Немного про исповедь
Попытаюсь ответить на вопрос в комментах.
Каждый священник постепенно устанавливает удобные для него правила и условия служения. Конечно по силам и возможностям. В том числе обстоятельства и практику исповеди. В нашем спальном районе исповедь больше всего требует сил и времени, порой приходится надолго оставаться после вечерних служб или назначать время в дежурства. Кроме личных привычек, конечно существуют и местные обычаи почти на каждом приходе. Где ни бываю, всегда обращаю внимание на место, где происходит таинство и на то, как ведет себя священник.
Недавно в командировке в Моздоке увидел, как иерей исповедует у храма прямо на улице, установив разножку с крестом и евангелием на асфальт (хорошо на свежем воздухе). В селе Троицкое, недалеко от нашей дачи, настоятель соорудил в храме что то вроде сени, где можно и уединиться и в то же время немного видно, что происходит внутри (разумное и практичное решение). Меня всегда привлекает возможность спрятаться от глаз и ушей, поэтому ценю укромные уголки и закутки. Правда в праздники приходится считаться с тем, что толпы людей трудно поисповедать в закутках.
Священники по разному подходят к исповеди. Кто-то слушает, кто-то больше сам говорит, иные считают долгом научить, другие обличить, третьи жалеют, четвёртые шутят, бывает пытаются привлечь к себе, собирая вокруг паству, а случается батюшки равнодушны к этому, а то и намеренно отталкивают. Требуют или наоборот отвергают записки, настаивая, что бы говорили сами. Вообщем масса вариантов.
За семнадцать лет служения выработался у меня и личный вкус к таинству. Для себя определил, что исповеднику прежде всего не надо мешать, изредка стоит помочь неопытному, иногда подкорректировать, когда исповедь стремится превратиться в затяжную беседу. Порой приходится останавливать потоки слов, правда часто это не удается. Не люблю давать советы, изредка подбадриваю и часто жалею. Из того, что мне лично мешает- это телесная и визуальная близость к исповеднику. Случается, что в таинство привносятся душевные отношения через взгляды и всякие касания, чаще всего рук, тут уже бывает сложно удержать язык от ненужностей. Конечно, как и все наверное батюшки, страдаю от людей с исписанными тетрадками, а так же любящих пространно раскрывать обстоятельства и подробности. Скрупулезность на исповеди мне представляется психологической ловушкой, а то и психической болезнью. Такой Человек не уходит с исповеди с облегчением и утешением, а, наоборот, с тревогой, все ли я сказал. Отчасти это от неправильного на мой взгляд восприятия Бога. Не Отец Он, а Судья. В последние годы у меня стало созревать убеждение, что грех по настоящему только один- это забвение Бога, недоверие к Нему, все остальное проистекает из этого. Очень умиляюсь, когда человек просто говорит: каюсь или я не люблю Бога или ощущаю свою полную нечистоту. Всегда чувствуется настоящесть и не хочется больше ничего говорить. Когда принимаешь Бога прежде всего как Отца, то понимаешь, что много слов не нужно.
Поэтому на сей момент мой идеал техники исповеди-это кабинки подобно католическим, где можно хоть как то ограждаться от душевности во время таинства, а так же облегчить себе бремя выслушивания, сидя на мягком стульчике, я бы еще сделал для исповедников доску, на которую встают на колени, неровной жесткой и ребристой, что бы было больно и недолго стоять, правда сообразят и будут приносить подушечки.
Каждый священник постепенно устанавливает удобные для него правила и условия служения. Конечно по силам и возможностям. В том числе обстоятельства и практику исповеди. В нашем спальном районе исповедь больше всего требует сил и времени, порой приходится надолго оставаться после вечерних служб или назначать время в дежурства. Кроме личных привычек, конечно существуют и местные обычаи почти на каждом приходе. Где ни бываю, всегда обращаю внимание на место, где происходит таинство и на то, как ведет себя священник.
Недавно в командировке в Моздоке увидел, как иерей исповедует у храма прямо на улице, установив разножку с крестом и евангелием на асфальт (хорошо на свежем воздухе). В селе Троицкое, недалеко от нашей дачи, настоятель соорудил в храме что то вроде сени, где можно и уединиться и в то же время немного видно, что происходит внутри (разумное и практичное решение). Меня всегда привлекает возможность спрятаться от глаз и ушей, поэтому ценю укромные уголки и закутки. Правда в праздники приходится считаться с тем, что толпы людей трудно поисповедать в закутках.
Священники по разному подходят к исповеди. Кто-то слушает, кто-то больше сам говорит, иные считают долгом научить, другие обличить, третьи жалеют, четвёртые шутят, бывает пытаются привлечь к себе, собирая вокруг паству, а случается батюшки равнодушны к этому, а то и намеренно отталкивают. Требуют или наоборот отвергают записки, настаивая, что бы говорили сами. Вообщем масса вариантов.
За семнадцать лет служения выработался у меня и личный вкус к таинству. Для себя определил, что исповеднику прежде всего не надо мешать, изредка стоит помочь неопытному, иногда подкорректировать, когда исповедь стремится превратиться в затяжную беседу. Порой приходится останавливать потоки слов, правда часто это не удается. Не люблю давать советы, изредка подбадриваю и часто жалею. Из того, что мне лично мешает- это телесная и визуальная близость к исповеднику. Случается, что в таинство привносятся душевные отношения через взгляды и всякие касания, чаще всего рук, тут уже бывает сложно удержать язык от ненужностей. Конечно, как и все наверное батюшки, страдаю от людей с исписанными тетрадками, а так же любящих пространно раскрывать обстоятельства и подробности. Скрупулезность на исповеди мне представляется психологической ловушкой, а то и психической болезнью. Такой Человек не уходит с исповеди с облегчением и утешением, а, наоборот, с тревогой, все ли я сказал. Отчасти это от неправильного на мой взгляд восприятия Бога. Не Отец Он, а Судья. В последние годы у меня стало созревать убеждение, что грех по настоящему только один- это забвение Бога, недоверие к Нему, все остальное проистекает из этого. Очень умиляюсь, когда человек просто говорит: каюсь или я не люблю Бога или ощущаю свою полную нечистоту. Всегда чувствуется настоящесть и не хочется больше ничего говорить. Когда принимаешь Бога прежде всего как Отца, то понимаешь, что много слов не нужно.
Поэтому на сей момент мой идеал техники исповеди-это кабинки подобно католическим, где можно хоть как то ограждаться от душевности во время таинства, а так же облегчить себе бремя выслушивания, сидя на мягком стульчике, я бы еще сделал для исповедников доску, на которую встают на колени, неровной жесткой и ребристой, что бы было больно и недолго стоять, правда сообразят и будут приносить подушечки.