Прислужники оккупантов или идейные борцы?
Originally posted by slovo13 at Прислужники оккупантов или идейные борцы?
Юрий Епанчин
http://beloedelo.ru/researches/article/?53
Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны / сост. и отв. ред. О.В. Будницкий. М.: РОССПЭН, 2012. - 325 с.
Доктор исторических наук Олег Витальевич Будницкий известен многообразной широтой исследовательской проблематики. Он - автор монографий о терроризме в российском освободительном движении, о судьбе российских евреев в годы гражданской войны, о финансовом положении русской эмиграции. Теперь он представил хорошо документированную публикацию дневников и воспоминаний русских коллаборантов, сотрудничавших с немецкими оккупационными властями во Второй мировой войне.
Предметом рассмотрения новой публикации является идейный коллаборационизм, заключавшийся в том, что часть советских граждан искренне рассматривала гитлеровский порядок в качестве спасительного для России, шла на сотрудничество с оккупационными властями не из шкурных, а из идейных соображений. Авторы представленных дневника и воспоминаний - Лидия Осипова и Владимир Самарин - обличали сталинский режим не за страх, а за совесть, поскольку видели в нём главное зло для русского народа, в то время как внешнее вторжение считали временным явлением, с которым справиться будет легче, чем с «внутренним рабством». Авторы публикаций принадлежали к так называемой внутренней эмиграции в СССР. Внутренние эмигранты - «это люди мужественные, нередко с ярко выраженным политическим темпераментом и всегда с непреклонными политическими и нравственными убеждениями». Они «непримиримо отрицают и глубоко презирают» советский режим, прекрасно разбираются в его особенностях, делают «блестящие прогнозы» о шагах советского руководства. «Такое глубокое понимание сущности советской власти в России находит место только среди внутренних эмигрантов». Внутренние эмигранты составляют подпольную русскую культурную элиту: «Внутренняя эмиграция - замечательное явление русской культуры. Оно подспудно, как и многое другое в Советской России. Внутренняя эмиграция - это культурные катакомбы. Первая задача внутреннего эмигранта - это охранение своего внутреннего мира от искажающего воздействия большевистской стихии. Задача эта решается по-разному. Одни отгораживаются от этой стихии начисто. Нигде не служат, перебиваются кустарничеством. Не берут в руки газет. Не ходят в театры, чтобы не соприкасаться с советской драматургией; разве Чехова раз в год. Стараются не встречаться с людьми. Живут робинзонами в огромном городе. Другие вынуждены служить. Они стараются выбрать службу, как можно более далёкую от «актуальных задач» советской власти: пристраиваются куда-нибудь в музей или архив. Когда в университетах понадобилась латынь, пошли в преподаватели латинского языка. На службе надлежало быть исполнительным и по возможности незаметным работником. Носить маску серого, незначительного, не вызывающего интереса человека».
Подобное существование требовало невероятной бдительности и выдержки. За любое неосторожно сказанное слово можно было лишиться свободы и даже жизни. Добровольные стукачи могли написать донос по любому поводу (позариться на хорошие ботинки, просигналить о чтении подозрительных книг, заявить об антисоветских настроениях в связи с выключенной радиоточкой в коммуналке). Всю эту совковую сволочь необходимо было терпеть и ублажать. Образованным людям сталинский СССР представлялся преисподней, крайней степенью деградации человека, советская «юстиция» выглядела как беспощадная машина убийства: «Морлоки… Уж никаких статей теперь не говорят, чего стесняться в своём испоганенном отечестве. Жить среди этого невыносимо. Словно ходишь около бойни и воздух насыщен запахом крови и падали». Когда Иосиф Сталин заявил, что «жить стало лучше, жить стало веселей», Любовь Шапорина записала в дневнике: «Кругом умирают, бесконечно болеют, у меня впечатление, что вся страна устала до изнеможения, до смерти и не может бороться с болезнями. Лучше умереть, чем жить в постоянном страхе, в бесконечном убожестве, впроголодь. Очереди, очереди за всем. Тупые лица, входят в магазин, выходят ни с чем, ссорятся в очередях. Русский народ лежит на обеих лопатках, и «лежит на нём камень тяжёлый, чтоб встать он из гроба не мог». Лежит, кто пьяный, кто трезвый, но запуганный до потери человеческого облика». Типичный представитель «нового советского человека» описан в дневнике Лидии Осиповой. Это - комсомолка Катька Мамонтова. Малограмотная деваха слепо верила в «торжество коммунизма», уверяла, что «скоро все магазины будут даром раздавать». В ожидании скорого «светлого будущего» отлынивала от учёбы, не умела и не желала толком читать и считать, зато активно сотрудничала с «органами», выявляла «врагов народа», которые своим «вредительством» мешают наступлению обещанного изобилия.
Тотальная пропаганда, напротив, уверяла, что СССР - рай для людей труда, в то время как Запад - место бесправного «капиталистического рабства». Вымышленная картина мира замещала у советских людей реальное положение вещей. «Но замечательно то, что все вот такие жалельщики евреев в Германии или негров в Америке, или индусов в Индии никогда не помнят о своём русском раскулаченном мужике, которого на их же глазах вымарывали как таракана. Боже сохрани, чтобы я оправдывала гибель хоть кого-нибудь из человеков, но всё-таки становится страшно за человечество. Неужели страхом и пропагандой можно заткнуть рты, завязать глаза так, что люди даже и без намордников продолжают не видеть и не слышать».
Перед войной «настроения в стране не были совершенно однородными: они колебались от безоговорочного признания большевизма до безусловного отрицания его. Можно назвать несколько категорий тогдашнего отношения к режиму.
1. Люди, связанные с режимом общими преступлениями и общей ответственностью за них, одновременно разделяющие идеологию большевистского режима, а также люди, потерявшие идейную почву, но продолжавшие поддерживать его в силу тех же связей общей ответственности за совершаемые режимом злодеяния.
2. Люди, поддерживающие режим в силу чисто личных, шкурных соображений, боящиеся потерять со сменой режима своё привилегированное положение, материальное благополучие.
3. Люди, считавшие, что большевизм - явление русское, что Сталин защищает интересы России, а также люди, считавшие, что большевизм имеет некоторые недостатки, которые нужно исправить, но уничтожать большевизм не следует, ибо всякая попытка борьбы нанесёт ущерб интересам России.
4. Люди, считавшие большевизм злом, которое должно быть уничтожено по возможности без ущерба для России.
5. Люди, считавшие большевизм злом, которое должно быть уничтожено любой ценой.
6. Инертная масса антисоветская, ничего не предпринимавшая, а также инертная масса аполитическая, тоже ничего не предпринимавшая».
Понятно, что антисоветские силы находились по обе стороны фронта, но только представители пятой группы безоговорчно могли встать на позицию: «хоть с чортом, только против большевиков».
Надо сказать, что новой коммунистической «элите» было, что терять. Составленная из самых безграмотных слоёв народа, неспособная ни к какому производительному труду, она держалась исключительно на механизме насилия и демагогии. Весь антикультурный сброд сосредоточился в рядах коммунистической партии. Они готовы были разорвать любого, кто покусился бы на их монопольное властное положение, поскольку в нормально организованном обществе их специфические «таланты» никому бы не потребовались. Подобные бездари тщательно отбирались правящей большевистской верхушкой и целенаправленно расставлялись на руководящие посты. В. Самарин приводил характерные примеры из числа своих однокурсников: «Студент Л. говорил, что он вообще не может учиться, так как ничего не понимает. А между тем он, после того как ушёл из института, получил место инспектора Курского облоно по ликвидации неграмотности. Через два года я встретил его в Жуковском районе Орловской области. Он занимал место директора одной из средних школ и даже… преподавал русский язык и литературу в 6 классах. Что он преподавал, я до сих пор понять не могу: он был в буквальном смысле слова малограмотным, совершенно неразвитым человеком. Стоит ли говорить, что Л. был членом партии, до поступления в институт - активным комсомольским работником. По партийной линии он и получал назначения. Студент Б., который ушёл из института из-за своей малограмотности, тоже преподавал где-то на рабфаке литературу».
Все эти люди служили власти не из высоких коммунистических убеждений, а исключительно из нежелания потерять кормушку. С таким же рвением и с такой же тупостью они готовы были служить любой власти, в том числе и нацистской. В оккупации «те самые коммунисты, на которых русский народ не доносит, - непременно донесут обо всём и обо всех. И насчёт военных секретов они тоже не очень как будто секретничают, насколько мы уже тут слышим. А придут красные, они опять попадут на верхи. Да и у немцев они не на низах сидят. Скольких мы уже знаем бывших коммунистов, которые работают «не за страх, а за совесть» на немцев. Да не просто с ними сотрудничают, а все или в полиции, или в пропаганде. Что они беспринципны принципиально - это-то хорошо известно, и что для них нет никаких принципов, кроме волчьих, тоже известно».
В том-то и было основное различие между шкурниками, сотрудничавшими с гитлеровцами из низменных интересов, и идейными коллаборантами, что последние прежде всего преследовали интересы России, как они их понимали. Последовательные борцы с большевизмом рассчитывали на последующее возрождение России, на то, что с чужеземными оккупантами русскому народу будет легче справиться, чем со «своими» мерзавцами. Русские антибольшевики рассчитывали на создание Третьей силы, рассматривая в качестве таковой будущую власовскую армию, НТС и другие эмигрантские организации. Поэтому и коммунистическая власть расправлялась с подобными идейными врагами особенно жестоко. Специально для них советское правительство ввело публичную казнь через повешенье, заимствовав этот способ «устрашения» у гитлеровских оккупантов. Шкурников и приспособленцев советская власть считала менее опасными и добивалась их «перевоспитания», то есть превращала в своих верных псов.
Юрий Епанчин
http://beloedelo.ru/researches/article/?53
Свершилось. Пришли немцы!» Идейный коллаборационизм в СССР в период Великой Отечественной войны / сост. и отв. ред. О.В. Будницкий. М.: РОССПЭН, 2012. - 325 с.
Доктор исторических наук Олег Витальевич Будницкий известен многообразной широтой исследовательской проблематики. Он - автор монографий о терроризме в российском освободительном движении, о судьбе российских евреев в годы гражданской войны, о финансовом положении русской эмиграции. Теперь он представил хорошо документированную публикацию дневников и воспоминаний русских коллаборантов, сотрудничавших с немецкими оккупационными властями во Второй мировой войне.
Предметом рассмотрения новой публикации является идейный коллаборационизм, заключавшийся в том, что часть советских граждан искренне рассматривала гитлеровский порядок в качестве спасительного для России, шла на сотрудничество с оккупационными властями не из шкурных, а из идейных соображений. Авторы представленных дневника и воспоминаний - Лидия Осипова и Владимир Самарин - обличали сталинский режим не за страх, а за совесть, поскольку видели в нём главное зло для русского народа, в то время как внешнее вторжение считали временным явлением, с которым справиться будет легче, чем с «внутренним рабством». Авторы публикаций принадлежали к так называемой внутренней эмиграции в СССР. Внутренние эмигранты - «это люди мужественные, нередко с ярко выраженным политическим темпераментом и всегда с непреклонными политическими и нравственными убеждениями». Они «непримиримо отрицают и глубоко презирают» советский режим, прекрасно разбираются в его особенностях, делают «блестящие прогнозы» о шагах советского руководства. «Такое глубокое понимание сущности советской власти в России находит место только среди внутренних эмигрантов». Внутренние эмигранты составляют подпольную русскую культурную элиту: «Внутренняя эмиграция - замечательное явление русской культуры. Оно подспудно, как и многое другое в Советской России. Внутренняя эмиграция - это культурные катакомбы. Первая задача внутреннего эмигранта - это охранение своего внутреннего мира от искажающего воздействия большевистской стихии. Задача эта решается по-разному. Одни отгораживаются от этой стихии начисто. Нигде не служат, перебиваются кустарничеством. Не берут в руки газет. Не ходят в театры, чтобы не соприкасаться с советской драматургией; разве Чехова раз в год. Стараются не встречаться с людьми. Живут робинзонами в огромном городе. Другие вынуждены служить. Они стараются выбрать службу, как можно более далёкую от «актуальных задач» советской власти: пристраиваются куда-нибудь в музей или архив. Когда в университетах понадобилась латынь, пошли в преподаватели латинского языка. На службе надлежало быть исполнительным и по возможности незаметным работником. Носить маску серого, незначительного, не вызывающего интереса человека».
Подобное существование требовало невероятной бдительности и выдержки. За любое неосторожно сказанное слово можно было лишиться свободы и даже жизни. Добровольные стукачи могли написать донос по любому поводу (позариться на хорошие ботинки, просигналить о чтении подозрительных книг, заявить об антисоветских настроениях в связи с выключенной радиоточкой в коммуналке). Всю эту совковую сволочь необходимо было терпеть и ублажать. Образованным людям сталинский СССР представлялся преисподней, крайней степенью деградации человека, советская «юстиция» выглядела как беспощадная машина убийства: «Морлоки… Уж никаких статей теперь не говорят, чего стесняться в своём испоганенном отечестве. Жить среди этого невыносимо. Словно ходишь около бойни и воздух насыщен запахом крови и падали». Когда Иосиф Сталин заявил, что «жить стало лучше, жить стало веселей», Любовь Шапорина записала в дневнике: «Кругом умирают, бесконечно болеют, у меня впечатление, что вся страна устала до изнеможения, до смерти и не может бороться с болезнями. Лучше умереть, чем жить в постоянном страхе, в бесконечном убожестве, впроголодь. Очереди, очереди за всем. Тупые лица, входят в магазин, выходят ни с чем, ссорятся в очередях. Русский народ лежит на обеих лопатках, и «лежит на нём камень тяжёлый, чтоб встать он из гроба не мог». Лежит, кто пьяный, кто трезвый, но запуганный до потери человеческого облика». Типичный представитель «нового советского человека» описан в дневнике Лидии Осиповой. Это - комсомолка Катька Мамонтова. Малограмотная деваха слепо верила в «торжество коммунизма», уверяла, что «скоро все магазины будут даром раздавать». В ожидании скорого «светлого будущего» отлынивала от учёбы, не умела и не желала толком читать и считать, зато активно сотрудничала с «органами», выявляла «врагов народа», которые своим «вредительством» мешают наступлению обещанного изобилия.
Тотальная пропаганда, напротив, уверяла, что СССР - рай для людей труда, в то время как Запад - место бесправного «капиталистического рабства». Вымышленная картина мира замещала у советских людей реальное положение вещей. «Но замечательно то, что все вот такие жалельщики евреев в Германии или негров в Америке, или индусов в Индии никогда не помнят о своём русском раскулаченном мужике, которого на их же глазах вымарывали как таракана. Боже сохрани, чтобы я оправдывала гибель хоть кого-нибудь из человеков, но всё-таки становится страшно за человечество. Неужели страхом и пропагандой можно заткнуть рты, завязать глаза так, что люди даже и без намордников продолжают не видеть и не слышать».
Перед войной «настроения в стране не были совершенно однородными: они колебались от безоговорочного признания большевизма до безусловного отрицания его. Можно назвать несколько категорий тогдашнего отношения к режиму.
1. Люди, связанные с режимом общими преступлениями и общей ответственностью за них, одновременно разделяющие идеологию большевистского режима, а также люди, потерявшие идейную почву, но продолжавшие поддерживать его в силу тех же связей общей ответственности за совершаемые режимом злодеяния.
2. Люди, поддерживающие режим в силу чисто личных, шкурных соображений, боящиеся потерять со сменой режима своё привилегированное положение, материальное благополучие.
3. Люди, считавшие, что большевизм - явление русское, что Сталин защищает интересы России, а также люди, считавшие, что большевизм имеет некоторые недостатки, которые нужно исправить, но уничтожать большевизм не следует, ибо всякая попытка борьбы нанесёт ущерб интересам России.
4. Люди, считавшие большевизм злом, которое должно быть уничтожено по возможности без ущерба для России.
5. Люди, считавшие большевизм злом, которое должно быть уничтожено любой ценой.
6. Инертная масса антисоветская, ничего не предпринимавшая, а также инертная масса аполитическая, тоже ничего не предпринимавшая».
Понятно, что антисоветские силы находились по обе стороны фронта, но только представители пятой группы безоговорчно могли встать на позицию: «хоть с чортом, только против большевиков».
Надо сказать, что новой коммунистической «элите» было, что терять. Составленная из самых безграмотных слоёв народа, неспособная ни к какому производительному труду, она держалась исключительно на механизме насилия и демагогии. Весь антикультурный сброд сосредоточился в рядах коммунистической партии. Они готовы были разорвать любого, кто покусился бы на их монопольное властное положение, поскольку в нормально организованном обществе их специфические «таланты» никому бы не потребовались. Подобные бездари тщательно отбирались правящей большевистской верхушкой и целенаправленно расставлялись на руководящие посты. В. Самарин приводил характерные примеры из числа своих однокурсников: «Студент Л. говорил, что он вообще не может учиться, так как ничего не понимает. А между тем он, после того как ушёл из института, получил место инспектора Курского облоно по ликвидации неграмотности. Через два года я встретил его в Жуковском районе Орловской области. Он занимал место директора одной из средних школ и даже… преподавал русский язык и литературу в 6 классах. Что он преподавал, я до сих пор понять не могу: он был в буквальном смысле слова малограмотным, совершенно неразвитым человеком. Стоит ли говорить, что Л. был членом партии, до поступления в институт - активным комсомольским работником. По партийной линии он и получал назначения. Студент Б., который ушёл из института из-за своей малограмотности, тоже преподавал где-то на рабфаке литературу».
Все эти люди служили власти не из высоких коммунистических убеждений, а исключительно из нежелания потерять кормушку. С таким же рвением и с такой же тупостью они готовы были служить любой власти, в том числе и нацистской. В оккупации «те самые коммунисты, на которых русский народ не доносит, - непременно донесут обо всём и обо всех. И насчёт военных секретов они тоже не очень как будто секретничают, насколько мы уже тут слышим. А придут красные, они опять попадут на верхи. Да и у немцев они не на низах сидят. Скольких мы уже знаем бывших коммунистов, которые работают «не за страх, а за совесть» на немцев. Да не просто с ними сотрудничают, а все или в полиции, или в пропаганде. Что они беспринципны принципиально - это-то хорошо известно, и что для них нет никаких принципов, кроме волчьих, тоже известно».
В том-то и было основное различие между шкурниками, сотрудничавшими с гитлеровцами из низменных интересов, и идейными коллаборантами, что последние прежде всего преследовали интересы России, как они их понимали. Последовательные борцы с большевизмом рассчитывали на последующее возрождение России, на то, что с чужеземными оккупантами русскому народу будет легче справиться, чем со «своими» мерзавцами. Русские антибольшевики рассчитывали на создание Третьей силы, рассматривая в качестве таковой будущую власовскую армию, НТС и другие эмигрантские организации. Поэтому и коммунистическая власть расправлялась с подобными идейными врагами особенно жестоко. Специально для них советское правительство ввело публичную казнь через повешенье, заимствовав этот способ «устрашения» у гитлеровских оккупантов. Шкурников и приспособленцев советская власть считала менее опасными и добивалась их «перевоспитания», то есть превращала в своих верных псов.