных делах, мне ни в чём не давали воли: как обуваться, как спать - всё было по их желанию, я же был, как младенец... Потом утвердилось: если я попробую возразить хоть самому последнему из советников... меня обвиняют в нечестии... а если не соглашусь - пагуба моей душе и разорение царству!». «На словах я был государь, а на деле нисколько не властвовал». «Вы ведь называете гонением, - добавлял царь, обращаясь к боярам, - если я не хочу, подобно ребёнку, быть в вашей воле».
Правда, тот же самый Иван Грозный попытался вырваться из пут этих ограничений, но для этого ему пришлось вполне предсказуемо опереться на «холодную» силу - новое дворянство, зародыш которого представляла собой опричнина. Противостояние опричнины и земщины - не что иное, как противостояние отмирающего старого боярства и нового абсолютистского дворянства.
4. Именно дворянство, разумеется, после Смуты стало основой нового государства, дома Романовых, которое позднее получило название Российской империи. Пётр I, окончательно утвердивший в России господство дворянства, по свидетельству современников, одевался очень просто, даже бедно - не стыдился носить штопанные чулки, стоптанную обувь. По замечанию князя Михаила Щербатова, одеяние Петра «было всё так просто, что и беднейший человек ныне того носить не станет».
Кстати, князь Михаил Щербатов (1733-1790) - весьма интересная и характерная фигура своей эпохи. С одной стороны - успешный придворный сановник, а с другой - автор критического сочинения «О повреждении нравов в России», которое смогло быть напечатано только в 1858 году в Лондоне, в Вольной русской типографии А.И. Герцена. В нём князь осуждал происшедшее в России со времён Петра Первого, по его мнению, «повреждение нравов», которое в двух словах описывается так: «Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ею место лестию и самством наполнилось». Иначе говоря, он критиковал неуклонно происходивший со времён Петра Первого «нагрев» правящего сословия в России, и его отказ от аскетизма. Хотя мы уже знаем, что это - просто разные стороны одного и того же явления.
Князь Михаил Щербатов (1733-1790)
Характерная цитата из труда М. Щербатова: «Двор, подражая или, лутче сказать, угождая императрице, в златотканныя одежды облекался; вельможи изыскивали в одеянии всё, что есть богатее, в столе всё, что есть драгоценнее, в пище, что реже, в услуге возобновя древнею многочисленность служителей, приложили к оной пышность в одеянии их. Екипажи возблистали златом, дорогие лошеди, не столько для нужды удобные, как единственно для виду, учинились нужные для вожения позлащённых карет. Домы стали украшаться позолотою, шёлковыми обоями во всех комнатах, дорогами меблями, зеркалами и другими. Всё сие составляло удовольствие самым хозяевам, вкус умножался, подражание роскошнейшим народам возрастало и человек делался почтителен по мере великолепности его житья и уборов». «Испекли законы, правами дворянскими и городовыми названные, которые более лишение, нежели дание прав в себе вмещают и всеобщее делают отягощение народу».
К этой критике со стороны князя очень примыкает и критика, ещё более публичная, со стороны Дениса Фонвизина (1745-1792), который добавлял ещё такие штрихи о дворянстве той (екатерининской) эпохи: «Я видел множество таких, которые служат... для того только, чтобы ездить на паре. Я видел множество других, которые пошли тотчас в отставку, как скоро добились права впрягать четверню». Выразительная картинка растущей внутриклассовой конкуренции! Пьеса Фонвизина «Недоросль» - это своего рода критический манифест со стороны старого, петровского дворянства (представителем которого мыслил себя Фонвизин) в отношении эпохи Екатерины II. Один из главных героев произведения под знаковым именем Стародум, выражающий взгляды старшего поколения дворянства, говорит: «Я говорю без чинов. Начинаются чины, перестаёт искренность... Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашёл и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы; тогда не знали ещё заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нынче многие не стоят одного...» Фонвизин не стеснялся высмеивать даже императорский манифест о вольности дворянства, освободивший дворян от обязательной службы. Героиня «Недоросля», помещица-самодурка Простакова, возмущённо восклицает: «Дворянин, когда захочет, и слуги высечь не волен; да на что ж дан нам указ о вольности дворянства?».
Денис Фонвизин (1733-1790)
Но была и противоположная «партия», которая, напротив, отстаивала все эти перемены и считала их благодетельными. Среди её ярких представителей - княгиня Екатерина Дашкова (1743-1810), соратница Екатерины II. Согласно её мемуарам, однажды её собеседник-иностранец заметил о Петре I, что «монарх, работающий самолично на верфи, представляет великолепное зрелище». «Я убеждена, что вы говорите это шутя, - твёрдо возразила Дашкова, - так как сами знаете, что время монарха слишком драгоценно, чтобы тратить его на работы простого мастерового».
Екатерина Дашкова (1743-1810)
Дашкова развернула эту свою критику Петра I и более подробно, согласно её собственным мемуарам, сказав в том же разговоре: «Он был гениален, деятелен и стремился к совершенству, но он был совершенно невоспитан и его бурные страсти возобладали над его разумом. Он был вспыльчив, груб, деспотичен и со всеми обращался как с рабами, обязанными всё терпеть; его невежество не позволяло ему видеть, что некоторые реформы, насильственно введённые им, со временем привились бы мирным путём в силу примера и общения с другими нациями... Он почти всецело уничтожил свободу и привилегии дворян и крепостных; у последних он отнял право жалобы в суд на притеснения помещиков. Он ввёл военное управление, самое деспотическое из всех, и, желая заслужить славу создателя, торопил постройку Петербурга весьма деспотичными средствами: тысячи рабочих погибли в этом болоте, и он разорил дворян, заставляя их поставлять крестьян на эти работы и строить себе каменные дома в Петербурге; это было ужасно тяжело... При Екатерине II город увеличился в четыре раза и украсился великолепными строениями, и всё это совершилось без насилия, поборов и не вызывая неудовольствия».
Николай Неврев (1830-1904). «Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей, патриархом Адрианом и учителем Зотовым». 1903
Впрочем, остановимся на этом. Сказанного достаточно, чтобы понять, что к концу романовской эпохи дворянство являло практически полную противоположность тому, что оно представляло собой в эпоху Петра. Это выражалось даже внешне: если Пётр I брил бороды боярам и надевал на них европейские костюмы, то теперь сам государь и самодержец не стеснялся носить бороду и облекаться в костюм допетровской эпохи на «исторических балах» в Зимнем дворце. Так сказать, отрицание отрицания в чистом виде. Что и не замедлило сказаться вскоре...
Николай II в костюме царя Алексея Михайловича. 1903
(Продолжение следует)
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ